скачать книгу бесплатно
– Здравствуй, красная девица!
– Здравствуй, добрый молодец!
– Слышал я от старых людей, что в прежнее время этого озера не бывало. Если б через него да был высокий мост перекинут, я бы перешел и женился на тебе.
– Постой! Мост сейчас будет, – отвечала Марья-царевна и бросила утиральник.
Тут же он дугою раскинулся и повис через озеро мостом. Змей перешел, перекинулся в прежний вид, собачку Ивана-царевича запер на замок, ключ в озеро забросил, а потом схватил царевну и унес.
Приезжает Иван-царевич с охоты – сестры нет, собачка род замком воет. Увидал мост через озеро и догадался: «Верно, змей унес мою сестрицу!» Пошел разыскивать. Шел, шел, видит, в чистом поле стоит хатка на курьих лапках, на собачьих пятках.
– Хатка, хатка! Повернись к лесу задом, ко мне передом!
Хатка повернулась. Иван-царевич вошел, а в хатке лежит баба-яга костяная нога из угла в угол, нос в потолок врос.
– Фу-фу! – говорит она. – Доселева русского духа не слыхать было, а нынче русский дух в очи является, в нос бросается! Почто пришел, Иван-царевич?
– Да если б ты моему горю пособила!
– А какое твое горе?
Царевич рассказал ей.
– Ну, ступай же домой; у тебя на дворе есть яблонька, сломи с нее три зеленых прутика, сплети вместе и там, где собачка заперта, ударь ими по замку: замок тотчас разлетится на мелкие части. Тогда смело на змея иди, не устоит супротив тебя.
Иван-царевич воротился домой, освободил собачку – выбежала она злая-злая! Взял еще с собой волчонка да медвежонка и отправился на змея. Звери бросились на него и разорвали в клочки. А Иван-царевич вернулся домой с Марьей-царевной. Стали они жить-поживать, добра наживать. (Аф., 201).
Эта сказочная притча хранит народную память о древнейшем испытании вер. Оно произошло за десятки веков до прений о вере, которые в 987 году, по свидетельству «Повести временных лет», предшествовали крещению Руси. «Царь-медведь» – духовный вождь (жрец) людей первобытной «медвежьей веры». «Царь» из притчи – представитель нового поколения. Он отправляется «на охоту» (на поиски иной веры, поскольку прежняя ему больше не по душе). В жажде истины он хочет «испить» из старого «колодца» (кладезя знаний), но царь-медведь (жрец) «хватает его за бороду» (пугает карами) и требует отдать в услужение «то, чего сам не знает» (будущее своих детей). Дома (вернувшись в себя), царь понимает свою малодушную ошибку и вместе с женой-царицей пытается её исправить. Они желают, чтобы дети выросли и сами сделали выбор, следовать старой вере или нет. Для этого их сажают в «разукрашенную словно палаты <…> преглубокую яму», но с «потолком» (ограждают от мира до времени), оставляют им «много запасов» (родительской любви) и «закидывает землёй» (скрывают словно медвежат в жилище, подобном берлоге, продолжая следовать верованиям в воскресительную силу медведя).
После смерти родителей (с окончанием их духовного влияния), медведь-жрец откапывает детей и говорит, что их отец его «обманул» (сразу не приобщил их к медвежьей вере). Запугав их «съедением» (посмертной гибелью в чреве земли), уносит «к себе в услуги». В его обители медведя «горы под самое небо уходят» (совершается множество обрядов и молитв), при этом в ней «пусто, никто не живёт» (нет последователей его веры). Дети, как в своё время их отец, просят медведя-жреца дать им «пить-есть» (взыскуют истины), и медведь уходит, чтобы найти пищу (слова убеждения) для своих духовных воспитанников. Тогда они начинают «слёзно плакать» (молиться) в страхе перед новыми угрозами.
В ответ к ним прилетает «ясный сокол» (проповедник свето-солнечной веры), пытается спасти их и поднимает «на своих крылышках» в поднебесье. Медведь-жрец замечает бегство, «ударяется головой о сыру землю» (превращается в яростного зверя) и «огнем» (первобытных заклятий от смерти) «опаляет соколу крылья» (побеждает в споре о спасительности прежней и новой веры). Сокол уступает и опускает детей «наземь» (оставляет в плену медведя-жреца). Он вновь грозится «съесть» детей, и те в страхе обещают ему «верно служить». Затем повелитель их душ вновь показывает своё могущество и «опаляет крылья» более сильному «орлу» (новому проповеднику), «спустившемуся из-за облак». Видя, что древняя подземная мощь медведя побеждает всех небесных посланников, дети оправдываются («орел нас взманил») и обещают служить ему «верой-правдой».
