banner banner banner
Фотография из Люцерна
Фотография из Люцерна
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Фотография из Люцерна

скачать книгу бесплатно

Чуть позже в холле я сталкиваюсь с Кларенсом.

– Вы что-то говорили о сварщиках. Дадите контакты?

– Решили убрать решетку?

– Нет, она мне нравится. Но нужно отремонтировать дверь в «камеру».

– В доме живет парень, который с этим справится.

– Джош с шестого этажа?

– А, вы уже знакомы?

– Встречались. Думаете, он сможет?

– А почему, собственно, нет? Он же их сперва и поставил. – Кларенс ухмыляется. – Это был заказ Шанталь, по крайней мере, так она мне сказала. Причем, насколько мне известно, он не взял с нее денег. Могу только предполагать, по какой причине.

Вот это уже интересно…

Джош говорил, что был в пентхаусе «пару раз»; учитывая информацию от Кларенса, это явно преуменьшение. А об отъезде Шанталь без предупреждения Джош высказался как бы мимоходом… Похоже не хотел откровенничать. Хотя, с другой стороны, – мы просто столкнулись в лифте, с какой стати ему со мной откровенничать?

Я спускаюсь ко входу в здание и просматриваю список имен. У звонка апартаментов 6-С стоит имя Дж. Гарски. Я оставляю под его дверью записку с вопросом, возьмет ли он работу.

Название моего нового проекта – «Монолог». Я задумала его, разглядывая в светской хронике фотографии богатых женщин, поддерживающих множество прекрасных культурных организаций города. Я сыграю всего одно выступление, а публика будет будто бы моими «богатыми друзьями». Я, в облике некой миссис Z, устрою для них музыкальный прием в своем огромном доме, представляя очередную восходящую звезду – ее изобразит Луис. После его выступления я встану и обращусь к публике. Начну с комплиментов исполнителю и благодарности гостям, а затем разражусь монологом, который поначалу будет казаться разумным и осмысленным, постепенно становясь все более бессвязным и жалким. Мое выступление закончится нервным срывом, истерикой и потоком слез. У меня много идей, что и как я произнесу, какой сделаю макияж и что надену. Самым сложным будет найти помещение, подходящее для такого перформанса.

Я обзваниваю друзей, особенно тех, с которыми редко виделась, потому что их не одобрял Джерри. Сообщаю о нашем разрыве, о полученном гранте и о том, что работаю над новым проектом.

– Мне нужно место для выступления, – говорю я каждому. – Большой зал, скажем, где-нибудь на Рашен-Хилл – или, возможно, в одном из тех особняков в Си-Клифф. Не знаешь, может кто-нибудь согласится сдать мне дом на вечер? Много я заплатить не могу, но хозяйка может разослать приглашения собственным знакомым тоже. Поспрашивай, пожалуйста.

* * *

Луис Суэйру принес с собой свою странную электро-виолончель, которая больше напоминает оружие, чем музыкальный инструмент: плоская, вытянутая, непривычной формы. Мне он аккомпанирует именно на ней, но для «Монолога» она не подойдет. Если спектакль состоится, нужна акустическая виолончель.

– Будешь изображать музыкальное дарование, – говорю я.

Собственно, Луис и есть музыкальное дарование – в прошлом. Что он только ни исполнял: классику, рок, танго, джаз. Высокий, худой, с бритой головой и будто рублеными чертами лица, он прикрывает глаза и сдержанно кивает, демонстрируя полную готовность сыграть все, что потребуется.

Я объясняю ему свою задумку:

– Я играю миссис Z, великосветскую даму, вдову шестидесяти семи лет с явными следами пластики на лице. Ей нравится изображать из себя значительное лицо, уважаемую покровительницу искусств. Она пригласила на музыкальный вечер друзей – послушать выступление своего протеже, молодого талантливого виолончелиста, чью карьеру она взялась развивать.

– А, то есть это в прямом смысле концерт. Ты поэтому хочешь, чтобы я играл на акустике?

– Именно! Ты начинаешь соло на виолончели, потом вступаю я. Потом я умолкаю в слезах, а ты стараешься сгладить ситуацию.

– Понял, это как на церемониях награждения, когда актриса говорит благодарности слишком долго? Оркестр играет несколько нот, и если она не замолкает, то они играют уже в полную силу, выпроваживая ее со сцены.

– Да, и потом у меня случается срыв. Я убегаю со сцены, а ты начинаешь играть что-то тревожное и безумное. Чтобы душу выворачивало. – Я обнимаю его. – Мне так нравится работать с тобой, Луис. Не знаю, сколько мы заработаем, но, как всегда, доходы пополам.

Внезапно мне звонит Грейс Ви – на первом курсе мы жили в одной комнате. Сейчас она замужем за финансистом, который совершил несколько прибыльных сделок, вложившись в интернет-стартапы. Они недавно купили старинный особняк в Пресидио-Хайтс, а Грейс узнала, что я разыскиваю место для своего перформанса.

