скачать книгу бесплатно
Чудовищные сны разума (сборник)
Эдуард Байков
Из неведомого измерения Вселенной в наш мир проникают монстры – персонажи фантастических произведений двух писателей. Друзья понимают, что лишь они, авторы, способны встать на пути инферносуществ, порожденных их собственной фантазией. Исход схватки до последнего момента неясен – кто кого?
Молодой, подающий надежды журналист влюбляется в загадочную красавицу, проживающую с отцом-лесником в лесу близ белорусского города. Ослепленный страстью молодой человек не догадывается, что вокруг уже давно ходит зло, а смерть примеряется, как поточнее ударить своей косой.
Молодой человек постсоветского времени – рекламщик, коллекционер, начинающий писатель, человек творческого склада, глубоко увлеченный познанием себя и окружающего мира. Взлеты и падения, любовь и разочарование – это сама юдоль людская с присущим ей «образом жизни». А еще: сновиденческая реальность, мир снов.
Криминальные разборки преступных бригад, грязные махинации дельцов, серые будни ментов – всё это реальность наших дней. Как помочь близким дорогим людям, если ты – всего лишь навсего бывший опер? Наверное – спустить тормоза и будь что будет.
Всё это – повести, входящие в предлагаемый читателю сборник.
Эдуард Байков
Чудовищные сны разума
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Марма
«Быть может, и сегодня не ослаб натиск на наш мир вселенных других измерений. С незапамятных времен чародеи с помощью магии призывали спящих демонов и повелевали ими».
Роберт Говард
Марма (санскр.) – точка соприкосновения духовного и материального.
1
Все началось с того, что этот сумасброд Людвиг высказал как-то на досуге одну мысль – довольно дикую и нелепую с точки зрения здравого смысла. Надо сказать, мой приятель являл собой человека весьма эксцентричного и неординарного. Он тоже писал, но в основном «чернуху», и если его произведения и издавались, время от времени, некоторыми не особо щепетильными издательствами, то всякий раз этими заумными новеллами он приводил своих читателей в неподдельный шок.
Я уже был к тому времени писателем с широко известным во всем мире именем, около десятка моих романов по праву считались бестселлерами в жанре мистической фантастики. Вот тогда-то на уик-энде, который мы проводили на загородной даче одного из наших общих друзей, Людвиг и поделился своей очередной «чернушной» теорией.
Был тёплый летний вечер, на этот раз компания подобралась на удивление однородная – пятеро писателей, двое литературных издателей и один гламурный журналист. Невероятно, но в противовес своим правилам, Людвиг был совершенно трезв. И он вполне серьезным тоном принялся развивать гипотезу, которую, как я тогда полагал, он придумал сам, откопав ее где-то в своей безумной голове среди прочего хлама сумасшедших мыслей.
– Если принять за основу гипотезу о многомерности пространственно-временного континуума, – излагал он нам свой бред, – то можно предположить, что количество измерений, или слоев вселенной практически безгранично. Возможно, что для каждой космической структуры, будь то планета, звезда или галактика, существует свое, присущее только этому космическому телу число измерений, параллельных миров, количество которых не поддается исчислению. Если так, то все эти измерения, плоскости планет, звезд и галактик должны иметь точки соприкосновения друг с другом, причем из одного измерения можно попасть и в миллиарды других, даже если они относятся к иным звездным и планетным системам.
Он выдержал театральную паузу, во время которой никто так и не пикнул. И продолжил:
– Но все это так, к слову. Моя же теория заключается в том, что у нашей планеты, помимо миллионов разнообразных проекций ее миров, существует такой слой, такое измерение пространства (а возможно и времени), где воплощаются в реальность наши мысленные построения, но не все, а только те, что относятся к образам нашего творчества, в данном случае – литературного. Понимаете, все персонажи наших книг воплощены в реальной действительности. Они там живут и действуют, каждый в присущем только ему мире. Естественно, что для родственных персонажей – будь то люди и нелюди – одинакова и окружающая их среда. Вы только представьте себе – в том измерении существуют все эти мои сумасшедшие, маньяки, извращенцы, и их жертвы, а также чудовища и демоны Ивана, – при этих словах он кивнул в мою сторону.
