скачать книгу бесплатно
– Ты, сестренка, совсем с ума сошла, целуешься на глазах у всех с женатым человеком, – не то с осуждением, не то с завистью в интонации голоса, вздохнув произнесла Вика.
Я стоял завороженный и смотрел вслед девочкам, скрывшимся в подъезде.
– Да-а-а-а, кажется я опять влюбился! Да и Лика, тоже.
На завтра мне предстояло идти с докладом к начальнику управления, Баркинхоеву. На последнем селекторном он воспринял мое сообщение о готовности тупика в Ащелисайской, как несвоевременную шутку и велел явиться в понедельник с докладом и отчетными документами, о проделанной работе. Я лежал на кровати, поверх одеяла, и перебирал в памяти все сначала и до конца. За окном светило солнце и раздавались голоса детей, играющих на дворовой площадке. Я долго не мог сосредоточиться на докладе и сумбурно перебирал события на станции Ащелисайская. Я встал, закрыл окно, задвинул штору и сразу вспомнил невероятную картину, которую пришлось наблюдать там, на станции утром следующего дня.
Первую ночь мне пришлось провести в маленьком помещении дежурного. Прямо возле железнодорожных путей, среди раскидистых деревьев стояло совсем не большое, чисто выбеленное двухэтажное здание станции. Где на первом этаже находилась комната дежурного, касса для продажи билетов, в которой, как я заметил, не было кассира и крохотный зал ожидания, в котором едва помещались три венских стула и стол. А на втором этаже связь и комната монтеров пути. Начальник станции – маленький, толстенький человек, облаченный в железнодорожную форму, радушно встретил меня и даже предложил чаю в серебряном подстаканнике, с каким-то дворянским вензелем. Выяснив, кто я такой и зачем приехал, он посетовал, что не может на сегодня предложить мне комфортного ночлега, кроме как на стульях в зале ожидания. Уставший я заснул быстро и крепким сном, не взирая на то, что изрядно помял бока на этих неудобных деревяшках.
Утром я вышел на балкончик, пристроенный у самого входа, умылся из умывальника, сладко потянулся, разминая помятые бока и неожиданно увидел людскую очередь, тянувшуюся из глубины небольшого поселка, до железнодорожного пути, на котором стоял комбинированный товарняк, состоящий из вагонов, полувагонов и нескольких цистерн. На одной из них у открытого люка верхом сидел человек, с большим поварским черпаком, который он периодически окунал в цистерну, доставал что-то и выливал в посуду, которую ему подавал другой человек, который (в свою очередь) передавал ее вниз и менял на какое-то ведро или кастрюлю. Все стояли тихо, со знанием дела ждали своей очереди. Я удивился и с вопросом зашел в комнату начальника станции.
– А вы не подскажите, любезный, что там за очередь?
– А эта, – он махнул рукой в сторону, не поднимая головы, – да там, в составе цистерна с вином стоит, вот они и ополовинивают ее, а потом напьются и пару дней будут куралесить.
– А как же? ведь это нельзя! – изумленно заметил я.
– Да ладно: льзя, нельзя, нет у них такого понятия. Они здесь в глуши одичали совсем.
– Поселок маленький, лес и лесостепи, за поселок выйдешь – такая глухомань. Только что и есть школа да медпункт, почту сбрасывают с проходящего поезда. Пассажирские здесь не останавливаются. Вот они и устраивают себе праздник, как цистерна попадется.
– Откуда же они знают, что там вино?
– Хм, у них глаз наметан. Да еще информаторы с других станций.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – удивился я.
– Ничего привыкните.
…..Я лежал и улыбался, вспоминая этот анекдотичный пассаж.
В дверь постучали. Я неторопливо накинул на голое тело длинный, вязанный из сейлона халат, подаренный мне любимой тещей, и, едва заслонив нижнюю часть, пошел к двери.
Придерживая халат одной рукой, другой отодвинул никелированный засов и открыл дверь. Передо мной стояла девушка – почтальон, в коротенькой синей юбочке на бретельках и прозрачной нейлоновой кофточке, розоватого цвета, под которой едва просвечивали спелые, торчащие вперед сосками, как два наведенных пистолета груди, готовые выстрелить своим спелым соком в любого, кто первым прикоснется к ним.
