скачать книгу бесплатно
Тряхнув головой и словно освобождаясь этим от тягостных раздумий, я вновь взглянула на лежащего у моих ног паренька. Потом опустилась на колени и, перевернув труп, принялась внимательно его осматривать. Не надеясь, впрочем, узнать хоть что-либо новое, ибо тщательно осматривали уже крысолюдов до меня: и мёртвых, и пленённых живыми…
Но так ничего и не выяснили. Даже разговорить пленников как следует, и то не смогли. Так до сих пор и неизвестно, все ли крысолюды на человеческом языке могут изъясняться или только некоторые из них. Что все они наш язык хорошо понимают, в этом никакого сомнения даже не возникает, а вот насчёт разговора…
Кстати, пленённые крысолюды погибали на удивление быстро, даже ежели к ним никаких мер воздействия не принимали. А ежели принимали – то почти мгновенно.
Никаких признаков, указывающих на хирургическое вмешательство, на телах обследуемых крысолюдов так и не было обнаружено. Не было даже застарелых шрамов или просто следов от крысиных укусов, а это значит, что к своим приёмышам крысы относились весьма и весьма гуманно. В том смысле, что физически их не истязали, принуждая к безусловному повиновению.
Но, может быть, изо дня в день истязали психологически?
– Это крысолюды, да? – несмело поинтересовалась Анжела.
Не отвечая, я лишь молча кивнула.
– Чего они хотели?
Хотелось бы мне самой знать это. Одно ясно: вряд ли Уигуин пыталась покончить со мной столь примитивным способом. Хотя…
Чем чёрт не шутит, а вдруг бы сие и удалось! Ибо именно я, по мнению Уигуин, являюсь главным препятствием к достижению намеченных ею грандиозных целей.
Лекарка, надо отдать ей должное, нисколько не чувствовала себя побеждённой. В самые короткие сроки она вновь сумела восстановить господствующее своё положение в крысином сообществе и даже смогла взрастить новую элиту вождей и лекарок, взамен уничтоженных мною в тот трагический день.
В день гибели Северного посёлка, а, вместе с ним, и почти всех взрослых мужчин нашей резервации…
В общем, Уигуин с ещё большим ожесточением и упорством продолжила борьбу за обретения крысами господствующего положения в пределах Федерации. Именно господствующего, ибо просто равноправие, которое я уже несколько раз предлагала крысам за это последнее время, лекарку почему-то категорически не устраивало.
И может зря я всё-таки оставила Уигуин в живых? Так просто было уничтожить её во время последней нашей встречи, но я…
Я почему-то так и не смогла тогда этого сделать!
Не из жалости и не из великодушия, вовсе нет, ибо какое могло быть великодушие после всего того, на что насмотрелась я в посёлке в тот достопамятный день! Тем более, после того, как сама Уингуин приговорила меня к смерти. И не просто приговорила, но и самолично попыталась привести в исполнение смертный свой приговор.
Не зная, правда, о значительно изменившихся защитных свойствах моего организма и о том, что смертоносный, по её мнению, яд на меня никак не подействует.
А интересно, знай бы Уигуин об этом заранее, как бы она поступила?
Испытывая ко мне определённую симпатию (в этом я не сомневалась тогда, да и сейчас нисколечко не сомневаюсь) лекарка тогда просто решила убить меня наиболее гуманным из всех возможных способов. Но она, вне всякого сомнения, пронзила бы меня насквозь копьём (или приказала бы это сделать своим подчинённым), если бы имела возможность заглянуть в недалёкое будущее.
И как, наверное, лекарка сожалеет сейчас о своём, таком неуместном милосердии. Наверное, даже больше, нежели я жалею сейчас о том, что смалодушествовала и оставила её тогда в живых…
– Как они это делают, Повелительница?
– Что?
Совершенно позабыв о присутствие в комнате Анжелы, я почти недоуменно на неё посмотрела.
– Ты о чём-то спросила?
– Я просто не могу представить, как из обычных людей крысы ухитряются создавать таких… – Анжела запнулась на мгновение, – …таких чудовищных монстров!