– Постой, Людвиг, – прервал его один из наших собеседников, – вообще-то нечто подобное я встречал у писателя-мистика Даниила Андреева. Но если принять твою теорию о воплощенных образах нашего творчества, отсюда вполне логичным будет предположить, что жизнь этих образов соответствует описанному в произведении сюжету. То есть, я хочу подчеркнуть, что их реальность ограничивается жесткими рамками композиции романа, поэмы, рассказа. И ограничивается как в пространственном плане, так и во временном. Если, например, описанный Иваном монстр вначале уничтожил несколько жертв, а затем пал, сраженный рукой героя, то и в том мире это все произойдет точно так же. Разве я не прав?
Терпеливо выслушав его, Людвиг отрицательно покачал головой.
– Нет-нет, все совершенно не так. Однажды созданный образ продолжает вести свою СОБСТВЕННУЮ жизнь, совершенно независимую от дальнейшего повествования произведения поэзии или прозы. В начале образ – это просто мысль, которая, один раз возникнув, тут же вспорхнет и улетит. Вы можете развивать сюжет дальше, но созданная вами мыслеформа художественного персонажа имеет как бы свой дубль, своего двойника в том мире, о котором мы ведем речь. И этот двойник совершенно независимо начинает вести какую-то свою, возможно вовсе непонятную для нас жизнь.
Помнится, в тот вечер еще долго продолжался спор по поводу выдвинутой Людвигом концепции существования мира литературных образов. Но как обычно дискуссии наши заканчивались на шутливой ноте, так и на этот раз, устав от рассуждений, мы подыскали себе занятие поинтереснее забивания головы досужими вымыслами эксцентричного писаки-мистика.
На следующий день, во время нашей утренней прогулки вдвоем вдоль берега озера, Людвиг обратился ко мне, с задумчивым видом устремив свой взор куда-то вдаль. Мне показалось, он был чем-то сильно взволнован, хотя внешне старался не подавать вида.
– Послушай, Иван, из самых близких людей у меня не осталось больше никого за исключением тебя. Ты всегда был для меня намного больше, нежели просто другом, а скорее родным братом. Мы с тобой столько всего повидали, разделяя риск и опасности пополам и столько раз…
Он не договорил, умолкнув на полуслове, словно от волнения у него вдруг перехватило горло. Я с нескрываемым удивлением воззрился на своего спутника. Что это на него нашло сегодня? Действительно, мы уже более десятка лет являлись закадычными друзьями, всегда помогали друг другу, как в радости, так и в беде. А еще, мы обожали всевозможные приключения и авантюры, посещая самые таинственные места, забираясь в затерянные среди чащобы лесных массивов и нагромождений скалистых вершин уголки природы, разыскивая забытые людьми и скрытые от внешних взоров древние захоронения и святыни загадочных культов. И довольно часто поиски наши венчались успехом. Да, он верно подметил, что и опасности, которым мы подвергались, и кошмары, и все трудности наших экспедиций мы делили поровну. И не раз то я, то он были обязаны друг другу жизнями. Но никогда никто из нас не произносил подобных проникновенных речей. Поэтому я, мягко говоря, сильно недоумевал, продолжая внимательно разглядывать своего друга.
– Я не совсем понимаю, тебя, Людвиг, – подал я голос после непродолжительного молчания, – к чему все эти громкие слова? И вообще…
– Нет, это не громкие слова! – неожиданно с жаром в голосе перебил он меня. – Все это действительно так. И поэтому только ты способен понять меня, только тебе я могу довериться и открыться в том, что так неотступно занимало меня все последние дни. Тем более что, как я могу пока лишь догадываться, страшное открытие мое касается и тебя лично.
После этих его слов мое удивление очень быстро переросло в беспокойство, а затем и в самую настоящую тревогу. Тревогу за Людвига, за его неуравновешенную психику, за себя и… да, тревогу из-за его последней фразы. Что это за СТРАШНОЕ открытие и почему оно относится к нам обоим? Впрочем, последнее было вполне объяснимо. Ведь как он только что говорил – все беды и напасти мы делили пополам, вот и сейчас я был готов немедленно прийти к нему на помощь. Но чем же он так сильно испуган? Вот! Вот, наконец, то самое слово, что я подыскивал во время всей нашей беседы, пытаясь охарактеризовать душевно-эмоциональное состояние своего приятеля.
