скачать книгу бесплатно
Холодно посмотрев на него, женщина ответила: «Да ладно. Не надо было их им давать».
Десять лет спустя грабитель оказался в квартире, выставленной для показа. У него никогда не было таких денег, чтобы женщине в банке приходилось объяснять ему, что такое моральный риск, но мама часто говорила: «Если хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах», – а иногда это примерно одно и то же. Когда мама сказала это впервые, грабителю было семь лет – возможно, слишком рано для такого возраста, потому что в конечном счете это значит примерно следующее: жизнь может пойти как угодно, но скорей всего, к чертовой матери. Это ясно даже ребенку. И даже ребенку ясно: если мама говорит, что не любит загадывать наперед, и даже если она не планирует напиться, то напивается она так часто, что это нельзя назвать случаем. Ребенок пообещал себе, что никогда не будет пить и никогда не станет взрослым, но выполнил обещание только наполовину. К сожалению, всем нам приходится становиться взрослыми.
А что же моральный риск? Ребенок понял это накануне Рождества того же года, на кухне, когда мама, опустившись на корточки и покачиваясь, обняла его, так что пачка сигарет оказалась у него на голове. Мама икала в рыданиях: «Не сердись, пожалуйста, не ругай меня, это ведь не моя вина». Сначала ребенок не понял, в чем дело, но постепенно до него стало доходить, что, видимо, это как-то связано с тем, что каждый день после школы ребенок продавал газеты, а потом отдал все деньги маме, чтобы она могла купить еды для рождественского стола. Ребенок посмотрел маме в глаза, блестевшие от алкоголя и слез, опьянения и презрения к самой себе. Она плакала в объятиях ребенка. На кухне, полной пустых бутылок и без намека на рождественское угощение. Мама шептала: «Не надо было давать мне деньги». Так она впервые просила прощения у ребенка.
Грабитель часто об этом вспоминал. Не с ужасом, а удивляясь, как после всего этого можно не возненавидеть свою маму. Ему по-прежнему казалось, что она не виновата.
В феврале их вышвырнули из квартиры, и грабитель пообещал себе, что у него никогда не будет детей, и все же дети у него появились. Тогда он пообещал, что никогда не будет таким непредсказуемым родителем. Он не из тех, кто не в состоянии повзрослеть, научиться платить по счетам, найти жилье себе и своим детям.
И Бог посмеялся.
Человек на мосту написал женщине в банке, которая говорила ему о моральном риске. Он записал ровно то, что должен был ей сказать. А затем прыгнул. Женщина из банка носила это письмо в сумке в течение десяти лет. А затем повстречала грабителя.
Глава 20
Первыми полицейскими, прибывшими к дому с заложниками, на место, оказались Джим и Джек. Дело было не в их компетенции, а в размерах городка: других полицейских поблизости не имелось, тем более за день до Нового года. В участке любили шутить, что если попробуешь вызвать подкрепление, то в ответ по рации тебе сообщат, что оно ушло в туалет и перезвонит позже.
А журналисты, понятное дело, уже собрались на месте. Хотя, возможно, по большей части это были соседи и любопытные – сегодня трудно понять, журналист ты или нет, потому что все фотографируют, снимают видео и документируют всю свою жизнь так, словно у каждого есть своя телепрограмма. Все в ожидании смотрели на Джима и Джека, как будто полицейские уж точно знают, что надо делать. Но они не знали. В этом городе никогда не брали заложников и не грабили банки, особенно в последнее время, когда появились банки с безналичным расчетом.
– Как думаешь, что делать? – спросил Джек.
– Я? Не знаю, это ты обычно все знаешь, – честно ответил Джим.
Джек растерянно посмотрел на него:
– Я никогда не имел дела с захватом заложников.
– Я тоже, сынок. Но ты ведь проходил этот курс? Где учат слушать.
– Активное слушание, – пробормотал Джек.
Да, курс был очень хороший, но Джек не знал, как применить полученные знания в данный момент.
– Ну да, – кивнул Джим. – Тебя там учили, как говорить с преступником, который взял заложников?
– Да, но чтобы слушать, нужен тот, кто будет говорить, а как нам установить контакт с преступником? – спросил Джек. Ведь они не получили от него никаких сообщений, он не требовал выкуп. Никаких зацепок. Кроме того, Джек понимал, что будь этот курс активного слушания так хорош, как утверждал их инструктор, то у него бы уже была девушка.
– Не знаю, – признался Джим.
Джек вздохнул:
– Папа, ты ведь работаешь полицейским всю свою жизнь, у тебя должен быть хоть какой-то опыт?
