скачать книгу бесплатно
– «Папины брюки совсем упали».
– «А почему с грохотом?».
– «Папа из них совсем вылезти не успел!». Ничего не забыл, брат. Ты знаешь, к старости это что-ли, всё-таки шестьдесят уже, только вот чем дальше, тем больше нашу студенческую житуху вспоминаю. Не поверишь… Буквально по дням…
– Да, ахпер, мы в эти пять лет времени не теряли. Прошку, вижу, не забыл с Вольдемаром?!
– «Не забывается, не забывается, не забывается такое никогда»… А вот и наш прибрежный ресторанчик. Приехали, выгружайся: «Станция Ромоданы – …
– … берегите чемоданы!»,– завершил фразу гость, с любопытством рассматривая фасад ресторанчика, разукрашенный разноцветными воздушными шарами.
Судя по скорости, с которой с места в карьер кинулись обслуживать новых клиентов, едва занявших места за столиком на веранде, в ресторанчике с видом на Дон, Виктора здесь знали давно.
– Уважают, однако, в Ростове журналистов,– заметил Вардан, кивнув в сторону быстро украсивших столик больших тарелок с лавашем, сыром и свежайшей зеленью. Прошлый раз мы с тобой сидели в другой кафешке. Не на берегу.
– Прошлый раз был зимой, сто лет назад. А это наше летнее местечко. Ты-то как?
– Лепота!..– почти как в комедии Гайдая отреагировал гость, оглядывая величественную реку и закуривая «Ахтамар». – Я? Ничего. Чем занимаюсь? Ну, как тебе сказать… Я, можно сказать, в своём роде доктор. Знаешь ли ты, дружище, что нет на свете благороднее профессии, чем врач? Покойная матушка мечтала, чтобы я стал хирургом, но, увы, не сбылось! Зато я невольно прослушал полный курс педиатрии: первая из моих законных жёнушек училась в мединституте и училась так усердно, что каждый вечер перечитывала вслух записанные днём лекции, а я слушал: жили в однокомнатной квартире, деваться было некуда. И всё же есть во мне самая главная черта, присущая истинному врачу: здоровый цинизм… А вообще, всё путём, ахпер. Мелким бизнесом занимаюсь, ахпер. То, сё и так далее.
– «Покупаем-продаём и немножечко поём?»…
– Можно и так сказать. Свежий анекдот о нас, о лекаришках, хочешь?
– Давай.
– Выходят на улицу после дежурства два эскулапа.
Патанатом: – Смотри, люди! Живые люди!
Гинеколог: – И лица! Лица! Лица!!!
– Хо-ро-шо-о!– расхохотался Виктор. – А дома как? Ты сейчас так же, в Подмосковье?
– Да. «Как мне дороги-и, как мне дороги-и, подмосковные ве-че-ра-а!». Нормалёк, брателло. Дочке уже четыре, сыну – три. Всё путём…
– Не фига себе фига, время летит! Большие какие! Ну-ка, давай, показывай!
Бородач полистал в своём смартфоне и протянул его другу: «Вот мои красавцы – Самвелик и Кристиночка!».
– М-да… Самвел сын Вардана… Символично… Продолжатель традиций древней армянской фамилии… Красавец и красавица! Оба белокурые. Ин-те-ле-э-сно! Ты в молодости вроде бы шатеном был. Стало быть, в маму цветом волос пошли. А вот лицом в тебя. М-да… Слушай, Вард, ты который раз уже женат? Обалдеть! Твоему сыну, как моей внучке!
– Не первый раз, ахпер. Не первый…
– М-да… Время тебя, скромнягу, не изменило! «Узнаю брата Васю!». Подожди, у тебя две дочери от…
– … от Нателлы. Они в Штатах давно уже с матерью.
– Ещё две от…
– … Ларисы. Они так и живут в Ереване.
– Лариса – это мастер спорта по плаванию?
– Нет, ахпер, ты путаешь. Мастер – это Леночка, которая из Подмосковья.
– Ну, да! Ты же звонил как-то раз, рассказывал. Не запутаешься тут. Любите вы, доктора, жениться, однако… Не изменяешь ты себе, Вардо…
– Не только себе, ахпер. Красивым женщинам тоже! Ты будешь очень смеяться, ахпер, только моя Леночка меня сладострастным старикашкой называет…
– М-да… Старикашкой – это точно!– потёр подбородок, взирая на косматую седую бороду друга, Виктор. -Давно пора на тебя санкции накладывать. И куда только Евросоюз смотрит?
Между тем, официант принёс огромное блюдо, на котором дымились обещанные румяные членистоногие. Следом другой вэйтер доставил на подносе с эмблемой данного заведения, два поллитровых бокала ледяного пива и запотевшую бутылку водки.
– А гороха к пиву есть?– с невинным видом спросил у официанта Вард.
– Гороха? Простите, вы что имели в виду?