– Людвиг, – тихо позвал я его, – чем, или кем ты напуган? Что-то случилось?
Какое-то время он молча смотрел на меня, словно не совсем понимая, кто я такой и о чем тут с ним веду речь, затем кивнул головой и удрученно промолвил:
– Да, случилось. И это может очень плохо кончиться для нас обоих.
И тут впервые страх кольнул меня своей ледяной иглой.
– Вспомни, Иван, нашу с тобой последнюю экспедицию на Алтай.
– Да, – встрепенулся я, недоброе предчувствие темной тучей накрыло мое сознание, – прекрасно помню. Мы тогда наткнулись на огромную мрачную пещеру, в которой обнаружили полуразрушенный жертвенник.
На мгновение я закрыл глаза, вызывая в зрительной памяти картины прошлого. Почти сразу же мне это удалось. Я вновь увидел вырванные светом фонаря из пещерного мрака зловещие очертания этого древнего капища. Затем я открыл глаза и наткнулся на пугающе напряженный взгляд Людвига.
– Ты не забыл, что мы тогда сделали?
Я утвердительно кивнул ему в ответ и выполнил рукой жест, понятный только нам обоим.
– Да, – кивнул он – мы сдвинули с места алтарь.
– Но ведь ничего необычного не произошло, – поспешил заявить я. – Тем более что мы вернули этот камень на место. Не думаешь же ты, будто мы совершили нечто такое, что… – внезапно я осекся, заметив вспыхнувшее в его глазах выражение безумия.
– Нет! – почти прокричал Людвиг, – Что-то все же произошло! И я сейчас объясню тебе, что собою представляет это что-то.
Теперь я и сам испугался не на шутку, поддавшись мрачному настроению своего друга. Только что я беззаботно радовался ясному, солнечному дню и предвкушал провести еще один, наполненный развлечениями вечер на лоне природы, а сейчас вдруг сердце мое учащенно забилось в груди, во рту появилась неприятная сухость, а меж лопаток пробежала холодная змейка необъяснимого страха перед НЕИЗВЕСТНОЙ опасностью. Какие были причины для тревоги у меня – тридцатилетнего, полного сил и творческих планов, процветающего писателя? Никаких, за исключением не скрываемой уже более боязни моего товарища. И она, эта боязнь моментально передалась от него мне, хотя я еще не знал, чего, или кого мне нужно бояться.
Тем временем Людвиг собрался с мыслями и поведал мне свое ужасное откровение, от которого пробежал по коже озноб. Верил ли я ему в тот момент? Вначале да, а спустя какое-то время, слегка успокоившись, отнесся к его страхам весьма скептически. За что спустя сутки чуть было не поплатился своей недоверчивой головой.
Нужно ли говорить, что все последующее настроение было враз омрачено, и что очередная вечеринка лично для меня прошла далеко не в радость. То же самое можно было сказать и о Людвиге. В то время как наши приятели веселились, один из нас, а именно – ваш покорный слуга, сидел с озабоченным лицом на террасе и курил одну за другой сигареты. Людвиг же методично напивался до тех пор, пока не уткнулся носом в тарелку. Пришлось взять его под руки и отнести к нему в спальню. Отведенная мне комната находилась с ним по соседству, так что всю ночь напролет я не сомкнул глаз, слушая его пьяный храп и периодические стоны. Но уснуть я не мог не только, да и не столько из-за этого. Меня беспокоили опасения Людвига, которыми он поделился со мной накануне.
Теперь, когда в одиночестве я мог все спокойно обдумать, то уверился в том, что мой друг сильно заблуждается. У Людвига очень неуравновешенная психика, он легко возбудим и внушаем. Возможно, какое-то не совсем обычное событие подействовало на него таким образом, что у него развился невроз навязчивых состояний. В результате самовнушения, вызвавшего нервное потрясение, у него разыгралось воображение, и весьма впечатлительная натура нарисовала картину необоснованной опасности. Вероятно, все это так и есть на самом деле, если только… если только мой друг не спятил окончательно. Но об этом мне и вовсе не хотелось думать.
