скачать книгу бесплатно
Скромный детдомовец Саша пришел в потребкооперацию в 20 лет, первые два года поработал за баранкой грузовика, но потом был замечен и переведен на «Волгу» в качестве личного водителя шефа.
Надо сказать, что Наумыч давно относился к своему водителю по-отечески. И не только потому, что тот был круглым сиротой, этот факт, конечно же, накладывал отпечаток, но главным было то, что Бородин всегда мечтал о сыне, которому можно было бы передать по наследству дело всей жизни. Но не случилось – любящая жена Соня подарила ему трех очаровательных дочерей. Трудно представить, что когда-нибудь прелестные изящные барышни смогут подхватить весьма тяжелую торговую ношу. С первых дней появления Саши в конторе Марк узнавал в нем себя молодого, без чьей-либо поддержки, голодного до любой работы. Вот и сейчас, сев в машину, тут же заботливо спросил:
– Успел поесть?
– Не волнуйтесь, Марк Наумович.
– Знаю, что голоден, вот, возьми, жена докторской колбаски положила. Нам с тобой на дорожку.
– Спасибо, Марк Наумович!
Саша начальника уважал безмерно, потому как, несмотря на высокий пост, был он настоящим трудягой и простым мужиком, хоть выглядел элегантно и порой общался с разными уважаемыми людьми, надутыми от собственной значимости.
По пути они на ходу перекусили, запили питьевой водой и аккурат к началу рабочего дня оказались в столице.
– Ну не знаю, как тебе план спасти, Наумыч, не знаю! – бушевал председатель Коопсоюза в ответ на настойчивые предложения Бородина.
– Посмотри бумаги, Николаич, мне позарез надо, может, где-то что-то и отыщется!
– Ну нету! – продолжал орать Николаич, когда зазвонил громадный черный телефон.
– Соколов слушает. Где? Почему не отправили? Для кого оставляли? А что мне теперь с этим делать? Вы за это ответите!
Председатель положил трубку, несколько секунд размышлял молча, глядя в грустные глаза Бородину.
– Что случилось?
– Два вагона водки застряли! Постой… Ты в рубашке, что ли, родился? Договоришься с Климовичами? К утру справишься?
– Николаич, какой вопрос, выписывай!
С выписанными накладными Марк Наумович с Сашей пулей полетели в Климовичи, там договорились об экстренном переводе застрявших по неизвестной причине двух вагонов с водкой, и к следующему утру груз был в Оршицком райпотребсоюзе. Оставалось лишь развезти ящики с сорокаградусной по магазинам города. Так что и в этот раз, впрочем, как и всегда, нарисованный в высших утопических социалистических мечтах и спущенный до низу план был выполнен.
Следующим утром работавшие на предприятии ревизоры выявили в кассе райпотребсоюза большую недостачу. Стало понятно, что простым подписанием акта не отделаешься. Фима топал по коридору, чтобы сообщить Бородину это неприятное известие, но неожиданно столкнулся с Ефимом Шлесинбергом.
– Как свидание, тезка?
– Даже разговаривать не хочу с тобой!
– А что случилось? Тебе не удалось познакомиться поближе?
– Вера Андреевна передавала горячий привет с обещаниями, что тебе не поздоровится. Она не привыкла, что мужики ей отказывают!
– Вспомнил! Вера Андреевна, как я мог забыть! Я-то думал, ты меня заменишь!
– Слушай, мы же тезки, а не молочные братья! Как видишь, незаменимые есть, так что неприятности тебе обеспечены…
– Да ладно! – отшутился Фима, но на душе сразу стало гадко и тревожно. «Эта Вера Андреевна может мне испортить всю обедню! Вот ведь влип: казнить нельзя помиловать, понимаешь!» – подумал Фима, открывая дверь.
– Наумыч, ревизоры выявили недостачу в магазине.
– Сколько?
– Тысяча рублей с копейками.
– Как такую сумму можно не заметить, ты мне скажи? Кто бухгалтер? – вскипел Бородин из-за безалаберности.
– Вильма Акулина.
– Опять Вильма? В прошлый раз ее мало проучили? Уволю!
– Нельзя ее увольнять… Слишком много знает… И потом, сын у нее инвалид, муж спился совсем…
– И что же? Из-за этого можно воровать? Пусть придет ко мне.