И тогда Джим попытался сделать вид, что у него, само собой, есть опыт, потому что папы должны объяснять своим сыновьям, как устроен мир, ведь в ту секунду, как мы перестаем это делать, уже не дети находятся под нашей ответственностью, а мы переходим под их. Поэтому папа прокашлялся, отвернулся и достал телефон. Он стоял так довольно долго в надежде, что сын ни о чем не спросит. Но тот спросил.
– Папа, – сказал Джек, заглядывая ему через плечо.
– Мм? – сказал Джим.
– Ты что, серьезно гуглишь «Что делать при захвате заложников»?
– Типа того.
Джек застонал и, согнувшись, оперся о колени. Проворчал себе под нос, что знает, что именно в скором времени скажет его начальство и начальство его начальства, когда позвонят сюда. Это будут самые ужасные слова, которые только известны Джеку.
– Может, позвоним стокгольмцам и попросим о помощи?
– Разумеется, разве мы когда-нибудь справлялись с чем-то без посторонней помощи? – Джим поднял взгляд на квартиру, где скрывался преступник. Выругался. С чего-то же надо начать, за что зацепиться?
– Папа? – вздохнул наконец Джек.
– Что, сынок? – спросил Джим.
– Что написано в Гугле?
Джим зачитал вслух, что для начала надо установить личность преступника. И узнать его требования.
Глава 21
Итак. Грабитель напал на банк. Подумайте теперь об этом.
К вам оно, понятное дело, никакого отношения не имеет. Как и человек на мосту. Вы ведь нормальный порядочный человек, который не собирается грабить банк. Нормальные люди знают, что есть вещи, которые ни при каких обстоятельствах делать нельзя. Нельзя врать, воровать, убивать, кидать камни в птиц. Это все знают.
Разве что в лебедей, потому что они пассивно-агрессивные засранцы. Но в других птиц нельзя. И врать тоже нельзя. Впрочем… ну, иногда все-таки приходится врать. Когда, например, ребенок спрашивает тебя: «Откуда так вкусно пахнет? ТЫ ЕЛ КОНФЕТЫ?» Но уж воровать и убивать-то точно нельзя, уж это все знают.
А если это Гитлер? Если ты вернулся в прошлое на машине времени? Да, Гитлера убить можно. Иногда приходится убить одного человека, чтобы спасти жизнь миллионам и избежать мировой войны, это всем ясно. Но скольких людей надо спасти, чтобы получить право убить человека? Миллион? Сто пятьдесят? Двух? Или одного? Точного ответа на этот вопрос не существует.
Возьмем пример попроще. Можно ли воровать? Нет, нельзя. Это все знают. Но ведь можно украсть чье-то сердце, это так романтично. А можно украсть губную гармошку у парней, которые играют на вечеринках, потому что это акт гражданского мужества. Или можно украсть что-нибудь маленькое, если оно тебе необходимо. Ничего страшного. А что-то побольше можно украсть? И кто в таком случае решает, что считать большим, а что маленьким? А если уж необходимо украсть, то как определить меру необходимости? Если чувствуешь, что все-таки украсть необходимо и это никому не повредит, то можно ли, например, ограбить банк?
Нет, все-таки банки грабить нельзя. Тут вы, конечно, правы. Вот вы никогда не ограбите банк, у вас с этим грабителем нет ничего общего.
Разве что страх. Все мы когда-либо боялись, вот и наш грабитель тоже. Наверное, потому, что и у него были маленькие дети и соответственно время поупражняться. Возможно, у вас тоже есть дети и вы знаете, что родителей не покидает страх оттого, что вы не знаете и не можете всего на свете и не справляетесь с этой жизнью. В конце концов мы привыкаем к постоянным провалам, и всякий раз, когда все-таки отвечаем детским ожиданиям, мы оказываемся потрясены. Вполне вероятно, что некоторые дети об этом знают. Поэтому время от времени понемногу идут нам навстречу в самых странных ситуациях, чтобы вдохнуть новую жизнь в наши легкие. Чтобы мы не пошли ко дну.
Но вот грабитель вышел утром из дома с рисунком в кармане, на котором были изображены обезьяна, лягушка и лось, – причем грабитель об этом не знал. Рисунок ему в карман положила нарисовавшая его девочка, дочь грабителя. У нее была старшая сестра, с которой, по идее, они должны были постоянно сражаться, как принято у сестер, но им это было почти несвойственно. Младшей разрешалось играть в комнате старшей – та не возражала. У старшей были дорогие сердцу вещи, которые младшая не портила из вредности. Когда сестры были маленькими, родители шепотом говорили: «За что нам такое счастье?» И они были правы.