Услышав описание дома, я прихожу в восторг. Ровно то, что надо: огромный бальный зал на первом этаже.

– Ты правда разрешишь мне его использовать?

– Конечно, – уверят Грейс, – поэтому и звоню.

Я рассказываю, что собираюсь ставить. Особое впечатление на Грейс производит финальный срыв миссис Z.

– Я знаю этот тип женщин, – замечает она. – У нас ложа в опере, мы постоянно за такими наблюдаем – люди, чьи фотографии публикуются на страничке светской хроники местных газет.

– Да, это именно про них.

Она колеблется.

– Н-ну… Возможно, я смогу пригласить на представление несколько зрителей такого типажа. Они смотрят на Сайласа и меня как на выскочек, но если я их приглашу, – придут и за входной билет заплатят. Они бы хотели, чтобы мы участвовали в их организациях. – Она хмыкает. – Наше происхождение им не по нраву, а вот наши деньги – очень даже.

Мы договариваемся встретиться и пообедать, а потом осмотреть ее дом.

Вечером Джош Гарски приходит с инструментами и сварочным аппаратом – ремонтировать дверь клетки. На нем все та же вязаная шапочка из черной шерсти. Я приветливо здороваюсь, он односложно отвечает. Быстро обводит взглядом помещение, натыкается взглядом на мои чернильные картины, подходит ближе и некоторое время рассматривает. Затем кивает, идет к решетке, опускается на колени и принимается за ремонт сломанной дверной петли.

Я внимательно его изучаю.

– Это ведь ты соорудил камеру? – Снова кивок. – Кларенс сказал.

– Само собой, Кларенс. Кто еще сует свой нос во все щели?

– Он милый.

– Я разве спорю?

– А каким образом могла быть выломана петля.

– Как я слышал, во время распродажи подружка Шанталь хотела купить дверь, чтобы сделать у себя такую же клетку. Они пытались выдрать ее домкратом. Когда не получилось, просто оставили все как есть.

– А тебя здесь не было?

– Я уезжал в Лос-Анджелес, к детям. Когда вернулся, Шанталь уже съехала.

– Какая она была, Джош? – спрашиваю я, и он озадаченно поворачивается. – Если ты соорудил для нее все это, то, должно быть, хорошо ее знал.

– Она не из тех людей, которых можно хорошо знать. Таких как она понять сложно.

– То есть?

– А ты любопытная… – Я киваю. – Ну, само ее имя, Шанталь Дефорж. Псевдоним, скорее всего. А как ее звали на самом деле? – Он пожимает плечами. – Я не знаю. Полагаю, никто из ее друзей не знал.

– Это необычно.

– Она и сама – необычная. Достаточно посмотреть на ее вещи. Шанталь говорила, что испытывает от всего этого наслаждение.

С тех пор как я въехала, то и дело ловлю себя на фантазиях о том, что происходило здесь прежде. Воображение рисует яркие картины: стоны наслаждения и боли; цоканье высоких каблуков; обнаженные рабы, ползающие у ног госпожи; бандажи, трости, плети, аккуратно и угрожающе разложенные на столе; щелчок наручников, запах кожаных масок и человеческого пота. Во всех этих картинах есть что-то непристойное, – но и влекущее.

Мне нравится исследовать отклонения. Один из моих спектаклей – замысловатая история убитой проститутки в сопровождении песен эпохи Веймарской республики. Именно этот перформанс и принес мне некоторую известность. Такое же ощущение притягательности порока побудило меня сохранить в лофте решетку и настенный андреевский крест.

– Не думаю, что женщина бы стала госпожой, если ей такое не по нраву.

Джош выключает сварочный аппарат и поворачивается ко мне.

– Если верить Шанталь, некоторым нравилось, некоторым нет. Иногда этим занимаются попросту ради денег. – Он некоторое время молчит. – Ты хотела знать, какая она? Красивая, образованная, воспитанная. Профессионал в своем деле, говорила, что она работает в сфере сексуальных услуг, но собственно сексом с клиентами не занималась. Не знаю, где она сейчас и чем занимается, однако я совершенно уверен: у нее все отлично. Она распродала все свои вещички, а потом очень быстро уехала, – похоже, решила начать новую жизнь.

Как и я.

– Готово. – Джош встает и дергает, проверяя, отремонтированную дверь. – Попробуй.

Толкаю решетку туда-сюда.

– Тяжелая.

– Ну, так это сталь. – Он поворачивает в замке ключ. – Посади сюда кого-нибудь, запри, – и никуда не денется.

