скачать книгу бесплатно
Коля насупился, вспомнив гражданскую жену Ирочку, которая сожгла его любимую рубашку. Рубашки он обычно гладил сам во избежание, махнув рукой на мужскую гордость, но накануне они поссорились, а сегодня утром помирились, и Ирочка на радостях сказала, что погладит ему рубашку, а он, дурак, расслабился, потерял бдительность и забыл, с кем имеет дело. Ну и вот… погорел.
Ирочка, хорошенькая молодая женщина небольшого роста, работала «старшим куда пошлют», как ехидно называл ее должность капитан, у культового кутюрье Рощенко, Рощика для своих. И секретаршей, и костюмером, и даже курьером. Правда, и на подиум ее иногда выпускали, и Рощик очень ее хвалил. Ей бы росточку добавить, и тогда карьера модельки была бы у Ирочки в кармане, но, увы, не обломилось. Но Ирочка не унывала. Характер у нее был жизнерадостный, а потому Колины занудные выволочки она пропускала мимо ушей. Обоих это устраивало, по-видимому. Хотя… Хотя необходимо заметить, что рядом с собой в мечтах, если можно так выразиться, капитан видел другую женщину, настоящую подругу – мудрую, любящую, с озабоченным лицом. Он представлял себе, как после сложной полицейской операции по задержанию особо опасной личности он возвращается домой, зная, что она не спит, стоит у окна, кутаясь в шаль, не сводя печального взгляда с пустой улицы. Он входит, она выбегает в прихожую, в глазах ее слезы облегчения. Он валится на диван, она снимает с него сапоги, говорит, я сейчас, и бежит в кухню. Возвращается и зовет его ужинать, но он уже спит. Она стоит над ним, качая головой, в глазах ее любовь и слезы счастья. Потом она накрывает его пледом и садится в кресло рядом, не сводя с него любящего материнского взгляда…
В этом месте Колина фантазия давала сбой, и он вспоминал, что диван короток и неудобен, и если по неосторожности проведешь на нем ночь, то потом полдня ходишь, повторяя фигурой его изгибы, и с деревянной шеей и что он храпит, как бегемот на водопое, по выражению Ирочки. «Почему на водопое?» – цеплялся Коля, которого раздражали дурацкие сравнения подруги, часто не имевшие ничего общего со смыслом. Так я вижу, отвечала важно Ирочка. Да и сапог он тоже не носит.
Когда Астахов возвращался домой после… неважно, просто поздно, в квартире стояла вонь какой-то химической дряни, а Ирочка увлеченно красила ногти в разные цвета и махала в воздухе пальчиками, и ее пальчики напоминали огрызки цветных карандашей. На столе перед ней стояли разноцветные пузырьки, оглушительно воняющие. При виде насупленной Колиной физиономии она вскакивала и вскрикивала: «Ой, как ты меня напугал! Давай быстренько чисть картошку, я сделала котлеты!»
В голове человека живет красивый идеал, а действительность диктует свое, в смысле, вносит коррективы. Мудрецы стаскивают идеал на землю, мудро усмехаясь – на то они и мудрецы, а мечтатели… Да ради бога! Мечтайте на здоровье! А вообще, жив-здоров, ноги-руки целы, нигде не колет – не болит, любимая работа есть, друзья, подруга, дом… какого рожна? Печальную, всепрощающую, закутанную в шаль женщину у окна вместо взбалмошной Ирочки? А не надоест, как в одной бардовской песне, – «любить усталые глаза»? А тут как чертик из коробочки Ирка, женщина-сюрприз, каждый день что-нибудь новенькое!