Через полчаса рыжая кудрявая бестия бросилась в ноги Бородину, по случайности либо по хитрому умыслу на мгновенье неприлично оголив упругую грудь:
– Прости, Марк Наумыч, бес попутал!
– Ты и в прошлый раз прощения просила! Тебе прощение мое зачем? Совести ведь как не было, так и нет! Прикрываешься бедой, а срам весь наружу… Не плевать в колодец, из которого воду пить, тебя никто не учил? Пожалею опять, прощу, так ведь все равно рано или поздно в тюрьме окажешься… Кто тогда твоего сына…
Вильма залилась слезами, веснушчатая кожа на ее лице покраснела и вспухла, отчего Фима, наблюдавший сцену со стороны, брезгливо дернул плечом.
Бородин не выносил бабских истерик:
– Вот что: надо будет, Фима, по родственникам с ней поездить, деньги собрать, чтоб погасили срочно, нельзя до суда доводить. Нет, постой, я сам поеду!
– Как скажете, Марк Наумович!
Председатель Оршицкого райпотребсоюза, пропустив вперед Вильму, вышел из конторы, чтобы отправиться к ее родным дядям и тетям – убеждать собрать деньги для срочного погашения недостачи и недоведения дела до суда.
– Садись в машину, Акулина! Разве так дела делаются? Ты думаешь, я всегда буду прощать твои недостачи? Не сто рублей, тысяча… Женщина, ты плохо кончишь! – шеф не кричал, но от низкого и в то же время убийственного приглушенного его тона бросало в дрожь.
– Извините меня, я не знаю, как это… – всхлипнула красная подчиненная, а Бородин уже не слушал, отстраненно наблюдая за благоухающим бело-розовым садом, разведенным прямо у ворот потребительской конторы.
– Знаешь, Вильма, за ворованное всегда приходится отвечать дважды… Смотри, как яблони цветут в этом году! Будет знатный урожай!
С детства он любил цветущие сады, еще с тех пор, когда маленьким мальчиком довелось гостить у родственников на даче в Кунцево. И стоял там на горе двухэтажный деревянный особняк со всеми коммунальными удобствами. До революции это была дача банкира Адольфа Юнкера, а при советах там соорудили сельсовет. Особняк совсем не был похож на неказистую деревенскую избу, к которой так привык Марк. Величественная постройка изобиловала множеством открытых резных террас, на которых взрослые степенно пили чай, наслаждаясь ароматами цветущих плодовых деревьев. Как-то с мальчишками залез он в сад за яблоками. Марк испугался поначалу, что влетит от изловившего его сторожа, другим-то удалось убежать, однако старик отвел мальчишку на террасу, где смотрители сельсовета напоили его чаем с вареньем да угостили яблоками. На всю жизнь Марк запомнил тот стыд, который испытал за, казалось бы, невинное воровство яблок.
Сам Марк Наумович Бородин родился в бедной еврейской семье в белорусском местечке Славное через пять лет после Октябрьской революции. Родители его, простые труженики, без академических степеней и образования, слыли честными, добрыми и порядочными людьми. Шестерых детей, в том числе одного приемного, воспитывали в тяжелом труде. Марк с малолетства ездил с отцом на заготовку дров, косить сено, а сестры помогали матери в домашней работе. Как только началась война, девятнадцатилетний Марк, не дожидаясь грядущей оккупации Беларуси, моментально организовал отъезд родных на телеге с единственным узелком пожитков. Большой дружной семье пришлось покинуть дом с нажитым добром и скотиной, чтобы три месяца скитаться по лесам, прячась от фашистов и спасаясь от бомбежек. В конце концов семья Захара Бородина оказалась в эвакуации в Курганской области, а Марк с семью классами образования и полученной специальностью слесаря ушел на войну защищать Родину. За ним последовали приемный брат и сестра Зоя.
Марк служил в разведроте, на фронте вступил в ряды КПСС. Освобождал Украину, Румынию и Венгрию, дошел до Берлина, и когда худой и лопоухий парень с глубокими черными глазами возвратился домой, на его груди сияли три медали и орден «Красной Звезды». Оказалось, что во время войны дом в поселке Славное разбомбили, и вернувшейся из эвакуации семье пришлось на несколько месяцев поселиться в холодной землянке. Вскоре он стал председателем колхоза, поступил на заочное отделение Московского кооперативного техникума и женился на скромной девушке, которая в годы войны тоже бесстрашно сражалась с врагом. У Марка Наумовича и его жены Сони родились три дочери.
