скачать книгу бесплатно
– Я не мечтала, – сказала Аня. – Я хочу быть учительницей.
– Одно другому не мешает, – ответил Игорек. – И деньжат побольше… в смысле, добавлю за участие. Пошли, покажу модели, ты такого еще не видела.
– А Регина Павловна?
– Боишься? Не твоя забота. Сменим имидж, цвет волос, подберем гамму… Ты как с Юлькой?
– Нормально. Он меня не замечает.
– Он никого не замечает. Присмотрись, какая пластика, – не ходит, а плывет! Танцует.
– Уж скорее Сандра!
– Э, нет! Сандра приплясывает, потому что душа поет, а у Юльки грация кота, от выучки. Он танцует с трех лет, работал в театре оперетты, фестивали разные, шоу… Разбился на байке и вылетел. Стал пить…
«Игорек кого хочешь уговорит. Да и самой хочется попробовать, если честно. Страшно и тянет! Не верится… Представляю, как иду, и страшно! Все смотрят, перешептываются, удивляются. А я как… как… не знаю! Они все красавицы, даже Сандра с ее лишними кэгэ. А я иду! Даже дух захватывает. Господи, не упасть бы! Они иногда падают, Сандра рассказывала. Снежана однажды чуть не упала… Снежана – принцесса, модели фантастической красоты, атлас, кожа, шелк… цена запредельная. Тамара попроще, барышня-крестьянка, подружка Снежаны, заглядывает ей в рот и подражает, но не сильно получается. Алина, как статуэтка слоновой кости, спокойная и созерцательная, недаром у нее кличка Будда. Сандра… Ох уж эта Сандра! Шумная, бесцеремонная, нахальная. И унисекс Юлька. Регина Павловна называет его папуасом… непонятно почему. Наверное, и у меня есть кличка… Игорек, например, Чертушка. Тамара… не знаю! Ее не очень любят, Сандра говорит, она – шестерка, стукачка. Алина называет меня «воробей». Она очень спокойная и терпеливая, Сандра говорит, у нее нервы, как у слона. Азия! По десять раз показывает, как надо, а я деревянная, честное слово! Никогда не думала, что пройти туда-сюда так трудно. Подбородок, руки, коленки, плечи… Взгляд! Не смотри в зал – собьешься, представь, что их нет, ты одна! Главное, не смотреть на их лица! Интересно, какие модели у меня? У Игорька модели… странные, если честно! Буффонада, фэнтези, буйство красок… африканская кровь, не иначе… И любимые цвета: лиловый, желтый, белый и черный. Вернее, не белый, а всякие оттенки «под». Их, оказывается, десятки: белый, кремовый, слоновая кость, магнолия, морская раковина, бежевый, снежный, дымчатый, белый призрак, цветочно-белый, лен, молоко. И так любой цвет. Конечно, не только буффонада – для Снежаны, например, сплошная элегантность, дух Милана и Парижа… никакой Африки и солдатских ботинок. А что, интересно, для меня? Что-нибудь под мальчика: короткие брюки, ботинки, здоровенный жакет, клетчатая мужская рубаха оверсайз до колен, кепи… Гаврош! Недаром он спросил, как я с Юлькой. Меня часто принимают за мальчика, особенно сейчас, с этой стрижкой…»
– Анюта, ты чего удумала? – удивился протрезвевший дядя Толя, на третий день заметив ее новый облик. – Вроде на пацана похожа… раньше было лучше. С какого перепугу?
Дядя Толя – муж маминой сестры тети Лии. На самом деле она Аглая. Дядя Толя называл ее Лайкой и говорил, что с удовольствием посадил бы на цепь. Тетя Лия могла исчезнуть из дома на неделю или на месяц, а однажды вообще не вернулась, и они остались одни. Ей, Ане, было тогда четырнадцать. Дядя Толя – свободный художник и на все руки мастер: пишет вывески и портреты, льет чугунные оградки, кладет печи и режет кладбищенские памятники. Неплохо зарабатывает, но пьет. Аня сначала боялась, когда он лежал на полу, не сумев добраться до дивана, – ей казалось, что он умер. Но потом привыкла. Наутро отпаивала рассолом и заставляла поесть, прятала водку, выговаривала, как малому ребенку. Дядя Толя каялся и клялся, что все, завязывает, иногда плакал и жалел ее, Аню, держался неделю-другую – и опять срывался. От тети Лии через два года пришло письмо из Торонто: жива, здорова, работает в театре-кабаре, домой пока не собирается. Она – певица. «Надо же, куда залетела», – удивился дядя Толя и поспешил в магазин за водкой.
Спрашивается, а почему жалел? Когда Ане было семь, а брату Саше двадцать два, их родители погибли в аварии. Говорили, солнце ослепило, и машина врезалась в рефрижератор. Папа был за рулем… Она долго не могла поверить, что их больше нет. Были закрытые страшные гробы, которые закопали в землю и положили сверху венки. Она прижималась к Саше, он обнимал ее, словно оберегал. Она была растеряна и не плакала. Тетя Лия плакала, дядя Толя держал ее под руку. Потом они сидели за столом – Саша сказал, поминки; потом гости ушли и остались только свои. Она ушла к себе в комнату, а они еще долго сидели. Через два дня все уехали, и они с Сашей остались одни.
Саша… Умный, добрый, работяга… Дядя Толя говорил, что Сашка мог запросто отдать ее в какой-нибудь интернат, спихнуть с глаз долой и не тянуть семью, учебу, работу, молодой ведь парень, в соку. «Саша никогда не отдал бы меня, – кричала Аня, глотая слезы. – «Слышишь, никогда!» – «Это я к примеру, – говорил дядя Толя примирительно, – я ж понимаю, свое ж дите, а Сашка золотой человек был, жаль, рано ушел. Надо помянуть, эх, жизня наша подлая…»
Саша умер от сердечного приступа, когда ему было двадцать четыре, а ей девять. У него была невеста, готовились к свадьбе, а он взял и умер. Причем никогда никаких проблем с сердцем. А ее, Аню, забрали тетя Лия и дядя Толя. Они жили в Зареченске…
Тетя Лия – очень красивая, яркая, от нее всегда приятно пахло. А дядя Толя на полголовы короче, лысоватый, с носом, как у артиста Леонова. Аня как-то спросила у мамы, почему тетя Лия вышла за него замуж, неужели не могла найти кого-нибудь покрасивее? А мама ответила: «Пусть спасибо скажет, что попался приличный и добрый человек, а не свистулька как обычно». Дядя Толя не был свистулькой, он действительно добрый и приличный, но пил. Выпив, становился веселым, смеялся, рассказывал всякие смешные истории про заказчиков, а потом вдруг умолкал на полуслове и засыпал прямо за столом. И ни скандалов тебе, ни драк, ни злобы. Она вытаскивала его из-за стола и приговаривая: «осторожненько, держись за меня, вот сюда, смотри под ноги», – отводила в спальню, укладывала в кровать и укрывала одеялом. С облегчением и чувством выполненного долга смотрела на него, спящего: доставила, теперь с ним ничего не случится – не упадет, не разобьется, а мирно проспит до утра…
Год назад она уехала из Зареченска, вернулась в город, где родилась, где остались родители и Саша, и поступила в педуниверситет. Дядя Толя часто звонит, скучает; подкидывает на жизнь, но она отказывается брать: стесняется. Берет, конечно, но ей стыдно. Дядя Толя приехал в гости, рассмотрел крошечную квартирку на окраине, которую она снимает с девочкой из их группы, сказал, что она похудела, стала совсем прозрачная, наверное, ничего не кушает. Накупил продуктов, пригласил в ресторан, выпил прилично; на другой день они вместе сходили на кладбище, положили цветы и посидели у могил. Памятники и оградки – работа дядя Толи. У родителей парный памятник черного мрамора, у Саши гранитный. Строго, без излишеств, без фотографий – так хотела мама, даже оставила письмо Саше, на всякий случай, мол, никаких фотографий, они еще посмеялись… А через два года их не стало. А на Сашином фотография есть – дядя Толя постарался – брат как живой. Он с улыбкой смотрит на нее, и Аня мысленно рассказывает ему про себя.
Дядя Толя выпил и заплакал, сказал, что вот так и проходит жизнь и ничего не остается, только кусок камня и две даты. После водки его тянуло философствовать. Раньше – смешные истории, сейчас – разговоры за жизнь…
Она нашла работу в Доме моды – повезло, можно сказать, причем совершенно случайно. Пришла спросить, а там, оказалось, только ее и ждали. Уволили накануне менеджера по уборке и курьера, как сообщил ей при входе здоровенный мужчина в бордовой униформе. Так что иди, давай, спроси у начальницы.
Регина с сомнением рассмотрела соискательницу и спросила:
– А потянешь? Уж больно ты хлипкая! Совершеннолетняя? Паспорт есть?
– Потяну! – пообещала Аня. – Честное слово! Мне уже девятнадцать. Скоро двадцать!
Трудновато, конечно, учеба и работа, но это ничего, она справится. Зато интересно. Девушки такие… потрясающие! Регина Павловна, конечно, с характером, и Аня старается не попадаться ей под ноги. Игорек славный. Всегда расспросит, как ей у них, как учеба, потрогает за плечико, возьмет за локоток, улыбнется. Ладошки розовые, похоже на дизайн. Его все любят, а Регина побаивается. Так ей, Ане, кажется. Хотя орет так, что слышно на улице. Он все с улыбочкой: руки сложит на груди, смотрит молча, а ее просто бомбит. А одет как! Торчит на шарфах и лайке: у него целая коллекция лайковых пиджаков и шарфов. Дизайнер от Бога! Чувствует «натуру», говорит Сандра, видит баб насквозь, в его шмотках любая клизма засверкает. Они все такие, мода на таких держится… в смысле, гм, это самое! Сандра многозначительно закатывает глаза и трясет головой…
Месяц назад Игорек отвел Аню в сторонку и сказал, что хочет выпустить ее на подиум. Подумай, сказал, новый опыт, у меня интересные мысли и задумки, не отказывайся! И ушел, не слушая возражений…
…Аня сидела на низкой скамеечке в загородке у Саши, рассказывала брату про Дом моды и неожиданное предложение дизайнера Игорька.
– Знаешь, Сашенька, мне так страшно! И радость тоже – что-то новенькое, девчонкам из группы пока не сказала. А вдруг не получится… Зато потом покажу фотки и расскажу. Они не поверят! Игорек сказал, если что-нибудь понравится, можно купить задешево. И распродажи для своих. К его моделям не подступиться, а тут можно! Он хороший, добрый, всегда скажет что-нибудь, расспросит… Саш, что мне делать?
«Чего тут долго думать, – Саша смотрел на нее с улыбкой. – Конечно, соглашайся, человек не должен отказываться, в жизни все надо попробовать».
Аня кивнула: совсем как Игорек. Поставила принесенные цветы – свои любимые синие ирисы – в мраморную вазу, попрощалась с Сашей и медленно пошла к главной аллее, туда, где памятник родителей. Синие ирисы… Она не знает, какие цветы любил Саша – не успела узнать, – и всякий раз мысленно извинялась перед ним. Синие ирисы красиво смотрелись на фоне зеленовато-серого со слюдяными высверками гранита…
Глава 3. Парад монстров
Талии – кубки.
Ногти – в глянце.
Крашеные губки
розой убиганятся[1 - «Убиганиться» – глагол, придуманный Маяковским, производное от названия французской парфюмерной фирмы «Убиган» (Houbigant).].
Упадая с высоты,
пол метут шлейфы…
В. Маяковский. Красавицы
Зал был полон. В первых рядах – Регина Чумарова, главные особы города, мэр с супругой – всем известна его маленькая слабость открывать все подряд и перерезать ленточки: от детской площадки до Дня города; богатые и знаменитые, спонсоры, а также пресса в лице культового журналиста Алексея Добродеева. Читателю он, возможно, знаком под именем Лео Глюка. Рядом с ним дипломированный мастер художественной фотографии, лауреат многих премий, в том числе зарубежных, Иван Денисенко. Тут же конкурент Дома, кутюрье Рощенко, полный зависти и скепсиса, в своей обычной красной бейсболке козырьком назад. Публика – в основном женщины – пребывает в состоянии эйфории и ожидании чудес. Негромкие голоса, стук стульев, смех, шелест программок; едва слышная музыка, где-то очень далеко, классика…
Игорек Нгелу-Икеара стремительно проходит по длинному помосту; его встречает шквал аплодисментов. Он стоит, немыслимо красивый, в белом костюме, его гладко обритая голова сверкает в свете люстры. Он протягивает вперед руку с розовой ладошкой, призывая к тишине, и начинает свой спич:
– Дорогие гости! Дамы и господа! Позвольте мне поблагодарить всех вас за интерес и поддержку, которые «Икеара-Регия» чувствует головой, сердцем и нервами. Надеюсь, мы не подведем и не разочаруем. Наше представление в двух частях: фантасмагория, навеянная Венецианским карнавалом, и реалити-шоу. Виват! Виват! Виват!
Он поклонился – зал утонул в овациях; Иван Денисенко защелкал камерой; Леша Добродеев возился с мобильным телефоном, мысленно чертыхаясь – что-то там заклинило. Регина не выдержала и поднялась. Служитель подскочил к ней с микрофоном. Игорек протянул руку и втащил ее на подиум. Она стояла рядом с ним: крупная, широкая, большеголовая, тоже в белом костюме, в красных туфлях на высоких каблуках. С багровым лицом и сбитым дыханием – запыхалась, пока лезла наверх. В глазах светилось торжество – вставила фитиля Чертушке! Ее выступление в программе не предусматривалось. Они стояли рядом, плечом к плечу, заклятые соперники-партнеры.
– Дорогие мои! – Регина взмахивает рукой. – Это знаковое событие останется в истории города навсегда. Что я хочу сказать… – она слегка запнулась. – Э-э-э… вы увидите феерическое шоу, в которое мы вложили всю душу! Да! Всю душу! А помните… помните, как начинался Дом? Помните? Позвольте напомнить! Он тогда назывался «Регина»! Сколько… воды с тех пор… даже не вспомнить! До слез!
Игорек шевельнулся и потянул носом; улыбка сползла с его лица. Если мадам ударяется в воспоминания, то это надолго. Кроме того, от нее тянет виски – не выдержала, приняла от волнения. Игорек обнимает ее, прижимает к себе, целует руку и проникновенно произносит:
– Наш Дом – заслуга вот этой замечательной женщины, ее усилий, воли, дерзаний! Вы все ее знаете! Ваши аплодисменты, господа, Регине Чумаровой!
Он снова целует опешившей Регине руку и уволакивает ее с подиума. Она до того растерялась, что безропотно уходит. Их сопровождает новый шквал аплодисментов.
– Она чуть не упала, видели? – злорадно шепчет кутюрье Рощенко соседу. – Говорят, пьет как лошадь, не понимаю, зачем ее выпускают!
Классическую музыку сменяет галоп. На подиуме, подпрыгивая в ритме мелодии, появляется странное существо с головой жирафа: длинная шея, желтая с коричневыми пятнами голова, уши и рожки. Секундой позже – новое существо с головой зебры: резкие черные полоски и черная грива. На существах белые курточки из искусственного каракуля с короткими рукавами, кюлоты чуть ниже колен, на тонких ножках громадные ботинки на толстой подошве. Они допрыгивают до конца подиума и кланяются. Их встречают гром аплодисментов и хохот. Некоторые привстают, чтобы рассмотреть получше. Непрерывно щелкают камеры и айфоны. Клац-клац-клац…
Жираф и зебра упрыгивают за ширмы. На смену им марширует высокая девушка в ботфортах, в пышной черной с белыми полосами юбке с четырьмя разрезами и черном лифчике, усыпанном блестками; на лбу у нее обруч с торчащими рожками, на лице черная сверкающая маска. Она похожа на робота: движения ее скупы, выверены, бесчеловечно совершенны.
Мгновенная тишина – и снова взрыв аплодисментов.
Девушку в маске сменяют три новые – в шляпках-кастрюлях с полупрозрачной вуалью, закрывающей лицо; сверху прозрачный черный бант; на них длинные узкие юбки с высокими разрезами спереди и сзади, на плечах черное в блестках болеро фасона «летучая мышь», а на ногах высокие шнурованные ботинки. Движения девушек синхронны, глаза таинственно сверкают под вуалью, ярко-красные губы выделяются резким пятном. Они удаляются в сопровождении аплодисментов.
Их сменяет пара карикатурно тонких, стриженных почти наголо, с мертвенно белыми лицами существ – ни бровей, ни ресниц; громадные рты, накрашенные бордовой помадой; на скулах – сердечки и блестки, вокруг глаз – черные круги. Они наряжены в серо-синие пышные полупрозрачные шифоновые платья с рукавами, как крылья; оба босы, с красным лаком на ногтях. Идут, держась за руки. У одного заметно оттопыренные уши.
Мгновенная тишина – и тут же вопли «браво» и хохот!
Дальше выход девушки в черной короткой кожаной юбке и лиловом свитере с пышными рукавами-буфами; ноги в черных непрозрачных чулках чуть выше колен тонкие и кривые; поверх чулок видна полоска голой кожи. Ботинки.
Аплодисменты!
Еще одна девушка-соло в расклешенной куртке под леопарда и такой же юбке, на голове соломенная шляпка с широкими полями и большим красным цветком спереди. Она проходит, приплясывая и покачивая бедрами; развеваются полы, открывая символический топ на бретельках и коричневую кожу. На ее шее раскачивается маятником сверкающий медальон на длинной массивной цепочке.
– Не могу понять, – говорит Леша Добродеев, наклоняясь к Ивану Денисенко, – что это? Какое-то гениальное уродство! Как тебе?
– Супер! – Иван показывает ему большой палец, не отрываясь от камеры. – Восторг, встряска. Все осточертело, а тут смотрел бы и смотрел! Зрелище! Ну, Игорек! Порадовал старика. – Насчет старика, конечно, кокетство: Иван – мужчина в соку и самом расцвете.
Снова тонкая бледная парочка существ без пола. Впереди то, что повыше, за ним второе, пониже. Первое с зелеными торчащими на голове перышками, второе с розовыми. Лица раскрашены сообразно в зеленое и розовое. Пышные белые воротники-жабо, белые платья в форме трапеции с разноцветными вертикальными полосками, и туфли-котурны на высокой платформе. Они проковыляли до конца – было видно, что ходить им трудно, – повернулись, доковыляли обратно и исчезли.
– Фантастика! – восторженно выдохнул Иван. – Где он их берет?
– Не знаю, не знаю, – сказал Леша Добродеев. – Я традиционал, а эти… это… какой смысл?
– Опт-арт, – сказал Иван. – Визия, праздник для глаз. А традиции надо ломать. На хрен тебе смысл? Ты такое раньше видел?
– Не видел! Кто это наденет?
– Никто. Мода в чистом виде, как идея и зрелище. Смотри, у Рощика морду перекосило – обзавидовался, бедняга!
– А парнокопытные на хрен?
– Изюминка! Африканская визия художника. Кстати, может, смотаемся на сафари? Поохотимся на слонов или тигров! Как идейка?
Добродеев хотел ответить «индейка», но только вздохнул: Иван и его дурацкие идеи! Разве в Африке водятся тигры?
Жена мэра повернулась к Регине и выдохнула:
– Потрясающе! Региночка, это просто потрясающе! Так необычно, так свежо! Поздравляю!
Регина кивнула и почувствовала, как сжатая внутри пружина начала понемногу распрямляться. Зрелище, устроенное Чертушкой, ничего, кроме раздражения и неловкости, у нее не вызывало, и она уже представляла, как устроит ему разнос. Даже кулаки сжала в предвкушении. Что он себе возомнил? Устроить балаган, выставить каких-то бомжей… Господи! Зеленые морды, блестки, сердечки… чисто монстры! Хиппарь несчастный! Стыдоба! Совсем крышей поехал. Недаром не пускал на репетиции, крутился как уж на сковородке. А оно, оказывается, необычно и свежо? Получается, она, Регина, ни хрена не понимает? Не врубается? Отстала от мировых трендов? И вообще старая дура? В глазах защипало, она всхлипнула.
– Региночка, как я вас понимаю! – щебетала жена мэра. – Эти слезы… гордость художника! Знаковое событие, которое останется в памяти города! Особенно это трогательное существо с ушами!
Знаковое событие, надо же! «Останется в памяти…» Что называется, накликала. Но об этом позже.
Вторая часть шоу была вполне традиционна. Снежана блистала королевой. Весенние туалеты, немыслимо элегантные костюмы и платья, калейдоскоп расцветок, минимум экзотики, классика и легкость. Широкие плечи снова в моде; длинные узкие юбки с разрезом, строгие блузки, короткие жакеты; куртки и жакеты из лайки, а как же! Бархат и велюр! Нежнейшие расцветки: оливковые, бледно-фиолетовые, оттенки мха и старого золота. Розовое и малина снова в моде. Кюлоты в тренде. Туники и легинсы вернулись! Джинсы-скинни и клетчатые рубахи оверсайз. Вечерние платья с торчащими разноцветными перьями на плечах; розовые и голубые невесомые облака рюшей и оборок; открытые спины, угловатые плечи, тонкие ключицы, острые немыслимой красоты коленки; легкие движения – воинствующая женственность, стиль, восторг. И главное, почти классика. Изюминка – свадебные платья! Узкие, длинные, короткие, открытые и закрытые, розовые, кремовые, голубые. И главная изюминка… Суперизюминка, гвоздь программы и фурор: длинное белое платье с пышной юбкой, на тонких бретельках, расшитое стразами. Снежана, конечно. С гладкой прической, в руках букетик мелких палевых роз, глазки опущены. Невинность и шик. Она идет медленно – выступает! Покачивается пышная юбка, вспыхивают стекляшки, сияют плечи; она восхитительно красива, до слез, как мечта, как… цветущее деревце!
Публика поднимается, хлопают сиденья, крики и аплодисменты…
…Потом, как водится, фуршет, поздравления, шампанское, интервью, бурный обмен восторгами. Игорек чувствует себя именинником, Регина ревнует, но без фанатизма – славы хватит на двоих. Шампанское, канапе и крекеры, оливки, креветки, листики салата. Очень тонко, на один зуб. Экономная Регина была против, но Игорек настоял. Не надо жалеть на представительство – его девиз. А еще: ноблесс оближ![2 - Noblesse oblige (фр.) – в пер. Положение обязывает.] Что примерно то же самое.
Украшение приема – девушки, появившиеся в зале. Их встречают аплодисментами. Ослепительная Снежана в узком платье белого атласа, с синими камешками на шее и в ушах; Тамара в зеленом костюме: короткий жакет из глянцевитой жесткой ткани и юбка в пол; Алина в синем кимоно с драконами, Сандра в огненно-красном с рюшами и оборками, с каскадом сверкающего бижу на шее и руках. С ними фотографируются и суют программки для автографа; дипломированный фотограф Иван Денисенко взмок, в полнейшем восторге бегая по залу в поисках удачного ракурса. Леша Добродеев хватает присутствующих за руки и устраивает блиц-интервью.