После развода, в те дни, когда девочки жили у одного из родителей, по утрам в машине они слушали новости. Один из родителей попал в новостные сводки, но тогда они еще не знали, что именно он стал грабителем.
В те дни, что девочки жили у грабителя, они все вместе ездили в школу на автобусе. Они обожали ездить на автобусе и по дороге придумывали небольшие истории про сидящих впереди пассажиров: «Вон тот наверняка пожарный», – предполагал родитель. «А вон тот – инопланетянин», – говорила младшая дочь. Когда очередь доходила до старшей, она ОЧЕНЬ ГРОМКО выдвигала свою версию: «А он, возможно, убийца в розыске, и в рюкзаке у него может оказаться чья-нибудь голова!» Тогда сидевшим рядом теткам становилось не по себе, но сестры от этого только пуще смеялись, а родителю приходилось делать перед тетками серьезное лицо – мол, ничего смешного.
Почти всегда они опаздывали и бежали через мост до остановки на другой стороне, а когда автобус останавливался, они с хохотом кричали: «Лось бежит! Подождите лося!» – потому что ноги у их родителя были невероятно длинными по сравнению с телом, и на бегу это выглядело очень забавно. Пока сестры не появились на свет, этого никто не замечал, ведь дети воспринимают пропорции иначе, чем взрослые, возможно, потому, что им приходится смотреть на нас снизу вверх, а это самый невыгодный ракурс. Поэтому у сообразительных маленьких троллей так хорошо получается нас подкалывать. Они видят все слабые места. И все же каждый раз прощают нам наши проступки.
Странная штука: каким бы родителем ты ни был – хоть грабителем, хоть кем угодно еще, дети любят тебя несмотря ни на что. Поразительно, что уже взрослыми люди продолжают слепо верить в то, что их родители – умнейшие, забавнейшие и бессмертные. Возможно, это заложено природой – до определенного возраста дети любят родителей безусловно и безрассудно лишь по одной причине – за то, что мы их родители.
Тут надо отдать должное природе – придумано неплохо.
Грабитель никогда не называл своих девочек их настоящими именами. Пока ты живешь один, ты не замечаешь этого: именно те, кто дал детям их имена, реже всех называют их по имени. Тем, кого мы любим, мы даем ласковые прозвища – любовь требует особенных слов, которые принадлежат только нам. Грабитель всегда называл своих девочек, сообразуясь со своими ощущениями от того, как они впервые дали о себе знать в мамином животе – соответственно шесть и восемь лет назад. Одна там словно прыгала, другая, казалось, карабкалась. Одна – лягушка. Другая – мартышка. И лось, готовый ради них на все что угодно. Даже если это совсем идиотская затея. Возможно, несмотря ни на что, здесь у вас с грабителем есть что-то общее. В вашей жизни, наверное, тоже есть тот, ради кого вы готовы побыть идиотом.
Но все же вы по-прежнему не готовы ограбить банк. Конечно же, нет.
Но, возможно, вы были когда-нибудь влюблены? Когда-то это случается со всеми. От любви все совершают дурацкие поступки. Например, женятся. Заводят детей, живут счастливой семейной жизнью. По крайней мере, делают вид, что счастливы. Возможно, жизнь у них не такая уж счастливая, но вполне приличная. Да, у них настоящий приличный брак. Не может же человек непрерывно быть счастлив. На это и времени нет. Главное – день продержаться. Возможно, такие дни выдавались и у вас. И возможно, вам пришлось пережить столько таких дней, что одним прекрасным утром вы оглянулись и вдруг поняли, как одиноки, и обнаружили, что человек, с которым вы жили все это время, давно уже свернул с вашей общей дороги. Возможно, вы обнаружили ложь. Так было с грабителем. Возможно, вам признались в измене. А может, и нет. Но в любом случае вы понимаете, что такие вещи способны перевернуть жизнь.
Особенно если это не разовая измена, а интрижка за вашей спиной. Вас не просто однажды предали, вас обманывали день за днем. Изменить можно нечаянно, увлекшись, а продолжительные отношения надо тщательно планировать. Это, наверное, самое мучительное – от множества улик, которых вы все это время не замечали. А добило бы вас отсутствие серьезной причины для подобной неверности. Вы бы еще поняли, что это произошло от одиночества и тоски, «потому что ты все время работаешь и у тебя никогда нет времени, чтобы побыть вместе». Но когда слышишь объяснение типа: «Вообще, если честно, у меня отношения с твоим шефом», то как от такого оправиться? Получается, что, работая сверхурочно, вы сами и разрушили свою семью. И вот, после всего этого вы приходите в понедельник на работу, а шеф вам: «Н-да, ситуация для всех нас крайне неловкая, поэтому… может быть… тебе проще уволиться?» В пятницу у вас была семья и работа, в воскресенье вы стали безработным бомжом. Что делать? Нанять адвоката? Подать в суд?