– Преобладающее число людей по своей природной натуре уже и есть чудовищные монстры, девочка! – как можно более мягко произнесла я. – Просто поверь мне на слово! Причём, многие наши с тобой соотечественники, нисколько не меньшие садисты и изверги, нежели люди посёлков, уж в этом-то я успела убедиться на собственном горьком опыте! Так что крысам нет нужды кардинальным образом перестраивать сознание своих человеческих слуг, просто нужно каким-то образом направить порочное это сознание по новому руслу. Как именно крысы смогли этого добиться, тут, конечно же, большущий вопрос.
– Вам виднее, Повелительница! – еле слышно прошептала Анжела и умолкла. А я лишь невесело улыбнулась на эти её слова.
Ещё бы мне не было виднее!
Мы с Анжелой почти ровесницы, но почему-то, находясь рядом с ней, я всегда ощущала себя так, будто между нами десятки лет разницы. Не в том смысле, что полной старухой себя чувствовала… внешне я даже моложе Анжелы сейчас смотрелась. Душа у меня состарилась, даже, не то, чтобы состарилась, а будто выжгло её чем-то. Да так основательно выжгло, что, кажется, ничего человеческого уже не осталось в испепелённой моей душе: ни любви, ни сострадания, ни даже ненависти. Одна лишь чёрная зияющая пустота…
Тут мне в голову пришла одна мысль, и я даже удивилось тому, что раньше до неё не додумалось. Вновь подойдя к шкафу, я немедленно облачилась в скафандр.
– Отворить вам дверь, Повелительница? – преданно на меня глядя, спросила Анжела.
– Не надо, – сказала я и, подойдя к лежащему у окна трупу крысолюда, дотронулась до его руки. Перчаткой скафандра, естественно, вернее, кончиками пальцев левой перчатки, ведь именно там находились химические датчики-измерители.
– Субъект мёртв, – тотчас же прозвучал в моей голове ответ скафандра. – Со времени наступления смерти прошло около пятнадцати минут, причина смерти – повреждение заостренным металлическим предметом жизненно важных органов.
«Требуются данные о наличии в организме убитого каких-либо посторонних химических веществ, – мысленно приказала я. – То есть, веществ, не относящихся к естественным химических соединениям данного вида живых организмов».
«Посторонние химические соединения в организме данного субъекта отсутствуют», – через мгновение дал мне ответ скафандр.
Что ж, этого и следовало ожидать, ибо это было бы слишком просто и очевидно.
И потому, совершенно неверно.
Крысы как-то по-другому воздействовали на сознание (и подсознание тоже) захваченных в плен младенцев. Именно младенцев, потому как взрослые человеческие особи этому воздействию, скорее всего, совершенно не подвержены.
Их можно лишь обманно опоить специальным одурманивающим зельем, как это и произошло три года назад с мужской половиной моей бывшей резервации.
– Ладно, можешь отодвинуть засов, – приказала я Анжеле и, когда это произошло, вышла, наконец-таки, в коридор. Там уже столпилось несколько встревоженных подчинённых, почуявших что-то неладное, но так и не решившихся просто постучать в дверь и тем самым хоть как-то побеспокоить сиятельную свою Повелительницу.
Вот же остолопы!
– Какие будут приказания, Повелительница? – дрожащим голосом осведомился мой личный секретарь, стоящий впереди всех.
– Там, в гостиной, три трупа крысолюдов! – кивком головы указала я на полуоткрытую дверь. – Уберите их оттуда, да и в самой комнате прибраться не помешало бы!
– Будет исполнено, Повелительница! – всё так же подобострастно отозвался секретарь. – Ещё приказания будут?
Кажется, он совершенно не удивился полученным от меня сведениям. Как будто каждое утро из моей гостиной по три мёртвых крысолюда выволакивают!
Если только…
– Ты уже знал об этом? – спросила я секретаря. – О крысолюдах в комнате! Знал?
Секретарь, ничего на это не отвечая, лишь несколько неуверенно кивнул головой.
– Догадывался… – наконец-таки, выдавил он из себя. – Потому, как… потому, что…
Не договорив, он вновь замолчал.
– Только что обнаружен подкоп в подвале, – отодвигая в сторону вконец оробевшего секретаря, выдвинулся на первый план первый заместитель местного старосты, Корней. – И десять трупов охранников на первом этаже.
