скачать книгу бесплатно
Луи Бонапарт, король Голландии.
Художник Ч. Ходжес, 1809
Давая характеристику Луи Бонапарту, Сьюард утверждает, что «Луи, к этому времени генерал, постоянно пребывал в отлучке по причине слабого здоровья и проводил дни, уткнувшись носом в книгу или предаваясь мечтаниям. Он страдал от некой жестокой, хотя и точно не установленной хвори, возможно, последствие гонореи, в результате чего был подвержен ревматическим приступам, которые в конце концов сделали его калекой. В душевном плане он также был не совсем здоров и часто страдал от вспышек ревности или мании преследования, что, согласно некоторым предположениям, являлось следствием его гомосексуализма.
Наполеон, однако, продолжал возлагать на него большие надежды, искренне полагая, что Луи в один прекрасный день может стать его преемником, хотя и признавал с явной неохотой, что, несмотря на внешнюю привлекательность, в Луи была заметна некая внутренняя опустошенность – quelque chose de niсis»[32 - Сьюард Д. Семья Наполеона. Смоленск: Русич, 1998. С. 101.].
Исследователи семьи Наполеона уверяют, что Гортензия тайно была влюблена в адъютанта Наполеона Дюрока, а Луи – в младшую кузину Гортензии, Эмилию де Богарне, бесприданницу, отчимом которой был негр[33 - Eric Anceau. Napolеon III. Editions Tallandier. Paris, 2012. P. 26. См. также Jasper Ridley. Napoleon III and Eugеnie. The Viking Press. New York, 1980. P. 9.].
Церемония гражданского бракосочетания Гортензии и Луи состоялась 3 января 1802 года во дворце Тюильри, а на следующий день – церковного, в особняке на улице де ла Виктуар, которую проводил папский легат, кардинал Копрара, архиепископ Миланский. В честь этого события Наполеон подарил Луи дом на улице де ла Виктуар, а Гортензии – 250 тысяч франков, к ним Жозефина добавила еще 100 тысяч. Судя по воспоминаниям участников этого события, молодые особой радости от факта вступления в брак не испытывали, а Жозефина «обливалась слезами на протяжении всей церемонии и еще много дней спустя»[34 - Сьюард Д. Семья Наполеона. Смоленск: Русич, 1998. С. 102.].
Мало кто удивился, что брак Луи и Гортензии оказался сущим бедствием. Даже Наполеон вынужден был признать, что этот союз имел место только благодаря «воплям Жозефины». Что касается Летиции, то Люсьен сообщает нам в своих мемуарах, что «наша матушка даже не собиралась скрывать, что взбешена этим браком. В нем она видела триумф ненавистного ей семейства»[35 - Там же. С. 121.]. Вскоре сам Луи заявил, что его якобы силой принудили жениться на девушке. Не прошло и нескольких недель, как он оставил ее, сначала ради армии, а затем кочуя по разным водам. Помня о злобных высказываниях Люсьена (что она-де ожидает ребенка от первого консула), Луи боялся, что супруга произведет на свет младенца до истечения девяти месяцев.
Однако она родила сына после восьми месяцев беременности. Это был Наполеон Шарль, который, так как Жозеф имел одних дочерей, стал единственным наследником Бонапарта. За исключением, пожалуй, только первого консула, все остальное семейство настаивало на признании ребенка незаконнорожденным. Не без подсказки со стороны, Луи вскоре воссоединился с супругой, чем еще больше увеличил ее страдание. Из-за своей болезни он мучился постоянными болями, его кисти и предплечья были частично парализованы. Дома он вел себя как неврастеник, одержимый мыслями о воображаемой неверности Гортензии. Каждую ночь он со свечой в руке обыскивал ее комнату, пытаясь обнаружить любовников. Наполеон упрекнул брата, что тот «обходится с молодой женщиной так, словно муштрует полк»[36 - Сьюард Д. Семья Наполеона. Смоленск: Русич, 1998. С. 121.].
Рассеянная и капризная, Гортензия, однако, была не из тех, кто легко сдается перед жесткой супружеской дисциплиной. Вот свидетельство Кастело: «Молодые проводят медовый месяц в Мальмезоне. Однажды, когда Гортензия позволяет себе рассмеяться, хотя муж не посвящен в причину ее веселости, Луи вспыхивает: “За кого вы меня принимаете? Уж не полагаете ли вы, что я буду для вас игрушкой? Предупреждаю, что смеяться над мужьями позволяют себе только женщины легкого поведения, а я скорее расстанусь с вами, чем дам до такой степени унизить себя”. “Не стану даже пытаться описать свое отчаяние, – рассказывает Гортензия. – У меня мгновенно исчезла всякая надежда на счастье или хотя бы покой. Я не могла постичь раскрывшийся передо мной характер. Он внушал мне страх за будущее”. И какое будущее!
Позднее она разрыдается, увидев, как ее муж наденет в спальне рубашку чесоточного: считалось – терапия эпохи, – что это выводит из организма “болезнетворные соки”. Вследствие плохо залеченной галантной болезни Луи вечно хворает и ходит по врачам. Скоро он начнет ездить с одних вод на другие со своими мозговыми явлениями, атрофией рук, нарушением двигательной системы и головокружениями. Спору нет, посторонним он кажется человеком серьезным, кротким, “со сдержанными и мягкими манерами”, но в семейной жизни он довольно жалкая личность, вечно терзаемая пустыми подозрениями»[37 - Кастело А. Жозефина. Виконтесса, гражданка, генеральша. Кн. 1. СПб.: Северо-Запад, 1994. С. 321–322.].
Как бы то ни было, но молодые, к огромнейшему удовлетворению первого консула, делали свое дело государственной важности – через месяц после свадьбы Гортензия объявила, что беременна. Поздно вечером с 9 на 10 октября 1802 года в том же особняке на улице де ла Виктуар Гортензия родила мальчика. Присутствовавшие на родах женщины радостно кричали: «Voil? notre Dauphin!» Сообщение об этом событии немедленно было послано первому консулу. Наполеон был в восторге. Через два дня он пришел посмотреть на племянника и приказал назвать его Наполеоном Шарлем.
Уже в тот момент, как говорит Бреслер, появлялись различные слухи, что ребенок мог быть от Наполеона, и они, несомненно, достигали Луи, делая его еще более раздражительным и нетерпимым к супруге. Однако это были, судя по всему, просто сплетни, которые могли распространять противники первого консула, в том числе и внешние враги в лице той же Англии[38 - Fenton Bresler. Napoleon III: A Life. Carroll & Graf Publishers, Inc. New York, 1999. P. 25.].
* * *
Тем временем первый консул продолжал активную внешнюю политику. Франция уже хозяйничала в Северной и Центральной Италии, Швейцарии, Бельгии, Нидерландах, на левом берегу Рейна, Южной Германии. Усилилось противостояние с Великобританией в Средиземном море, на Карибах, в Северной Америке. В это время корректировались границы, смещались неугодные правители, менялись правила экономической игры, укрупнялись страны, которые становились союзниками Франции, активно создавались новые антифранцузские коалиции и т. д.