Трио друзей было надежным, спетым и взаимопонимающим. Капитан Николай Астахов – опер из убойного отдела, человек суровый, пессимист в большей степени, чем оптимист, поскольку знаком с изнанкой жизни и не ожидает от нее ничего путного; Савелий Зотов – главный редактор отдела дамских романов издательского дома «Арт нуво», человек наивный, оторванный от изнанки жизни, счастливо женатый, отец двоих детишек – Настеньки и Лео… тьфу ты! Германа; и Федор Алексеев, бывший коллега Коли, тоже капитан, ныне преподаватель философии в местном педагогическом университете. Человек, сменивший «военный мундир на академическую тогу», по его собственному выражению. Федор вдумчив, любит мыслить, расставлять все по полочкам, по ночам пить кофе литрами и решать всяческие исторические ребусы и загадки; он также часто высказывает предположения, которые не лезут ни в какие ворота, как считает Коля, – плоды ночных бдений. А Савелий у него на подтанцовке, тоже как ляпнет, так хоть стой, хоть падай. Но, если честно, что-то в ляпах Савелия есть, нужно только истолковать их правильно, в чем поднаторел Федор. Капитан держит их в курсе происходящих в городе криминальных событий, они их обсуждают, собираясь «на точке» – в излюбленном баре «Тутси», где хозяином добрый старик Митрич. Федор рассуждает насчет версий, Савелий вставляет свои два гроша, а капитан хватается за голову и кричит, что идеи их абсолютно дурацкие, потому что… дурацкие и не лезут в ворота. Ни в какие. Но тем не менее, тем не менее…
– Может, и побежали, – заметил Федор в ответ на предположение Савелия о том, что некий фотомастер пообещал девчонкам звездную жизнь, вот они и побежали. – Но куда после этого делись? Почему порвали с родными? Почему молчат?
Савелий открыл было рот, но Коля поспешно сказал:
– Чего-то пересохло в организме, не к добру. А не накатить ли нам, други? Леопольд растет, Федька оклемался, на человека стал похож, даже Митрич и то усы отрастил. А мы как канадские лесорубы, о работе и о работе.
– Герман, – поправил Астахова Федор.
– Ну да, Герман. Поехали!
Но Савелий все-таки спросил – когда они выпили.
– Я все-таки не понимаю, – начал он, запинаясь, – если пропавших девушек пять, а здесь шестнадцать, то… как же так?
Николай и Федор снова переглянулись. На лице капитана появилось выражение как будто его донимают зубы, но он ничего не сказал, только махнул рукой.
– Савелий, тот факт, что наша Юлия в обеих группах – с куклами и с пропавшими девушками, – вовсе не значит, что все шестнадцать стеклянных кукол пропали, понимаешь? – принялся объяснять Федор. – Может, пропала только одна из них, Юлия, а остальные живы-здоровы и ходят на работу. Это разные группы, Савелий. И далеко не факт, что это, – он ткнул пальцем в фотографию невесты, – Юлия Бережная. Сестре могло показаться, как ты понимаешь. Кстати, – повернулся он к Коле, – а вы…
– Может, хватит на сегодня? Приходишь к Митричу культурно провести время, узнать городские новости и расслабиться, а покоя и тут тебе никакого. Конечно, сравнили, не дураки. Никого из пятерки среди кукол нет.
Но, как оказалось впоследствии, капитан ошибался.
Глава 4
Федор Алексеев и плачущая девушка
Он позвонил. Внутри раздались торопливые шаги, лязгнули замки, и дверь распахнулась. На него с криком «Юлечка» вылетела девушка в цветастом халатике. Увидев Федора, она замерла и уставилась на него испуганными серыми глазами.
– Извините, что без звонка, Антонина Васильевна, – поспешил Федор. – Меня зовут Федор. Федор Алексеев. Я коллега известного вам капитана Астахова.
Как правило, Федор скромно умалчивал о том, что он бывший коллега капитана Астахова. Исключительно для пользы дела, да и то только вначале – потом, рано или поздно, правда обязательно выплывала, – но к тому времени между Федором и свидетелем уже устанавливались доверительные отношения.
– Да, да, конечно! Я думала, это Юлечка. Проходите, пожалуйста. Даже в глазок не посмотрела…
Федор разместился на диване в гостиной и с любопытством огляделся.
– Есть что-нибудь новое, да? – Хозяйка с тревогой и надеждой всматривалась в его лицо. – Вас капитан Астахов прислал?
– Пока нет, Антонина Васильевна. Я пришел поговорить о вашей сестре… с вашего позволения.
– Можно Тоня. Я сейчас!
Она выбежала из комнаты; хлопнула дверь в глубине квартиры. Пока ее не было, Федор рассматривал гостиную. Светло, уютно, очень по-женски. Бежевые гардины, желто-зеленый ковер на полу, нарядная полированная горка с хрустальными вазочками и пестрыми чашками. Много живых растений на окнах – он узнал герань, пышную, с ярко-красными цветками, и еще лиловые и розовые фиалки.
