скачать книгу бесплатно
В Пэксе что-то надломилось. Он нажал кнопку открытия шлюзов, выскочил из рубки, побежал. Сэм и Гарт слишком увлеклись содержимым желудка Чэйза. Сэм поднял мутный взгляд на пробежавшего мимо человека. Успеют за ним, догонят. Ароматный след щекотал вздувшиеся ноздри, они найдут добычу где угодно на планете. Энцелад подскажет, пробурчит всплесками гейзеров направление. Каждая капля, напитавшая мертвую кровь, почувствует этот запах. Как сигнал промчится по нейронам: человек не уйдёт.
Восставшие из термальных глубин исследователи трансформировались по мере насыщения. Легче открывались челюсти, пробились новые зубы, острые, загнутые. Вытянулись пальцы, ногти растворились ещё в источнике. Колени гнулись в любую сторону. Глаза постепенно меняли цвет. Белесая муть темнела, поглощала белок, бельма превращались в чёрные безразличные провалы. Они переглядывались, гул нарастал. Голод утих ненадолго.
Пэкс мчался по скользкой поверхности рытвины. Жизнь покидала его. Он выскочил наружу без скафандра. Воздух вышел из легких вперемешку с кровью.
Человек упал, царапая грудь ногтями. Мысли смешались в клубок. Красной нитью билась только одна: «Лучше уж так…» Посиневшего Пэкса сбросили в горячие воды.
Энцелад пожирал очередного мертвеца. Выщелачивал клетки земного организма, насыщал жизнью, долгое время спавшей в источниках. Она проникала в ядро, запускала митохондрии, перестраивала синтез белка в рибосомах. Кровяные тельца видоизменялись. Вздрагивали, разгонялись.
Пэкс открыл глаза на седьмой день. Выполз из гейзера после мощного выброса воды.
Сэм и Гарт лежали недалеко, спали. Отсутствие пищи погружало в сон. Пэкс лёг рядом. Смена прилетела через месяц. Спешно погрузила уцелевшие тела, покрывшиеся тонким слоем льда, в криокапсулы.?
До Земли долетело послание Пэкса. Он набирал в спешке, пока доедали астрофизика.
«Мы утопили их, они вернулись. Сожрали всех, кроме меня. Спасите!»
По данным сканера найденные члены первой группы были мертвы, при этом сердца слабо бились, перегоняя по артериям и венам горячую субстанцию.
На Земле несчастных ученых ждали ученые счастливые. Предвкушавшие открытия.
Наперебой требовали предоставить образцы медицинские институты и секретные военные организации. Одним нужна панацея от болезней и секрет бессмертия, другим оружие в виде невероятно сильных, неуязвимых солдат. Одним Сэма, другим Гарта, третьим, кто готов выплатить миллиарды и обеспечить дальнейшее исследования спутников Сатурна, Пэкса.
Пока шаттл летел к Земле, старший инженер читал личный дневник коллеги – Джаспера Форда Младшего. Плевался на причитания и нытьё автора. Последние страницы стёр. Дневник распорядились вернуть родным Джаспера, эти страницы смутили бы эмоциональное семейство.
***
Энцелад блистал за кольцами Сатурна яркой звездой. Отливала серебром заброшенная исследовательская база. Геотермальные источники вскидывали брызги к бескрайности космоса. Вода ждала возможности породить жизнь.
Земляне не могли больше снабдить её вкусным сырьем, им не хватало времени и людей. Людей особенно.
Когда Пэкс вырвался из лаборатории, он захлебнулся головокружительным ароматом плоти. Обновлённые клетки требовали пищи. И распространения жизни на благодатной земле.?
Я любил её во всех мирах
Никто не мог понять причину. Они просто теряли сознание и больше не приходили в себя. Погружались в кому. Обследования не выявляли какие-либо нарушения систем жизнеобеспечения организма. Здоровые, крепкие, один за другим наши ребята закрывали глаза и засыпали.
Эндрю заснул первым. С куском поливитаминного крекера во рту. Просто рухнул лицом вниз на шахматную доску. Затем Джилл. Она осматривала защитную сферу, проверяла нет ли повреждений, сколов, отслоек, из-за которых Центр растеряет заветный кислород. Её втащили через верхний клапан, спящую в скафандре. Алекс и Мишель отключились одновременно. Не встали с коек в своём отсеке. Сперва решили, что перебрали на вечеринке в честь первого года колонизации Марса, но они не явились, ни к обеду, ни к ужину. Так и остались лежать, прижавшись друг к другу. Врачи не сумели расцепить скованные руки. Врачи вообще недоумевали. Они проводили обследование за обследованием. Аппараты все как один диагностировали сон. Медленную стадию. Ещё большее недоумение вызывали улыбки на лицах каждого уснувшего. Паркер, Даниэла, Филлипс, Джеймс, список пополняли всё новые имена. Из пятидесяти первых колористов к концу первого года бодрствовали тридцать пять. В том числе и я.