В начале 1804 года произошли два события, сыгравшие важную роль в жизни клана Бонапартов: это раскрытие роялистского заговора Кадудаля – Пишегрю, целью которого было похищение (возможно, и убийство) Наполеона, и казнь незаконно вывезенного во Францию из Баденского герцогства герцога Энгиенского. В этой напряженной обстановке второй консул Камбасерес поставил в Государственном совете вопрос о том, не следует ли сделать правительство Франции «наследственным». 3 мая 1804 года трибунат практически единодушно высказался за назначение Наполеона императором и установление наследственной власти. Итог дискуссии в трибунате подвел его член, бывший революционер Кюре, он заявил: «Наполеон Бонапарт, ныне Первый Консул, должен быть провозглашен императором французов и чтобы титул императора наследовался членами его семьи»[39 - Тюлар Ж. Наполеон, или Миф о «спасителе». М.: Молодая гвардия, 2012. С. 136.].
Вслед за этим, 28 флореаля XII года по республиканскому календарю (18 мая 1804 года), был принят «Сенатус-консульт», которым «во имя славы и благоденствия республики» сенат провозгласил Наполеона «императором французов»[40 - Тюлар Ж. Наполеон, или Миф о «спасителе». М.: Молодая гвардия, 2012. С. 136.]. Новый конституционный акт приспосабливал старые органы власти к правилам жизни страны в условиях императорского режима. По словам Тюлара, «текст конституции, включавший 142 статьи, закладывал фундамент новой власти – Империи, приспосабливая к ней старые государственные институты. Чтобы не травмировать лучших чувств революционеров, предпочтение было отдано императорскому, а не королевскому титулу. Статья 2 называла по имени обладателя императорского титула – Наполеона Бонапарта, не очерчивая круга его полномочий. Империя превратилась в навязанную логикой обстоятельств реальность. Титул императора наследовался его прямыми потомками, за исключением потомков по женской линии, что было данью монархической традиции. Однако, не имея наследников, Наполеон мог по желанию усыновить любого из детей или внуков своих братьев. Приемным детям предстояло уступить свои права прямым потомкам императора в случае, если последние появятся на свет после их усыновления. Пункт об усыновлении явился новшеством: будучи основателем Империи, Наполеон оставлял за собой право распоряжаться им по своему усмотрению.
Общественность спокойно восприняла положение о наследственной власти, поскольку у Наполеона не было детей. Это положение представлялось надежным гарантом стабильности, исключающим возможные заговоры и интриги. И при этом не предполагало узаконения династических привилегий, аналогичных бурбонским. Империя заявляла о себе как о диктатуре общественного спасения, призванной отстоять завоевания Революции.
Следующим шагом на пути реставрации дворянства стало создание института шести высших придворных должностей: великого электора, архиканцлера, архиказначея, государственного канцлера, великого коннетабля и великого адмирала, а также высших офицеров (в том числе шестнадцать маршалов)»[41 - Там же. С. 137.].
Вопрос об установлении империи был вынесен на референдум, который дал утвердительный ответ подавляющим большинством голосов (3 572 329 – за и 2569 – против). Это уже был третий референдум за период консульства. Торжественная коронация Наполеона состоялась 2 декабря 1804 года в соборе Парижской Богоматери в присутствии Папы Римского, Пия VII, дипломатического корпуса, двора, членов Законодательного собрания и депутаций от «лояльных городов». В завершающей части коронации император французов произнес торжественную присягу, в которой говорилось[42 - Тюлар Ж. Наполеон, или Миф о «спасителе». М.: Молодая гвардия, 2012. С. 139.]:
«Я клянусь сохранять в неприкосновенности территориальную целостность республики, соблюдать и следить за соблюдением статей конкордата и закона о свободе вероисповедания, соблюдать и следить за соблюдением принципов равноправия, политических и гражданских свобод, неотменяемости распродажи национального имущества, не повышать налогов и не вводить не предусмотренных законом пошлин, способствовать деятельности ордена Почетного легиона, править исключительно во имя интересов, счастья и славы французского народа».
Тюлар подчеркивает, что «этой присягой Наполеон заявлял о себе как о «коронованном представителе восторжествовавшей Революции»[43 - Там же.].
Как уже отмечалось выше, провозглашение империи сопровождалось назначением шести «высших сановников»: «архиканцлером» стал бывший второй консул Камбасерес; «архиказначеем» – третий консул Лебрен; «великим избирателем» был назначен Жозеф Бонапарт; «коннетаблем» – другой его брат, Луи; испытанный кавалерист Мюрат, женатый на сестре Наполеона, стал «великим адмиралом». Ближайшие военные сподвижники Наполеона получили титул маршала. На смену сравнительно скромному консульскому двору пришел пышный императорский двор с придворными дамами, пажами, даже новой одеждой, расшитой золотыми пчелами на фоне алого бархата. Сформировалась новая знать, которая выдвинулась в ходе революции и консульства. Она успешно смешалась со старой, оставшейся во Франции, и теми, кто решил вернуться из эмиграции. Париж становился центром империи, и у Наполеона I были большие планы по его реконструкции и благоустройству.
* * *
Второй сын у Гортензии и Луи родился в Париже 11 октября 1804 года. На этот раз мальчик появился уже в императорском семействе, и Наполеон I приказал назвать его Наполеоном, но родителям было высочайше позволено выбрать ему второе имя, которое они ему и дали – Луи.
Рождение и этого ребенка также не смогло укрепить отношения между Гортензией и Луи, что было замечено всеми. Они предпочитали проводить время раздельно и как можно меньше общаться. На это уже не раз обращал внимание раздраженный император и время от времени делал строгие выговоры своему младшему брату.
С другой стороны, как это ни удивительно, рождение еще одного сына только придало дополнительный вес Луи и Гортензии во всей иерархии империи, и поскольку Наполеон I не имел детей, а его старшие братья – Жозеф и Люсьен – отпрысков мужского пола, Наполеон Шарль и Наполеон Луи автоматически становились наследными принцами и претендентами на императорский трон.
Тем временем наполеоновская империя вступала в стадию своего расцвета. Блестящие победы французского оружия приводили к новым территориальным приобретениям, притоку богатства и экономическим благам. Наполеон I перекраивал границы континента, уничтожая и создавая новые государства, во главе которых ставил своих родственников. В июне 1806 года Луи становится королем Голландии, правда, королем номинальным, поскольку Голландия (как и любое другое государство, зависимое от наполеоновской Франции) должна была полностью подчиняться французской политике и беспрекословно выполнять все указания из Парижа. Даже «назначение» на этот пост было осуществлено прямолинейно, по-военному, в манере, присущей императору. Наполеон I просто распорядился, не удостоив брата какого-либо внимания и разговора. Луи случайно узнал обо всем только от членов голландской делегации, прибывшей на переговоры в Париж.
Луи и Гортензия появились в Гааге в середине июня 1806 года, а затем на месяц отбыли в Висбаден и Экс-ля-Шапель (Ахен), где король продолжал лечить свои болезни. В начале сентября Луи вернулся в Голландию, Гортензия же осталась в Экс-ля-Шапель.
В королевство она приехала только в конце месяца и через неделю вместе с Луи вернулась в Германию. Король отбыл к своим войскам, которые в составе императорской армии участвовали в войне с Пруссией.
