скачать книгу бесплатно
– Экий ты насмешник… А я уж было подумал, что всерьез!
– Наверное, воздух Европы сделал меня чуточку вольнодумцем. Хотя… Я ведь в самом деле много размышлял, пока путешествовал. И вот что пришло в голову. Давешняя моя теория о том, что можно разрешить себе убийство ради некой «великой» цели, – причем величие здесь непременно стоит заключить в кавычки, поскольку оно мнимое и происходит из заблуждения человека, – так вот теория эта срабатывает на любом уровне. Дробится на более мелкие осколочки. Люди наделяют себя правом на любую подлость – слежку, шантаж, доносы, выколачивание признаний, да вот хоть бы и эту твою перлюстрацию. И вроде бы по отдельности все это не так страшно, как убийство, однако через всю эту мелкую с виду подлость сейчас многим людям страдание выходит. А скольким еще выйдет в будущем?
– Гоняли мы с тобой революционеров, а сами-то, сами, – почтмейстер сдвинул фуражку вперед и почесал затылок в растерянности.
– Что ты, Митя, революции тут не помогут. От них наоборот, еще хуже сделается, поскольку любая смута все низкое в человеке еще больше обнажает, – Мармеладов говорил отстраненно, наблюдая при том, как трое спорщиков развернули лодки и размашисто двинулись обратно, к дальнему берегу пруда. – Тут бы надо каждому внутри себя построить крепость и там заточить все подлое и гадкое, что в нас есть. А тюремщиками поставить совесть и стыд. Отказаться от «великих» предприятий, но только по доброй воле. Тогда, глядишь, и сумеем сохранить нравственный закон внутри нас. Но это так, очередная теория…
Он взмахнул тростью и отбросил маленький камешек в зеленую пирамиду ближайшего куста.
– Трость, надо полагать, дань парижской моде? – желая увести приятеля на более легкий разговор, спросил Митя.
И не угадал.
– Подарок от нашего общего знакомого, полковника Пороха. Прислал к Рождеству, за помощь в поимке бомбистов.
– Похвалил, значит?
– Это как посмотреть. Видишь, на рукояти гравировка: «Иным острым идеям лучше бы никогда не покидать ножны»… Отношения наши по-прежнему далеки от взаимной приязни. Порох и вся столичная охранка, воспринимают меня как меньшее зло и обращаются лишь в том случае, когда не могут сами победить зло более крупных форм и размеров. Не исключаю, что втайне лелеют надежду: не справится однажды Родион Романович с каким-либо преогромнейшим злодеем, так пусть оно его и сожрет… А знаешь, Митя, ну их всех к лешему. Пойдем-ка лучше в трактир и пропьем все, что не пропито в заграницах!
Деньги, уплаченные финансистом Шубиным за успешно раскрытое дело с ограблением, были почти целиком потрачены на путешествие. Зиму Мармеладов провел в Париже, на обратном пути задержался в Вене и Берлине.
– А ты г-жу Меркульеву навестил? – с любопытством спросил почтмейстер, прислушиваясь к ощущениям в правом сапоге. – Она ведь тоже где-то в Европе сейчас.
– Нет. Я долго размышлял – заехать к Луше или нет, но в итоге счел эту затею неразумной.
– Господи, да при чем же здесь разум? – воскликнул Митя. – В таких делах лучше слушать, что сердце подскажет.
– Сердце – лишь мышца, которая двигает кровь по человеческому организму. Такой же простой механизм, как часы. Мозг куда сложнее устроен. В нем могут одновременно уживаться логика, здравый смысл и воспоминания о чудных мгновеньях… Кстати сказать, в Париже я узнал, что французы с восторгом читают Пушкина!
– А других русских поэтов?