– Господи, – взмолился я про себя, – и за что ты посылаешь мне такие испытания? ведь я, вечно горящий пламенем любви, могу не сдержать своей страсти к такой милой, юной, манящей своими перстами, нимфе и кинуться на нее.
Девушка почувствовала мое волнение и недоуменно спросила: Что с вами, вам плохо? я почтальон, и принесла вам телеграмму.
– Нет, нет что вы – волнуясь ответил я, – мне хорошо, очень хорошо, разве может быть плохо, когда рядом такой благоухающий пион? Я даже очень доволен, что именно сейчас, в минуты одиночества, такое счастье видеть вас, выпало мне.
Она сделала шаг вперед, чтобы не остаться за порогом и продолжила:
– Вот здесь распишитесь и получите ее. – И она протянула мне квитанцию.
В одну руку я взял телеграмму, второй придерживал халат, прикрывавший мою наготу. Квитанцию я машинально зажал губами, чтобы в освободившуюся руку взять ручку, но пола халата выскользнула, и я невольно обнажил, все то, что я так тщательно прятал под ним. Девушка прыснула смехом, но ничуть не смутившись, продолжала смотреть на мое мужское достоинство, принимавшее иную форму, с нескрываемым любопытством.
– Ну вы даете, мужчина!!!
– Ой простите! Уронив ручку и квитанцию, я пытался закинуть полу халата, но запутался в ней, шагнул назад и, наступив на его край, упал на спину и разнагишался совсем. Девушка, уже не смущаясь, хохотала громким, заразительным, но манящим смехом, который мне и дал повод для того, чтобы окончательно понять, что финиш может быть только такой. Я протянул руку помощи и прикоснувшись к ней, потянул ее вниз. Дверь захлопнулась. И мы остались на полу.
Как там у Лермонтова: «Они сплелись, как пара змей, обнявшись крепче двух друзей». Головокружительный запах «белой сирени», который исходил от ее каштановых волос, нежное, теплое тело и глубокие озера страстных голубых глаз, со дна которых слышались стоны блаженства, растворяли все мое существо и уносили в небеса. Трудно было оторваться от этой божественной чаши, наполненной медом жизни. Нет, это ни была любовь, но это была страсть, такая же безрассудная, импульсивная, как и вся моя жизнь.
В телеграмме жена извещала, что в субботу прилетает с побережья. Я неоднократно ругал себя за импульсивность, необдуманные поступки, за страсть к красивым женщинам. Иногда устраивал себе самосуд, но каждая новая встреча с таковой, мгновенно перечеркивала как бы правильные, с точки зрения морали, мысли, и я как в омут головой, окунался в новую страсть. Да это был, пожалуй, мой самый большой недостаток, с которым не получалось успешно бороться. Правда все было тайно и жена никак не могла заподозрить меня в неверности. Но, как известно, всякая тайна и называется тайной, что со временем она становится явью, только все сходится ко времени ее раскрытия. Она может жить и месяцами, и годами, и столетиями.