Нет.
В ответ грабителю сказали: «Только не надо закатывать сцен. Не создавай проблем. Ради детей!» Грабитель смирился. Чтобы не быть неудобным родителем, пришлось съехать с квартиры, уйти с работы, зажмуриться и прикусить губу. Ради детей. Возможно, на его месте вы поступили бы так же. Однажды Лягушка сказала, что слышала в автобусе, как один взрослый говорил: «Любовь – это боль», а Мартышка добавила, что, наверное, поэтому на рисунках у сердца острый кончик. Как после этого объяснить им, что такое развод? Как рассказать об измене? Как сделать так, чтобы они не превратились в маленьких циников? Ведь влюбленность – такая волшебная, романтичная, возвышенная вещь… но любовь и влюбленность – вещи разные. Правда же? Разве может быть иначе? Никто, черт побери, не сумеет оставаться влюбленным на протяжении долгих лет. Когда человек влюблен, он не думает ни о чем другом – забывает о друзьях, работе, еде. Если бы мы были влюблены непрерывно, то умерли бы с голоду. А любовь – это влюбленность… время от времени. А потом пауза. Проблема в том, что все относительно, счастье держится на ожидании, и к тому же теперь у нас есть интернет. Мир непрерывно задает нам вопросы: «Так уж ли безупречна твоя жизнь? Что? В самом деле? Все прекрасно? А то смотри, если что, все можно изменить!»
Правда в том, что, если бы люди действительно были так счастливы, как выглядят в соцсетях, они бы не проводили столько времени в интернете, потому что тот, кто по-настоящему счастлив, не тратит полдня на то, чтобы делать селфи для соцсетей. Каждый может возделывать свой аккаунт, если у него достаточно удобрения, и, если по ту сторону забора трава кажется зеленее, значит, там просто полно навоза. Но сегодня это не играет роли, потому что мы научились требовать, чтобы каждый день был совершенно особенным. Каждый.
И вдруг оказывается, что мы живем не вместе, а просто рядом друг с другом. Одному из нас на протяжении многих лет кажется, будто в семье у него все хорошо. Или, по крайней мере, не хуже, чем у остальных. Ну, или хотя бы вполне сносно. Но вдруг оказывается, что другому нужно гораздо больше; того, что есть, ему не хватает, чтобы и день продержаться. Один из нас ходит из дома на работу и с работы домой, и там, и там максимально выкладывается. И вдруг оказывается, что другой тем временем выкладывается вовсе не для него, а для его шефа.
«Любить друг друга, пока смерть не разлучит нас» – разве мы не давали такую клятву? Разве не это мы обещали друг другу? Может, память нас подводит? «Или пока одному из нас не наскучит» – возможно, мы произнесли и эти слова?
Теперь Мартышка и Лягушка живут с одним из родителей и шефом, а грабителю жить негде. Потому что квартира записана на имя одного из родителей и грабитель не хочет устраивать скандал. И создавать проблемы. Но не так-то просто найти жилье в той части города – как и в любой другой части города и вообще в каком-либо городе, – если у тебя нет работы и денег. Человек не встает в очередь на жилье, имея семью, детей и безбедное существование, потому что не ждет, что однажды после обеда все потеряет. Самое противное в разводе не то, что время, потраченное на другого за эти годы, летит в тартарары, а то, что все планы на будущее катятся к чертовой матери.
Забудьте о покупке квартиры, сказал банк, – кто даст кредит человеку, у которого нет денег? Кредиты выдают только тем, кому они, по сути, не нужны. А где человеку, позвольте спросить, жить? Снимите квартиру, сказал банк. Но чтобы снимать квартиру, не имея работы, нужно внести залоговый депозит за несколько месяцев вперед. Но депозит возвращают только тогда, когда собираешься съехать. Какая тогда от него польза.
Затем пришло письмо от адвоката. В нем говорилось, что другой родитель Лягушки и Мартышки подал заявление на право воспитывать детей единолично, поскольку «в сложившейся ситуации, когда второй опекун не имеет жилья и дохода, иной выход не представляется возможным».
Другой родитель прислал грабителю имейл, в котором было написано: «Забери свои вещи». Это, понятное дело, означало, что можно забрать те вещи, которые остались после ревизии, проведенной другим родителем и бывшим шефом, после того как они забрали себе все стоящее, а все ненужное оставили тебе. Вещи хранятся в подвале, и как мы поступим? Лучше прийти туда поздно вечером, чтобы не встречать соседей и не позориться. И тут вы понимаете, что вам некуда идти со всеми вашими вещами. Вам негде переночевать, а на улице становится холодно, и вы остаетесь на ночь в подвале.
