Enfant terrible

Алексей Авшеров

Enfant terrible

Электричка резво выбежала из Москвы. За окном проносился оттаявший после долгой зимы лес, однако в ложбинах еще серели наметы снега.

Начались знакомые дачные места. Подъезжаю.

Я вышел на Чкаловской, огляделся и, вспомнив дорогу, зашагал к домам. В одном из них обитал Макарий, он же Майкл, мой дальний родственник.

Имя ему, послюнявив святцы, подобрали верующие дед с бабкой, сбежавшие в город еще до войны, но жившие в Москве по-старинке.

Макарием, кроме них, его никто не величал. По малолетству внука звали Макаром, потом Маком, а в старших классах, на западный манер, Майклом.

Последнее прижилось, а главное, выделяло Макария среди сверстников и, дождавшись, когда бабка с дедом почтут в бозе, внук сменил имя.

Паспортистка, уже привыкшая к неадекватам, оглядела его с ног до головы и, не найдя в нем ничего импортного, вздохнув, выдала новый документ.

Смену ф. и. о. в то время ограничивал лишь полет фантазии граждан.

Демарш с именем стал предтечей дальнейшей сумбурной жизни моего героя, а также кузена.

Его и меня связывали несколько детских лет, общая прабабка и старинный некрополь на Преображенском кладбище.

Вторая половина жизни, сводя нас все чаще, давала мне пищу для ума, и не написать о нем я не мог.

Первый раз Макария я увидел в четыре года, когда его привезли к нам в Лосинку Конечно, я этого не помню, но знаю по фото в домашней песочнице.

Старше меня, уже школьник, он бесцеремонно играл в мои машинки. Летный шлемофон кузена, доставшийся ему от отца-испытателя, несомненно доминировал над моей вязанной шапкой с помпоном.

Прошло года три, и мы, повзрослевшие, провели пару летних месяцев у нас на даче в Игнатьево.

Майкл верховодил и там. Мы хулиганили от души, а когда попадались, мой дед читал нотации, а бабка Майкла сразу брала ремень. Бегая от нее по саду, он кричал, обращаясь к ней почему-то на «вы»:

– Бабушка! Не бейте меня! Права не имеете!

Потерпев это пару лет, дедушка резонно заметил, что Макарий плохо на меня влияет и одного дебила в лице собственного внука ему достаточно.

Майкла перестали привозить на каникулы и следующая наша встреча произошла через пятнадцать лет. Его отец, полковник ВВС перевелся из Ахтубинска в Москву, а следом перевез и семью.

Увиделись мы на чьем-то юбилее.

Я тогда недавно освободился из лагеря, и дальняя родня с понятным любопытством поглазеть на уголовника, пригласила меня в гости.

О Майкле я тогда знал, что отслужив срочную в погранвойсках, он сейчас, по слухам, работает на Лубянке, поэтому спросил его в лоб:

– Майкл! Ты шпион?

– Где-то так! – сказал он неопределенно.

За столом, не смотря на выпитое, мне так и не удалось вытянуть из «чекиста» подробности.

Истина открылась, как часто бывает, случайно.

Зимой не Дзержинской, переход через улицу 25 Октября (ныне Никольская) мне преградил мужик в телогрейке с грязно-красной повязкой на рукаве и такого же цвета флажком в руке. Командуя снегоуборщиком, он что-то кричал его водителю. Оглохший от лязга механизмов, то не расслышал и выглянул из кабины. В нем то я и узнал Майкла! В таком же ватнике и рваном требухе кузен больше напоминал партизана, чем разведчика.

Однако часть правды в тех слухах все же была: хотя Майкл и не служил на самой Лубянке, но улицы вокруг нее убирал добросовестно.

Следующие двадцать лет мы почти не виделись, но Преображенский погост начал сводить нас все чаще: там мы поочереди хоронили близких.

Общаясь на поминках, говорили за жизнь, и я лучше узнавал «повзрослевшего» Макария.

Прошедшие десятилетия мы провели по-разному. В девяностые и нулевые, я поднимал миллионы, занимался экстримом и личной жизнью, а Майкл активно женился, разводился и клепал детей.

Вот и сейчас я шел знакомиться с его четвертой по счету женой и трехлетним сыном.