После того, как я доложил Баркинхоеву о результатах моей месячной командировки, он улыбнулся (хотя ему, строгому и требовательному начальнику это было не свойственно) и сказал: Я все знал, дорогой, и премного тебе благодарен за оперативность, настойчивость и творческий подход к данному мною поручению. Фактически сегодня Чумаков может стартовать с передислокацией. Я уже договорился с начальником гурьевского отделения дороги о формировании комбинированного состава, куда войдут пассажирские вагоны, полувагоны и платформы. Завтра начинает грузиться. И еще тебе большой привет и благодарность от начальника и челябинского отделения, за неожиданно быстрый старт нашего общего дела. В конференцзале, где проходило совещание, было много народа: здесь и начальники СМП и главные инженеры, и все начальники отделов УС-99. Мне было неловко Я не привык к тому, чтобы начальство меня хвалило. Обычно я за свои инициативы и самостоятельные решения, получал только назидания, косые взгляды соратников, а иногда и взбучку. А тут хвалил, да еще принародно. С этого дня при встрече коллеги по работе, более подчеркнуто кланялись, более громко приветствовали голосом, да еще с каким-то особым усердием выдавали свое почтение. У нас в стране так принято: если начальник похвалил, то возможно скоро приблизит к себе, а тот, кто усердствует рядом с тобой, паровозиком и пойдет вверх по служебной лестнице. Но я – то знал, что эта похвала не на долго. Я по натуре временщик и никогда долго не задерживался на новой работе. Причин было много, и главная состояла в том, что себе я прощал некоторые шалости, как например, любовь к красивым женщинам. Зато терпеть не мог жуликов и воров, я не имел ввиду, карманников, то их профессия, а тех, которые дурили ближнего, врали и через это обогащались, а себя представляли честными и порядочными, да еще и учили жизни других. Вот все это и побуждало меня к смене работы. Мама, замечая такие наклонности, говорила мне, что, меняя работу ты уходишь от проблем и от людей, ты можешь много раз уйти от них, но от себя ты никуда не уйдешь. И она была права.
Выполнить задание, порученное мне, было нелегко. Но социализм, сам по себе, предусматривал такие отношения между организациями и предприятиями, которые могли зиждется на доверии, инициативе, находчивости и напористости исполнителя. А потому после визуального знакомства с местностью и некоторыми людьми, которые могли бы оказать мне содействие в моих планах, я решил, что нет смысла по каждому поводу советоваться с начальством. И решил самостоятельно организовать строительство тупика для будущего пакгауза, чтобы можно было принимать вагоны с грузом. Для этого я побывал у начальника Челябинского отделения дороги, у начальника воинской части, которая находилась в десяти километрах от станции и у председателя поселкового совета. Эти руководители не меньше меня были заинтересованы в развитии станции. В недалеком будущем, грузы, которые доставлялись из соседних товарных станций автотранспортом могли бы приходить по железной дороге прямо на место.
Небольшое глиняное сооружение, с деревянным крыльцом и плоской крышей, окантованной не тесанными бревнами, и радиоантенной, возвышающейся над козырьком, у самого входа и обозначался, как Поссовет ст Ащелисайская.
Там я и застал высокого, худого, сорокалетнего председателя по фамилии Берг. Арнольд Иосифович. Он обреченно слушал меня, а когда я полностью изложил цель своего приезда, встрепенулся и сказал: Может что и изменится в нашей захолустной жизни. Так давай, дерзай. А чем могу – помогу. Но только людьми. Транспорта кроме гужевого у меня нет, техника аж в Челябинске и та у железнодорожников. Есть еще военные. Они все могут. Но там командир такой крутой мужик и прижимистый, но думаю, он клюнет. Ему ой как нужны подъездные пути.
С учетом всех этих необходимостей я и начал выполнять задание, данное мне Баркинхоевым.
Проходную воинской части я миновал только после того, как по внутреннему телефону представился командиру. Высокий, стройный полковник, с седыми бакенбардами и такими же седыми закрученными вверх усами, широким уверенным шагом, вышел мне на встречу и улыбаясь совсем не притворной улыбкой произнес: В кои веки к нам гость с Большой земли пожаловал!
– Здравствуйте, товарищ полковник! А почему с Большой земли, вы же не на острове?
– Что ты, голубчик, пожимая мою руку огромными сильными ручищами, продолжил он, – это, пожалуй, хуже любого острова: кругом пустыня и маленький оазис в тысячу квадратов, без промышленного электричества и связь только по рации, да вода из стапятидесяти – метрового колодца. Как тебе это, а?
– Вот потому-то я и у вас, – усаживаясь на предложенный стул, сказал я. Он любопытно склонил голову набок и продолжил:
– Ну, ну, дальше, дальше, молодой человек, кстати, познакомимся: полковник Баландин Владимир Иванович, а вы? И он стал вслух читать мое удостоверение, протянутое ему.
– Так, продолжайте!
– Владимир Иванович, цель с которой я пожаловал, очень даже интересная и для вашего подразделения, и для вас. Мы передислоцируем на вашу ж.д. станцию СМП-224 для развития железнодорожных путей, поселок для строителей перевод ж. д. транспорта на электрическую тягу. И все сопутствующее решению этой задачи. Вот у меня есть и генеральный план, протянул я ему топографическую карту с пометками и комментариями.