В чужом отсеке, который забыл запереть сосед, стоял ящик со старыми одеялами. Под одеялами лежал забытый игрушечный пистолет, и вы засыпаете, сжимая его в руке, – вдруг ночью в подвал ворвется какой-нибудь чокнутый, тогда будет чем пригрозить. Вы плачете, понимая, что вы и есть тот самый чокнутый.
На следующее утро вы складываете одеяла обратно в ящик, а пистолет оставляете себе, ведь вы не знаете, где будете ночевать этой ночью, – возможно, он вам пригодится. Так проходит неделя. Возможно, вы не знаете, каково жить такой жизнью, но и в вашей жизни бывали моменты, когда, глядя в зеркало, вы думали: «Моя жизнь могла бы сложиться иначе». Это страшно. И вот однажды утром человек совершает отчаянный поступок. Нет, конечно, вы никогда на такое не пойдете, речь не о вас. Вы бы сверились с законом, узнали бы о своих правах, положились бы на адвоката и обратились бы в суд. А может, и нет. Может, вы не захотели бы устраивать скандал на глазах у своих дочерей, ведь вы не тот родитель, который хочет создать проблемы, вы придумали бы что-то получше; вот был бы у вас хотя бы один маленький шанс, уж вы бы нашли способ все исправить и сделать так, чтобы все были счастливы.
И вот на горизонте маячит маленькая квартирка, прямо рядом с домом, где живут Лягушка и Мартышка, возле моста; квартирку можно снять через третьи или четвертые руки за шесть пятьсот в месяц, и вы думаете: «Мне бы выдержать хотя бы один месяц, за это время можно и работу найти, а если мне будет, где жить, тогда они не заберут у меня детей». Вы выгребаете оставшиеся крохи со счета, продаете все, что у вас есть, вам хватает, чтобы протянуть один месяц, и тридцать ночей кряду лежите и думаете, как бы наскрести на следующий месяц. Ничего не выходит.
Можно обратиться в муниципальное управление, это вполне логично. Но стоя перед дверью кабинета, вы вспомните собственную маму и то чувство, когда сидишь на казенной банкетке с бумажным номерком в руках, а внутри все сжимается при мысли о том, на какую ложь способен ребенок ради родителей. И сердце не позволит вам перешагнуть порог. Самый идиотский предрассудок тех, у кого есть все, по поводу тех, у кого нет ничего, состоит в том, что гордость якобы мешает последним просить о помощи. Чаще дело не в ней.
Пьяницы и наркоманы отменные вруны, но до своих детей им далеко. Их дочерям и сыновьям приходится то и дело как-то выкручиваться, выдумывать что-то правдоподобное и не слишком невероятное, прибегать к обыденному вранью, которое никто не станет проверять. Дети пьяниц и наркоманов никогда не станут говорить, что тетрадку с домашним заданием погрызла собака, – они скажут, что забыли дома рюкзак. Мама не пришла на родительское собрание не потому, что ее атаковали ниндзя, а потому, что задержалась на работе. Где она работает – не помню. Она заместитель. Старается изо всех сил, чтобы заработать на жизнь, вы ведь понимаете, папа от нас ушел. Дети знают, что надо сказать, чтобы не задавали лишних вопросов. Они знают, что тети из муниципалитета могут забрать их у мамы, если узнают, что она спалила предыдущую квартиру, потому что заснула с горящей сигаретой, или что она украла рождественский окорок в супермаркете. Поэтому, когда ее задерживает охранник, дети говорят: «Это я». Из-за ребенка полицию никто вызывать не будет, тем более на Рождество. Можно спокойно уйти домой со своей мамой, голодным, зато не одиноким.
Если вы когда-то были таким ребенком, то, когда у вас родились свои дети, вы никогда не позволите им пережить подобное. Ни при каких обстоятельствах им не понадобится лгать – это вы себе пообещаете. Поэтому вы не идете в муниципальное управление, ведь вас могут разлучить с вашими девочками. Вы соглашаетесь на развод и отказываетесь от борьбы за работу и квартиру, потому что не хотите, чтобы родители девочек воевали. Вы пытаетесь все устроить самостоятельно, и наконец вам выпадает удача: наперекор судьбе вы находите работу. Не то чтобы позволяющую жить, но выжить – да, хотя бы недолго. Это все, что вам требовалось, – один маленький шанс. Но тут оказывается, что первая зарплата выплачивается с задержкой в месяц – после того, как вы проработаете два месяца, и как назло именно в первый месяц вам совершенно необходимы эти деньги.