– Помилуй, друг мой, да есть ли другие? – улыбка литературного критика вышла кривобокая, как турецкий ятаган. – Но, впрочем, и их читают… Виделся с г-ном Тургеневым, он часто устраивает холостяцкие обеды с Флобером и Гонкурами. Оттого стал несколько шире не только во взглядах, но и в талии. Встречал издателя Суворина – милейший человек, приезжал за опытом. Во Франции продают серию книг для бедных, в дешевых переплетах, но прекрасные произведения. Так вот Алексей Сергеевич затеял такую же библиотеку у нас выпускать. Три дня мы с ним составляли список классических и современных авторов – романы, повести, рассказы и очерки. Томов двести набралось. И тут Суворин говорит: «Дело за малым, теперь надо обучить нашу бедноту грамоте».
Митя захохотал, пожалуй даже чересчур громко, несоразмерно рассказанному анекдоту. Но очень уж хотелось поскорее разогнать осадок от недавнего разговора.
– А самое прекрасное, удалось побывать в доме у Жюля Верна, – Мармеладов взмахнул руками, как бы демонстрируя масштабность события. – Был допущен в святая святых, кабинет писателя. Там огромная карта мира, во всю стену. Веришь ли, на ней вообще нет пустого места! Исчеркана пунктирными линиями, вокруг кружочки, стрелочки. Порою какая-нибудь пустыня исписана целыми абзацами, а рядом верблюд с двумя горбами нарисован.
– Для вдохновения? – уточнил почтмейстер.
– Наивность этого предположения доказывает, что ты, Митя, ничегошеньки не знаешь о писателях. Ты очевидно думаешь, что monsieur Верн любуется закатом, а потом бежит домой и второпях, роняя слезы умиления и восторга, записывает свои мысли и так вот рождается великое произведение? Разочарую тебя. Monsieur Верн, как и многие другие писатели, трудится по десять часов в день. Подобно шахтеру, перелопачивает тонны шлака, чтобы выискать крупицы золота. А уже из них плетет нам сюжеты, в том числе и про прекрасный закат.
Митя глядел недоверчиво, хотя сомневаться в том, что критик лучше знаком с писательским миром не приходилось.
– Зачем же тогда карта? – переспросил он.
– Карта monsieur Верна – это золотая жила, которую что шахтеру, что писателю, удается обнаружить раз в жизни, – улыбнулся Мармеладов. – Французский гений задался целью написать романы о приключениях в каждой точке земного шара и следует ей неукоснительно. Здесь расчет тонкий: книги наполнены экзотикой, которую простой читатель в привычной жизни не встретит, – вроде того же верблюда или ядовитой африканской мухи, – а значит, хорошо продаются. Перенеси он все свои сюжеты на пыльные парижские улочки, мало кто стал бы это читать. Приступая к очередной книге, писатель смотрит на карту: «Так, где мы еще не были… Антарктида? Отлично!» И через месяц продает рукопись за немыслимые деньги.
– Но откуда же он знает про эту самую муху, про Африку или Антарктиду? Наверное, много путешествует, – предположил Митя.
Вот тут уже Мармеладов рассмеялся в голос.
– Ох, чистая душа… Да пойми же ты, успешный роман – это обман. На два-три реальных факта накручивается выдумка. Вот, представь, какой-нибудь досужий сочинитель прочитает в старой газете рассказ о суде по твоему делу. Возьмет оттуда семь строчек. А далее, фантазируя вокруг да около, сотворит сюжет на семьсот страниц, с подробными описаниями и диалогами. Философии туда насыплет, религии накапает… Так и получается роман. Ты сумеешь распознать неправду, а тысячи людей прочтут, даже не усомнившись! Не возьмусь предсказать успех такой истории, не у всех получается одинаково хорошо сочинять. Но из-под пера monsieur Верна выходят настоящие шедевры. А про муху он узнает из посещений музеев, толстых монографий ученых или рассказов путешественников. Мне так целый допрос учинил. А правда ли морозы в России такие лютые? Медведи? Балалайка? О, а что пьют ямщики, чтоб в степи не замерзнуть? Три часа расспрашивал! Наверняка следующий роман про нашу империю напишет.
Помолчали, думая каждый о своем. Мите не давала покоя мысль, что прошли они только половину парка и до трактира еще ковылять преизрядно. Мармеладов же вспоминал забавные случаи из путешествия, которые могли бы повеселить приятеля и скрасить долгую дорогу.