Корней был единственным человеком из всего моего окружения, который относился ко мне безо всякого раболепия или подобострастия, и это мне почти нравилось. Но, с другой стороны, сама я относилась к Корнею с некоторым недоверием и даже, что там говорить, с опаской, хоть никогда в жизни и никому в этом не призналась бы…
Бывший контрабандист, Корней (хоть вряд ли это было его настоящее имя) даже среди этих отчаянных головорезов и убийц смог снискать сомнительную славу самого из всех их везучего и изворотливого. Но недоверие моё было продиктовано не столько из-за его смутного и явно неблаговидного прошлого, сколько из-за имеющегося у Корнея непомерного честолюбия и неуемного стремления к самым высотам власти. Ведь сколько раз замечала я с какой задумчивой алчностью поглядывает он на мой почти всемогущий скафандр… но вот что за мысли роились при этом в его обритой до синевы голове, этого я, к сожалению, знать никак не могла.
Тем более, что не я выбирала старосту и его заместителя. Сами же обитатели резервации (вернее, поселения) это сделали… впрочем, и выбора-то особого у них не было. Маловато осталось мужчин в нашем поселении, да и то большинство из них – пришлые. Из самых разных мест сюда набежали, прослышав, что с женщинами в поселении номер три – переизбыток, а вот мужиков тут – раз, два и обчёлся. Кстати, и сам Корней из таких, из пришлых… а вот о его неблаговидном прошлом мне недавно завистники да недоброжелатели доложили тайно.
– Итак, – задумчиво произнесла я, – эти трое ухитрились убить десятерых, да так ловко, что никто из охранников даже тревоги не поднял? А сколько всего охранников имелось в эту ночь в здании?
– Десять и имелось! – нехотя буркнул Корней и, помолчав немного, добавил мрачно: – Спали они все, за что и поплатились! Думали, ежели здание изнутри заперто и вот-вот утро наступит, то ничего уже случиться не может!
«Да! – невольно подумалось мне. – Дистиплинка у нас ещё та!»
Но вслух об этом говорить не стала. Бесполезно потому что…
Глава 2
До чего же не люблю я эти кареты! А лошадок зубастых и вообще не переношу! Тем более, что задав скафандру максимальное ускорение, намного быстрее передвигаться смогла бы…
Но что поделаешь! Положение, как говорится, обязывает!
Я влезла в карету, заняв в ней самое почётное место, Анжела и секретарь уселись напротив. Всё, можно ехать, да вот только почему-то возница медлит? Моего приказания ждёт, не иначе?
Как, впрочем, и почти все остальные! Всегда и во всём, по любой мелочи. Шагу лишнего ступить боятся, всё с оглядкой на меня делают…
– Поехали, что ли?! – нетерпеливо буркнула я.
– Езжай! – прокричал секретарь, поворачиваясь вполоборота в сторону небольшого окошка, отделяющего нас от возницы.
До моего слуха донёсся приглушенный возглас возницы, одновременно с пронзительным посвистом бича. Потом карета дёрнулась и, слегка поскрипывая, мягко покатила по неширокой грунтовой дороге, связывающей бывшую резервацию с её хозяином-посёлком (тоже бывшим).
За мутноватыми стеклянными окнами кареты медленно проплывали такие знакомые многометровые травянистые заросли, которые многим казались настоящим дремучим лесом, таинственным и в чём-то даже жутковатым. Впрочем, хорошенько изведав лес настоящий, я относилась к этому травянистому изобилию с полнейшим даже равнодушием.
Но, с другой стороны, имея такой, практически неуязвимый скафандр, можно с полнейшим равнодушием относиться к чему угодно, тем более, что опасностей для человека в этих дремучих зарослях хватало с избытком, и соваться сюда без крайней на то необходимости всё же не стоило.
А, может, собраться всем, как говорится, миром, и заросли эти уничтожить? Земля тут весьма плодородная… и сколько же полезной продукции с неё можно было бы получать ежегодно! Наверное, не меньше, чем с плантаций и полей, окружающих бывший посёлок, а может, и больше даже. К тому же и безопасность окружающей местности резко повысится…
Вот только каким способом лучше всего осуществить сие? Выкорчёвывать эти заросли постепенно и планомерно, или же, лучше вырубить под корень одним махом, а потом, подсушив немного, просто сжечь всё ранее вырубленное?