Девушка вернулась минут через десять, в джинсах и белом свитерке, подкрашенная и причесанная, уселась напротив, уставилась на него выжидательно.
– Извините, что я без звонка, – повторил Федор.
Он намеренно не стал звонить, ему хотелось захватить ее в естественном состоянии, так сказать. Естественное состояние может много сказать о человеке. Несвежий халат, торчащие патлы, неумытая физия – это одно, а хорошенький халатик, аккуратная головка и ясные глаза – совсем другое. У Тони были ясные глаза, серые, ожидающие, готовые распахнуться от радости. А теперь еще и белый свитерок. Воспитательница, вспомнил Федор. Действительно, воспитательница, а ребятишкам повезло.
– Ну что вы! – воскликнула она, покраснев. – Я рада, что вы пришли. Знаете, я ночью не сплю, прислушиваюсь к лифту, а вдруг это Юлечка! И на каждый звонок бегу открывать, даже не спрашиваю кто, боюсь услышать чужой голос. Когда мы остались одни, Юлечка была совсем маленькой, я заплетала ей косички. Я не могу поверить… Соседка рассказывала, что участковый говорил во дворе, что она уже, что ее… – Тоня всхлипнула и закрыла лицо руками. – А я знаю, что она живая, чувствую вот здесь, – она ткнула себя кулачком в грудь. – Если бы ее не было, я бы почувствовала, понимаете? Мы с Юлечкой очень связаны. Я вам сейчас покажу наши альбомы! – Она вскочила.
Альбомы! Федор вздохнул – семейные альбомы производили на него удручающее впечатление, он принципиально не ходил в те дома, где совали гостям семейные альбомы, но сейчас деваться было некуда, и он покорился – для пользы дела.
Тоня принесла громадный альбом с застежками, положила на журнальный столик, присела рядом с Федором. Открыла и стала объяснять. Это мамочка, это папочка, это девочки с мамочкой – Юлечка и она, Тоня, это Юлечка в школе, на утреннике, в парке, в кафе, это детсадовские детишки, младшая группа, средняя группа, старшая. Снова Юлечка… И так далее. У Федора зарябило в глазах. В этой семье уважали традиции и фотографировались по любому мало-мальски значимому поводу. Он выдержал до конца, а в конце даже заинтересовался. Славные девочки. Тоня приятная, и Юлия тоже хорошенькая. В костюме Кармен, в бальном платье, в вечернем платье… Кармен? Похоже, бал. Немолодая тощая дама с жилистой шеей, в трико и коротенькой юбочке, стоит на одной ноге, другая отведена в сторону; носочек вытянут, головка навскидку, взгляд орлиный. Напоминает цаплю.
– Это Юлечкина школа танцев «Конкордия»! Юлечка несколько лет занималась танцами. Знаете, это так развивает, я так радовалась. А это их руководитель, заслуженная балерина Стелла Гавриловна, необыкновенная женщина! У них и смотры, и поездки, и конкурсы…
Федор вспомнил фотографию девушек в костюме цыганки. Ассоциация напрашивалась сама собой.
– Юля посещала школу до… – Он запнулся, но тут же нашелся: – До недавнего времени?
– Нет, она бросила год назад. Я так просила, даже плакала, но знаете, как это бывает, она сказала, что переросла, что все. Другие интересы.
– Антонина Васильевна…
– Тоня, пожалуйста! – перебила она, вспыхивая. Она легко краснела, легко плакала, смотрела с надеждой и ловила каждое его слово.
– Тоня, я буду спрашивать… может, вам неприятно, но это важно.
Она дернулась возразить, но Федор остановил ее жестом.
– Тоня, у Юли был мальчик? Молодой человек?
– Ну что вы, какой молодой человек! Никого у нее не было. Юлечка училась, занималась танцами, встречалась с подружками. Знаете, какая нагрузка на юридическом?
Не встречалась ни с кем или сестра не в курсе. Федору было прекрасно известно, что родные плохо знают своих детей – выдумывают себе образ и считают, что знают. А потом удивляются. Старшие сестры тоже мало знают младших сестренок…
– Почему Юля бросила танцы? Что-то случилось? Кто был ее партнером?