– А ведь есть еще более неожиданные сочинители, – улыбнулся он. – Пока гостил в Вене, успел ознакомиться с изумительной статьей юного г-на Фрейда о выявлении половых различий у речных угрей. Наделал шуму этот студент, должен признать. У него светлая голова и много дельных мыслей, уверен, мы о нем еще услышим… Очень забавные проводит параллели, даже позабористее г-на Дарвина. Вот ты, Митя, даже не подозреваешь, что людей и животных роднит один важнейший инстинкт – влечение самцов к самкам. И наоборот. Как утверждает г-н Фрейд, чем лучше человек это влечение использует, тем более гармоничной личностью себя проявляет…
– С чего бы у человека появились столь низменные инстинкты, как у угря какого?
– Так ведь сказано в одном из псалмов: «Аз есмь червь»… Митя, возьми-ка мою трость, что-то ты тяжело плетешься… Так вот, этот юноша выдвигает смелую гипотезу о том, что не деньги правят миром. А исключительно влечение к барышням!
– Бред какой-то! Когда-то Европа была светлым солнышком, а теперь, похоже, приходит время заката. Как бы они там, в темноте-то, не перепутали, где барышня, а где…
– Угорь? – усмехнулся Мармеладов. – Ладно, что мы все о скользких тварях. Есть более достойные особи. Вот, скажем, тот кавалергард. Смотри, как он идет – ни одной скамейки не пропускает вниманием, во все беседки заглядывает. Влечение, мой друг, оно по весне особенно сильно чувствуется…
Высокий статный брюнет в белом мундире двигался по парку каким-то нелепым зигзагом. Шел он навстречу приятелям, и легко было предсказать, что вскоре их пути неизбежно пересекутся. Митя пробормотал пару замысловатых ругательств.
– За что ты так строг к кавалергардам? – искренне удивился Мармеладов. – Сам же служил в гусарском эскадроне.
– Видишь ли, братец, сперва-то я хотел как раз к белым мундирам, да не взяли. Они там все как на подбор, великаны удалые, а я росту чуть выше среднего. С тех пор недолюбливаю. И потом, гусары в таких боях побывали, страшно вспомнить: в одной только битве на Кавказе подо мной трех коней убили… А эти цацы лишь покои государевы охраняют да на парадах вышагивают.
Незнакомец выглядел так, будто действительно только что прибыл с парада. Посеребренная каска с двуглавым орлом сверкала, привлекая внимание всех дам и девиц, гуляющих в парке. Белые лосины, – узкие, Митя знал это по опыту, надевать их следовало исключительно мокрыми, чтобы сохли уже на ногах, – были заправлены в щегольские ботфорты. Широкий пояс-кушак и красные отвороты на рукавах мундира кавалергард старался выставить напоказ, подчеркивал каждым движением. Подобное позерство свойственно юношам, едва достигшим восемнадцати лет.
– У-у-у, фанфарон, – проворчал почтмейстер с плохо скрываемой ревностью.
Они почти поравнялись с кавалергардом и услышали, как он задал вопрос сидящему на скамейке мужчине с выдающимися бакенбардами.
– Господин Мармеладов? Не вы ли господин Мармеладов?
Ответное покачивание бакенбардов из стороны в сторону ничуть не умерило пылкого напора юноши. Он повернулся, встретился глазами с литературным критиком.
– Мармеладов – это я. Зачем искали?
Кавалергард в два шага оказался рядом.
– Платон Ершов, адъютант по особым поручениям! – отрекомендовался он. – Наконец-то я нашел вас, Родион Романович. Заезжал на квартиру, но там сказали, что вы отправились в сад Эрмитаж на promenade[1 - Прогулку (франц.)].
Митя презрительно фыркнул. Юноша вспыхнул, хотел было сказать что-то резкое, но сдержался.
– Господин Мармеладов, нужна ваша помощь. Дело в том, что сегодня утром, – тут он понизил голос, практически до шепота, чтобы не привлекать внимание зевак, – похитили единственную дочь обер-полицмейстера Москвы!