Все это время Гортензия вместе с Жозефиной оставалась в Майнце. Несмотря на общественное недовольство ее отсутствием в королевстве, она не возвращалась в Голландию вплоть до 29 января 1807 года. Как точно высказался Джаспер Ридли: «У нее были страхи, присущие соотечественникам, по отношению к холодным, туманным странам, которые французы называли мрачным термином le Nord (“Север”), и тот факт, что для нее Голландия являлась le Nord, был достаточно хорошей причиной, чтобы туда не ехать, а другая причина – растущая неприязнь к мужу»[44 - Jasper Ridley. Napoleon III and Eugеnie. The Viking Press. New York, 1980. P. 12.].
В связи с континентальной блокадой, объявленной императором, первейшей задачей Голландии становилось прекращение всякой торговли и коммуникаций с Великобританией. Кроме того, она должна была потреблять французские товары и поставлять солдат для императорской армии. Для страны, которая исторически выросла из морской торговли и для которой отношения с Англией были одной из важнейших составляющих экономики, это было равносильно постепенному угасанию и прозябанию.
В личной жизни голландской королевской семьи улучшений не предвиделось. Луи проводил большую часть времени в Голландии, а Гортензия не переносила влажный ветреный морской климат страны и старалась быть больше во Франции или в путешествиях. Местные жители не любили королеву, которая не хотела видеть своих подданных, а тем более заботиться о них. Совершенно другое дело было с королем.
Удивительно, что, несмотря на все свои физические недуги и неврастению, Луи оказался, не в пример другим членам клана Бонапартов, вполне адекватным королем, кто, вопреки воле старшего брата, заботился о своих подданных и пользовался популярностью в народе. Он искренне привязался к голландцам, проявлял о них заботу, пытался развивать местные производительные силы и минимизировать отрицательные последствия для страны неравноправных экономических отношений с Францией. Король окружил себя местной аристократией и советниками. Луи не желал беспрекословно выполнять приказы Наполеона, поскольку справедливо считал, что это приведет к обнищанию королевства. Более того, он начал изучать голландский язык (правда, говорил очень плохо, с ошибками), что также делало его своим среди местных жителей.
«Младший брат Наполеона, – свидетельствует Сьюард, – оказался неспособен понять, что главное назначение его страны заключалось в том, чтобы воспрепятствовать проникновению в Европу британских товаров через ее порты. Вместо этого Луи закрывал глаза на контрабанду и позволял американским судам заниматься доставкой британских товаров. Император распорядился, чтобы он нанял французских таможенных чиновников. Согласно графу Моле, Наполеон велел брату помнить, “что прежде всего и превыше всего, ты – французский принц”. Но король Людовик (так он ставил свою подпись) возразил: “Тебе следовало предупредить меня об этом, прежде чем давать мне корону. А то, что ты требуешь от меня сейчас, грозит упадком и запустением стране, чью судьбу ты вверил мне, чье процветание является теперь моим первейшим долгом”. В Голландии то и дело происходили стычки между голландцами и французами, и на жалобы брата король неизменно реагировал непозволительной дерзостью. В его небольшом дворце в Гааге Луи окружали голландцы или те, кто им сочувствовал. С другой стороны, королева Гортензия, сохранявшая преданность отчиму, все еще видела себя француженкой и возглавляла профранцузскую партию, что, разумеется, еще больше отравляло и без того нелегкие отношения этой супружеской четы.
В декабре 1809 года, когда король прибыл в Париж на семейный совет по поводу развода Жозефины, император угрожал аннексией Голландии, заявляя, что та “не что иное, как английская колония”. Вскоре Наполеон начал размещать в голландских портах французские гарнизоны, но в ответ на это его брат отдал распоряжение губернаторам Бреды и Берген-оп-Зоом оказывать императорским войскам всяческое сопротивление, правда, весьма безуспешно. К маю 1810 года все владения Луи к югу от Рейна вошли в состав Франции, а Утрехт и Гаага оказались оккупированы. Судя по всему, за королем оставался один Амстердам. Это было жестоким ударом по его самолюбию. 3 июля 1810 года он принял тайное отречение в пользу своего сына Наполеона Луи.
Он уже распродал кое-что из своих имений и вывез за пределы страны деньги и бриллианты. Той же ночью с двумя преданными ему офицерами Луи бежал через германскую границу на один из богемских курортов для лечения своих хворей. Императору потребовалось две недели, чтобы выяснить, куда же подевался его брат. Не теряя зря времени, он оккупировал целиком Голландию, сделав ее частью Французской империи»[45 - Сьюард Д. Семья Наполеона. Смоленск: Русич, 1998. С. 220–221.].
Знаток эпохи Первой империи, Тюлар писал, что «на севере – Голландия, в прошлом Батавская республика, ставшая в 1806 году королевством, вотчиной Людовика Бонапарта, ждущая того часа, когда в 1810 году она будет грубо аннексирована Наполеоном, нетерпимым к проявлениям своеволия брата. Задолго до этого события император сделал ему строгое внушение в ответ на пожелание последнего приспособить гражданский кодекс к местному праву: “Нация, насчитывающая 1 800 000 душ, не может иметь собственного законодательства. Римляне диктовали законы союзникам; почему бы и Франции не навязать свои законы Голландии?” В дальнейшем континентальная блокада обострит конфликт между братьями. Стремясь предотвратить разорение своего королевства, экономика которого целиком зависела от морской торговли, Людовик вынужден был терпеть контрабанду, превращая тем самым Голландию в самое уязвимое звено наполеоновского кордона. Вот почему в 1808 году Наполеон решил ее аннексировать. В июле 1809 года, после неудавшейся попытки англичан захватить Зеландию, он лишь укрепился в своем намерении. В марте 1810 года Людовику было предложено уступить Франции земли к югу от Рейна. Отныне семи тысячам французов (со временем их число возросло до двадцати тысяч) предстояло контролировать голландское побережье»[46 - Тюлар Ж. Наполеон, или Миф о «спасителе». М.: Молодая гвардия, 2012. С. 170.].
Современный нидерландский историк Геерт Мак дает следующую характеристику деятельности Луи в качестве короля Голландии: «Решающим толчком к созданию единого нидерландского государства стал чудовищный взрыв. Двенадцатого января 1807 года в 4 часа 15 минут дня в Лейдене, на канале Стейнсхюр, между улицами Нивстеех и Лангебрюх, предположительно из-за небрежности двух членов команды взлетело на воздух нагруженное под завязку судно, перевозившее порох. Грохот был слышен даже во Фрисландии. Погибло около 160 человек, из 2000 раненых многие остались инвалидами… Это несчастье стало поворотным пунктом по двум причинам, что признается и современными исследователями. Во-первых, потому, что оно было воспринято как первая национальная катастрофа. Прежние несчастья – прорывы плотин, наводнения, взрывы пороха – рассматривались, скорее, как местные или региональные несчастья, и сбор средств и другие акции помощи имели прежде всего религиозную мотивацию. Эта же катастрофа с самого начала воспринималась как общая, национальная трагедия или, как говорилось с церковных кафедр, как “всеобщее бедствие, переживаемое всем Отечеством”… Во-вторых, вследствие этой катастрофы нидерландцы осознали совершенно новый феномен: монарх призван заботиться обо всей нации и – в качестве символа – объединять ее. За полгода до этого коронованный брат Наполеона сразу же понял, что несчастье может дать ему возможность привязать к себе его до тех пор равнодушных подданных. Через несколько часов после взрыва он уже ходил по развалинам. С военной оперативностью и целеустремленностью он несколько дней практично и эффективно руководил спасательными работами. Он предоставил свой дворец для жертв катастрофы и пожертвовал солидные суммы из личных средств на восстановительные работы.