2
Уже начали сгущаться сумерки, когда я, распрощавшись с хозяином и оставшимися гостями, уселся за руль своего «Вольво» и отправился в путь. Через час я подъезжал к южной окраине города, в котором прожил тридцать лет и надеялся прожить еще, по крайней мере, лет тридцать. Людвиг покинул нас поутру, сославшись на неотложные дела. На самом же деле ему было ужасно плохо после вчерашней попойки, потому он и стремился как можно скорее попасть к себе домой и отгородиться на время от всего остального мира.
Я механически управлял машиной, проезжая по улицам ночного города, а голова моя была занята совершенно противоположными мыслями. Я думал об опасениях моего друга, которыми он поделился со мной накануне, и которые могло с такой отчетливостью создать лишь его воспаленное воображение. С серьезным выражением лица он поведал мне, что мир литературных персонажей, о котором он рассуждал в первый по приезде вечер, существует на самом деле и что этот мир является самой настоящей реальностью. Мне захотелось немедленно одернуть его и прекратить эти навеянные наркотическим дурманом бредни (я знал, что время от времени он покуривает «травку»), но в его голосе слышалось неподдельное отчаяние, поэтому я лишь молча выслушал продолжение его монолога. Под конец своего рассказа ему удалось почти убедить меня в правдивости своих слов.
И все же факты, о которых он говорил, выглядели настолько НЕВЕРОЯТНЫМИ, что разум отказывался принять их за истину. По его мнению, которое он отстаивал с убежденностью ярого фанатика, получалось, что во время нашего посещения той памятной культовой пещеры на Алтае мы допустили непростительную и РОКОВУЮ оплошность. А именно – сдвинув с места каменный алтарь с высеченным на его поверхности изображением некоего крылатого существа, мы, тем самым, совершили особое магическое действие, в результате которого на время был открыт внепространственный тоннель, соединяющий два слоя бытия – наш «земной» слой и один из параллельных нашему миру слоев. И этот самый слой являлся ни чем иным, как миром воплощенных литературных образов.
Помнится, на тщательный осмотр алтаря мы потратили около получаса, а затем водрузили его на прежнее место. И вот как раз за этот промежуток времени, как утверждал Людвиг, сюда в наш мир проникли существа-персонажи. А так как действие это совершили мы с ним оба, то естественно и существами этими были наши с ним персонажи. Сколько их успело проскочить – этого Людвиг не знал. Предупреждая мое возражение на то, что никаких существ мы там не видели, он высказал очень остроумную, с его точки зрения, догадку.
Дело в том, что тоннель, связующий различные миры, не обязательно имел своим выходом точку пространства, где размещался алтарь и эта чертова зловещая пещера. Существа эти могли появиться где угодно, возможно даже возле места, где они впервые были созданы мысленным воображением творца, автора этих персонажей.
Да, Людвиг ловко подтасовал все факты. Но был еще один каверзный вопрос, разбивающий его ментальные галлюцинации в пух и прах. И я его не преминул задать.
– Все это хорошо, Людвиг, – стараясь не повышать голоса, обратился я к нему, – но где же твое главное доказательство, где эти существа? Покажи мне их, я хочу быть уверенным в правильности твоих опасений на все сто процентов. Людвиг, признайся, ведь ты сам даже не видел ни разу этих существ?!
Какое-то время он молча стоял, бесцельно вертя в руках сорванный стебель камыша и старательно избегая моего настойчивого взгляда, затем поднял глаза и посмотрел на меня в упор.
– В том-то и дело, – тихо молвил он, – в том-то все и дело, что я сам своими собственными глазами видел двоих персонажей моих произведений. И намерения у них, Ваня, были явно НЕДОБРЫЕ!
Я пытался прочесть в его взгляде хотя б один крохотный намек на ложь, шутку или издевательство, но тщетно. Либо он действительно излагал передо мной правду, либо он все же сдвинулся на нервной почве и теперь сам уверился в том, что придумало его разыгравшееся воображение.