Полковник некоторое время внимательно вглядывался в карту, читая пояснительную записку, и все больше на его лице выражалось удовлетворение.
– И чем же военные могли бы помочь осуществлению этого плана? А если есть чем, то мы готовы.
– На первый случай: пару самосвалов, погрузчик и грейдер, пока я шел по вашей территории, заметил присутствие этой техники, а потом видно будет. Все это необходимо для устройства ж. д. тупика к пакгаузу, куда будем сгружать все необходимое для обустройства будущего поселка. Учтем и ваши интересы, легче будет привезти от станции Ащелисайская, в трех километрах от вас, чем от товарной станции в 70 км – так ведь. А в дальнейшем рельсы можно будет и к вам протянуть.
– Да, пожалуй, это очень важно. Обращайтесь, как только возникнет необходимость.
Он встал, подошел ко мне, пожал руку и двинулся к выходу.
– Кто вас сюда привез?
– Да я так – на своих двоих.
– Не гоже заместителю начальника такого крупного управления пешком ходить. Идите, на проходной вас будет ждать «козлик», до встречи.
Он козырнул и первым вышел из кабинета.
Сейчас, отдыхая на собственном диване, я временами дремал и вспоминал все прошедшие события.
Я был бы не я, если бы в этом непредсказуемом круговороте дел не находил бы себе любовных приключений, да они сами преследовали меня как необходимые аксессуары, украшающие мой жизненный путь.
Но сейчас надо было думать о другом. Неожиданно свалившуюся на меня кучу денег (я даже не посчитал сколько их там) надо было куда-то надежно спрятать. Как я их предъявлю жене? да и поверит ли она в эту сказку? А жизнь не предсказуема, и доверять эту тайну нельзя никому. Мало ли: испортятся отношения или еще что, и ты у нее на крючке. Может быть я и напраслину думаю, но как говорится: береженого бог бережет.
Но прежде, я встал с дивана, зашторил окно, открыл свой портфель и высыпал на пол все содержимое. Красных купюр было больше, чем вещей, которые я взял с собой в командировку. Разложив их обособленно в сторону, аккуратно собрав в пачки те, которые были россыпью, я стал считать. Я насчитал более тридцати тысяч рублей. И мурашки побежали по спине: Что же я буду делать с этой кучей денег?! Я и не предполагал, что когда-нибудь буду держать в руках такое богатство!
– Никак и никогда нельзя кому бы то ни было об этом говорить, разве только своей маме и то не стоит, навевать на нее сомнение в моей порядочности.
Неожиданно в дверь позвонили. Я вздрогнул и машинально ногой задвинул деньги под диван. Убедившись, что их не видно, второпях собрав разбросанные на полу вещи, я пошел к дверям.
– Вы Иван Иванович Забродин, не так ли?
– Вообще-то не так, – ответил я, сбрасывая с себя мандраж, который охватил меня, при виде таких официальных, одетых в одинаковые черные костюмы, какие носят представители тайных профессий или следователи.
Однако второй, высокого роста, крепкий мужчина, с уродливо выпиравшей нижней челюстью, подтолкнул первого локтем, предложил:
– А не покажете ли вы нам свои документы, а то ведь можно сказать, что я не индюк, а оказаться..
– Вот, когда покажу вам документы, тогда и посмотрим, кто из нас индюк? – вспылил я.
– Ну, вы не обижайтесь, – примирительно сказал старший, – но паспорт все-таки покажите.
– Вы уж постойте за дверьми, а я сейчас принесу.
– Ну как знаете, но как-то не гостеприимно себя ведете, – вмешался в разговор третий.
– Пришли, обозвали индюком, а я их на чай еще должен позвать, – с иронией сказал я и неожиданно захлопнул перед их носом дверь.
– Но волнение все-таки не покинуло меня. А вдруг ворвутся, когда я буду показывать паспорт. Нет, деньги надо спрятать подальше, а куда? Хорошая идея пришла сразу.