IV
– …тогда-то г-н Арапов обнаружил, что дочки в вагоне нет. Только смятый веночек валяется под сиденьем.
Адъютант Ершов закончил изложение всей истории в дороге, под стук копыт: у выхода из Эрмитажа поджидала большая карета, вся черная и с черными же занавесками в окнах. Митя нырнул внутрь без вопросов – настолько обрадовался, что дальше не придется идти пешком. Мармеладов же осмотрел экипаж придирчивым взглядом, встретился глазами с кучером, который не ответил на улыбку. Отметил отсутствие гербов на дверцах и фонарей в углах. Сделал для себя некие открытия, явно успокоившие его любопытство. Хотел было тут же поделиться ими с кавалергардом, но тот как раз пересказывал утренние события, а потому критик решил повременить со своими выводами.
История похищения Анастасии, часть которой уже известна нашему читателю, миновала самый драматический момент. Безутешный отец пал на колени, призывая все кары небесные на голову преступников, а выбежавшая из церкви мать девочки прижала венок к губам и беззвучно заплакала.
Конка так и не тронулась с места. Полицейские, коих моментально набежало три десятка, допросили кучера, форейторов и кондуктора Фуфырева, – те ничего не видели, – поскольку хлопотали вокруг вздыбленной лошади, – а также пассажиров злополучного рейса. Таковых было четверо. Показания каждого из них записали в протокол настолько скрупулезно, что с казенного листа будто бы звучали сбивчивые голоса.
Доктор Быковский рассказал, что сидел напротив, через один ряд. Потому подробнее других видел картину произошедшего. Девочка… Для следствия нужно называть правильно, да, да… Анастасия Николаевна сидела все время ровно и строго, по сторонам не смотрела. Потом к ней подошел молодой человек, судя по одежде – гувернер. Нет, не заметил откуда появился. Спустился с империала, а может зашел с улицы – мы же тогда как раз стояли возле Трубной площади. Сказал несколько слов дев… Да, да, простите, Анастасии Николаевне. Та встала и пошла вслед за ним, прочь из вагона. Нет, о чем именно говорили не услышал, но ушла Анастасия Николаевна по доброй воле. Если б гувернер ее силой тащил, разумеется, я бы вмешался и безобразие прекратил! Молодца этого запомнил, безусловно, я ведь достаточно его разглядел. Описать? Извольте. Так-с… Среднего роста, волосы русые, без бороды и усов. Глаза? Темные, пожалуй, что карие. Нос прямой, европейский. Более ничего особенного не разглядел. Возраст? Немного за двадцать, я бы дал двадцать три. Вряд ли старше. Если чем еще могу помочь – всегда к вашим услугам, господа полицейские.
Вдова купца Паланина, почтенная Агриппина Саввична, сидела слева от доктора. В показаниях она путалась, поскольку призналась, что плохо спала давешней ночью. Однако в протоколе указано, что свидетельница была слегка выпивши. Рассказ купчихи совпал с изложением событий г-ном Быковским. Добавила важную деталь: гувернер, прежде чем вывести юную барышню… Да пишите, как хотите, мне до ее имени-отчества дела нет. Пишите, пока вспомнила: прежде чем вывести юную барышню из вагона, гувернер снял с ее головы венок и бросил под сиденье. Ясное дело, знак оставлял. Над родителями безутешными куражился… Но это я теперь понимаю, а прежде думала, воспитанницу забирает на моцион. Что значит, как выводил? А-а-а, нет, не силком. За плечо придерживал, чтоб не оступилась. Галантный молодой человек. Насколько молодой? Около двадцати двух лет. Видно что не из простых. Благородный, хоть и разбойник.
Гувернантка Аксенова сидела спиной к происходящему, но так часто отворачивалась от навязчивого кондуктора, что краем глаза разглядела и похитителя. Да, соглашусь – лет ему не более двадцати трех. Может быть лишь чуть выше среднего роста. Девочка… Не смейте указывать, как мне ее называть! Так вот, девочка доставала ему только до локтя. Волосы светлые, глаза карие и весьма красивые. Лицо приятное, но такое… Обыкновенное. Ничего особенного.