Избавляет их «бычок» – олицетворение крестьянской веры в помощь поднебесной Мать-сырой-земли. Бычок уносит их на себе, и когда медведь настигает беглецов, дважды простецки «залепляет» медвежьи глаза грязью (побеждает в споре земными, бесхитростными доводами). Тот убегает «на сине море глаза промывать» (пытается отыскать смысл, потерянный в споре) и опять нагоняет беглецов. Тогда бычок вручает царевичу «гребешок» и платок-«утиральник» (что означает соху и вспаханную ниву). Тот бросает их «позадь себя» (становится земледельцем), и перед медведем вместо древесной чащи встаёт «густой лес» (колосящиеся хлеба), а затем разливается «огненное озеро – волна из края в край бьет» (поле зрелой, золотой ржи, переливается под ветром).
Медведю-жрецу, властелину лесного царства, за его пределы хода нет. На «поляне» (опушке леса) бычок показывает царским детям «большой славный дом». Здесь начинается иная жизнь. Переход к ней знаменует обряд почетных похорон «бычка» в священном костре (огненном храме небесного света).[46 - О связи погребения в огне и древнерусской веры: Байдин Валерий. Указ. соч. С. 84–88.] Спаситель детей заповедует: «сожгите меня, а пепел посейте на трех грядках: на одной грядке выскочит конь, на другой собачка, а на третьей вырастет яблонька». Дети не хотят расстаться с бычком (отказаться от скотоводческих обычаев), но он предрекает им наступление новой жизни селян: возделывание земли «на грядки» с помощью коня, охоту с собакой и садоводство.
Последняя часть, несомненно, добавлена позже, когда смысл древней притчи был забыт. В сказке о поиске Иваном-царевичем сестры, обольщённой и украденной змеем, всплывают сказочные образы, не связанные с предшествующим повествованием: шестиглавый змей, избушка на курьих лапках, Баба-яга костяная нога. Рассказ о медвежонке, волчонке и собачке, которые помогают Ивану-царевичу победить змея и освободить сестру (в других текстах – невесту), явно противоречит смыслу притчи о противостоянии свето-солнечной веры крестьян-земледельцев с первобытными «медвежьими» верованиями в подземные воскрешающие силы.
Баба-яга
Жили-были муж с женой и прижили дочку, а жена-то и помри. Мужик женился на другой, и от нее прижил другую дочь. Вот жена и невзлюбила падчерицу, нет житья сироте. Думал, думал наш мужик и повез свою дочь в лес. Едет лесом – глядит: стоит избушка на курьих ножках. Вот и говорит мужик:
– Избушка, избушка! Стань к лесу задом, а ко мне передом.
Избушка и поворотилась.
Идет мужик в избушку, а в ней баба-яга: впереди голова, в одном углу нога, в другом – другая.
– Русским духом пахнет! – говорит Яга.
Мужик кланяется:
– Баба-яга костяная нога! Я тебе дочку привез в услуженье.
– Ну, хорошо! Служи, служи мне, – говорит Яга девушке, – я тебя за это награжу.
Отец простился и поехал домой. А баба-яга задала девушке пряжи с короб, печку истопить, всего припасти, а сама ушла. Вот девушка хлопочет у печи, а сама горько плачет. Выбежали мышки и говорят ей:
– Девица, девица, что ты плачешь? Дай кашки, мы тебе добренько скажем.
Она дала им кашки.
– А вот, – говорят, – ты на всякое веретёнце по ниточке напряди.
Пришла баба-яга:
– Ну что, – говорит, – все ли ты припасла?
А у девушки все готово.
– Ну, теперь поди – вымой меня в бане.
Похвалила яга девушку и надавала ей разной сряды. Опять яга ушла и еще труднее задала задачу. Девушка опять плачет. Выбегают мышки:
– Что ты, – говорят, – девица красная, плачешь? Дай кашки; мы тебе добренько скажем.
Она дала им кашки, а они опять научили ее, что и как сделать. Баба-яга опять, пришедши, ее похвалила и еще больше дала сряды <…>. А мачеха посылает мужа проведать, жива ли его дочь?
Поехал мужик; приезжает и видит, что дочь богатая-пребогатая стала. Яги не было дома, он и взял ее с собой. Подъезжают они к своей деревне, а дома собачка так и рвется:
– Хам, хам, хам! Барыню везут, барыню везут!
Мачеха выбежала да скалкой собачку.
– Врешь, – говорит, – скажи: в коробе косточки гремят!