Я вновь взял портфель, быстренько заправил его деньгами, вышел на балкон, сорвал бельевую веревку, завязал ручку и спустил его за окно, защемив веревку между рамой и подоконником. Отряхнул, руки от пыли, прихлопывая ладошки одну о другую и пошел искать паспорт. Он находился в серванте. Но вдруг меня осенила мысль: как же я, такой опытный человек не спросил их, кто они такие и не проверил их документы? А вдруг это какие-то бандиты и фамилию Забродина они просто придумали, чтобы проникнуть в квартиру. Я подошел к двери и прислушался: они о чем-то говорили шепотом, спорили. Потом раздался требовательный стук и голос старшего:
– Долго вы будете держать нас за дверью?
– Долго, ребята, вызывающим тоном ответил я, – пока не приедет милиция, я ее уже вызвал, вместе с ней и зайдете, а то ведь я вас совсем не знаю.
– А мы и есть милиция.
– Нет, на слово я не поверю.
– Мы просто без формы, открывай же, – крикнул кто-то из них угрожающе.
– Вот сходите, оденьте форму и тогда я вас пущу.
– В ответ один из них ладонью сильно ударил по двери, выругался, и я услышал, как они спешно побежали вниз по лестнице.
– Испугались, – подумал я, значит – жулье. Однако интересно: случайный набег или связан с этой кучей денег? А может они и ищут воровской общак? Я выстраивал всякие версии, но никак не мог связать их с происшествием в поезде. Да и откуда выпал этот человек, с какого поезда, с какого вагона? – установить было не просто, если, конечно, проводница не заявила. А оглашать это происшествие было не в ее интересах. Фамилии при покупке билета не записывались, паспорта не проверялись. Купил себе билет, сел в поезд, пошел в ресторан, пил там до потери пульса и выпал на ходу. Таких случаев тьма. Есть документы – начнут искать, нет – спишут или сдадут в «бюро находок». Но может быть его, с его деньгами ждали на какой-то станции? Тогда землю рыть будут и найдут. Вот эти вопросы мучили меня, а ответов я не находил. Одни догадки и предположения. Я жил на третьем этаже, и подвешенный за окном портфель не был каким-то необычным явлением. Но перепрятать или перевезти его куда-то было необходимо.
– О! возникла гениальная мысль: положу-ка я его в ячейку камеры хранения на вокзале, а потом решу, как быть. Ведь дома они тоже не могли находиться. Обычно много денег порождает много вопросов. Купить на них дом, дачу, машину – тоже опасно: откуда у замначальника управления такие деньги?
Поэтому, чтобы не навлечь на себя внимание ОБХСС или просто любопытных соседей, надо было прежде хорошо подумать, а потом принимать решение.
Стемнело. Надев на себя легкую курточку с капюшоном я с портфелем собрался было идти. Но потом подумал: а с чем же я пойду на работу? А если завтра придется куда ехать, что тогда? Бежать в камеру хранения за портфелем? Нет, деньги надо во что-то переложить. Я стал рыться в гардеробе, в столе, в бельевом шкафу и наткнулся на наволочку от диванной подушки.
– Да, пожалуй, это подойдет. Плотная ткань и молния напоминали какой-то предмет похожий на сумку. Я переложил деньги, аккуратно перевязал наволочку веревкой, посмотрел в зеркало на свою ношу со стороны и решил, что все как надо.
Волнуясь я приоткрыл дверь, высунул голову, осмотрелся и, глубоко вдохнув воздух, вышел. Некоторое время постоял в нерешительности: идти или не идти, – думал я. Но потом решил: хватит трястись, идиот, кто знает, что у тебя в пакете? На самом деле так глупо выглядело это все со стороны.
Предстояло пройти длинный путь через город (автобусы ходили крайне редко) или короткий путь в полтора километра – через степь. Но уже была почти ночь и идти с такой суммой денег было небезопасно. Однако я опять поймал себя на мысли, что никто не знает, что я несу деньги. Чертовщина какая-то!