Приказчик Мисимов зашел в вагон аккурат на Трубе… Да, ваше благородие, на Трубной площади. Называть полностью? Эт» как прикажете! Зашел в вагон, сразу его и увидел. Упыря этого. Стоит, руки в боки, лицом чист… Без бороды, ваше благородие. Проще говорить? Эт» как прикажете. Глаза – два каштана, вот ровно такого цвета. Сюртук черный, на шее повязан галстух. Ничего больше не приметил. Анастасия Николаевна? Не знаю такой, ваше благородие… Ах, девочка похищенная. Да я вообще ее не углядел. Закашлялся сильно, как раз, когда они выходили из вагона. Болезный я, лечиться мне надо. Ну как сразу не сказал, да вы же не о том спрашивали. Пошел прочь, зараза? Эт» как прикажете…
Последним на допрос явился городовой Милорад. Узнав о преступлении, служивый поспешил доложить, что видел похитителя! Уводил девочку по Петровскому бульвару. Что-с? Нет, сама шла рядом, тот ее даже не держал. Описание по всем правилам к делу прилагаю: от роду двадцать три года, роста среднего, бороду бреет, глаза имеет карие, волосы русые, нос прямой. Приметы особые: таковых не оказалось.
– Таковых не оказалось, – повторил вслух последнюю строчку Мармеладов.
Каждый прочитанный лист он передавал Мите, хотя кавалергард был не слишком доволен присутствием почтмейстера. Но возражения придерживал – пусть начальство разбирается, а его задача сообщить подробности и доставить по назначению.
– Отрядили все наличные силы, прочесали бульвары, вплоть до Арбата. Заглянули в каждый переулок, опросили прохожих, но таинственный гувернер исчез, словно его и не было вовсе.
Окончив сообщение, адъютант Ершов откинулся на подушки и замолчал. Хотя посматривал на критика исподволь, как бы намекая: следующий ход за вами, Родион Романович. Поглядим, насколько преувеличены слухи о вашей наблюдательности и сыскном таланте.
Мармеладов принял вызов, улыбнувшись одними лишь глазами. Сказал же серьезным тоном:
– Давайте теперь изучим письмо от похитителя, которое доставили обер-полицмейстеру в десять часов утра.
Митя, привыкший к неожиданным озарениям приятеля, с нескрываемым злорадством наблюдал, как дернулась голова кавалергарда. Того словно ударили по лицу наотмашь. Ошеломленный и подавленный, он молча достал из внутреннего кармана конверт, но прежде, чем протянуть его, сумел выдавить:
– Дьявольщина! Откуда вы узнали?
– Это же очевидно, – Мармеладов взял конверт в руки, однако не спешил его открыть. – В восемь утра полсотни городовых бегает по всему околотку, а три различных следователя, если судить по почерку в протоколах, допросы проводят. Дело движется. И вдруг ближе к полудню, вы находите меня со словами: «Едем, срочно!» Учитывая время ваших разъездов – от дома г-на Арапова ко мне, на Пречистенку, а оттуда к Эрмитажу. Так я вычислил время доставки сообщения от похитителя. Что касается его содержания, то и тут мое предположение соотносится с уже упомянутыми фактами. Рискну утверждать, что злодей потребовал не обращаться в полицию, иначе девочку он убьет.
– Полно, братец, как можно это утверждать, – не выдержал уже и Митя. – Ты ведь даже в конверт не заглядывал, откуда можешь знать содержание письма?
– Только эта угроза могла подействовать на отца. Полагаю, именно поэтому официальное расследование свернули, но решили обратиться за помощью к частному лицу – стало быть, как раз ко мне. Прав ли я? Так сам и проверь.
Резким жестом он перебросил письмо приятелю. Почтмейстер моментально выхватил листок желтоватой бумаги и прочел вслух:
– Г-н Арапов, в ваших интересах не привлекать полицию к расследованию похищения Анастасии. Иначе ваша дочь сгинет без следа. О выкупе условимся отдельно.