Такое поведение было характерно для этого энергичного и деятельного, но впоследствии сильно недооцененного монарха, который, с одной стороны, в методах управления и создаваемых государственных институтах имитировал французские образцы, а с другой – постоянно учитывал особенности Нидерландов. И он действительно был здесь символом нации. Его правление продолжалось всего четыре года, но этого было достаточно, чтобы нидерландские республиканцы, уставшие от постоянных внутренних раздоров, почувствовали вкус современной монархии. И он им понравился»[47 - Мак Г. Нидерланды. Каприз истории. М.: Весь Мир, 2013. С. 105–106.].
* * *
Несмотря на все увещевания, призывы и угрозы императора, отношения Луи и Гортензии не складывались, и все шло к окончательному разрыву, но именно в этот момент в жизнь королевской четы вмешались обстоятельства, которые на некоторое время их снова объединили. 5 мая 1807 года умер первенец, Наполеон Шарль. Болезнь горла перешла в заражение гортани и дыхательных путей (круп), и, несмотря на все усилия врачей, спасти малыша не удалось. Несколько часов Луи и Гортензия провели в слезах на коленях у постели сына. После этого вместе отправились в королевский дворец Лакен, в оккупированные французами австрийские Нидерланды (сейчас там находится резиденция бельгийской королевской семьи в Брюсселе), где к ним присоединилась Жозефина. Хотя через некоторое время Луи отправился обратно в Голландию, но некое связующее звено между ним и супругой осталось. Они словно почувствовали объединявшее их начало.
В это время королевская чета активно переписывалась и была готова снова проводить время вместе, деля горе и радости. Как свидетельствует Бреслер, «Гортензия была безутешна в своем горе. По своей природе она инстинктивно чувствовала себя жертвой жизненных несчастий, но имела стальную волю к выживанию. Поскольку она никогда не забывала о своем высоком социальном положении, она старательно улыбалась сквозь слезы. В первых главах своих мемуаров, начатых в возрасте тридцати четырех лет, она писала в несколько причудливой форме: “Моя жизнь была такой блистательной и такой несчастной, что люди этим заинтересовались. Мир превозносил или порицал меня в зависимости от обстоятельств, но всегда с преувеличением, потому что мой высокий ранг немногим позволял приблизиться ко мне, чтобы иметь возможность судить правильно. Я полагаю, что не заслужила ни хвалебных речей, ни слишком строгой критики. Мое сердце всегда вело меня во всем, что бы я ни делала, а может ли оно ошибаться, когда чисто?”»[48 - Fenton Bresler. Napoleon III: A Life. Carroll & Graf Publishers, Inc. New York, 1999. P. 30.].
Жозефина и Наполеон I также приложили дополнительные усилия в целях единения Гортензии и Луи. Это на некоторое время дало свои результаты. Правда, вскоре, как утверждает Ридли, «Гортензия в своем горе, как обычно, повернулась к матери, а не к мужу, и уже через несколько дней отправилась в дом Жозефины в Мальмезон, а Луи вернулся в Голландию. Она все еще была полностью поглощена смертью своего ребенка, хотя и получила неукоснительный наказ от Наполеона I прекратить продолжительный траур, поскольку, как он сказал ей, “короткий период скорби был бы правильным, но если она продолжит траур, то он будет рассматривать его как оскорбление самой себя”. Она прислушалась к этим мудрым словам и, оставив сына, Наполеона Луи, с Жозефиной, отправилась на отдых на Пиренеи, в Котре?. Она путешествовала тайно с небольшой свитой, но о ее присутствии там вскоре стало широко известно; особенно после того, как она стала одаривать щедрыми чаевыми швейцаров и гидов. Гортензия терпеливо переносила знаки внимания, которых удостаивалась от суетливых и напыщенных мэров, но при этом продолжала относиться ко всем со своим обычным обаянием и вскоре стала очень популярна в этом районе»[49 - Jasper Ridley. Napoleon III and Eugеnie. The Viking Press. New York, 1980. P. 13.].
Единое горе, время, проведенное с супругой в Бельгии в начале мая, и настоятельные требования императора и Жозефины привели к тому, что Луи покинул Голландию и отправился на Пиренеи к Гортензии. Там Луи не нашел взаимности от супруги и через две недели уехал на воды в Юсса, в Арьеже, а Гортензия отправилась путешествовать дальше по Пиренеям. При этом, как говорит Ридли, в последующем они неизменно «заявляли, что у них не было сексуальных отношений в Котре?»[50 - Там же. Р. 13–14.].
Судя по воспоминаниям спутников королевы, она впервые с момента смерти сына была весела и беззаботна, полностью отдаваясь прелестям поездки. 25 июля она посетила прекраснейший высокогорный водопад Гаварни, где и заночевала в придорожной гостинице. Именно этот визит к водопаду, продолжает Ридли, привлек большое внимание историков, поскольку эти события происходили за девять месяцев до рождения Наполеона III. Часто предполагалось, что в гостинице в Гаварни или где-то еще во время ее поездок по Пиренеям она ложилась спать с тем, кто был истинным отцом Наполеона III[51 - Там же. Р. 14.].
Луи все еще был на юге Франции, а Гортензия продолжала свое путешествие по Пиренеям. 11 августа 1807 года они встретились в Тулузе. В этом городе, в отличие от Котре?, у них уже была интимная связь, о чем они говорили в дальнейшем[52 - Там же. P. 14.]. После они вместе отправились из Тулузы в Париж. В дороге у них также были интимные контакты. 27 августа они прибыли в Сен-Клу. Через месяц Луи вернулся в Голландию, а Гортензия – в Париж. Они не встречались вплоть до рождения сына 20 апреля 1808 года в Париже, то есть восемь месяцев с момента их встречи в Тулузе.
На этом месте нашего рассказа, полагаю, будет не лишним прерваться и дать кое-какие пояснения, которые имеют огромное значение для последующего изложения биографии Наполеона III.
Почему столь большое внимание этому периоду жизни Гортензии и Луи уделяют авторитетные историки, исследователи и политики, а также к каким в конечном итоге выводам они приходят? Прежде всего, следует сказать, что происхождение Луи Наполеона (Наполеона III) интересует специалистов и общественность с учетом тех политических событий, которые произойдут во Франции уже в середине XIX века. Луи Наполеон шел к власти на волне популярности идеи бонапартизма и олицетворял собой продолжение политики и славы Наполеона I – ведь он был его ближайшим родственником, племянником.
Будущий первый президент и император французов обещал своим согражданам возвращение и сохранение идей Великой французской революции, которые не воспринимали королевский режим и старые порядки. Он выступал гарантом стабильности, порядка и успеха – именно тех составляющих элементов французского общества, какие были полностью созвучны направлениям внутренней политики первого императора французов.
Наполеон III выстраивал свою внешнюю политику на идеях отмены решений Венского конгресса 1814–1815 годов, Парижского мира 1815 года и других документов, практически упразднивших все достижения Первой империи и возвративших Францию к границам 1790 года. Франция вновь приступила к активной внешней политике, и ее правитель должен был выглядеть законным главой страны в глазах руководителей и элит других государств. Но все это было возможно при условии прямых да и просто родственных связей между Наполеоном III и Наполеоном I. В противном случае ставился под сомнение сам факт законного прихода к власти гражданина Луи Наполеона.
