скачать книгу бесплатно
Большим и указательным пальцем Дюрер бережно потер уголок холста:
– Не бойся, все будет отлично. Так сколько запрашиваем?
Дисмас окинул полотно оценивающим взглядом:
– Две сотни дукатов.
– Две сотни? За это?!
– Хорошая цена, Нарс.
– Уж лучше даром отдать. Я всю душу сюда вложил!
– Твоя душа прекрасна, спору нет. – Дисмас снова поглядел на плащаницу и вздохнул. – Ладно, попробую слупить триста. Но не гарантирую.
Дюрер скрестил руки на груди:
– Пятьсот дукатов и ни пфеннигом меньше.
– За такие деньги он потребует тело Христово.
– Ха! Он их за месяц отобьет. Истинный саван Христа! Народ повалит отовсюду. Магеллан развернется на полпути в Индию, чтобы посмотреть.
– Попросить пять сотен можно, но это не означает, что мы их получим.
– Пять сотен. И ни дукатом меньше, – заявил Дюрер, любуясь своей работой. – А Фридрих?
– Что – Фридрих?
– А он сколько даст?
– Тьфу на тебя! Как тебе только не совестно?! Я и так чувствую себя последней сволочью из-за этой вот… брехни. – Дисмас протянул Дюреру черновик письма. – А если твой фокус с исчезающими чернилами не сработает, я…
– Ладно, не зуди. Ты хуже Агнессы. – Дюрер прочел послание и хмыкнул: – Боже милостивый, ну и мерзкий же у тебя слог! Правописание, грамматика… Который год отираешься возле Фридрихового университета, а пишешь как последняя деревенщина.
– Прошу прощения, что это не соответствует вашим высоким стандартам, – парировал Дисмас.
– Что ж, сойдет и так, – хохотнул Дюрер. – Все равно Альбрехт обдристается от счастья, да так, что всю сутану обмарает.
– Остается лишь надеяться, что завязки архиепископского кошеля дадут такую же слабину, как архиепископское нутро.
9. Кесарю – кесарево
Спустя пять дней после вручения письма императорскому почтмейстеру Дисмас, тщательно упаковав сложенную в осьмушку плащаницу, неспешно направился в Виттенберг.
К середине второго дня пути, на подъезде к Байройту, за спиной Дисмаса раздался топот копыт. Шесть всадников, под началом Витца, лейтенанта Дрогобарда. Дисмас удовлетворенно отметил отсутствие ландскнехтов. Хороший знак. Альбрехт сообразил, что Дисмасу будет неприятно увидеть ландскнехтов в группе перехвата.
Дисмас с притворным удивлением оглядел отряд. Витц держался почтительно, однако же заявил, со всей мягкостью, на какую только способен солдафон, что архиепископ требует Дисмаса к себе. Безотлагательно.
– Зачем? – осведомился Дисмас.
Этого Витц сказать не мог. Дело государственной важности.
Дисмас изобразил замешательство. Он ведь направляется в Виттенберг. И тоже по делу государственной важности.
Витц стоял на своем. Не желая затягивать спектакль, Дисмас сказал, что раз дело и вправду такое срочное, то он, разумеется, согласен отправиться с ними к своему досточтимому покровителю.
После двух дней неустанной скачки они переправились через Рейн и устремились навстречу шпилям Майнца, сиявшим в лучах заката.
Дисмас гадал, чем Альбрехт объяснит свое бесцеремонное вмешательство в чужие планы. Вряд ли он, как обычно, воскликнет: «А, Дисмас!» – а потом заявит, что его шпионы перехватили послание Фридриху.
Во дворце архиепископа слуги спешно сгружали вещи с повозки Дисмаса. Кожаный футляр размером с большую Библию Дисмас оставил при себе. В футляре лежала плащаница.
– Дис-мас! Любезный кузен! Как мы рады вашему приезду! Вы не устали с дороги?
Дисмас опустился на колени, готовясь лобызнуть архиепископово кольцо.
– Бросьте, бросьте, все эти условности ни к чему, – сказал Альбрехт, поднимая его на ноги.
– Надеюсь, мой кузен в добром здравии? Лейтенант не смог объяснить, чем вызвана такая срочная необходимость в моем присутствии.
– Садитесь же! Вы, должно быть, утомились. Вина мастеру Дисмасу, – велел Альбрехт слуге.
Вино, и преотличное, немедленно подали и разлили по кубкам. Слуга удалился.
– Дисмас, до нас дошли сведения, что обнаружено кое-что интересное.
– Правда?
– Да. Плащаница.
– Неужели?
– С поистине великолепным провенансом, – улыбнулся Альбрехт.
– Любопытно.
– Судя по всему, ее происхождение относят к более ранней дате, чем появление Шамберийской плащаницы.
Дисмас с притворной неловкостью заерзал в кресле, хотя особенно притворяться и не приходилось.
– Невероятная новость. А позвольте полюбопытствовать, каким образом мой кузен добыл эти сведения?
– Ах, Дисмас, – снисходительно улыбнулся Альбрехт, – мы все-таки архиепископ Бранденбургский, Майнцский да еще и Гальберштадтский. Нам известно все, что происходит в наших владениях.
– Заботливый пастырь и впрямь должен приглядывать за паствой, – улыбнулся в ответ Дисмас. – Наверное, это очень утомительное занятие. Бескрайние угодья. Бесчисленные стада. Агнцы и козлища…
Альбрехт удивленно наморщил лоб:
– Неужели вас не взволновало это известие? Обнаружена священная реликвия, истинная погребальная пелена Господа нашего Иисуса Христа. – Альбрехт осенил себя крестным знамением.