Поднявшись на этаж, я обнаружил вместо звонка торчащие контакты и постучал в дверь.

Открыл Майкл и, пропустив меня в темную прихожую, зажег свет. Здесь, как и раньше, вдоль стены теснились стеллажи с книгами, гордость его отца.

Когда-то на новоселье я с интересом листал их.

При совке произведения русских классиков, в отличии от классиков марксизма-ленинизма, печатали редко, тем не менее дяде Вале удалось собрать неплохую библиотеку. Сам он почти не читал, но подписные издания считались тогда хорошим вложением денег и повышали статус дома – его обитатели априори считались интеллигентными людьми.

Заводя меня в комнату, Майкл замялся:

– Не пугайся. Все никак ремонт не закончу.

Я огляделся. Обои отсутствовали. Провод от выключателя безвольно провис к одинокой лампочке, дырки в стенах закрывали детские рисунки, а сам художник, не обращая на нас внимания, смотрел телик.

– Пойдем в другую, – предложит Майкл, – пока чем-то занят, он не орет! И мы осторожно вышли.

Бардак второй комнаты скрашивал стоящий в центре манекен в ярко лимонном пиджаке и берете а-ля Чегевара с цветным платком вокруг шеи. Рядом на столе аксессуары: серьги, браслеты и что-то еще.

– Это кто у тебя такой модный? – спросил я.

– Жена фрикует.

– Кстати, где она? Обещал познакомить…

– Уехала. Подруга в посольство позвала.

– В какое посольство?

– Буркина-Фасо. Таскаются по фуршетам для массовки. Негры и латиносы русских баб любят. К тому же одеваются экзотично, как те привыкли. Самбу танцуют, сальсу…. Карнавал, одним словом

– Не хочу обидеть, а их там не пялят?

– Пусть пялят. Главное, что она мне сына родила! От всех предыдущих только девки.

Толерантность Майкла удивила меня.

Неожиданно в коридоре раздался вой и на пороге показался малолетний отпрыск.

– Мультики закончились, – вздохнул Майкл и сын что есть мочи закричал снова.

– Чего он хочет?

– На горшок, но по трусам видно, что опоздал, – осмотрев мальца, улыбнулся отец. – Что же ты, имбецил, раньше не попросился? Теперь под душ! – и потащил визжащего засранца мыться в ванную.

У Майкла я провел часа два.

Мы выпили, но поговорить так и не смогли: сын орал, требовал внимания и вновь чистые трусы.

Майкл оставался невозмутим Его не смущало ни то, с кем и как он живет, ни пока маленький большой геморрой, рожденный им на шестом десятке.

Под впечатлением от гостей, по дороге домой, я пытался ответить себе на вопрос: почему мы, почти ровесники, жившие в одно и тоже время, провели его так по-разному?

Детство наше, несмотря на разные города, готовило нам в чем-то схожие судьбы.

Учились мы оба плохо. Не видя в этом смыла, я ленился, а Майкл еще и туго соображал. Авторитет одноклассников также обошел нас. Я наплевал на это, а кузен, как мог, боролся за лидерство.

Стимулом к его возмужанию послужила одноклассница Зина, первая красавица параллели. Высокая, плотная, с милым лицом и наливными грудями, она нравилась многим, и Майкл решил добиться ее.

Зинка, конечно, на него не велась, и кузен лез из кожи вон. Однажды ради нее по льду он перешел километровую Волгу и, провалившись в полынью, с трудом выбрался, однако Зинка, не оценив поступка, покрутила лишь пальцем у виска.

Не вынося конкуренции, ухажеры постарше били его, и чтобы противостоять им, он пошел на самбо.

Драться стало проще, но к Зине не приблизило.

Все изменил десятый класс. Задумавшись о будущем, Зинка наконец подпустила Майкла к себе.

Сын полковника, а заодно начальника летной школы считался в гарнизоне завидным женихом.

Пара поспешила объявить о свадьбе, однако предки Майкла, понимая корысть невесты, настояли о переносе события, пока «жених» не придет из армии.

Отец хотел, было, пристроить его к себе на аэродром, но Майкл отказался: в армии он мечтал совершить подвиг и вернуться домой героем.