Одним из самых первых авторитетнейших и принципиальнейших противников Наполеона III был Виктор Гюго, который вскоре после прихода его к власти сказал следующее: «У него нет ничего от Бонапартов – ни внешности, ни их манер, и возможно, он вообще не принадлежит к ним. Когда вспоминают легкий образ жизни королевы Гортензии и сопоставляют даты, то его происхождение ведут от адмирала Верюэля»[53 - Hugo V. Chose vues 1830–1870. Gen?ve. 1944. Р. 371.].
В своей поэме «Возмездие» (1853) Гюго уже в эмиграции на острове Джерси написал следующие строки[54 - Гюго В. Возмездие. М., 2007.]:
«Он – гнусный и убогий, законченная мразь!
И править будет этот понарошку князь?
Ведь оскорбляет небеса скипетр его порой,
Но милостию Божьей явился злой король!
И этот оборванец, что титул свой достал
С зачатием внебрачным и влез на пьедестал,
Подонок с эшафота, случайное дитя,
В чьем имени обман и ложь сплелися не шутя,
Богема на смешеньи коварства или чванства,
Такой чужак войдет в кровь королей Браганса?»[55 - Пер. А. Кочубей.]
Многочисленные противники и недоброжелатели главы Второй империи продолжают утверждать, что младший брат Наполеона Бонапарта, король Голландии Луи, не является отцом Наполеона III. Сторонники же Наполеона III однозначно утверждают, что он сын короля Луи и племянник великого Наполеона I. Вопрос происхождения императора до настоящего времени остается открытым и вызывает ожесточенные споры, поэтому, не слишком злоупотребляя вниманием читателя, полагаю целесообразным для полноты картины все же посвятить несколько страниц рассмотрению этого вопроса.
Итак, послушаем различные мнения о происхождении третьего сына голландской королевской семьи. Обратимся опять к Ридли. Вот что он пишет: «Неудивительно, что, когда Луи Наполеон был президентом и императором Франции, его враги распространяли слухи о том, что он не сын короля Луи. Поскольку он был обязан своей популярностью и приходом к императорскому трону во многом тому, что считался племянником великого Наполеона, то был бы полностью дискредитирован, если бы можно было доказать, что он не принадлежит к Бонапартам, а отношения между Луи и Гортензией во время его рождения дают хорошие возможности для подобной инсинуации. Но сплетни такого рода, как правило, обманчивы.
По какой-то причине критики выбрали в качестве отца Луи Наполеона голландского адмирала Верюэля. Хотя нет никаких доказательств, что Верюэль был кем-то большим, чем случайным знакомым Гортензии, и нет никаких сомнений в том, что он находился в Голландии в течение лета 1807 года и не был на Пиренеях, когда там была королева. А вот его брат находился там.
Другой “подозреваемый” – Эли Деказ, будущий герцог Деказ и премьер-министр, который был прикомандирован ко двору Луи Бонапарта в качестве юриста-советника. Он посетил Гортензию в Котре? летом 1807 года. В то время ходили слухи, что он был ее любовью и, возможно, отцом Луи Наполеона, но, по словам Гортензии, она была раздражена его поведением и не приняла его.
В качестве отца Луи Наполеона были предложены еще несколько человек. Особое внимание было обращено на первого камергера королевы, графа Вильнёва, который находился с Гортензией и ее спутниками в гостинице в Гаварни, а за неделю до этого – в Котре?.
В 1816 году, когда Луи окончательно решил закончить свои супружеские отношения с Гортензией, он написал ей укоризненное письмо, в котором заявил, что в течение всей их семейной жизни было всего три коротких периода, всего три месяца, когда они имели сексуальные отношения: в первые недели после их брака в январе 1802 года; в январе 1804 года, когда был задуман Наполеон Луи, и в Тулузе, во время поездки в Париж в августе 1807 года. Почему Гортензия, отказывавшаяся спать со своим мужем больше трех лет, вдруг согласилась сделать это в Тулузе 11 августа 1807 года? Одно из возможных объяснений заключается в том, что, имея сексуальные отношения с мужчиной в Гаварни в ночь на 25 июля, она поняла, что может быть беременна – современные методы контрацепции были недоступны в 1807 году, и поэтому поспешила в Тулузу к Луи, чтобы никто не мог доказать, что ее ребенок был незаконным. Однако большинство историков, которые тщательно изучали этот вопрос, решили довериться Гортензии и приняли легитимность ее сына. Все, что можно сказать с уверенностью, это то, что вряд ли когда-нибудь будет возможно доказать, был ли Луи Бонапарт отцом Наполеона III или нет»[56 - Jasper Ridley. Napoleon III and Eugеnie. The Viking Press. New York, 1980. P. 14–15.].
Британский историк Дэвид Стэктон полагает, что Луи Бонапарт – отец Наполеона III. «Когда умер ее (Гортензии. – Прим. авт.) старший сын Наполеон Шарль, – пишет Стэктон, – она уехала на Пиренеи. В кои-то веки Луи повел себя правильно. В итоге 20 апреля 1808 года родился их последний ребенок, Луи Наполеон – будущий Наполеон III. К этому сыну Луи испытывал особую неприязнь и всегда утверждал, что это не его сын (и был неправ – Гортензия стала любовницей Шарля де Флао немного позже). “Как приятно жить вдали от вас, ничего не обсуждать с вами, ничего не ждать от вас. Если мне есть чего бояться, вы тут ни при чем”, – написал Луи жене в качестве поздравления»[57 - Стэктон Д. Бонапарты: от императора до наших дней. М.: Захаров, 2012. С. 17.].
Не ставит под сомнение отцовство Луи французский биограф Наполеона III Жан Гетари, который считает, что некоторые историки несправедливо в качестве аргумента приводят факт его отсутствия при рождении ребенка. «При этом они, – говорит Гетари, – не принимают во внимание, что король Луи был со своей женой в Котре?, а впоследствии оставил свое имущество “наследнику Луи Наполеону, единственному сыну”». «Но есть еще один документ, – продолжает Гетари, – который, как мне кажется, имеет еще большую ценность, нежели наследственные дела. Это очень трогательное и нежное обращение Луи к сыну от 9 апреля 1821 года по случаю его первого причастия: “Я даю Вам мое благословение всем сердцем и буду повторять свое отцовское благословение каждый раз в торжественных случаях, каждый день, вечер и всякий раз, когда мое воображение обращено к Вам”». «Разве может человек с какими-либо подозрениями писать сыну такие письма», – задается вопросом Гетари[58 - Jean Guеtary. Un Grand Mеconnu: Napoleon III. Danielle Boulois Editions (eBook). 2013 P. 9–10.].
Французский историк Эрик Ансо утверждает, что король Голландии вначале «проявил меньший интерес к Луи Наполеону, чем к двум другим своим сыновьям. Может быть, потому что сомневался в своем родстве. Однако в конечном итоге начал считать ребенка своим сыном. Его последующее поведение, переписка, последняя воля свидетельствуют об этом. По общему признанию, маленький Луи напоминал внешне мужчин рода Богарне, а его профиль и особенно горбинка на носу выдавали его сходство с королем. Кроме того, Луи оценил определенное сходство характера между собой и мальчиком – та же меланхолия, тот же гнев, которые действительно были наследственными, поскольку они жили далеко друг от друга». «Если сегодня невозможно быть категоричным, – продолжает Ансо, – то наиболее вероятная гипотеза, с чем согласны большинство историков, – это отцовство короля Людовика, в котором Луи Наполеон вряд ли когда-либо сомневался»[59 - Eric Anceau. Napolеon III. Editions Tallandier. Paris, 2012. P. 30–31.].
