скачать книгу бесплатно
Это был край кладбища, расширявшегося в сторону бескрайнего пустыря; могилы здесь были свежие, еще без памятников. Где-то здесь, подумал он, замедляя шаг. Вот! Венки, прибитые к земле дождем, черные ленты, увядшие свежие цветы… Та женщина! Он постоял у невысокого холма. Он был на ее похоронах… Когда же? Всего пару недель назад, а кажется – прошла вечность. Тут впору вздохнуть и сказать сентенциозно: как бежит время! Умная серьезная женщина… А на поверку – как все. Все до одной.
Он сжал кулаки. Он ненавидел эту женщину. От ненависти меркло в глазах. Он постоял немного, восстанавливая дыхание, и неторопливо направился к воротам кладбища. На полдороге повернулся и пошел обратно. Должна быть еще могила… Той, самой первой. К сожалению, он не был на погребении, не получилось. Но помнил дату – двадцать шестое марта, значит, она где-то здесь. Он прошел вдоль «мартовского» ряда, отсчитывая последние числа. Ничего подходящего не увидел. Он прекрасно помнил ее: лет тридцати, не больше… Красивая, с длинными темными волосами на светлом пальто. Где же она? Только здесь, больше негде – в городе единственное действующее кладбище. Пропустил? Он прошел вдоль ряда снова. С тем же результатом. Куда же она подевалась?
Он вдруг поймал себя на мысли, что ему комфортно здесь, среди усопших. Среди живых некомфортно, а среди усопших – вполне… Эти не предадут и не ударят. Комфорт, умиротворение, вечный покой. Он угрюмо усмехнулся. Значит ли это, что он тоже… усопший? Восставший усопший? Зомби, у которого на месте сердца пепелище? Он ходит среди живых, и никто не догадывается, что он нежить. Он говорит с ними, здоровается, смеется дурацким анекдотам, которые они рассказывают, пьет и ест, и его невозможно отличить от них… А еще он планирует, выслеживает и наносит удар… Целясь в скрытую до времени цель. Целясь в цель… Каков стиль! Зато емко и образно. Цель поражена! Но он все равно проигравший. Поставивший на кон все – и проигравший…
Нужной могилы все не было. Все не то. Куда же она делась?
Забавная мысль вдруг пришла ему в голову, и он снова угрюмо ухмыльнулся. Подумал, что его собственная могила, возможно, будет где-то здесь, неподалеку, в компании тех, кого он отправил сюда… В конце концов, они все будут здесь!
Подходя к своей машине, припаркованной на кладбищенской стоянке, он нажал кнопку пульта. Темно-синий «Мерседес» мигнул фарами…
Глава 5
Ши-Бон и Алик. Ужин вдвоем
– Ну как? – Алик сгорал от нетерпения. – Что-нибудь выяснил?
Надев фартук с глуполицым зайцем, держащим в зубах морковку, он возился с ужином – чистил картошку.
– Не выяснил. Шел следом, никого не видел, – Шибаев стал в дверях, подпер плечом косяк.
– А как она вообще?
– В каком смысле? Кофе средний, но тебе бы понравился. Насчет мании преследования не уверен. Одинокая. – Шибаев уселся на табурет.
– У одиноких женщин бывают странные фантазии, – заметил Алик, возвращаясь к картошке.
– Я не психиатр. Вроде не похожа на истеричку. Посмотрим.
– То есть ты берешься?
Шибаев пожал плечами.
– Может, поклонник? – раздумывает Алик.
– Ага, пришел в гости, когда ее не было дома.
– То есть ты считаешь, что у нее в квартире действительно кто-то был?
– Дрючин, спроси чего полегче. Откуда я знаю? Ничего не исчезло, все на месте. Выдвинут ящик серванта и сдвинут журнальный столик. Еще свет на кухне и в прихожей… Я бы и не заметил.
– А она не могла сама?
– Могла. Я посоветовал сменить замок, а заодно дверь. Замок там держится на честном слове.
– То есть ты все-таки уверен, что этот тип влез в квартиру?
– Не уверен. Я даже не уверен, что он существует. Но если она считает, что влез, то лучше поменять. Ей же спокойнее.
– То есть ты будешь следить за ней?
Шибаев снова пожал плечами.
– А как она вообще? – Алику хотелось болтать.
– Нормальная. Представляешь, готовит для себя одной. Мясо…
– Может, она не одна?