Перекрестившись, Дисмас подтвердил:
– Разумеется, это потрясающая новость.
Теперь они смотрели друг на друга в упор.
– Бедный герцог Савойский, – вздохнул Дисмас.
– Почему это?
– Когда истинная плащаница будет явлена миру, то герцогская станет тем, чем и была с самого начала, – никчемным лоскутом. Кто же теперь потащится в Шамбери поклоняться отрезу холстины? Прощайте, паломники. Бедный герцог.
– Ага! Значит, мой кузен все-таки знает о новой плащанице?
Судя по смущенной гримасе на лице Дисмаса, он отчаянно старался не выдать тайну.
– Кузен, я попал в чрезвычайно щекотливое положение.
Альбрехт сочувственно кивнул:
– Ах, сын мой! Вы же знаете, что любовь наша к вам безгранична. Чем мы можем помочь? Доверьтесь нам, снимите бремя с души своей.
– Видите ли… упомянутая вами вещь… ну… Честно говоря, она при мне.
– Mirabile![3 - Невероятно! (лат.)]
– Но, к сожалению, я должен уведомить моего кузена, что предмет этот просватан.
– Как это просватан?
– Обещан курфюрсту Фридриху.
Альбрехт впился глазами в кожаный футляр, покоившийся рядом с Дисмасом:
– Дисмас, нам до?лжно лицезреть ее.
– Может быть, вам лучше ее не видеть, кузен? Иначе вы только…
– Что?
– Я опасаюсь, что это воспалит в моем кузене алкание…
– Изъясняйтесь по-человечески.
– Жажду обладать ею. От нее исходит великая сила…
– Дисмас, мы настаиваем.
– Как будет угодно моему кузену, – вздохнул Дисмас.
У стены стоял длинный стол из монастырской трапезной. Дисмас обмахнул столешницу, бережно опустил на нее футляр, расстегнул ремешки и осенил себя крестным знамением. Альбрехт перекрестился следом. Дисмас благоговейно развернул плащаницу и отступил в сторону:
– Ecce homo[4 - Се человек (лат.).].
Альбрехт ахнул.
Вечером они встретились за трапезой в покоях Альбрехта.
После осмотра плащаницы Дисмас, сославшись на усталость, оставил Альбрехта наедине со святыней, дабы распалить его алчбу.
Ужин подали превосходный. Изысканные яства следовали одно за другим, в сопровождении лучших вин из дворцовых погребов. Альбрехт то и дело наполнял кубок Дисмаса. Предвидя такой поворот событий, Дисмас загодя выпил плошку оливкового масла, чтобы умастить желудок и не опьянеть. Он притворился захмелевшим.
– Значит, плащаница обещана курфюрсту Фридриху?
– И да и нет. Да. Нет, – забормотал Дисмас. – То есть да. Можно сказать, обещана.
– Так да или нет?
Дисмас поднял кубок и заявил:
– А давайте выпьем? За Фридриха Мудрого, курфюрста Саксонии. За его здоровье, да будет оно долгим. И жизнь тоже.
– За Фридриха, – мрачно отозвался Альбрехт. – Так вот, плащаница. С какой стати она вдруг обещана Фридриху? Да и обещана ли? Мы не понимаем вас, Дисмас.
Дисмас на нетвердых ногах встал из-за стола, повернулся к плащанице и воздел кубок:
– А теперь за плащаницу… – Он сконфуженно осекся. – Кузен, а приличествует ли пить за саван Господа нашего Иисуса Христа? Вино достойное, спору нет…
– Да сядьте уже, Дисмас. – Альбрехт понемногу терял терпение. – Да-да, приличествует. За плащаницу. А скажите…
– Знаете, кузен, – перебил его Дисмас, – я всю свою мощедобытческую жизнь мечтал найти истинную плащаницу. И вот Всевышнему стало угодно, чтобы так оно и вышло. – Дисмас перекрестился. – И я предлагаю выпить за Господа Бога. Это приличествует, разумеется?
– Приличествует. Мы не сомневаемся, что Господь Бог возрадуется. А скажите, по какому праву Фридрих притязает на плащаницу?
– А ему всегда хотелось ее заполучить, – пожал плечами Дисмас и стукнул кулаком по столу. – И теперь он ее обретет! Винцо у вас превосходное, кузен.
– Я рад, что вам нравится. Вот, выпейте еще. Послушайте, вам ведь известно, что нам тоже всегда хотелось заполучить плащаницу. Совсем недавно мы просили вас договориться о приобретении шамберийской святыни.
– Совершенно верно. Просили. Да. Я помню. Да. – Он перегнулся через стол к архиепископу. – Вот что я вам скажу, кузен…
– Что?
– Как только я отвезу истинную плащаницу дядюшке Фридриху, то, если вам угодно, поеду в Шамбери, узнать, не согласится ли герцог Савойский расстаться со своей? – Дисмас рыгнул. – Ох, пардоньте. Сами понимаете, когда в Виттенберге выставят настоящую плащаницу, герцог Савойский сам захочет продать свою. – Дисмас погрозил пальцем. – Бьюсь об заклад, я сторгую ее за сходную цену. Скажу ему, мол, ваше савойство, теперь-то целый свет знает, что ваша плащаница – рухлядь, льняная тряпица, а настоящая – в Виттенберге. Нет, право, отличное винцо!
– Дисмас, послушайте нас. Нам не нужна савойская плащаница. Нам нужна вот эта. – Альбрехт указал на длинный стол.
– Знаю, знаю, – сочувственно вздохнул Дисмас. – Право же, мне жаль, что я пообещал ее дядюшке Фридриху, но теперь уж ничего не попишешь.