В тот день к этой теме мы уже больше не возвращались, а наутро он собрался и уехал. И вот, сейчас я подъезжал к своему дому и гадал, что же мне предпринять? То ли найти и порекомендовать Людвигу хорошего психоаналитика, то ли… поверить в эту собачью чушь. Но в последнем случае это означало, что все людские страхи и ночные кошмары такая же реальность, как и мы сами. И еще это наталкивало на мысль о том, как УЖАСНО ГРАНДИОЗНО УСТРОЕН МИР, и о чем только думал Устроитель, да и был ли Он вообще?
Не желая больше ни о чем думать, я переключил все внимание на дорогу и вскоре уже сворачивал на подъездную дорожку, ведущую к моему особняку. Подумать только, я всю свою сознательную жизнь мечтал о таком вот доме, своем собственном, принадлежащем только мне. И когда сразу три моих романа подряд стали бестселлерами, да еще были экранизированы, вот тогда мечта моя воплотилась в реальность, я смог заказать на свои средства строительство отдельного для себя жилища, причем в одном из престижных районов города. Ранее я думал лишь о небольшом, но достаточно просторном и светлом коттедже, но это был настоящий особняк, какие можно увидеть только во сне или в фильмах о жизни элиты. Точно такой же принадлежал и Людвигу. Странно, но факт: его горячечно бредовые произведения приносили стабильный и весьма приличный доход. Так что и Людвиг мог себе позволить некоторую роскошь.
Поставив машину в гараж, я направился к дому. Оба этажа были погружены во мрак, отчего дом казался слепым и глухонемым. В саду все стихло, лишь теплый летний ветерок шелестел листвой деревьев и кустарником, за которыми я предпочитал ухаживать сам, не нанимая садовника. Каждодневная возня в саду доставляла мне подлинное удовольствие. Именно здесь, в тени палисадника приходили в голову многие сюжеты моих творений.
На этот раз мне показалось, что дом с садом затаились, поджидая меня, словно стараясь предупредить своего хозяина о чем-то очень важном и… ОПАСНОМ (О, Господи? Что за мысли?!), но не в силах этого сделать, так как не обладают нужными органами общения с живыми людьми. А с мертвыми – с ними могут общаться дома и деревья? Наверное, да. И еще с экстрасенсами, людьми, обладающими сверхчувственным восприятием и необычными способностями.
Почему, когда я подходил к двери, в тот момент в моем сознании возникли подобные мысли? Вероятно потому, что рассудок на время прекратил свою деятельность, отойдя в сторону, а вместо него включилось подсознание. Сколько раз за свою жизнь я подмечал, что мое предчувствие никогда не обманывало меня. Так и на этот раз я почувствовал что-то неладное, но не придал этому особого значения. Если бы я прислушался к зову своей интуиции, то возможно в моей темной, густой шевелюре было бы меньше седых волос. Как бы то ни было, но как говорится, от судьбы не уйдешь. Вот и я вслепую двинулся навстречу своему РОКУ.
Я успел войти внутрь дома и закрыть за собой дверь, когда эта тварь набросилась на меня в темноте. Как в ночном кошмаре, где все действия неправдоподобно замедлены, я увидел перед собой горящие во тьме глаза, а затем почувствовал, как в мое плечо впились острые клыки, а по щеке чиркнули чьи-то загнутые когти. Вскрикнув от боли, я в ужасе отпрянул назад и, споткнувшись обо что-то, грохнулся навзничь. То, что накинулось на меня, отлетело в сторону. В лунном свете я сумел разглядеть сгорбленный силуэт какого-то средних размеров животного.
«Собака, – мелькнула у меня мысль, – взбесившийся пес!» Если б я тогда знал, что за существо напало на меня в моем собственном доме, то, наверняка, со мной тотчас же приключился бы обширный инфаркт, возможно даже с летальным исходом. Сердце мое в последнее время начало что-то пошаливать (и это в тридцать-то лет!). Но в тот не совсем реальный для меня момент я решил, что это должно быть больная бешенством псина, невесть каким образом попавшая внутрь дома.