Вы идете в банк и умоляете дать вам кредит, чтобы дотянуть до первой зарплаты, но банк говорит, что так дело не пойдет, потому что работа у вас временная. Вас могут уволить в любой момент. Как тогда они получат обратно свои деньги? Ведь у вас ничего нет за душой! Вы пытаетесь объяснить, что, если бы деньги у вас были, вам был бы не нужен кредит, но банк не видит в этом никакой логики.
И что же вы делаете? Продолжаете бороться. Надеетесь, что все получится. Вскоре приходит новое письмо от адвоката. Вы не знаете, что делать, не знаете, куда обратиться, вы просто не хотите скандала. Подбегаете по утрам к автобусу в надежде, что девочки ничего не замечают, но это не так. Вы видите по их глазам, что они готовы торговать на улице рождественскими газетами и журналами, чтобы добыть для вас денег. Вы отвозите их в школу, открываете калитку, садитесь на бордюр и плачете, думая: «Лучше бы они меня не любили».
Всю свою жизнь вы говорили себе, что сами со всем справитесь. Вы никогда не будете человеком с проблемами. Не будете просить о помощи. И вот наступает сочельник, вы в отчаянии, потому что девочки будут встречать Новый год у вас. За день до Нового года вы кладете последнее письмо от адвоката, в котором говорится, что у вас заберут детей, в карман, а там уже лежит письмо от арендодателя, который обещает вышвырнуть вас из квартиры, если вы сегодня же не заплатите. Этого достаточно, чтобы окончательно выбить вас из колеи. И вот вам в голову приходит по-настоящему плохая идея. Вы смотрите на игрушечный пистолет, который похож на настоящий. Берете черную шапку, проделываете в ней дырки и натягиваете на голову, идете в банк, который отказал вам в кредите, потому что у вас не было денег, и собираетесь попросить у них шесть тысяч пятьсот крон на оплату квартиры. Как только вы получите зарплату, вы вернетесь в банк и отдадите эти деньги. «И как же вы собираетесь это сделать?» – спросит вас законопослушный человек. Но… н-да… так далеко вы пока не загадывали. Возможно, вы снова натянете черную шапку, возьмете игрушечный пистолет и заставите их взять деньги обратно. Вам нужно протянуть всего какой-то месяц. Один маленький шанс, чтобы решить все проблемы.
Но вот выясняется, что этот проклятый игрушечный пистолет, который выглядит как настоящий, и в самом деле настоящий. На лестнице у вас из кармана вылетает рисунок с лягушкой, мартышкой и лосем, а в квартире этажом выше ковер пропитался кровью.
Ваша жизнь могла бы сложиться иначе.
Глава 22
Это была не бомба.
Это была коробка с рождественскими гирляндами, которыми сосед украсил балкон к Рождеству. Вообще-то он хотел оставить их до Нового года, но поругался с женой, которая считала, что «в квартире и без того полно всяких лампочек, сам, что ли, не видишь? Почему мы не можем, как все нормальные люди, повесить обычные белые лампы? Неужели непременно все должно мигать и переливаться, как в борделе?» Тогда он пробормотал в ответ: «Ты бывала в борделях с гирляндами?» И тут она, удивленно вскинув брови, пожелала узнать: «А ты, значит, бывал в борделях и точно знаешь как…» Скандал закончился тем, что сосед попросту убрал проклятые гирлянды в коробку. Но на то, чтобы отнести коробку в подвал, его не хватило, и он поставил ее на лестнице у входа в квартиру. Потом они с женой уехали к ее родителям – встречать Новый год и продолжать разборки по поводу борделей. Коробка так и осталась стоять под дверью, – этажом ниже той квартиры, где произошел захват заложников. Когда в начале этой истории ничего не подозревавший почтальон поднимался по лестнице и вдруг увидел вооруженного грабителя, забегавшего в квартиру, выставленную для показа, то со всех ног поспешил вниз, по дороге споткнулся о коробку, провода гирлянд размотались по полу у него под ногами.
Это было не похоже на бомбу, ни в коем разе. Это было похоже на перевернутую коробку с рождественскими гирляндами. Из борделя. В защиту Джима скажем, что, возможно, это было нечто, напоминавшее бомбу, – особенно если ты всю жизнь слышал о бомбах, но никогда их не видел. И борделя тоже. Это как если ты очень боишься змей и, сидя в сортире, вдруг чувствуешь, как возле задницы пробегает легкий ветерок, – тут тебе сразу приходит в голову мысль: «ЗМЕЯ!» Это, конечно, совсем не логично, но где это видано, чтобы фобии подчинялись логике, – тогда бы они не были фобиями. Джим гораздо больше боялся бомб, чем рождественских гирлянд, а в таком случае мозг и глаза расходятся в оценках, в том-то и дело.