Около Снежаны представительный молодой человек, заметно, что они близки. Кто-то пустил слушок, что это жених. Леша Добродеев подскочил, оттеснил желающих пообщаться и выпалил:
– «Вечерняя лошадь»! Лео Глюк! Вы сегодня самая красивая пара! А вы, Снежаночка, самая красивая модель Дома «Икеара-Регия»! Говорят, вскоре мы услышим звон свадебных колоколов… Короче, наших читателей интересует, когда свадьба.
У «Вечерней лошади» та еще репутация! Новости, слухи, сплетни, откровенное вранье, выволакивание скелетов, разоблачения, интервью с местными и заезжими знаменитостями, а также свидетельства очевидцев на тему барабашек, привидений и пришельцев из космоса. Попса на все вкусы.
Снежана и молодой человек переглянулись; девушка улыбнулась, парень приобнял ее за плечи:
– Не скажем!
– Значит, правда? – наступал Добродеев.
– Конечно, правда! – рядом с ним появился Иван Денисенко. – Позвольте на память! Совет да любовь! – Он затанцевал вокруг пары, клацая камерой.
– Горько! – закричал кто-то, и остальные подхватили: – Горько!
Снежана смутилась и покраснела, молодой человек обнял ее, и они поцеловались. Взрыв аплодисментов.
…Через час прием увял, оставались считаные гости, официантки убирали пустые тарелки. Леша Добродеев и Иван Денисенко принимали водку, случайно оказавшуюся в кофре фотографа, и закусывали остатками крекеров с салатными листиками.
Регина была измотана – подъем прошел, она чувствовала себя выжатым лимоном; девушки исчезли одна за другой. Последней, послав всем дюжину воздушных поцелуев, пританцовывая, ушла Сандра, умудрившаяся хватить лишку. Померкла парадная люстра; Регина упала на стул и расстегнула блузку; Игорек сел рядом, взял ее руку и поцеловал. У нее не хватило сил удивиться, она просто кивнула. И тут вдруг дикий вопль резанул уши, на пороге появилась визжащая Сандра. Вид ее был страшен…
Глава 4. Спасите наши души!
Гордо морду,
Гордо стянет
Профиль птичий…
И. Уткин. «Стихи красивой женщине»
Федор Алексеев проснулся от резких тактов «Голубой рапсодии», протянул руку и похлопал по журнальному столику, пытаясь нащупать айфон. Он дремал, и ему снился сон: пляж, красивые девушки, блики солнечного света на речной ряби. Он лежал на теплом песке, испытывая умиротворение и покой от горячего солнца, гомона народа, шлепков ладоней по мячу, от того, что не нужно спешить – летние каникулы, никто нигде его не ждет.
Звонок вытолкнул его из сна, он попытался удержать в памяти картинки, но они таяли на глазах, оставляя после себя пустоту. Увидев имя звонившего, он удивился, и первым его побуждением было не принимать звонок. Но он тут же устыдился и произнес:
– Регина? Здравствуй!
– Федя, у нас беда! – Вопль Регины резанул уши. – Только на тебя вся надежда! Федечка, помоги! Господи, я не выдержу!
– Регина… Что случилось? Ты меня пугаешь.
– Ты не можешь прийти? Сейчас! Пожалуйста!
– Я простудился, лежу… Что-нибудь серьезное?
– Убийство! Федечка, у нас убийство! Ты придешь?
– Приду, – сказал Федор после паузы. – Через час.
…Сандра пронзительно визжала, схватившись за голову. Народу в зале оставалось уже немного. «К счастью, – как потом выразилась Регина. – Меньше паники». Они сидели на диванчике, она и Чертушка, уставшие, в приподнятом настроении, заключив негласное перемирие. Игорек снова поцеловал ей руку, чем окончательно вышиб из колеи – она даже прослезилась. И тут вдруг появилась Сандра. Вид ее был страшен!
– Господи, – пробормотала Регина, – чего она вечно орет? В чем дело?
Игорек поднялся, подошел, тряхнул девушку за плечи. Сандра перестала кричать и уставилась бессмысленно. Все смотрели в их сторону.
– Ну? – спросил Игорек.
– Там… – Сандра взмахнула рукой. – Она там!