– О-хо-хо-о-о-о!..– всхлипнул от хохота Виктор. – Знали бы вы, молодой человек, что он имел в виду!..
Бабуль, диалекты давай!
… Вольдемар как-то сразу оказался вне гранфаллона. Возможно, то было некоторое предопределение. Возможно, как утверждали впоследствии эсэсэровцы, то был некий знак свыше. А потому, наверное, случай с Горохом также стал результатом особого расположения небесных светил по отношению к «СС-«Р» и противостоявшему ему Вольдемару. Хотя, если уж быть откровенным до конца, то Вольдемар вовсе и не был Вольдемаром, а был Вовой или Володей, как его ласково называла зеленоглазая Мариэтта…
Всё произошло во время летней студенческой практики. Она случилась после сессии, которую друзья, откровенно говоря, сдали как и подобало советским первокурсникам, нюхнувшим свободной жизни, не лучше, нежели многие их предшественники. Кое у кого из них были «неуды», от которых предстояло избавиться уже в осенне-зимний период. Так или иначе, до означенного периода было еще достаточно далеко, а вот до практики – рукой подать, что грело соратникам сердце, ибо поистине для друзей – филологов нет лучшего занятия, чем собирать диалекты в молоканских селениях близ славного города Кировакана (т.е. града С.М.Кирова).
Нужно заметить, что живописные, если не сказать чистые, пейзажи сего горного местечка явно диссонировали с той мерзкой позицией, которую Вольдемар с первых же дней продемонстрировал по отношению к сообществу. Хотя и раньше на курсе, в ходе учебных действий он, Вольдемар, несмотря на личный интерес к Есенину и Окуджаве, всячески сторонился великолепной «пятерки», дистанцируясь от эсэсэровцев даже на переменках.
Надо ли говорить, что он и не задумывался о возможности совместных с соратниками, ставших для них едва ли не ритуальными, посещениях «Крунка»? И это несмотря на то, что он был замечен в употреблении напитков, которые студенчество предпочитает компоту! Не питал он кроме всего и симпатий к преферансу, чего уж соратники ему и вовсе не могли простить.
А потому случившееся тогда , много лет назад, в Кировакане должно было случиться рано или поздно. Нечто подобное должно было случиться если не в Кировакане, то в Ереване, в универе, в перерыве между учебными действиями, например.
Однако, обо всем по порядку.
… Ах, лето, лето… Дивная пора! Тёплая погода вселяет в студенческие (и не только) души мимолетное блаженство, побуждая поскорее позабыть обо всех весенних невзгодах, не исключая и «двойки» на семинарах. Лето, можно сказать, время неразумных, а порой и недостойных поступков, навеянных ложным ощущением счастья (насколько это возможно в 19 лет), а стало быть вседозволенности (насколько это было возможно в первом государстве рабочих и крестьян). Кстати, теплая погода и стала одной из причин нашей истории.
– Жарко, пива охота, – посетовал, зевая и зачем-то при этом прикрывая огромной ладонью рот, Большой, сев в кровати и свесив босые волосатые и дурно пахнувшие ноги.
– Да, хорошо бы, холодненького! – поддержал со своей, соседней кровати, Цукер, всегда с радостью поддерживавший безнравственные предложения.
Арег, Виктор и Сурен переглянулись, не меняя позы (они отдыхали в личных кроватях), вяло (сказывалась полуденная жара, достававшая даже здесь, в высокогорном городке, несмотря на распахнутые в комнате техникумовской общаги окна) кивая и выжидающе глядя на «душу» сообщества. Сурен при этом зажал нос пальцами.
– Бабку там, в селе, видали, которая возле столовой живет? – продолжил разговор Большой.
– Видели. Она всегда на завалинке возле дома сидит, – ответил за всех Виктор.
– Во-о-т. У неё вчера хотел диалект взять. Знаете что сказала? « Молод ты ещё, сынок, у меня диалехты брать!» Ба-а…
Он любил добрую шутку
Раздавшийся в ответ хохот заставил подобреть и улыбнуться небрито – суровую физиономию «души». Когда гогот стих, он продолжил: – Ладно, кто пойдет? – испытующе взглянув на Цукера.
– Ара, эли кяжа есэм (Эй, я снова рыжий?!)?! – возмутился последний.
– Че, кяж – джан (Нет, рыжий, дорогой), я не тебя имею в виду, – отмёл подозрения Большой, переведя тяжёлый взгляд на Сурена, который все ещё зажимал нос двумя пальцами. – Что, амбре не нравится, да-а? – спросил Большой, чьи ноги, как известно, летом воняли гораздо сильнее, чем в другие времена года. – У вас в Кировобаде ни у кого не воняют, да-а?
Сурен в ответ лишь хихикнул в сторону.
– Суро, Суро, халя ми ачка пхаги! – вдруг попросил Большой. – Серьёзно, закрой один глаз!