– Одна. Был женатый мужик, но весной разбежались, – Шибаев ухмыльнулся. – Кто-то настучал жене.
– Кто? Обычно этим занимаются близкие подруги.
– Я думаю, она сама и настучала.
– Как это? – вытаращил глаза Алик.
– Элементарно, Ватсон. Парень из налоговой, помог с бумагами и стал давить. Вот она и придумала, как скинуть.
– Однако! – восхитился Алик. – Первый раз в моей практике. А она не боялась, что жена набьет ей физиономию?
– А какой выход? Он приходил и ныл про свою несчастную семейную жизнь, даже плакал. Да и в этом самом смысле, – Шибаев выразительно посмотрел на Алика, – не гигант, я думаю. А что бы ты сделал на ее месте? Налоговая – это серьезно, может нагадить. Тем более такие сопливые и гадят. А она нашла красивое решение.
– Очень женское решение! Мужчина ни за что бы не додумался.
– Я давно замечал, что мы с ними разные, – ухмыльнулся Шибаев.
– Ты думаешь, за ней действительно следят?
– Думаю, не думаю… Чего гадать-то? Завтра узнаем.
– А как насчет охраны? Будешь звонить Жанне?
Шибаев не ответил.
– Пиво купил? – спросил Алик через минуту.
– Купил. И ветчину.
– А она ничего, – заметил Алик, когда они уже сидели за столом. – Только злоупотребляет косметикой.
– Если злоупотребляет женщина, то ничего. Работа такая, среди косметики. Вот если мужик… – Шибаев выразительно посмотрел на Алика и ухмыльнулся.
Алик кивнул, не приняв шибаевской ухмылки на свой счет.
– Так что ты скажешь Жанне? – Алик вернулся к теме, которая его живо интересовала.
Шибаев молча жевал.
– Я бы на твоем месте не торопился. Тем более у тебя наклюнулась работа…
– Это, по-твоему, работа? – Шибаев отбросил вилку. – Истеричной дамочке кажется, что за ней следят… Это работа?! А я должен делать вид, что воспринимаю ее серьезно, советую поменять замок, иду следом… Это работа? Сколько можно! Остохерело делать вид, что воспринимаешь всю эту лабуду серьезно! Уж лучше охрана. Что я скажу Жанне? А тебя… э-э-э… свербит, что я ей скажу? Не знаю. Все хреново!
– Успокойся! – Алик тоже повысил голос. – И не надо на меня орать! Ты же сам понимаешь, что охрана – не твое, и нечего тут онанизмом заниматься.
– Чем? – опешил Шибаев.
– Тем самым. А если в охрану, так иди уже, ради бога, надоело твое нытье. Ты посмотри на себя! Ты же все время недоволен, тебе же все время хуже всех… Достал уже, честное слово!
– Ты… Да пошел ты! – Шибаев вскочил из-за стола и вылетел из кухни.
Довольный Алик налил себе пива. Он считал, что сожителя нужно время от времени встряхивать, в смысле давать по мозгам. Перезагружать. Частный детектив, конечно, не пик карьеры, но жить можно. Есть дела поинтереснее, есть фуфло. Да и клиенты иногда… У него, Алика, тоже попадаются клиенты… Убил бы! Просто нужно настроиться и делать свою работу. Охрана еще хуже. Тем более – снова Жанна… Повод для стресса. Опять давление, капризы, истерики. Недаром умные люди говорят, никогда не нужно возвращаться. Он, Алик, например, никогда не возвращается. Жизнь коротка, нужно не просто шагать вперед, а бежать. Чтобы поспевать в ногу со временем.
На пороге появился Шибаев.
– Картошка стынет, – сказал Алик как ни в чем не бывало.
Шибаев уселся, потянулся за жестянкой с пивом.
– Неужели ты не понимаешь… – он махнул рукой.
– Понимаю. Я говорил, что есть три решения проблемы. Если обойдемся без смертоубийства, то два. Быть или не быть. Вот скажи, ты представляешь себя охранником?
Шибаев сосредоточенно жевал, не перебивал, не дергал плечом. Слушал.
– Хотя – не знаю, – зудел Алик. – Можно попробовать. Новый опыт, да и денег побольше… все такое. Варум нихт, как говорила моя австриячка. Почему бы и нет? Дерзай, мой друг. Только сначала поймай того парня, который пугает Эмму… Раз уж взялся.