Вот именно, ведь двери обоих входов – парадного и черного – были заперты, я сам проверил их перед отъездом. Окна первого этажа расположены слишком высоко – никакое животное до них не доберется. Впрочем, все окна были тоже закрыты. Но тогда я об этом не думал, мне было совсем не до отвлеченных рассуждений. Во мне говорил, а точнее вопил, лишь могучий и неистребимый инстинкт самосохранения. И этот инстинкт подсказывал мне, что я должен защищаться и даже попытаться убить бессловесную тварь, так как в противном случае она сама меня прикончит.
Едва я успел вскочить на ноги, как враг вновь бросился в атаку, прыгнув мне на грудь и пытаясь разорвать горло. Однако выполнить это ему не удалось, потому что я встретил его добрым ударом. Тварь отлетела назад, тем не менее, сила прыжка была такова, что я не удержался и опять повалился на пол. Самым ужасным во всей этой ситуации было то, что зверь нападал в полном молчании. Что-то не припомню я, чтобы, нападая, собака не издавала хоть какие-нибудь звуки – рычание или лай.
Неожиданно моя рука наткнулась на неизвестно как попавшую в прихожую кочергу (обычно она покоилась возле камина). Схватив импровизированное оружие, я принялся в темноте яростно молотить им своего врага, который успел все так же бесшумно подлететь ко мне, с целью вонзить свои жуткие клыки в мою беззащитную шею.
В каком-то бешеном боевом упоении я наносил удары до тех пор, пока не убедился, что зверь мертв. Лишь после этого я отбросил кочергу прочь и трясущимися от пережитого кошмара руками принялся шарить по стене, в поисках выключателя. Наконец, раздался щелчок, и под потолком вспыхнула люстра, осветившая холл ярким, спасительным светом.
Я был настолько деморализован произошедшим событием, что с минуту просто стоял, привалившись правым, не раненым плечом к стене и закрыв глаза, отключившись на время от всех мыслей и чувств, которые вот-вот должны были нахлынуть на мое потрясенное сознание. Затем я открыл глаза и посмотрел в сторону поверженного врага, надеясь увидеть бездыханное тело дворняги. После чего зрачки мои закатились под лоб и, потеряв сознание, я рухнул без чувств.
Не знаю, сколько времени я провалялся в беспамятстве, но когда очнулся, то увидел перед собой соблазнительно обнаженную грудь красотки, призывно улыбающейся с настенного фотокалендаря. Тотчас же я с легкостью вспомнил, чем был вызван мой обморок. Я с трудом поднялся на ноги и не без содрогания глянул на валяющийся передо мной труп животного, а точнее – чудовища, монстра, демона в плоти.
У этого существа было тело уменьшенного в размерах орангутанга, словно броней, покрытое чрезвычайно прочной, блестящей чешуей. А еще у него была голова нетопыря, клюв коршуна, клыки матерого волка и когти рыси. Я сразу же узнал этот невообразимый гибрид хищных созданий, это мерзкое страшилище. Лежащая перед моим взором тварь была болотным вампиром, одним из персонажей МОИХ фэнтези-романов.
Внезапно, к своему ужасу я заметил, что одно из перепончатых век твари подергивается. Монстр был все еще жив. Я вновь ухватился было за кочергу, когда вдруг по искалеченной туше врага прошла волна предсмертных конвульсий и, пару раз сильно дернувшись всем телом, он окончательно затих. Наконец-то, я смог перевести дух, но не тут-то было. Неожиданно началось нечто, не поддающееся разумному объяснению. Прямо на моих глазах чудовище вдруг принялось постепенно исчезать, растворяться в воздухе, рассеиваясь на мельчайшие частицы. Несколько мгновений спустя от болотного вампира не осталось и следа.
Не в силах поверить в увиденное, я застыл на месте, пораженный невероятной картиной полнейшей дезинтеграции твари. Так я и простоял какое-то время, тупо пялясь в то место, где только что лежал труп фантастического хищника, пока меня не вывел из оцепенения телефонный звонок. Снимая дрожащими руками трубку, я мог только гадать о том, кто это решился позвонить мне в столь позднее время. У меня отлегло от сердца, когда я услышал взволнованный голос Людвига. Он интересовался, все ли у меня в порядке. Да, подумалось мне, у меня сейчас ВСЕ было НЕ в порядке.