Завершая рассказ о тайне рождения будущего первого президента Французской республики и императора французов, послушаем одного из наиболее авторитетных биографов Наполеона III – Бреслера. Вот что он говорит на эту тему: «Положительный ответ большинства французских и британских историков до некоторой степени неубедителен. В 1909 году во Франции Андре Лебе писал: “Приходим к выводу, что, скорее всего, он был сыном Луи Бонапарта, но полностью уверенным быть нельзя. Гробница королевы Гортензии в скорбной маленькой церкви Рюэля на окраине Парижа хранит свою тайну”. В 1961 году Адриен Дансет, возможно, один из лучших французских биографов Луи Наполеона, написал следующее: “В сложившейся ситуации очень сложно прийти к какому-то определенному выводу. При современном состоянии наших знаний, вероятней всего, невозможно отказать королю Луи в старой поговорке: “Отец – это тот, кто прошел церемонию бракосочетания”. В 1990 году Филипп Сегён пришел к такому же половинчатому вердикту: “Невозможно отнести отцовство к какой-либо третьей стороне; король Луи – единственный человек, который определенно разделил постель с королевой Гортензией во время его зачатия”.
В Британии доктор Ф.А. Симпсон в 1909 году был более оптимистичен: “Больше доказательств в пользу того, что Луи Наполеон – действительно сын короля Голландии Луи”. Но позднее историки были уже не так уверены. Например, в 1972 году профессор В.Х. Смит из Лондонского университета пришел к следующему выводу: “Судя по всему, нет особых оснований для обвинений в незаконном рождении, хотя чисто арифметически это вполне возможная вещь”.
В 1995 году Тьерри Ленц просто пожал плечами: “По сути, маловажно – был король Голландии или не был действительно отцом Наполеона III. Для политики это не имеет никого значения”. С ним трудно согласиться. Может быть, это “не важно” с точки зрения политики, но если рассматривать Луи Наполеона прежде всего как человека, то чрезвычайно важно знать, кто его отец. Была ли основана на реальности или заблуждении его собственная глубокая вера в принадлежности к роду Бонапартов»[60 - Fenton Bresler. Napoleon III: A Life. Carroll & GrafPublishers, Inc. New York, 1999. P. 37–38.].
Учитывая опыт и наработки предыдущих поколений историков, Бреслер провел собственное расследование на основе фактов из жизни Гортензии и Луи Бонапарта, их взаимоотношений, отношений Гортензии с другими мужчинами, а также действовавшего на тот момент законодательства Франции. В частности, он подробно рассмотрел хронологию событий, начиная с приезда Гортензии и сопровождавших ее лиц в июне 1807 года в Котре? вплоть до возвращения в Париж 27 августа; список мужчин, которые окружали и, возможно, встречались с королевой Голландии в этот период времени (граф Шарль Билонд-Пальстеркамп, маркиз де Кастеллан, адмирал Шарль Анри Верюэль, дипломат Верюэль, граф Эли Деказ, граф Шарль де Флао); физические сходства и различия между королем Луи и его сыном.
Он полагает, что историки обратили недостаточно внимания на воспоминания и мемуары Гортензии, а также на собственную точку зрения Наполеона III на тайну своего рождения. Завершая расследование, Бреслер пришел к следующему выводу: «Ни один британский писатель не приводил собственный взгляд Луи Наполеона на вопрос о его рождении. Я нашел ответ в старой потрепанной книге, приобретенной в букинистическом ларьке на берегах Сены около собора Нотр-Дам. Фердинанд Бак был французским писателем, чей отец, Шарль Анри Бак, был другом и кузеном Луи Наполеона, а также незаконным сыном Жерома Бонапарта. В своей книге Napolеon III inconnu, опубликованной в 1933 году, Бак прямо цитирует то, что сказал Наполеон III его отцу. Император не сомневался, что он сын короля Луи. “Я сделал свои расчеты”, – произнес он.
По итогу дня (как говорят в таких случаях английские юристы), мои размышления привели меня к выводу, что Наполеон III действительно был сыном Луи Бонапарта, брата великого Наполеона. Как адвокат, уверен, что взял бы это дело для рассмотрения в современном суде и выиграл бы его»[61 - Там же. P. 46.].
Полагаю, что не стоит далее злоупотреблять вниманием читателя тайной рождения Луи Наполеона (Наполеона III). Позволю только кратко выразить свое отношение к рассматриваемому событию, которое произошло более 200 лет назад. Все должно соотноситься с временем и пространством. Бесспорно, есть определенная загадка в отношении отцовства Наполеона III. И по мере того как Луи Наполеон в процессе политической деятельности начинал борьбу за власть, этот факт его биографии приобрел особую значимость. Подчеркну – особую, потому что Луи Наполеон шел к власти, представляя интересы тех слоев населения и элит, которые были сторонниками принципов и духа политики Наполеона I, что позднее было сформулировано как бонапартизм.
Здесь следует отметить следующее: что было приемлемо и успешно применялось во внутренней и внешней политике Франции в начале XIX века, естественно, не могло быть применимо в условиях середины XIX века. Так что Наполеон III под флагом Наполеона I использовал свои методы и инструменты во внутренней и внешней политике страны.
Тем не менее в тот ключевой момент истории Франции (да и в целом европейской истории) тайна рождения Наполеона III имела огромное значение, поэтому становится более понятным яростное столкновение сторонников и противников разных версий рождения Луи Наполеона. Кстати говоря, во времена Второй империи были запрещены какие бы то ни было публикации и обсуждение происхождения Наполеона III, которые отличались от официальной версии (то есть отцовства короля Голландии).
Вместе с тем, на мой взгляд, гораздо важнее то, что Луи Наполеон воспитывался в духе приверженности к Первой империи и в конечном итоге полностью внутренне чувствовал свою прямую связь с первым императором французов. Это стало его духовным миром и побудительным мотивом всех его политических поступков. И даже если допустить, что он генетически не Бонапарт, – это уже не имеет никакого значения. Так что на этом мы ставим точку и снова переносимся в Париж.
Глава 2
Рождение и детство
Третий ребенок в голландской королевской семье появился на свет в час ночи 20 апреля 1808 года в Париже, в особняке на улице Серютти, 8[62 - Здание не сохранилось, ныне это район улицы Лаффит в IX округе Парижа.]. Роды, длившиеся более двадцати часов, проходили тяжело. У врачей были все основания считать, что ребенок может не выжить. Младенца сразу же обмыли в ванночке с вином и завернули в теплые хлопковые полотенца. «Он был таким слабеньким, что я боялась, что потеряю его при родах», – вспоминала позднее Гортензия[63 - The Memoirs of Queen Hortense. Vol. 1. Cosmopolitan Book Cor. New York, 1927. P. 301. Смотрите также Jerrold Blanchard. The Life of Napoleon III. Vol. I. Longmans, Green, and Co. London, 1874. P. 63.]. Король Голландии Луи при этом событии не присутствовал: он был в Утрехте и готовился переехать в новую столицу страны, Амстердам.