Алик однажды чуть не женился на австрийской адвокатессе, с которой вел бракоразводный процесс с двух сторон. Она с той, он с этой. Умнейшая женщина, восхищался Алик поначалу. Весь австрийской кодекс наизусть шпарит. Правда, страшная. Но голова, голова! Фантастика, а не голова. Процесс Алик проиграл, австриячка положила его на обе лопатки. Это не женщина, жаловался Алик Шибаеву, а ходячий кодекс, и картошки сварить не в состоянии, и кофе как деготь, и в постели – плакать хочется: и то нельзя, и это… Квакерша!
– Кодекс – он и в постели кодекс, – утешал друга Шибаев. – Хорошо, что вы не оформили отношения, она бы тебя раздела. Повезло, считай. А так квартира при тебе. Может, сдадим? Ты же все равно тут пристроился… Задарма, кстати. А так доход какой-никакой.
– Может, поклонник? – Алик сделал вид, что не расслышал про квартиру, и зашел по второму кругу. – Эмма – женщина из себя ничего, видная…
Шибаев все так же молча жевал. Запивал пивом. Ужин закончился в молчании. Все попытки Алика разговорить Шибаева ни к чему не привели. Тот уперто молчал. Недовольные друг другом, они разошлись по «норам» – Шибаев в спальню, Алик в гостиную, где сразу включил компьютер. Принес из ванной зеркало для бритья и углубился в онлайн-пособие по языку жестов и мимики: зачитывал вслух и попутно заглядывался в зеркало.
– Положение головы! Поднятая голова говорит об уверенности, – с выражением прочитал Алик; задрал голову и скосил взгляд на собственное отражение. – Подчеркнуто поднятая – о высокомерии и самолюбовании. Ага, – Алик запрокинул голову еще выше, и теперь ему был виден только подбородок. – Вызов окружающим и готовность к драке. Склоненная голова – компромисс и подчиненность. Свисающая – безволие и слабость. Это как?
Алик вспомнил курицу из цирка со свешенной головой, куда-то там ей нажали, и она упала в обморок. Вид тот еще, народ пугать, недаром Шибаев издевается.
– Ладно, идем дальше, – сказал себе Алик. – Что у нас тут про глаза? Ага, вот. Широко открытые – живость характера, – Алик вытаращил глаза. – Взгляд сбоку – скепсис и недоверие, – он скосил глаза и презрительно ухмыльнулся. – Согнутая спина – покорность…
Что за фигня? Детский сад какой-то. А если человек от природы сутулый? А сам – о-го-го, боец! Не катит. Не верю. Ши-Бон хлопает по спине между лопаток, разогнись, мол, кабинетный сиделец! Ну, есть, кто ж спорит, но при чем тут покорность? Ладно, пошли дальше. Что у нас дальше?
– Рот! – объявляет Алик. – Опущенные уголки – пессимизм и поиски негатива. – Алик кривит рот, пытаясь определить, что при этом испытывает. – И презрение! Опущенные уголки рта передают месседж: «Я тебя презираю!»
В смысле, ты чмо ушатое. «Ушатое» – из репертуара соседа-трехлетки. В исполнении Алика не столько презрение, сколько плаксивость.
– Ладно, это субъективно, – решает Алик. – Переходим к рукам. Руки за спиной, вдоль тела, в карманах, потирание рук… Безволие, покорность, сокрытие истины, удовлетворение… – бормочет он. – Примитивизм какой-то, чесслово! Ежу понятно, – он пробегает глазами экран. – Походка! Короткие шаги – осторожность и расчетливость. А если ноги от природы короткие? Деревянная походка – самодостаточность и позитив…
Чего? Что за… Значит, если ходить деревянной походкой… Это как? Не сгибая колен, шаркать и переваливаться? То это позитив? И у женщины тоже? Получается, если у нее деревянная походка, то она честная, прямая, верная… Глупости, это не женщина, а какой-то… Буратино! Пусть лучше привирает.
– Улыбка! – продолжил Алик. – Со сжатыми губами – сарказм. – Алик сжал губы и уставился в зеркало. – С закрытым ртом – фальшь. Похоже, вроде зубы болят. С открытым ртом и взгляд исподлобья – кокетство.
Алик широко открыл рот, улыбнулся, наклонил голову и взглянул исподлобья. Черт! Какая идиотская рожа!