– Я сейчас приеду к тебе, – замороженным тоном произнес я и, не дожидаясь ответа, повесил трубку.
Оставив в холле на первом этаже включенным освещение, я запер дверь, вывел из гаража машину и, наплевав на дорожную инспекцию, с бешеной скоростью помчался на другой конец города, где размещался особняк моего друга.
3
– Значит, эта тварь за несколько секунд исчезла совсем без следа, так сказать, аннигилировала?
Я угрюмо кивнул в ответ и, затушив сигарету, закурил новую.
Немного помолчав, он торжествующе посмотрел на меня:
– Ну, теперь-то ты мне веришь? После того, что с тобой произошло, а, Иван?
– Я верю лишь в то, что мне удалось пережить самому. Но я действительно видел перед собой реальную тварь, и это действительно был болотный вампир из моего «Олдонского цикла». И еще я видел, как эта тварь прямо на моих глазах распалась на атомы, после того, как отдала концы. С точки зрения здравого смысла все, что случилось со мной, является шизо-параноидным бредом свихнувшегося ума, но ведь я пока что еще…
– Хватит, Иван! – недовольно морщась, перебил он меня. – Сейчас ты еще скажешь, что это были галлюцинации?!
– Возможно, – спокойно ответил я.
– А это? – он указал на мое перебинтованное плечо и заклеенную лейкопластырем щеку. – Это, по-твоему, ТОЖЕ галлюцинации?! Или быть может, ты сам себя искусал и расцарапал?
Неожиданно меня охватила злость.
– Ладно, черт с тобой! Но тогда, пожалуй, все это может быть объяснено лишь с позиций твоего нелепого предположения.
– Это не предположение, – он устало пожал плечами, – а факт.
После этих его слов наступило тягостное молчание, никто из нас не решался нарушить его первым. Наконец, я нарочито громко откашлялся и, подойдя к окну, небрежно бросил через плечо, старательно отводя взгляд в сторону:
– Ну и что ты намериваешься предпринять?
– Если это наши персонажи, то с ними можно бороться, – многозначительно подчеркнув каждое слово, ответил он мне. Впрочем, особого энтузиазма в его голосе я что-то не расслышал.
Внезапно, словно очнувшись от тяжких мыслей, мой друг вскочил с места и быстрым шагом вышел из комнаты. Когда он вернулся, в руках у него я заметил какой-то темный, продолговатый предмет. Протянув его мне, Людвиг самодовольно усмехнулся:
– Это газовый пистолет, с ним я буду чувствовать себя в большей безопасности, чем, если бы оставался полностью безоружным. Не знаю, как для твоих монстров, но от моих персонажей это весьма действенная защита, ведь большинство из них все-таки ЛЮДИ.
Заметив мой подозрительный взгляд, он успокаивающе махнул рукой:
– Не беспокойся, у меня есть разрешение на эту «игрушку». Тебе следовало бы тоже приобрести себе такой, – он подбросил пистолет в ладони, – на всякий случай.
Я подумал, что, судя по слухам, все это газовое оружие нервно-паралитического и слезоточивого действия оказывается в действительности не очень-то эффективным при самозащите, но вслух ничего об этом Людвигу не сказал. Нам и так уже достаточно хватало неуверенности и страха. Вместо этого я спросил:
– Послушай, а что там насчет места рождения этих тварей?
– Ну, я полагаю, впрочем, сейчас я более чем уверен в этом, что персонажи просачиваются в наш мир в том месте, где были впервые созданы как замыслы автора. Там они, так сказать, материализуются, проникая из мира воплощенных образов. А что, у тебя есть другие идеи?
В ответ я лишь покачал головой:
– Большинство персонажей я придумал возле своего дома, в саду. Конечно, за исключением моих трех первых романов, которые я создал еще в той квартире, возле университета, помнишь?
Он утвердительно кивнул в ответ.