Я тут же принялась фантазировать, прикидывая и так, и этак… а потом решила, что лучше всего для этой цели подойдут лазеры, вмонтированные в скафандр. Один взмах… и сотню мужчин с пилами да топорами заменить можно. Заодно и нечисть всяческую, что в зарослях этих скрывается, под самый корень выведем…
Пока я так фантазировала и прикидывала, карета выехала наконец-таки на открытую местность, и колёса её, до этого мягко и почти бесшумно катившиеся по чуть влажноватому травянистому покрытию, гулко загрохотали по каменной тверди проплешины, немому свидетелю ядерной катастрофы, произошедшей в незапамятные времена. И тут я вспомнила, что уже не первый раз мысленно расправляюсь с непокорной этой растительностью, но взяться за неё всерьёз каждый раз руки не доходили. Во-первых, других дел было по горло, а во-вторых…
Не знаю, отчего так, но не особо желали мои уважаемые соплеменники в земле-матушке ковыряться. Даже те сельскохозяйственные угодья возле посёлка, что им от прежних хозяев бесплатно достались, и те обрабатывались безо всякой охоты, в приказном, так сказать, порядке. И может зря я приняла решение о коллективном землепользовании, может, надо было всю эту землю между отдельными хозяевами каким-то образом распределить?
Впрочем, поначалу я так и собиралась поступить, и уже приступила даже к непростому сему процессу, но…
В общем, как приступила, так и отступила, ибо пошли такие склоки и раздоры, такая вражда и ненависть, вплоть до драк и убийств даже. И я, после очередного побоища новоявленных землевладельцев, никак не сумевших определить границы своих новоприобретённых участков… побоища, закончившегося аж тремя смертями и целой дюжиной серьёзно покалеченных, одним своим грозным указом отменила частную собственность на землю. Теперь вся пахотная и садово-огородная земля вокруг посёлка (за исключением небольших участков возле самих жилых строений) принадлежала общине, и обрабатывать её предполагалась общими усилиями, равно, как и пользоваться полученным в результате общих трудов урожаем.
В теории всё это очень даже неплохо выходило, а вот на практике получилось не совсем гладко. В том смысле, что почти каждый норовил поработать на общее благо как можно меньше, а вот урвать от этих самых благ как можно больше старался. Встречались, правда, среди жителей и истинные энтузиасты-бессребреники, но это на первых порах только. А после их с каждым днём всё меньше и меньше становилось, пока не вывелись такие чудаки совершенно…
И в результате всего этого земли вокруг посёлка обрабатывались кое-как, урожаи получались довольно скудные (во всяком случае, и третьей доли от прежнего не всегда выходило), и как всё это дело изменить и наладить – я решительно не знала. Кажется, когда на своих ненавистных поработителей вкалывали, то вкалывали неплохо, а сейчас на самих себя вроде как трудятся, а толку…
А вот и посёлок вдалеке показался. Раны свои на удивление быстро залечил и почти прежним остался, вот только состав жителей в нём поменялся кардинально. Из всех резерваций, пардон, поселений, сюда прибыли многочисленные уроды со своим скудным имуществом.
Впрочем, не столь уж и многочисленные, как я первоначально предполагала.
А предполагала я, что настоящие баталии развернутся в поселениях за право сюда перебраться. И долго ломала голову, как же баталий сих избежать: по жребию ли выбирать переселенцев или просто самых, что ни на есть, обездоленных сюда в первую очередь направлять.
И вдруг выяснилось, что никаких баталий не предвидится, ибо лишь считанные семьи из каждого поселения высказали пожелание на переезд. Я сперва не поверила, услышав такое, решила, что это начальство бывших резерваций хитрую линию гнёт, дабы себе и своим родичам первоочередные вакансии на переезд устроить… ан нет! И в самом деле упорно не желали жители поселений насиженные места покидать, из грязных убогих лачуг в просторные особняки перебираться! И причины этого я долго понять не могла, пока мне Корней популярно не объяснил.