Пересек тротуар и пошел в темноту. Тусклые огни вокзала были видны издалека. Мне частенько приходилось идти по этой дороге, но только днем. Тысячи бугорков, нарытых неугомонными сусликами, осложняли путь в ночи. Ноги то и дело проваливались в небольшие норы или спотыкались о бугорки. Наконец я вышел на протоптанную тропинку и пошел смелее. Неожиданно непонятно на каком расстоянии, замаячил таинственный силуэт. Да в такой темноте встретить неизвестно кого, вдали от всего живого, да еще с такими деньгами – страшно! Но отступать или бежать было некуда, да и поздно. Страх подгонял меня, и я, изобразив уверенность и бесстрашие, шел к нему навстречу. По мере приближения я видел этого весьма крупного человека, голова которого была покрыта капюшоном, и образ его наводил все больше страха. Я тоже надвинул на глаза капюшон, чтобы, как мне казалось, напугать встречного и прибавил шаг. Видимо, моя решительная поступь привела в замешательство встречного, и он, по мере приближения, стал отходить с тропинки, уступая мне место. Сердце стучало, как огромный барабан. Звук его отдавался в ушах. Мы проскочили мимо друг друга, как два курьерских поезда. Я не посмел оглянуться даже тогда, когда затихли его шаги.
Деньги я благополучно поместил в ячейку, вышел на привокзальную площадь, сел на каменный парапет, закрыл лицо ладонями и долго так сидел, разгоняя недобрые мысли и призывая себя к спокойствию.
– Кажется все хорошо, завтра приедут мои, и я на время забуду об этом. Черт подери: «Нет денег – плохо, а есть – еще хуже». Теперь они, как дамоклов меч, будут висеть над моей головой.
На следующий день, когда сынишка сидел на моих плечах, а свободной рукой я катил чемодан на колесиках, мысли о деньгах улетучились сами собой. Управленческий автобус, поджидавший меня, стоял на противоположной стороне площади. Вася Губчик, как всегда копался под крышкой капота, протирая детали от въедливой гурьевской пыли.
– Дядя Вася, привет! – кричал Саша, еще восседая на моих плечах.
– Привет, морячок! – откликнулся водитель и, закрыв капот, по привычке стал тщательно вытирать руки, чтобы поздороваться по-мужски, с моим сыночком.
– Здравствуй, Мила, как отдыхали? – обратился он к моей жене после того, как потискал Сашу.
– Отдыхать, Вася, всегда лучше, чем работать, хорошо бы муженек рядом был, а то вечно отпуск в разное время проводим, – не преминула упрекнуть меня жена.
– А так у всех, редко, когда отпуска в семье совпадают.
– Ну, что было, то было, – заметил я, – а сейчас заводи мотор.
Я знал, что командировки мои не кончатся до тех пор, пока не передислоцируем СМП-224.
Но говорить об этом сейчас после почти месячной разлуки я не стал. Несколько дней я руководил этим процессом по телефону, а на месте вводил в курс дела начальников тех отделов, которые должны были активно содействовать этому процессу. Я не спешил в командировку еще и потому, чтобы не мешать опытному начальнику СМП делать свою работу. Неожиданно пришла телеграмма из Тбилиси: Приглашаетесь на переговоры с Тбилиси.
– Что еще за переговоры? – спросила жена.
– Там мама, сестры, мало ли что. Может предложат переехать, – пошутил я.
– Я бы не против переехать в столицу Грузии, поменять этот песок, комаров и ужасную жару на субтропики, – мечтательно заметила Мила.
– А ты и на самом деле размечталась. Я тоже не возражаю, но это только мечты!
– Ты заранее созвонись с Губчиком, отвезет тебя на переговоры, а то транспорта в это время уже нет.
Новость, которую я узнал от старшей сестры ошеломила меня.
– Мама в больнице, выпала из дверей автобуса на спину, повредила позвоночник и теперь не ходит, мы, сам понимаешь, не можем бросить работу и сидеть с ней. У меня – Карлен, а у Светы – Юра, не хотят брать ее к себе. А ты бы переехал и жил бы в Тбилиси с мамой? Мила будет сидеть с ребенком, а заодно и маму посмотрит. А мы будем помогать.
Мила ждала меня, сгорая от любопытства.