– Усмешка Джорджа Буша… Это как? Полуоткрытый рот, то есть кажется, что он все время усмехается. Да-а-а, недаром говорят – смех без причины…
Алик бормотал, гримасничал и рассматривал себя в зеркало. Изучение языка жестов и мимики оказалось увлекательным занятием, хотя с автором можно поспорить. В качестве примера взят среднестатистический обыватель, а умение, допустим, врать зависит от того же интеллекта, кругозора и даже образования. Врущего дурака сразу видно, а вот если врет интеллигент, скажем, адвокат или неглупый лжесвидетель… Черта с два определишь! Конечно, расширение зрачков, непроизвольные подергивания и судороги от образования не зависят, но с другой стороны, а вдруг у него нервный тик? Чист как правда, а глаз дергается? Вопрос.
– Как понять, что индивидуум врет? – громко прочитал Алик.
В смысле – мимика лжи. Если он врет, то меняется голос – срывается на писк и дает петуха или заикается и краснеет. Алик задумался. Разве что начинающий враль. Опытный не заикнется, как же. Взять мою вторую… Пела, как по нотам! Еще бегающий взгляд. Он выпучил глаза и посмотрел по очереди вправо и влево, одновременно косясь в зеркало.
– Ну… с этим я готов, пожалуй, согласиться, с натяжкой, хотя вид как у психа. Поехали дальше. Неуместная улыбка… В смысле непроизвольная? Тень, пробегающая по лицу… Это как? Что значит тень, пробегающая по лицу?
Он тряхнул головой, высунул язык и свел глаза к переносице. Ужас!
А вот еще феномен – каменное лицо. Как говорят, врет с каменным лицом и не краснеет. Алик сжал челюсти и уставился на себя в зеркало, раздул ноздри и отчеканил страшным голосом:
– Я пришелец с Марса! Моя летающая тарелка потерпела крушение в Ладанке триста пятьдесят шесть лет назад!
Шибаев, уже некоторое время с интересом наблюдавший за Аликом с порога спальни, сказал:
– Знаешь, Дрючин, я давно подозревал, что ты пришелец.
Алик пискнул от неожиданности.
– Ты… Я думал, ты спишь!
– Не спится. Изучаешь мимику? На себе? Ну-ка, ну-ка… – Он уселся в кресло. – Можешь продолжать, Дрючин. Хочешь, я буду вместо зеркала? Что там дальше? Как распознать врущего пришельца?
– Дрожание губ, частое моргание, покраснение покровов, прикрывание рта рукой, дерганье себя за нос…
Шибаев сделал идиотское лицо и часто заморгал. Потом вдруг задумался, уставившись в пол, и сказал после паузы:
– А ведь Эмма соврала!
– Соврала? В чем?
– В чем, не знаю. Она прикрыла рот рукой, а потом потерла нос и ответила не сразу. Я спросил, не случалось ли с ней чего-нибудь странного в последнее время. Потеряла ключи, украли сумочку, подожгли почтовый ящик, звонили ночью и дышали в трубку. Она пожала плечами, прикрыла рот и потерла нос. Отвела взгляд… Правда, это ни о чем не говорит, просто пыталась вспомнить. Хотя с другой стороны… На следующую встречу с клиенткой пойдем вместе, Дрючин, ты ее мигом раскусишь.
Алик, прищурившись, пытался определить, издевается Шибаев или серьезно. Рот не прикрывает, нос не трет, воротник рубашки не поправляет, правда, он в футболке.
– Ты думаешь? – спросил наконец. – У них же все по-другому. Моя бывшая, вторая по счету, когда врала, смотрела прямо в глаза, лицо честное-пречестное, руку прижимает к сердцу – и врет! Как по нотам. Даже слезы в глазах. Лично я, когда хочу что-нибудь вспомнить, тру нос. И смотрю в потолок. Ты, кстати, тоже. Даже дергаешь себя за нос и при этом уставляешься в пространство, как будто увидел привидение.
– Не замечал. Еще у нее дрогнул голос и как будто охрип. Нет, говорит, а в глаза не смотрит. Точно, соврала. И бретельку все время поправляла.
– Трудно сказать, – осторожно заметил Алик. – А с бретелькой… Может, обычное женское кокетство? Наливает тебе кофе, наклоняется, чтобы бюст наружу, облизывается, просит нарезать хлеб… и бретельку тебе под нос. Классика. Кофе не хочешь?