Служить он мечтал в ВДВ: нравилась форма и все такое, но сын летчика испытывал панический страх при виде взлетающего самолета и блевал даже в городском автобусе, не перенося укачивания.

Выручил военком, предложив погранвойска.

Майкл воспрял духом: он непременно поймает нарушителя, получит медаль, а может орден, и возлюбленная встретит бойца в ореоле славы.

На проводах Зинка впервые дала ему, и Майкл на крыльях любви полетел в армию.

Направили его в Нагорный Карабах.

Арцах разочаровал Майкла – диверсантами тут и не пахло. Покой заставы нарушал лишь редкий дехканин, забредший в СССР за убежавшей коровой.

Дрочили же тут по полной: наряды ночью, муштра днем и марш-броски по выходным.

Бытие очень быстро поменяло его сознание и от тягот армейской жизни он сбежал в подсобное хозяйство. Здесь на свинарнике, под визг опороса, он регулярно строчил Зинке письма о своей доблести. Та почему-то отвечала сухо и неохотно, вызывая у солдата подозрения и тревогу.

Отметив на ферме сто дней до приказа, Майкл со вкусом отделал свой дембельский альбом, сплел аксельбант толщиной в канат и, получив под конец лычку ефрейтора, уволился в запас.

Выглядел он браво.

Золотые кокарда, петлицы и буквы «ПВ» на погонах, начищенные до блеска, сверкали на солнце. На кителе, стремясь в подмышки, теснились знаки отличия, выменянные им у сослуживцев на сало.

С вокзала Майкл сразу помчался к Зинке.

Открыла ее мать и, с порога, узнав его выдала:

– Зинка в больнице, на сохранении, – и тут же захлопнула перед носом дверь.

Что это такое он не знал, но домашние объяснили: осенью съездив в отпуск, Зинка понесла.

Набравшись мужества, он все-таки навестил ее.

Зинка клялась, что черт попутал всего разок, в слезах умоляла понять и простить, обещая впредь больше не блядовать и быть морально устойчивой.

Слово «мораль» вызвало у него неприятную ассоциацию: марал, рогатый олень! И это он!

Такого с ним больше не произойдет.

«С бабами теперь только через загс!» – по-женски рассудительно решил он.

О том, что и в браке рождаются не всегда твои дети горе-жених почему-то не задумывался.

Спустя неделю, не попрощавшись с Зинкой, Майкл собрался и уехал в Москву.

Что будет делать в столице кузен уже знал: он станет разведчиком, и Зинка о нем еще услышит!

Погранвойска, где он служил, входили в КГБ, и Майкл поправку рассчитывал на карьерный рост.

Кадровик на Лубянке, из «бывших», полистав личное дело, без труда разговорил новобранца.

Майкл выложил ему все как на духу: и про любимый фильм «Ошибка резидента», и аморальную Зинку, и даже про свинарник в армии.

Понимающе кивая, hr в погонах даже подчеркнул, что Майклу повезло с именем: в Америке его примут за своего, а пока предложил сверхсрочную в спец группе. Что это за группа он не уточнил, но Майкл рассчитывал попасть в «Альфу».

Пройдя строгую проверку и медкомиссию, кузен получил направлении в котором черным по белому значилось место службы: «Спецавтодор».

Он было возмутился, но его привычно успокоили: он нужен родине пока здесь, и Майкл смирился.

Заделавшись «чекистом», летом на «газоне» он подметал окрестности Лубянки, зимой, пересев на «золотые руки», очищал их от снега.

За этим занятием случайно я и спалил его.

Не став шпионом, Майкл попробовал поступить в юридический, но сделав в сочинении ошибок больше чем слов, решил найти для себя что-то попроще.

Заводы и стройки ждали его, но работать Майкл, как и я, не хотел категорически.

Выручил разряд по самбо, полученный им еще в школе, и посидев год на рабфаке в компании дебилов, он стал студентом ГЦОЛИФКа, ныне ГАФКа ..

Определившись с будущей профессией, кузен задумался о личной жизни.

Бабу хотелось, но Зинкин адюльтер зародил в нем некий комплекс: теперь в каждой новой знакомой он видел свою жену и вел себя соответственно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.