В официальном издании, в газете Le Moniteur, 21 апреля было размещено следующее сообщение[64 - John S.C. Abbott. The History of Napoleon III. B.B. Russell, Publisher. Boston, 1873. P. 24.]:
«Вчера, в час ночи, ее Величество Королева Голландии благополучно разрешилась от бремени. В соответствии со статьей 40 Конституционного Акта от 28 флореаля 12-го года, Канцлер империи засвидетельствовал рождение принца и сразу же написал об этом событии Императору, Императрице и Королю Голландии. В пять часов вечера акт рождения был принят архиканцлером при содействии члена государственного совета, секретаря императорской семьи Его Превосходительства Рейньо де Сен-Жан д’Анджели. В отсутствие Императора новорожденный принц еще не получил имени. Это будет предусмотрено последующим актом, согласно распоряжениям Его Величества».
Рождение сына Луи у Гортензии совпало с одним из важнейших периодов в жизни Первой империи. Начиналась испанская эпопея, которая стала первым предвестником будущего крушения всего здания, задуманного и неустанно возводимого Наполеоном I. Начало 1808 года было временем мучительных раздумий и последующих действий императора на пиренейском направлении. Наполеон I всячески старался включить Испанию и Португалию в сферу интересов Франции. Более того, эти страны должны были стать зависимыми от политики и экономики Франции, то есть оказаться полностью в подчиненном положении по отношению к своей северной соседке.
Император также осознавал, что политика континентальной блокады Великобритании не достигнет своей цели, если Испания и Португалия будут и дальше продолжать поддерживать экономические связи с Англией. Пиренеи стали огромной дырой во всей системе континентальной блокады. Английские товары через Пиренейский полуостров распространялись по всему континенту, в том числе во Францию. Британцы устраивали там свои базы и постоянно угрожали южным рубежам империи. Это было недопустимо. Такому состоянию дел, по мнению императора, необходимо было положить конец. Исходя из своей привычной политики установления власти на подконтрольных территориях через представителей дома Бонапартов, Наполеон I вновь обратил свой взгляд на Луи.
27 марта 1808 года император послал письмо брату, в котором предложил стать королем Испании. В нем он, в частности, писал следующее: «Испанский король (Карл IV. – Прим. авт.) отрекся от престола; “князь мира” (Мануэль Годой, испанский государственный деятель, фаворит королевы Марии Луизы Пармской, жены короля Карла IV. – Прим. авт.) сидит в тюрьме. Я решил посадить на испанский трон французского принца. Климат Голландии вам не подходит. Я прочу вас на трон Испании. Немедленно отвечайте мне по существу – согласны ли вы стать королем Испании?»[65 - Кастело А. Наполеон. М.: Центрполиграф, 2010. С. 174.]
Однако Луи не собирался быть марионеткой в руках брата и в ответном письме отверг это предложение: «Я не губернатор провинции. Для короля это не продвижение, а перед Провидением все равны. С каким лицом я пойду требовать клятву верности от другого народа, если не останусь верным тем, ради которых принял Голландию, когда всходил на трон?»[66 - Jerrold Blanchard. The Life of Napoleon III. Vol. I. Longmans, Green, and Co. London, 1874. P. 57.] В конечном итоге испанский трон достался Жозефу, бывшему королю Неаполитанского королевства, которого в Южной Италии заменил маршал Мюрат, женатый на сестре императора Каролине.
Отбывая в начале апреля 1808 года в Байонну для переговоров с испанскими монархами Карлом IV и Фердинандом VII, Наполеон I дал соответствующие инструкции архиканцлеру империи Камбасересу относительно рождения ребенка Гортензии и Луи[67 - Jasper Ridley. Napoleon III and Eugеnie. The Viking Press. New York, 1980. P. 16.]. И надо сказать, что архиканцлер в точности исполнил все наказы императора. Он неустанно следил за всем, что происходило в доме на улице Серютти, и вечером засвидетельствовал рождение ребенка.
Убедившись, что новорожденный прожил несколько часов после родов, в пять часов вечера 20 апреля камергер Гортензии Вильнёв и камергер короля Луи Билонд-Пальстеркамп покинули Париж и направились соответственно в Байонну и Амстердам, чтобы проинформировать Наполеона I и короля Луи о рождении голландского принца. Новость о рождении ребенка вызвала повсеместно бурную радость. Поскольку родился не только принц у голландской королевской четы, но и принц империи, Наполеон I отдал приказ об артиллерийском салюте, который вначале был произведен в войсках на границе с Испанией, а потом и на всей территории огромной империи от Дуная до Атлантики, от Северной Германии до Южной Италии. В Амстердаме торжественно прошли войска и состоялись массовые гулянья. Весь город был в праздничной иллюминации, и в Париж отправились посыльные с поздравлениями и пожеланиями скорейшего возвращения королевы с принцем в Голландию.
В письме от 23 апреля из Бордо Гортензию поздравила мать: «Я, моя дорогая Гортензия, просто переполнена радостью. Новости о твоем счастливом разрешении от бремени мне вчера принес господин де Вильнёв. Я почувствовала, как бьется сердце, в тот момент, когда увидела его, но я надеялась, что он принес только хорошие вести, и предчувствия не обманули меня. Я знаю, что Наполеон Луи успокоится из-за того, что не имеет сестры, и он уже очень любит своего брата. Обними их обоих за меня»[68 - John S.C. Abbott. The History of Napoleon III. B.B. Russell, Publisher. Boston, 1873. P. 24–25. См. также: Jerrold Blanchard. The Life of Napoleon III. Vol. I. Longmans, Green, and Co. London, 1874. P. 60–61.].
Наполеон I отправил Гортензии сообщение, в котором, в частности, написал: «Слышал, что Вы счастливо разрешились от бремени мальчиком. Это вызвало у меня величайшую радость. Я сейчас хочу быть уверенным, что Вы хорошо себя чувствуете»[69 - Jerrold Blanchard. The Life of Napoleon III. Vol. I. Longmans, Green, and Co. London, 1874. P. 59.]. Несмотря на все добрые пожелания, король Голландии был не в духе. У него были мрачные предчувствия относительно ребенка и намерений императора, что и нашло отражение в его письме к жене от 24 апреля 1808 года: «Я умолял Мама [Летицию] и просил г-жу де Бауберс дать точные сведения о Вашем здоровье. Надеюсь, они скоро расскажут мне о Вашем полном выздоровлении. Я прошу Вас, когда де Вильнёв вернется, дать мне знать, что написал Император. Я желаю, чтобы маленький был крещен, но чтобы он был торжественно крещен здесь. Однако я подчиняю свои желания Вашим и воле Императора. Прощайте, Мадам!»[70 - Fenton Bresler. Napoleon III: A Life. Carroll & Graf Publishers, Inc. New York, 1999. P. 34.]
Тяжелые роды и первые часы жизни младенца убедили Гортензию, что она и ребенок не смогут пережить первые несколько суток. Она не скрывала свои мрачные мысли от окружающих. Правда, многие усомнились в ее словах. Они утверждали, что королева Голландии сочинила всю эту историю, чтобы подкрепить свои утверждения, что малыш появился преждевременно и он сын короля Луи[71 - Jasper Ridley. Napoleon III and Eugеnie. The Viking Press. New York, 1980. P. 17.]. Как мы еще раз убеждаемся, все разговоры и сплетни вокруг рождения третьего сына в голландской королевской семье имеют весьма давнюю историю, буквально с первых минут жизни будущего президента и императора Франции.