Сурен нехотя исполнил просьбу соратника, слегка прикрыв левое веко, но по-прежнему зажимая нос двумя пальцами.
– Кяж, наи, наи, мэр Сурон точно циклопи нмана (Рыжий, смотри, наш Сурик точно циклоп)! – толкнул в бок примостившегося рядом Цукера Большой, разражаясь ржанием, от которого, вероятно, разом проснулись все кироваканские младенцы.
К хохоту присоединились и остальные, разумеется, за исключением Сурена.
– Ова циклоп (Кто циклоп?!)?! – заорал он, набычив мощную борцовскую шею и угрожающе сжав кулаки.
Несмотря на почти двукратное превосходство в росте, Большой, резво вскочив на ноги и, не надевая шлепанцев, проворно выскочил в коридор, чудом избежав мести маленького борца-классика.
Проворство его было легко объяснимо житейским опытом, а точнее – одной из легенд, вошедшей в золотой фонд ССР.
В первом семестре на одном из первых занятий по физкультуре Большой, быстрее других переодевшись в модный спортивный костюм, стал прохаживаться по борцовскому ковру с видом по меньшей мере чемпиона республики по коху, грозно и вызывающе оглядывая соратников с высоты своего роста (194 см).
Миролюбивый Виктор уставился на мощную фигуру «чемпиона» не без душевного трепета.
Долговязый и тощий, словно баскетболист, побежденный энурезом, Цукер глядел с удивлением, смешанным со страданием.
На лице крепыша Сурена трудно было что-то прочесть.
Ну, а Арег воззрился на Большого, усмехаясь в усы.
– Что, есть вопросы?– налегая на «р», окинул соратников взглядом Давида Сасунского перед очередным поединком с вишапом Большой.
Арег, не удостоив противника ответа , шагнул на ковер.
-А-а-а!– страшно протянул Большой, сделав большой шаг навстречу.
Спустя всего несколько мгновений всё то же: -А-а-а…, он испустил, лёжа на лопатках…
-А-а-а?! – в один голос воскликнули внимательно наблюдавшие за поединком соратники.
-Один раз не в счёт!– взял «фору» «душа». – Давай ещё!
И вновь очень скоро Арег припечатал его лопатками к ковру.
В пылу борьбы и обуреваемый жаждой реванша Большой без долгих раздумий выбрал в качестве жертвы самого маленького соратника, кудрявого Сурена:– Эй, ты, иди сюда!
Сурен скромно ступил на поле брани и тут случилось удивительное: большое, почти стокилограммовое тело Большого вдруг взлетело и, задёргав в воздухе ногами, плюхнулось на ковер, будто куль с мукой.
– Эс инч грамотни «мельница» эс арел, тха– джан (Какую ты грамотную «мельницу» провёл, парень)!– послышался в наступившей вдруг тишине откуда-то сбоку голос препода. –Ереви парапелес (Наверное, занимался?)?
-Да, занимался,– потупив очи долу, негромко ответил Сурен.
-Раньше надо было говорить, грязни животни!– пришел в себя, присев в партер Большой, изумлённо уставясь на соратника.
– А ты не спрашивал,– все столь же скромно ответствовал борец-классик.
Горох уже варится
Арег с Виктором, между тем, успели перехватить устремившегося было вдогонку Сурена, успокаивая его и усаживая его обратно на личную кровать.
– Кто циклоп?! Я циклоп?! – все ещё кипятился Сурен.
– Сурик, успокойся, это он циклоп,– позевывая, предположил Арег.
– Ареша, сыграй что-нибудь, – уже почти миролюбиво попросил Сурен.
Через мгновение снятая со стены гитара успокаивала растревоженную душу эсэсэровца.
– Тише, люди, ради Бога, тише
Голуби целуются на крыше,
Вот она сама любовь ликует,
Голубок с голубкою воркуют …
– Ну, и кто пойдёт? – испортил песню далеким от сантиментов, деловым тоном Цукер.
– Большой уже не пойдёт,– отрезюмировал ростовчанин.
– Пусть только нос высунет, я ему … – отреагировал на упоминание о недруге Сурен.
– Не жалею, не зову, не плачу
Все пройдет, как с белых яблонь дым,
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым…
– Кто пойдёт? – вновь испортив Арегу песню, многозначительно переспросил Цукер, оглядывая собратьев по сообществу, продолживших предаваться отдохновению после очередного похода в Фиолетово.
– Ишак! У самого ноги воняют на всю общагу, а ещё других подкалывает! – всё ещё ворчал Сурик. – Я ему дам подколки кидать!
– Суро, ахпер, ладно! Давай, пиво возьмём, отдыхать будем,– выступил в роли миротворца Цукер, не оставлявший надежды хлебнуть таки холодного пенного напитка.
– А что пиво? – недовольно сказал Сурик. – Рыбы нет. Ничего нет. Что это за пиво? Вот у нас пиво с горохой пьют…