Тоня пожала плечами:
– Нет! Просто бросила. Стало неинтересно, выросла. Она почти три года танцевала с Леней… забыла фамилию, но он женился полтора года назад и бросил. Были какие-то случайные партнеры, а потом Юлечка тоже бросила.
– У нее с этим Леней…
– Ну что вы! – Тоня невольно рассмеялась. – Он же клоун! Его никто и всерьез-то не принимал, даже удивлялись, что нашлась девушка…
– Кто он по профессии?
– Что-то с компьютерами, кажется.
– Вы знаете всех ребят из школы?
– Там не только ребята, там и взрослые люди. С Юлечкой один раз на улице поздоровался такой весь из себя солидный дядечка, лет сорока, я потом спросила, кто такой, а она ответила, танцует у них. И еще одного я встречала в мае на пляже, Юлечка еще шутила, что он положил на меня глаз. Спокойный, молчаливый, костер мигом разложил, из тех, что на все руки… – Тоня вздохнула. – Такой день был замечательный, река, солнце! Мы пили вино, много смеялись… Знаете, я сейчас понимаю, это было счастье. Они все как одна семья, хотя очень разные… Стелла Гавриловна сумела их объединить, у нее талант воспитателя. Она такой необыкновенный человек! Необыкновенная женщина.
– А среди друзей Юли были художники или фотографы? – спросил Федор.
– Нет, по-моему. – Она задумалась.
Федор ждал. Тоня покачала головой:
– Вряд ли, Юлечка сказала бы.
– Скажите, Тоня, а в поведении Юли что-то изменилось за последний год? Она бросила танцы… Может, еще что-то? Подумайте! Стала иначе одеваться, краситься, сменила духи. Стала больше смеяться или, наоборот, стала раздражительной, рано уходила к себе, говорила, что устала?
Девушка завороженно смотрела на Федора, раздумывала. Потом покачала головой:
– Ничего такого не было. А вы что, думаете…
– Я не знаю, Тоня, я бью наугад. Она не упоминала, что хотела бы уехать, начать новую жизнь, стать великой актрисой или моделью?
– Нет, ну что вы! – Тоня даже рассмеялась. – Какая модель! Юлечка у нас отличница, она хотела стать юристом.
– Она часто задерживалась после занятий? Приходила поздно вечером?
– Почти никогда. Юлечка домоседка. Мы ужинали, смотрели телевизор, потом она сидела в компьютере, у нее много друзей в сетях.
– Понятно. – Федор вытащил из папки кейс с фотографиями, все шестнадцать, разложил на журнальном столике. – Тоня, посмотрите еще раз. Вы уверены, что это Юля?
– Уверена! Я уже говорила!
– Посмотрите внимательно, Тоня. Может, вам знакомы другие девушки? Не торопитесь.
Она нахмурилась, даже губу закусила от напряжения.
– Вот эта и эта… кажется. – Она взяла фотографии цыганки и Золушки. – Мне кажется, я их где-то уже видела.
– Не можете припомнить, где?
Тоня снова задумалась, перебрала фотографии. Наконец покачала головой:
– Нет.
– А из этих? – Федор положил перед ней фотографии пяти пропавших девушек из Колиного списка.
– Кто они?
– Эти девушки пропали за последний год.
Она жадно рассматривала фотографии. Потом покачала головой:
– Нет, никого не знаю.
– Я хотел бы увидеть Юлин компьютер. Он у вас?
– Его забирали в полицию, а потом вернули. Конечно, смотрите. Он в Юлечкиной комнате.
– Можно взглянуть?
Она поднялась.
…Федор с любопытством рассматривал комнату пропавшей девушки. Мохнатый зверек – похоже, хомяк, в розовом платьице, очень смешной; фотографии хозяйки с сестрой и подружками в разноцветных рамочках; письменный стол с компьютером; деревянная фигурка Будды, серебряный бокал на высокой ножке, из которого торчали карандаши и ручки; керамическая вазочка со всякой мелочью вроде скрепок, пилочки для ногтей, шипастой морской ракушки и разноцветных бусинок. Он выдвинул ящик стола. Там была толстая красная тетрадь с надписью «Дневник. Посторонним вход воспрещен!!!» Федор невольно улыбнулся. Взглянул на Тоню, она кивнула. Федор взял тетрадь…
– Может, кофе? – спохватилась девушка. – Я не подумала… совсем голова плохая стала. Хотите? Или чаю?