Он перевернул записку, оглядел со всех сторон и добавил:
– Подписи нет и кого разыскивать – непонятно.
Платон Ершов закивал, соглашаясь сразу и с тем, что Мармеладов угадал содержание письма, и с тем, что дальнейших зацепок нет.
– Только на первый взгляд, – произнес частный сыщик после минутной паузы.
Он принял из рук приятеля записку, но не стал читать, вместо этого поднес бумагу к носу и понюхал.
– Знаете, сударь, меня часто сравнивают с ищейкой, – ответил он на возглас кавалергарда, изумленного до крайней уже степени. – Обычно для того, чтобы обидеть, хотя не понимаю, что может быть унизительного в подобном сравнении. Но меня действительно увлекают загадки и тайны, расследование которых занимает ум и наполняет азартом обыденную жизнь. В этом смысле я, безусловно, ищейка и мне интересно идти по следу. А здесь он ощущается вполне явственно. Не желаете ли понюхать?
Адъютант втянул воздух жадно, нахраписто. Поразмыслил немного и покачал головой.
– На духи не похоже. На кельнскую воду тоже. Пахнет, как в кондитерской.
Митя тоже пожелал ознакомиться с таинственным ароматом, но и он не признал.
– Что-то неуловимое, родом из детства. Как будто трава какая, душистая…
– Верно! – Мармеладов хлопнул почтмейстера по плечу. – Мне тоже кажется, что в этот листок была завернута некая трава. Достаточно дорогая, иначе зачем вообще ее в бумагу заворачивать? Скорее всего, это пряность и похититель любит добавлять ее в чай либо в какое блюдо заморское. Мне почему-то кажется, что в турецкое. Ведь не зря же этим делом заинтересовались в министерстве по иностранным делам, куда нас с тобой, Митя, сейчас и везут. Стало быть, придется нам турецкого шпиона ловить!
Кавалергард, совершенно уже раздавленный, схватился за горло, захрипел, но не смог произнести ни слова.
Почтмейстер же блаженно улыбался в усы, дважды удовлетворенный – ведь не только угадал про траву душистую, так еще и увидел, как заносчивого юнца в несколько минут довели до состояния полной растерянности.
– Учтите на будущее, если выпадет вам надобность скрыть место собственной службы, для начала переоденьтесь, – пояснил Мармеладов, без всякой, впрочем, надменности и почти дружелюбно. – Даже я, далекий от воинской службы человек, сразу понимаю – это ваш парадный мундир, а такие в мирное время надевают лишь для появления в высших сферах. Император в последние месяцы Москву не жалует визитами. Балы вот уже неделю нигде не дают, все благородные семьи по дачам и усадьбам разъехались. Остаются министерства – куда еще наряжаться?! Которое из них вы представляете, угадать не составило труда. Тут вас подвела карета. Она слишком заметная. Да, не удивляйтесь, черная кошка в темной комнате неуловима, но при свете дня все только на нее внимание и обращают. При этом экипаж отделан вызывающе богато, а кучер разряжен в бархат и кружева, на гишпанский манер. Для обычного министра это чересчур дорого. Стало быть, хозяин кареты – министр необычный. Князь Александр Михайлович Горчаков. Он уже не первый год руководит министерством иностранных дел, а кроме того занимает пост канцлера Российской империи. Выше только сам государь и горние ангелы.
Теперь уже сыщик откинулся на подушки, показывая всем видом, что партию выиграл именно он. Кавалергард смотрел недоверием, к которому, однако же, примешан был самый настоящий ужас. Митя же, быстро повторив про себя аргументы, обратился к триумфатору.
– Но с чего ты взял, что за этим похищением стоит иностранец?
Мармеладов постучал в потолок кареты, подавая знак кучеру остановиться.