А собачка все свое. Приехали. Мачеха так и гонит мужа – и ее дочь туда же отвезти. Отвез мужик.
Вот баба-яга задала ей работы, а сама ушла. Девка так и рвется с досады и плачет. Выбегают мыши.
– Девица, девица! О чем ты, – говорят, – плачешь?
А она не дала им выговорить, то тоё скалкой, то другую; с ними и провозилась, а дела-то не приделала. Яга пришла, рассердилась. В другой раз опять то же; яга изломала ее, да косточки в короб и склала. Вот мать посылает мужа за дочерью. Приехал отец и повез одни косточки. Подъезжает к деревне, а собачка опять лает на крылечке:
– Хам, хам, хам! В коробе косточки везут!
Мачеха бежит со скалкой:
– Врешь, – говорит, – скажи: барыню везут!
А собачка все свое:
– Хам, хам, хам! В коробе косточки гремят!
Приехал муж, тут-то жена взвыла! (Аф., 102).
Баба-яга является в сказке бесстрастной вершительницей судьбы, испытывая силу и слабость человека. Смысл повествования прост: на жизненном пути доброта помогает обрести помощников и преодолеть все испытания, а злоба и жадность губят. Поздние записи сказок о Бабе-яге потеряли глубокий притчевый смысл. Образ отвратительной и свирепой ведьмы, колдуньи вытеснил память о мудрой колодейнице, следящей за солнечным коло (древнерусским календарём). Однако в северорусской сказке «Царь девица» она носит имя «старуха», «стара-матера женщина» (старица), хранит память о древнейших поверьях и обрядах, её жилище высится не на «курьих ножках», а «на турьей ножке, на веретенной пятке» и поворачивается сама собой, посолонь – вслед за солнцем, луной и звёздным небосводом. В этом святилище неба его служительница прядёт людские жизни: «шелков кудель точит и через грядку (брусок) просни (нити) мечет», «глазами гусей в поле пасёт» (следит за своими посланцами – вестниками судеб), «а носом в печи поварует» (готовит огненное варево – поддерживает негасимое пламя родовой жизни).[47 - Цит. по: Русские сказки в записях и публикациях первой половины XIX века…, С. 279–281. О связи тура с громом-молнией говорит старинная загадка: «Тур ходит по горам – турица по долам, тур кликнет – турица мигнёт». В архангельском говоре тур – «печной столб, которого основание (нога) расписывается пёстро красками». Даль Владимир. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 тт. М.: Русский язык, 1989–1991. Т. IV. С. 444.]
Царевна-лягушка
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь с царицею. У него было три сына – все молодые, холостые, удальцы такие, что ни в сказке сказать, ни пером написать. Младшего звали Иван-царевич. Говорит им царь таково слово:
– Дети мои милые, возьмите себе по стрелке, натяните тугие луки и пустите в разные стороны. На чей двор стрела упадёт, там и сватайтесь.
Пустил стрелу старший брат – упала она на боярский двор, прямо против девичья терема. Пустил средний брат – полетела стрела к купцу на двор и оказалась у красного крыльца, а на том крыльце стояла душа-девица, дочь купеческая. Пустил младший брат – попала стрела в грязное болото, и подхватила её лягуша-квакуша. Говорит Иван-царевич:
– Как мне за себя квакушу взять? Квакуша неровня мне!
– Бери! – отвечает ему царь. – Знать, судьба твоя такова.
Вот поженились царевичи: старший на боярышне, средний на купеческой дочери, а Иван-царевич на лягуше-квакуше. Призывает их царь и приказывает:
– Чтобы жёны ваши испекли мне к завтрему по мягкому белому хлебу.
Воротился Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
– Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен стал? – спрашивает его лягуша. – Аль услышал от отца своего слово неприятное?
– Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал тебе к завтрему изготовить мягкий белый хлеб.
– Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать. Утро вечера мудренее!
Уложила царевича спать, сбросила с себя лягушечью кожу – и обернулась душой-девицей, Василисой Премудрою. Вышла на красное крыльцо и закричала громким голосом:
– Мамки-няньки! Собирайтесь, снаряжайтесь, приготовьте мягкий белый хлеб, каков ела я у родного моего батюшки.
Наутро проснулся Иван-царевич, у квакуши хлеб давно готов – и такой славный, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Изукрашен хлеб разными хитростями, по бокам видны города царские и с заставами. Благодарствовал царь на том хлебе Ивану-царевичу и тут же отдал приказ трём своим сыновьям:
– Чтобы жёны ваши соткали мне за единую ночь по ковру.
Воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: