Радоваться жизни

Айрат Хайруллин

Радоваться жизни

Встретил я Лёшку Воронина случайно, в очереди в поликлинику – он за талончиком к терапевту, я к кардиологу. Оба в том возрасте, когда больница важнее театра. Не виделись лет пятнадцать, с институтских времён. Я его сразу узнал, хоть он и располнел знатно, а Лёшка меня – нет, пришлось напоминать. Вспомнил, обрадовался, обнялись по-мужски, хлопнув друг друга по спинам. Предложил зайти в кафе напротив – то самое, где раньше военкомат стоял, а ещё раньше, говорят, дом культуры железнодорожников.

Сели у окна. Он заказал капучино и эклер, я – американо без сахара: сахар нельзя. За окном моросил октябрьский дождь, серый и вязкий, как все московские дожди последних лет – климат, говорят, меняется, но дожди как были тоскливые, так и остались.

– Ну что, Лёха, как жизнь? – спросил я, размешивая кофе пластиковой палочкой, которая называется теперь не палочкой, а стирером, потому что мы живём в мире, где даже палочки обзавелись английскими именами.

Он улыбнулся – и улыбка эта была какая-то лучезарная, совершенно не соответствующая обстановке.

– Отлично, – сказал он. – Просто замечательно.

Я посмотрел внимательнее. Куртка застиранная, джинсы протёрлись на коленях, кроссовки китайские – не те, что делают вид, будто Nike, а честно китайские, с иероглифами на боку. Часов нет, телефон старый, кнопочный, из тех, что бабушки покупают на рынке.

– Серьёзно? – уточнил я.

– Абсолютно, – кивнул он и откусил эклер с таким аппетитом, будто это не заводская булка с маргарином, а лебедь в клюкве из «Метрополя».

Тут во мне проснулась та самая интеллигентская дотошность, которую Довлатов называл «склонностью к расследованию чужого счастья». Не из злости – из чистого любопытства. Мне всегда казалось, что счастье должно иметь причины, основания, фундамент. Когда оно возникает на пустом месте – это подозрительно.

– Лёш, – начал я осторожно. – А где ты сейчас живёшь?

– Снимаю комнату. В Люблино. Восемнадцать метров, в коммуналке. С соседями, правда, повезло – тихие.

Восемнадцать метров в Люблино. Я вспомнил нашу однокурсницу Катю Ермолаеву, которая теперь живёт в Барселоне и жалуется в Фейсбуке, что апартаменты у моря маленькие – всего сто двадцать квадратов.

– А работа?

– Грузчиком. В магазине стройматериалов. Сейчас на больничном – спину потянул. Но ничего, заживёт.

Грузчиком. Мы с ним вместе учились на факультете журналистики, оба мечтали писать, оба зачитывались Искандером и Трифоновым, спорили до хрипоты о Бродском и Битове. А он теперь таскает мешки с цементом.

– Жена? Дети?

Лёшка помолчал секунду.

– Развёлся пять лет назад. Она с ребёнком уехала в Краснодар, к своим. Сын растёт, по видео иногда созваниваемся.

Я допил кофе. Он был горький и почти холодный, но я допил – нужно было что-то делать руками. Привычка бухгалтера: когда цифры не сходятся, начинаешь перекладывать бумаги, выравнивать карандаши на столе, искать спасение в мелких механических действиях.

– Лёха, – сказал я наконец. – Прости, не понимаю. У тебя комната в коммуналке. Ты грузчик на больничном. Жена ушла, сына не видишь. И ты сидишь тут, улыбаешься и говоришь, что всё замечательно. Я что-то пропускаю? Выиграл в лотерею? Наследство получил?