Оба полицейских стояли возле подъезда. Джим гуглил, что делать при взятии заложников, а Джек звонил владельцу квартиры, где прежде находились заложники, чтобы узнать, сколько человек могло быть внутри. Владельцем квартиры оказалась молодая мать, живущая в другом городе. Квартиру она получила в наследство и давно там не была. За показами она не следила. «Всем занимается мой риелтор», – сказала она. Затем Джек позвонил в участок и поговорил с женщиной из кафе, женой почтальона – он был первым, кто сообщил о грабителе. К сожалению, Джек узнал лишь, что грабитель «был маленьким и в маске! Не то чтобы совсем маленьким – в пределах нормы! Да, скорее в пределах нормы! Хотя… что значит норма?». Исходя из этой скудной информации, Джек попытался выработать план, но не успел, потому что раздался звонок от начальника, а как только у Джека появился план, за дело взялись начальник начальника и начальник начальника начальника, и все начальство, как и следовало ожидать, сошлось на том, что лучше, не мешкая, позвонить в Стокгольм. Все, кроме Джека, который хотел хоть раз в жизни справиться сам. Он предложил начальству, что лучше они с Джимом поднимутся по лестнице и попытаются установить контакт с грабителем. Начальство хоть и было настроено скептически, но согласилось, потому что Джек внушал доверие всем полицейским. Но рядом стоял Джим, который слышал, как начальство орет в телефонную трубку, что они «должны быть предельно осторожны! Надо проверить, нет ли взрывчатых веществ или еще какой дряни на лестнице – вдруг это никакой не захват заложников, вдруг это теракт! Вы видели людей с подозрительными сумками? Или бородами?». Джек на этот счет совершенно не беспокоился, он был слишком молод. В отличие от Джима, ведь у него был сын.
Лифт не работал, поэтому Джеку и Джиму пришлось подниматься по лестнице. По дороге наверх они звонили во все двери, чтобы проверить, не осталось ли кого в квартирах. Но дома никого не оказалось: за день до Нового года все, кто должен был быть на работе, работали, у остальных имелись занятия повеселее, а те, кто не относился ни к первым, ни ко вторым, услышали сирены, вышли на балкон, увидели внизу журналистов и полицейских и высыпали на улицу, чтобы узнать, в чем дело. (Впрочем, большинство из них больше боялось, что в доме змея, поскольку недавно в интернете прошел слух, что в соседнем городе в туалете многоквартирного дома обнаружили змею, – а теперь представьте уровень общего доверия к версии о захвате заложников.)
Когда Джек и Джим дошли до лестничной площадки, где валялась коробка с проводами от гирлянд, Джим в ужасе подскочил – и потянул спину (правду сказать, Джим недавно уже потянул ту же мышцу спины, когда внезапно чихнул, но все же). Он схватил Джека и прошипел: «БОМБА!»
Джек закатил глаза с таким видом, с каким это делают только непослушные сыновья, и сказал: «Это не бомба».
– Откуда ты знаешь? – спросил Джим.
– Бомбы выглядят по-другому, – ответил Джек.
– А вдруг тот, кто соорудил эту бомбу, и рассчитывал, что ты так подумаешь?
– Папа, перестань, это не…
Если бы это был просто коллега, Джим отпустил бы его. Наверное, недаром говорят, что отцам и сыновьям лучше не работать вместе. Джим сказал:
– Нет. Я звоню стокгольмцам.
Джек так до конца ему это и не простил.
Начальники, начальники начальников и другое вышестоящее начальство тотчас распорядились, чтобы полицейские вернулись на улицу и ждали подкрепления. Не так-то просто было найти это подкрепление, даже будь дело в большом городе, потому что кто станет грабить банк под Новый год? И кто будет брать в заложники людей во время показа квартиры? «И какого черта устраивать показ квартиры под Новый год?» – спросил один из начальников, и разговор по рации продолжался в том же духе. Затем Джеку позвонил специальный переговорщик, стокгольмец, и сообщил, что принимает эстафету. Он уже сидит в машине и будет на месте через пару часов, и Джек должен зарубить себе на носу, что от него требуется только «держать ситуацию под контролем», пока переговорщик не приедет. Выговор у переговорщика был явно не стокгольмский, но какая разница? Спросите Джека и Джима, они вам скажут, что стокгольмец – это не география, а диагноз. «Не все идиоты – стокгольмцы, но все стокгольмцы – идиоты», – говорили в участке. Что, разумеется, было крайне несправедливо. Ведь идиот может и поумнеть, а перестать быть стокгольмцем – вот это нет.