Талантливого руководителя, настоящего хозяина трудно было не заметить. Став председателем Толочинского райпотребсоюза Витебской области, Бородин быстро вывел некогда убыточное предприятие на ведущие рубежи. И тогда Марку Наумовичу предложили возглавить Оршицкий райпотребсоюз. Но ему ли бояться начинать все сначала?
Председатель Оршицкого райпотребсоюза объездил с водителем три семьи родственников кассира Акулиной, страстно убеждая их помочь Вильме избежать наказания и погасить выявленную недостачу. Кто сто рублей, кто двести – так и собралась половина необходимой суммы. Остальное Марк Наумович приказал доложить из своего личного «фонда» и отправился в заготовительную контору!
5
Заведующий овощным складом заготовительной конторы Ефим Ильич Рыжиков, услышав дребезжащий звонок телефонного аппарата, долго смотрел на него в раздумье: снимать трубку или нет. И все же настойчивость абонента взяла верх.
– Алло, Рыжиков у аппарата!
Услышав знакомый грубый женский голос, Фима вспотел.
– Да, Вера Андреевна, простите великодушно, позавчера я чертовски устал и заснул прямо в машине… Да не вру я… Ну зачем вы так? Помилуйте, голубушка…
Фима положил трубку, опустившись на стул. «Вот привязалась, как банный лист. И не похож я на мужчину ее мечты. Чего ей надобно? Отомстит она мне… как же», – бурчал себе под нос Фима, не заметив, как в кабинет зашел Бородин.
– Что, Фима, какие-то проблемы?
– Доброго здоровьица, Марк Наумыч, все хорошо.
– Огурцы привезли?
– Конечно!
– Веди! Показывай!
На овощном складе пахло свежестью – в небольших деревянных ящиках красовались крепкие весенние зеленые огурчики с пупырышками, появившиеся в заготовительной конторе на несколько недель раньше других регионов. В стране тотального дефицита система кооперации при умелом руководстве давала неплохие результаты.
– Сегодня же, Фима, отгружай и пускай в торговлю! Проконтролируй! Кто там тебе жизнь омрачает?
– Так я это, глупость по пьянке сморозил…
– Почему-то я не удивлен. Сам разберешься?
– Да-да, разберусь, не волнуйтесь!
– Смотри мне, глупость он сморозил! Меньше на баб заглядывайся при жене-красавице! Вот что: пока я по делам поезжу, ты тоже в командировку отправляйся, к празднику надо затариться, «фонд» пополнить, так сказать.
И правда, после обеда заслуженный работник советской торговли и общественного питания, обладатель двух почетных грамот Верховного Совета БССР Марк Наумович Бородин вместе со своим верным водителем отбыл в далекую поездку в Закарпатье. Путь предстоял неблизкий – руководителя, сумевшего за несколько лет из отстающего Оршицкого райпотребсоюза сделать передовое предприятие в системе кооперации СССР, пригласили на праздник кооператоров в Ужгород. Родись этот человек в другое время и в другой стране, заработал бы миллионы. А пока и ему было чему поучиться у коллег, живущих в приграничных западных районах Советского Союза.
За окном мелькали зеленые луга, серые деревенские постройки, их сменяли глубокие белорусские леса и озера.
– До чего красиво, Сашка! Глаз не оторвать! И почему в такой богатой стране люди живут, будто рук и ног у них нет?
– Почему же нет?
– В магазинах такое убожество, везде пустые полки, сплошные дефициты! Чего проще навести порядок в народном хозяйстве, ведь четверть века прошло, как война окончилась!
– Наумыч, это только у вас, если запланировали прирост полтора процента в год, он и получается. А другим ведь ничего не надо, только б на диване лежать!
– Ну, ты-то не лежишь на диване, всю жизнь, почитай, баранку крутишь!
– Мне скучно лежать на диване, хочется что-то доброе делать!
По мере продвижения на запад скромные деревянные белорусские хаты сменились традиционными украинскими с крышей, покрытой соломой, камышом или мелкой дранкой. Все чаще рядом с сооружениями привычного крестьянского двора теперь встречались церкви, сельские управы да корчмы. Марк Наумович то и дело просил водителя остановиться, чтобы сфотографировать причудливые четырехскатные крыши на стропилах, которые крепились на венцах сруба, или на продольных балках, положенных поверху стен.