Я протягиваю чек, и Джош вслух читает мое имя:

– Тесс Беренсон. Интересно было бы посмотреть твои спектакли. – У входной двери он мнется, потом все же говорит: – Не стоит просто так развлекаться с этой камерой. Люди нервничают, если их запирают. Но если тебе нравятся такие игры… ну, наслаждайтесь!

В этот момент Джош похож на официанта, расставляющего тарелки. Он коротко ухмыляется и идет к лифту.

Доктор Мод внимательно слушает, как я описываю ей сцену с Джерри.

– Вы все сделали правильно. Думаю, год назад вы бы сорвались, а сейчас смогли побороть себя и не наделать глупостей. Умница.

Я говорю ей, что не чувствую, что с Джерри покончено. Наоборот, радость, которую я испытала в самом начале, очень быстро привела к депрессии. Разрыв теперь воспринимается мной как личная неудача, в которой я виновата не меньше, чем он.

– Вы просто оплакиваете свою любовь, Тесс. Со временем вы сможете смотреть на вещи здраво, и когда-нибудь, возможно, вы станете друзьями. Пока же вы делаете все правильно – погружение в работу вам поможет.

Я описываю «Монолог»; она слушает меня очень внимательно.

– Крайне интересная идея. В меру серьезного и сатирического. Думаю, не надо делать миссис Z слишком мерзкой. Сделайте ее объемной. Да, в ней много эгоизма, самолюбования; да, она плохо разбирается в жизни. Однако когда она сорвется, пусть зрители не испытывают злорадства. Тогда получится героиня, которая одновременно внушает отвращение и жалость.

Глава 3

Вена, Австрия. Январь 1913. Идет снег.

«Ронакер», уютная венская кофейня в пору ее особой популярности среди окружения Зигмунда Фрейда.

В кафе послеобеденное затишье, и большинство маленьких отделанных мрамором столиков пустует. Со сводчатого потолка свисает пыльная хрустальная люстра. В воздухе плывет смешанный аромат кофе, шоколада и табачного дыма. В подставке аккуратно выложены газеты. В нише – бильярдный стол. Черно-белый кот вынюхивает на полу объедки.

Напряженный молодой человек – именно он преследовал Лу Саломе на Франценринг – сидит за столиком и что-то рисует на листе картона. Папка с акварелями спрятана под стул – подальше от глаз. На нем все тот же старый костюм, шейный платок и пара драных туфель. Каждый раз, когда звенит дверной колокольчик, он с надеждой оборачивается. И каждый раз разочарованно возвращается к рисунку.

Наконец входит Лу. На ней все та же меховая шуба. Едва молодой человек видит женщину, он прячет рисунок, порывисто поднимается и уже не отводит взгляда, от которого ей не по себе.

– Добрый день, фрау Саломе. Большое спасибо, что согласились прийти, я очень признателен. И, если честно, слегка удивлен.

Она хмурится.

– Вы полагали, я не приду?

– Что вы! Ну, конечно, я не сомневался, что придете. То есть я хочу сказать, что…

– Вы послали мне вежливую записку с извинениями. Я пришла. Куда лучше вести себя деликатно и ненавязчиво, чем гоняться по улицам за замужней дамой среднего возраста.

– Еще раз, простите меня. Я… я не знаю, смогу ли объяснить.

Она останавливает его взмахом руки и подзывает официанта. Он приветливо кланяется и она заказывает кофе по-венски.

– А теперь расскажите, – обращается она к молодому человеку, – что я могу для вас сделать?

– Я надеялся, вы согласитесь со мной побеседовать.

– На какую-то определенную тему?

– О, их так много.

– Вы просили о встрече. Так объясните, зачем. Или, как говорят в определенных кругах, выложите, наконец, карты на стол.

– Карты?

Он смотрит на акварель, затем на папку у своих ног. Ему так хочется открыть ее и показать гостье то, что находится внутри. Он кладет папку на стол, так, чтобы она видела, – а потом решает начать издалека.

– Думаю, вы меня не помните… Но в день вашего приезда на вокзале Вестбанхоф мы столкнулись лицом к лицу. У вас был большой багаж. Я хотел предложить помощь, но вы уже окликнули носильщика. Я пытался продать вам свою акварель. – Он хлопает ладонью по папке. – Дама, с которой вы приехали, остановилась на минутку посмотреть рисунки, – а вы сразу ушли.

– Наверно, я думала о своем.

– Но кажется я заметил презрение.

– Чушь! Я никогда не держусь пренебрежительно, особенно с незнакомыми людьми. Мы торопились в отель – хотели быстрее разобрать багаж и отдохнуть.

– Вам нравится в «Зите»? – Он видит ее улыбку. – Ну, да, нелепый вопрос.

– Отель хороший. Расположен близко к нужному мне месту.

– Простите?

– Вряд ли вас это касается. Но, поскольку вы ходили за мной, я подумала, что вы уже знаете.

– Вы берете уроки у господина, который пишет о сексе.

Лу смеется.