Главная и даже единственная причина, которая удерживала людей – страх. Банальный страх, намертво въевшийся в плоть и кровь несчастных моих соплеменников за, не столетия даже, за тысячелетия кровавых гонений и мучительных унижений. Страх перед открытым пространством, не огороженным со всех сторон колючей проволокой (это же любая тварь из леса сюда беспрепятственно забрести может!), страх перед излишне просторными жилищами (да в них же от одной уборки с ума сойдёшь!), и, главное, страх перед бывшими хозяевами посёлка (которые, впрочем, почти все погибли в тот кровавый трагический день). Ну, не верили мои многоуважаемые соплеменники, что все эти перемены позитивные всерьёз и надолго. Вот произойдёт со мной что-то откровенно нехорошее (иными словами, настигнут меня всё же вражьи происки: крысиные ли, либо прежние власти постараются) – и что тогда? Тогда всем сюда переселившимся – кара лютая и неизбежная!
И как не старалась я растолковать, что даже в таком крайнем случае им ничего не грозит, ибо имеются теперь в бывших резервациях, и мечи, и луки с арбалетами, и прочее вооружение, ничем не отличающееся от поселкового… ничего не помогало! Или очень туго до людей доходило…
Но всё же доходило постепенно… и вот уже почти две трети зданий бывшего Северного посёлка приобрели новых хозяев, и с каждым днём таких заселённых коттеджей всё больше и больше становится. Другой вопрос, что не всё у новосёлов получается (и с гигиеной проблемы, да и с эксплуатацией новых своих жилищ тоже), но это вопрос времени. Пообвыкнут…
Проезжая мимо кукурузных и гороховых плантаций, я в который уже раз лишь тяжело вздохнула и отвернулась.
Хилыми они выглядели, плантации эти, неухоженными, а на некоторых сорняков куда больше произрастало, нежели самих культурных растений. И ни одного, блин, работника тут не наблюдалось… и это в самый разгар сельскохозяйственного сезона!
Что ж, видимо придётся мне всерьёз пересмотреть аграрную свою политику. То-то Корней возликует, ибо с самого начала предупреждал он меня о чём-то подобном, а я, дура, не поверила! По-своему вопрос разрешить попыталась, по справедливости…
И что самое обидное: на приусадебных участках у каждого всё цветёт и пахнет, а как выйти на общественные работы… тут уже сто причин для недовольства. А почему я… а другие вон ещё меньше пашут… да хватит мне и того, что возле дома произрастает…
А уж когда дело до делёжки первого урожая дошло – вот тут-то основные страсти и разгорелись. Вплоть до кулаков и кровавых мордобоев. Хорошо ещё, что ножи и прочие режуще-колющие предметы не задействовали, моего последующего гнева устрашившись…
Можно было бы просто махнуть рукой и вторично (а значит, уже окончательно) порезать обширные эти поля и плантации на отдельные небольшие участки, распределив потом участки сие между всеми желающими по строгой очерёдности… но это, на мой взгляд, был далеко не лучший вариант! Каждая плантация – это единое целое, а все вместе – единый сельскохозяйственный организм с правильным севооборотом… именно такими и замыслили все эти плантации прежние хозяева.
Хорошо было им, прежним этим хозяевам, на них жители резерваций ежедневно пахали, не за страх, а на совесть. Вернее, именно, за страх, но зато как добросовестно!
Поля и плантации давно уж позади остались, и карета грохотала теперь по брусчатке главной улицы столичного поселения, а я всё свою аграрную политику пересматривала. И так, и этак её крутила-вертела, но так и не пришла хоть к какому-либо приемлемому решению.
Ладно, не к спеху!
– А вот и Главная канцелярия, Повелительница, – подобострастно изогнувшись, сообщил секретарь. – Прикажете здесь остановиться или к вашим личным апартаментам сперва?
Не отвечая, я лишь молча кивнула, а секретарь, на удивление правильно оценив этот мой небрежный кивок, тут же приказал вознице попридержать лошадей. Потом первым резво вывалился наружу. Следом из кареты выбралась Анжела, ну, а после неё…
После неё – я, разумеется…
Выбралась я из кареты, огляделась по сторонам и лишь зубами скрипнула от распирающих меня изнутри злобы и раздражения.
Ну, правильно, как же без этого!
Видимо узрев ещё издали такую знакомую карету, дежурный на вышке тотчас же дал знать об этом старосту столичного поселения.
И вот результат!