– Ты смотри, Сашка, какая красотища! Давно мечтаю вот такую избу построить у нас да корчму в ней сделать! А вкусно-то как готовят! – восхищался Бородин, отобедав с водителем в придорожном кафе с высокой крутой крышей и искусно украшенной галереей – пристройкой вдоль стен.
– Да, удачно постройка вписалась в окружающую среду, и мельница рядом, и церковь! Ничего не скажешь! А вкусно, потому что не воруют, а готовят, как для себя!
Магазинчики вдоль приграничной трассы в Хусте, Заречье и Мукачево впечатлили настолько, что Марк Бородин тут же пообещал себе поднять оршицкие пункты общественного питания на небывалый доселе европейский уровень.
Проехав без малого 20 часов кряду, командированные остановились в гостинице в Ужгороде, чтобы утром стать участниками праздника кооператоров, основанного Международным кооперативным альянсом еще в апреле 1922 года, а заодно и перенять опыт Закарпатского облпотребсоюза на многочисленных предприятиях с мощным экономическим потенциалом.
Поближе познакомившись с закарпатскими коллегами, разумеется, Бородину захотелось посетить профильные магазины и рестораны, кондитерские цеха, производственные, перерабатывающие и заготовительные структуры, а вместе с ними заглянуть и на скотобойные пункты и рынки. Но главная задача была в том, чтобы лично и напрямую, в обход, так сказать, планового директивного хозяйства, договориться о первоочередных поставках в Оршицкий район овощной и мясной продукции Закарпатья и без свидетелей рассчитаться за поставленные ранние огурчики наличными.
6
– Аннушка, я дома! – с порога крикнул Фима. – Собери саквояж, меня в командировку отправляют!
– Куда, Фимочка, на этот раз? – вышла на крик Анна Ивановна.
– В Кишинев!
– О! Привези мне коньяк! И что-нибудь красивое… Да и к детям непременно заедь!
– Я как раз за коньяком туда и направляюсь, но к детям вряд ли успею.
– А ты постарайся!
– Хорошо, Аннушка, я попробую, – не стал спорить Фима по причине отсутствия времени и бесполезности дальнейших пререканий. Кроме того, внутри до недавнего времени верного мужа буйствовало чувство вины и проснувшейся совести, которую и самому хотелось загладить до неузнаваемости.
Несколько лет назад Марк Наумович для удовлетворения непомерных аппетитов чиновников создал так называемый «благотворительный фонд Бородина» в пользу власть имущих. И теперь перед грядущими праздниками подчиненные для его пополнения командировались в соседние республики для покупки икры, осетрины и настоящей воблы, отборного коньяка и главного атрибута советского чиновника – ондатровых шапок. На этот раз по заданию шефа Ефиму Ильичу предстояло пополнить складские запасы французским коньяком.
В буйствующем всеми красками лета Кишиневе Фима неожиданно быстро затарился дефицитным коньяком, успел-таки добраться до Леовского района и повидаться с детьми, радостно повисшими на отце из-за длительного расставания. Привязавшаяся к детям няня, Нонна Марковна, угостила Фиму отличным белым виноградным вином и изысканной долмой в виноградных листьях.
Уплетая за обе щеки, Фима поймал себя на мысли: «Как же хорошо детям на свежем воздухе отдыхать, питаться овощами и фруктами, но все же надо бы домой их забрать, а то совсем отвыкнут от родителей». После чашки чая с вишневым вареньем Фима вернулся в Кишинев для важной встречи с давним знакомым – антикваром.
Седовласый хозяин антикварной лавки, что много лет существовала на углу тихой улочки в центре города, торговал живописью, фарфором, редкими книгами и мебелью.
– Фима, сколько лет, сколько зим!
– И не говорите, Владимир Карлович! Как здоровье, как жизнь?
Фима по-свойски юркнул за разноцветную занавеску, отделяющую антикварную лавку от приватного уголка хозяина.
– Твоими молитвами, кряхчу по-стариковски…
– Чем порадуете, Владимир Карлович?
– Есть для тебя кое-что, оставил, как знал, что приедешь.
Старик подошел к обшарпанному комоду и, снимая с шеи шнурок с ключом, выдвинул верхний ящик. В банке из-под башкирского меда под солнечным светом блеснули золотые монеты.
– Ого! Настоящие?