В соответствии с законодательством Первой империи, любой родившийся ребенок должен был пройти процедуру регистрации. При этом к моменту регистрации он должен был иметь имя. В случае с третьим сыном голландской королевской семьи все было не так. По заведенному порядку право давать имя рожденному в такой семье принадлежало только императору. Однако Наполеон I в это время находился на испанской границе и из-за своей занятости не смог сделать это в течение шести недель. Новорожденный именовался просто как «голландский принц»[72 - Там же. P. 18.].
Только 2 июня 1808 года Камбасерес, появившийся в доме на улице Серютти, объявил, что император отдал распоряжение назвать малыша Шарлем Луи Наполеоном. Однако имя «Шарль», как говорит Бреслер, быстро исчезло, и позднее будущий правитель Франции его близкими и друзьями всегда именовался Луи, как того он хотел и сам[73 - Fenton Bresler. Napoleon III: A Life. Carroll & Graf Publishers, Inc. New York, 1999. P. 33–34.]. В этой связи король Луи написал старшему брату следующее: «Я с готовностью буду исполнять желания Вашего Величества относительно имени, которое будет дано его сыну»[74 - Eric Anceau. Napolеon III. Editions Tallandier. Paris, 2012. P. 12–13.].
Как полагает Ансо, притяжательное местоимение «его», которое было использовано в письме Луи к Наполеону I, свидетельствует о том, что король Голландии был крайне раздражен и находился в плену у слухов о причастности брата к рождению его детей. Возможно, эти слухи целенаправленно распространялись недоброжелателями первого императора французов и в какой-то мере отражали в целом политическую ситуацию с бездетностью Наполеона I[75 - Там же. P. 13. См. также: Pierre Milza. Napoleon III. Perrin. Paris, 2007. P. 16–17.]. При этом император не спешил опровергать эти домыслы, поскольку, с учетом отсутствия прямых наследников, не раз говорил, что может передать корону детям своих братьев, в том числе и Луи.
Однако отметим, что, какие бы ни ходили разговоры вокруг младшего сына голландской королевской семьи, состояние здоровья младенца действительно оставляло желать лучшего. Гортензия смогла достаточно быстро восстановиться после родов, но малыш был очень слабым. Она продолжала беспокоиться о здоровье сына еще несколько месяцев. Весной королева уволила кормилицу и заменила ее новой, мадам Буре, которую сама же и нашла в маленькой деревне. Живая и привлекательная маленькая брюнетка оказалась прекрасной кормилицей и замечательной воспитательницей. Она сохранила верность Луи Наполеону до конца своей жизни. Выбор ее в качестве няни одобрил сам император.
Благодаря заботам мадам Буре малыш, на радость матери и окружающим, стал гораздо крепче и к концу августа был достаточно здоров, чтобы пройти вакцинацию без каких-либо последствий. Что интересно, что собственный сын мадам Буре – Пьер Буре, поделившийся с Луи Наполеоном молоком своей матери, впоследствии станет верным другом и сторонником своего молочного брата, который во времена Второй империи назначит его казначеем императорской семьи.
Всю весну и лето 1808 года король Луи настойчиво звал Гортензию вместе с сыновьями приехать в Голландию. За помощью он обратился к императору и матери. Император не ответил, а мадам Летиция не могла повлиять на невестку. Вскоре Луи понял, что королева не собирается возвращаться, и тогда стал требовать прислать к нему старшего сына, Наполеона Луи. В письме от 23 августа 1808 года король Голландии написал следующее: «Я провел зиму без него. Я один, абсолютно один… Мадам, Вы насмехаетесь! Ваша совесть позволяет не допустить отправки сына к отцу?! Разве его брат не с Вами, разве Вы не в Париже, в окружении своих друзей и семьи, без моих страданий и моих болезненных обязанностей?»[76 - Jasper Ridley. Napoleon III and Eugеnie. The Viking Press. New York, 1980. P. 19.]. Однако Гортензия либо игнорировала письма мужа, либо отвечала, что приедет позже. В конечном итоге Наполеон Луи не отправился к отцу в Голландию.
С осени 1808 года отношения между королем Голландии Луи и Наполеоном I обострились. Политика неисполнения губительных для королевства норм Берлинского декрета о континентальной блокаде привела к ответной реакции со стороны Парижа. В сентябре того же года император ввел эмбарго на всю торговлю между Францией и Голландией. Для небольшой страны, которая всецело зависела от торговли и экономических отношений со странами, обладавшими большими рынками, это было катастрофой. Король был вынужден капитулировать и согласиться в качестве условия отмены эмбарго на то, чтобы французские официальные лица были размещены в Голландии с полномочиями арестовывать и наказывать голландцев, нарушавших Берлинский декрет.
Все это время старший сын короля продолжал оставаться в Париже. В марте 1809 года Наполеон I, не поставив заранее в известность брата, сделал Наполеона Луи великим герцогом Герцогства Берг в Германии и одновременно, в соответствии с законодательством об императорской семье, назначил Гортензию опекуном мальчика[77 - Там же. P. 20.]. Не надо особо говорить, как эти решения императора были болезненно восприняты королем Голландии, и он запомнил это надолго.
Луи Наполеон и его брат жили вместе с матерью в Париже. Когда Луи понял, что Гортензия не собирается возвращаться с детьми в Голландию, это еще больше их отдалило. Говоря о взаимоотношениях короля и королевы, смею предположить, что они сыграли свою роль в отношении населения королевства к Гортензии. Дело в том, что в Голландии с симпатией относились к королю, но, увы, недолюбливали королеву: голландцы не одобряли ее пренебрежительного отношения к их стране. Насколько обоснована была эта народная нелюбовь? Трудно однозначно ответить на этот вопрос. Полагаю, что здесь сыграла свою роль драма личных отношений между Гортензией и Луи. Король перенес ее и на государственные дела. Имеются сведения, что он запрещал жене появляться на публике, участвовать в различных мероприятиях и потребовал, чтобы ее имя вычеркнули из патронажных списков всех голландских благотворительных организаций, куда она записалась. При других, счастливых, обстоятельствах семейной жизни, полагаю, Гортензия смогла бы стать достойной королевой для своих подданных.
Что касается императора, он выказывал недовольство королем Голландии, который не желал слепо выполнять приказы из Парижа, выговаривал брату за неумение найти общий язык с женой и устроить семейную жизнь. Гортензии же он всячески благоволил. разрешал привозить племянников к себе и, когда была возможность, с удовольствием проводил с ними время, играл и занимался. Рядом с его обеденным столом постоянно находился небольшой столик для племянников. При этом Наполеон I следил за состоянием их здоровья и воспитанием. Любое нарушение установленных им порядков строго пресекалось. Так, весной 1809 года он находился в Германии (начиналась новая война с Австрийской империей), а Гортензия вместе с малышами поехала на воды в Баден. 29 мая император написал из Эберсдорфа следующее письмо: «Дочь моя, я очень недоволен, что вы позволили себе покинуть Францию без моего разрешения, и особенно тем, что вывезли моих племянников из Франции. Поскольку вы находитесь на водах Бадена, можете там остаться, но в течение часа после получения этого письма отправьте двух моих племянников в Страсбург, поближе к императрице. Они никогда не должны покидать Францию.