Федор уже пил кофе, он бы с удовольствием позавтракал… ну что-нибудь вроде яичницы или парочки бутербродов, но, посмотрев на девушку, нахмурился и соврал озабоченно, что он бы с удовольствием, но, увы, важная встреча, нужно бежать. Девушка была славная, и ему не хотелось… как бы это поточнее выразиться? Не хотелось подавать ей надежду. Как-то так. А то начнутся приглашения на ужин, звонки, ванильное печенье, забота, готовность гладить рубашки и стирать носки, умоляющие заплаканные глаза. Нет уж! Знаем, проходили. Почему вспомнилось именно ванильное печенье? Имел место в жизни Федора некий эпизод с этим печеньем, на которое он с тех пор смотреть не мог.
Он ушел, унося с собой дневник и компьютер Юлии…
…Ничего интересного и полезного Федор там не нашел. Девичья болтовня, расписание уроков, подготовка к семинарам, десятки закладок: от косметики и светских сплетен до всяких «Как быть любимой», толкования снов и гадания…
Глава 5
Что говорят профи
Как лететь с земли до звезд,
Как поймать лису за хвост,
Как из камня сделать пар, –
Знает доктор наш Гаспар…
Ю. Олеша. Три толстяка
Недолго думая, Федор Алексеев позвонил знакомому, дипломированному фотографу Ивану Денисенко, от души надеясь, что тот дома и в приличном состоянии. Иван, как всякий нормальный художник, время от времени впадал в тоску и от безысходности бытия и несовершенства мира начинал пить. Мастер он был от бога, с именем не только в родной стране, но и за пределами, казалось бы, живи да радуйся, ан нет – душа творца время от времени требовала драйва, надрыва, вопля и перезагрузки. А то и драки с выбросом тел из окна. Всякое бывало.
Федору повезло – Иван был дома и, похоже, в приличном состоянии. Правда, Федор его разбудил.
– А? Что? Алексеев? – забормотал Иван спросонья. – Федя, ты?! Дружище! Который час? Двенадцать? Уже? Да ты чего? Во, елки-палки, время бежит! У меня вчера тут ребята погудели, то есть мы вместе… нормально так, без булды, даже ментовку не вызывали. Дружбан женится, и мы, так сказать, в последний путь. Ты где? Рядом? Так чего же ты, разбойник! Давай сюда! Жду. Да, кофейку захвати, придурок Гошка высыпал вчера с балкона. Давай!
Он распахнул дверь – здоровенный растрепанный детина с красной физиономией, в одних трусах, босой, – и с ревом бросился Федору на шею.
У Федора имелись самые разные знакомства, в верхах и низах, причем в таких низах, что капитану Коле Астахову и не снилось. Недаром Федор философ, а философы относятся к жизни и людям философски, не встречают по одежке и обо всех имеют собственное суждение, невзирая на репутацию.
С Денисенко они пересеклись пару лет назад на персональной выставке Ивана, и Федор подошел к художнику, чтобы выразить свои чувства. Выставка ему понравилась. Она была необычной. Фотограф представил сотню работ, черно-белых, в традициях цеха, и довольно необычных – корявые одичавшие деревья, полуразрушенные убогие хибары, перекошенные ступеньки, резные наличники и ставни и, главное, двери! Низкие, не открывавшиеся добрую сотню лет, резные, с клямками, засовами, навесными замками, грязные, в паутине… Было в них что-то запредельное и невыносимо печальное – они словно застряли во времени. Федор ничего подобного никогда не встречал, ему и в голову не приходило, что подобная тема может вызвать чей-нибудь интерес. А художник увидел и заинтересовался. Выставка называлась «Прощание» и взяла главный приз на показе в Торонто; красной нитью, как понял Федор, там проходила философская мысль о бренности всего сущего. Он смотрел на Ивана Денисенко в толстом белом свитере и джинсах, с бокалом шампанского в руке, на красную его рожу и не мог поверить, что этот жизнерадостный гигант так чувствует…