После переговоров с переговорщиком Джек разозлился даже больше, чем после беседы с отделом обслуживания в интернет-доставке. Джим, в свою очередь, винил себя, что сын потерял шанс поймать грабителя самостоятельно. Все их дальнейшие решения в течение всего дня будут продиктованы этими чувствами.
– Прости, сынок, я не хотел… – проговорил Джим упавшим голосом, не зная, как закончить предложение. Он не мог признаться в том, что, будь на месте Джека какой угодно другой мальчик, он бы поверил, что это вовсе не бомба. Но как рисковать, если это твой сын? Рисковать невозможно.
– Давай не сейчас, папа! – с досадой ответил Джек, потому что снова говорил по телефону с начальником начальника.
– Ну что мне сделать? – спросил Джим, которому стало необходимо почувствовать собственную необходимость.
– Можешь начать с опроса соседей этажом выше, куда мы не дошли из-за тебя и твоей «бомбы», и убедиться, что из квартир действительно вышли все! – прошипел Джек.
Джим подавленно кивнул и стал гуглить телефонные номера соседей. Сначала он позвонил владельцу квартиры, рядом с которой нашли бомбу. Трубку взял мужчина, сказавший, что он с женой в отъезде. Было слышно, как женский голос спросил «кто это?», на что мужчина гаркнул, что звонят из борделя. Джим не очень понял, что это значит, он просто спросил, есть ли кто-нибудь в квартире. Мужчина ответил «нет», и Джим решил не беспокоить его разговором о бомбе, а тому, конечно, и в голову не пришло сказать: «да, кстати, та коробка на лестнице – это рождественские гирлянды», а ведь это придало бы истории совсем другой поворот, но мужчина только спросил: «Что-то еще?» – на что Джим ответил: «Нет-нет, что вы», поблагодарил и повесил трубку.
Затем он позвонил владельцам квартиры с самого верхнего этажа, расположенной на той же лестничной площадке, что и квартира, где были взяты заложники. Хозяевами оказалась молодая пара, обоим едва исполнилось двадцать, они как раз разводились и съехали из квартиры. «Значит, в квартире пусто?» – с облегчением спросил Джим. Да, пусто. В ходе бесед с Джимом каждый из разводящихся счел необходимым сообщить ему о причинах развода. Экс-муж не мог пережить, что у нее такие уродливые ботинки, а экс-жене не нравилось, что он пускает слюни, когда чистит зубы, к тому же вообще-то обоим хотелось иметь партнера повыше ростом. Один рассказал, что отношения были обречены, поскольку ей нравилась кинза; и тут Джим спросил: «А вам не нравится?» – на что получил ответ: «Нравится. Но не до такой же степени!!!» Экс-жена рассказала, что они, поймите правильно, невзлюбили друг друга из-за того, что никак не могли подобрать соковыжималку такого цвета, который бы отражал индивидуальность каждого из них и вместе с тем был бы созвучен им как паре. Вот тогда-то они и поняли, что больше ни минуты не могут жить вместе, и возненавидели друг друга. Джим подумал, что у сегодняшней молодежи слишком большой выбор, в том-то вся и проблема; если бы все эти приложения для знакомств существовали во времена его молодости, жена Джима никогда бы его не встретила и не вышла бы за него замуж. Если выбирать все время, то никогда, черт побери, не сможешь выбрать, думал Джим. Живешь в постоянном стрессе: пока ты сидишь в туалете, твоя вторая половина листает Тиндер – свайп вправо, свайп влево, – и находит родственную душу. Того гляди, целое поколение заработает цистит – так и будет сидеть без штанов и ждать, пока что у партнера сядет батарейка в телефоне. Ничего этого Джим не сказал вслух, а только переспросил: «Так значит, в квартире… пусто?»
Оба подтвердили: да, пусто. Все, что там есть, – это соковыжималка неправильного цвета. После Нового года квартира будет выставлена на продажу через агентство недвижимости, название которого ни один из них не мог вспомнить: «Дурацкий нейминг, типа шутка юмора!» – сказал бывший муж. Бывшая жена подтвердила: «У того, кто так назвал агентство, с юмором даже хуже, чем у владельцев парикмахерских! Вы знаете парикмахерскую “Прическа, привет!”? Им в Книгу рекордов Гиннесса пора – за самое дебильное название!»
Джим положил трубку. Жаль, подумал он, что эта парочка разошлась, они друг друга стоят.
Он пошел к Джеку, собираясь пересказать разговор, но Джек шикнул:
– Не сейчас, папа! Ты с соседями поговорил?
Джим кивнул.