– Ни один душегуб, бандит или убийца в городе не станет похищать дочку главного полицейского чина. Это бессмысленно. Риск слишком высок, пересилит любую выгоду. Случится что с девочкой, отец из-под земли достанет и жестоко отомстит. Вернут живой-здоровой за выкуп – та же ситуация. Неужто г-н Арапов даст им после всего спокойно тратить деньги? Чтобы другие отважились на подобное преступление? Нет, он и в этом случае найдет, пусть даже через год или через пять. Единственный, кто не побоится пойти на такую подлость – шпион. Он разыграет девочку как козырную карту, получит от обер-полицмейстера в качестве выкупа, скорее всего, даже не деньги, а некие секретные сведения и поминай, как звали.
– Все верно, Родион Романович, все верно, – шептал Ершов, чье лицо уже давно и непрерывно горело пурпурными пятнами. – Но как вы поняли, что этот негодяй – турок?
– Здесь, признаюсь, угодил пальцем в небо, а попал сразу в полумесяц, – развел руками Мармеладов. – Просто подумалось, что в святой день ни православные, ни католики на такое не сподобятся. А басурманина это не смутит. Потому нам никак нельзя медлить – кто не побоялся украсть ребенка, тот и убьет не задумываясь.
– Тогда зачем же вы карету остановили? – адъютант только было выкарабкался по отвесному склону к вершинам логических выводов сыщика, как тут же снова рухнул вниз.
– Потому что случайно, а лучше сказать – волею судеб, мы проезжали мимо того места, где сумеем найти подсказку: что же это за трава такая, к которой похититель склонность имеет.
Мармеладов вышел из кареты, давая знак остальным последовать за ним.
– Идемте же скорее, пока запах окончательно не выветрился.
V
Аптекарский огород не слишком подходит для прогулок. Нет, безусловно, здесь имеется приятный маленький пруд, а гостям показывают достопримечательность: три дерева, – ель, пихту и лиственницу, – посаженных самим императором Петром Алексеевичем сто семьдесят уж лет назад. Но знаете, как грядку с редиской не украшай, она все одно останется грядкой. Это место не для праздного шатания, здесь гитару или шампанское не сыскать.
Зато приятная тишина обволакивает всех входящих. Звенящая тишина, и сразу становится понятно, отчего она так называется – воздух буквально дрожит от трепетания крыльев сотен тысяч насекомых, жужжащих на самых высоких нотах, стрекочущих, пролетающих стремительно мимо или накручивающих спирали вокруг цветов.
Митя оглянулся в поисках скамеек и чертыхнулся вполголоса: ни одной до самого горизонта. Что же, придется и дальше ковылять, опираясь на одолженную приятелем трость. Можно было остался в карете… Но нет уж, дудки! Куда интереснее наблюдать, как охваченный азартом охотника Мармеладов раскрывает тайны этого дела одну за другой. Натертые мозоли за это, право, невысокая цена!
– В прошлом сентябре я делал для одного журнала перевод с немецкого. Речь в той статейке шла, помнится, о повальной моде на лечение болезней народными рецептами. Директор-распорядитель этого огорода помог мне тогда консультацией. Надеюсь, сейчас тоже подскажет правильно.
Мармеладов вел своих спутников в самый дальний угол, где заросли были гуще всего. Тут, у небольшой избушки, и обнаружили искомого консультанта. Он стоял на коленях между двумя грядками, густо заросшими зелеными побегами и, поплевывая изредка на пальцы, ковырял почву. Оглядывал обнажившиеся корешки, а после бережно укрывал их землей. Столько искренней любви проглядывало в этом отношении к каждой отдельной травинке, что Митя невольно залюбовался. А вместе с тем задумался: странная штука – жизнь. Один человек гнет спину, колени сбивает, пальцы запачкать готов и все ради того, чтобы эти махонькие цветочки, – да шут его знает, какое там растение, ну пусть цветочки, – крепли и тянулись к небу. Другой – злодей, который людей не жалеет. Девочку, такую же махонькую, может как травинку вырвать, убить без сожаления и раскаяния.
Адъютант же не задумывался. Он в принципе не склонен был к размышлениям, предпочитал действовать, пусть даже и опрометчиво.