Моя активность казалась беспредельной. Меня, ведущего специалиста по рециклингу, направили в Центр Распределения Колонистов, чтобы я с самых первых шагов человека по Красной планете помог избежать экологического коллапса, потрясшего Землю. Решению экологических проблем первопроходцы предавали большое значение, ведь это ключ к устойчивому развитию зарождающейся цивилизации. Поэтому я таскался вместе с инженерами и проектировщиками умной среды от Центра к строящемуся Первому Приюту – городу, что должен принять основной поток переселенцев ровно через три года.
Меня мало занимали проблемы со здоровьем остальных, я смотрел вперёд, на возвышающиеся купола огромных сфер. Умные роботы возводили белоснежные здания, прозрачные переходы, устанавливали зеленые насаждения пальм или берёз в зависимости от сектора расселения. Именно там я впервые услышал её.
Вкрадчивый нежный голос, внезапно разогнавший шуршание связи в наушнике.
– Тони, – скорее выдох, чем имя.
Удивление, отрицание, принятие. Вместе мы прошли все стадии. Она сопровождала меня, неотступно, не теряя веры. Я кричал, рвал волосы, проклиная «эффект третьей четверти», что развивается у половины астронавтов и колонистов, вынужденных находиться в замкнутом пространстве при однообразии суток более, чем 520 дней. Меня не могла добить цикличность. Мой разум справится с этим, доказывал я себе. А голос не стихал.
Как быстро я свыкся с ней? Когда начал отвечать на её вопросы, делиться умозаключениями? В какой именно момент решил не обращаться в медчасть? К тому времени там уже дремали с застывшими улыбками Эндрю, Джилл, Алекс, Мишель, Паркер, Даниэла… К черту их всех! Со мной происходило нечто невероятное.
– Тони, этот мир сделает тебя счастливым! – шептала она ночами, когда я почти видел её, тянулся дрожащими пальцами к призрачному силуэту.
Она ласкала меня своим голосом, от невозможной близости у меня краснели уши.
Она признавалась мне в любви, я отвечал взаимностью. Это было легко. Привычно. Правильно. Я так долго тосковал, изменил свою жизнь, открыл новые дороги в новом мире. Сделал всё, чтобы отпустить. А, оказалось, сделал всё, чтобы встретить.
Мои сны окрасились её присутствием. Мы были вместе, тянули друг к другу руки. Я упивался ароматом волос, считал веснушки на лице. Во снах она обретала реальность. Красные сухие пейзажи Марса манили мягкостью её форм, смуглым цветом её кожи. Я фокусировался на собеседниках, но видел её, в их речи различал только её слова.
Ненавязчивыми советами направляла она мои разработки и расчеты на верный путь. Подсказывала нюансы марсианских ландшафтов, притяжения, возможности использования глубоких каньонов древних рек, вулканический потенциал Олимпа. Под её чутким руководством я перестал быть специалистом по рециклингу, я становился специалистом по Марсу. Я на всех смотрел свысока.
Глаза мои сверкали, сон пропал. Мне теперь не зачем было спать, чтобы видеть её. – Куда ты смотришь? – спросил меня кто-то одетый в скафандр. – Эй, Тони! Очнись!
Толчок в плечо. Грубо врываться в нашу с ней связь.
Планы, развитие, расширение – масштаб наших с ней возможностей грандиозен. Куда им понять?
Врачи. Они преследовали меня. С планшетами, со сканерами.
«Есть ли жалобы? Шум в ушах, головокружения? Не было ли слуховых галлюцинаций? Вас не преследуют странные навязчивые идеи?» Единственные, кто преследуют меня – вы!
– Стервятники, – она брезгливо выплевывает это слово, она права.
На Земле, которую я оставил далеко позади, подобные стервятники отняли её у меня. Так уже было. Второго раза не будет.
– Они разлучат нас, Тони!
Я с ними не останусь. Уйду в Первый Приют. Он ещё не достроен, не запущен регулятор атмосферы, но разве это может остановить нас.
– Может, – говорю я ей, – я не смогу там дышать.
В глубине воспалённого мозга бьется здравый смысл. Только ему не хватает силы докричаться, её голос заполнил всего меня.
– Тони, я знаю лучший путь.
Я пил утренний кофе, обдумывая бегство из давящих стен Центра. Здесь люди сходят с ума, скоро в медчасти не останется пустых коек. Я должен вырваться из оков. И быть с ней. Прикосновение её голоса пьянило меня.
– Просто закрой глаза…
Аманда умерла два года назад. На затхлой, отросшей мусорными свалками Земле. Она так и не смогла увидеть восход Фобоса и Деймоса над Марсом. Несправедливо, именно она столько раз представляла, как мы гуляем под взглядом прищуренных лун Первого приюта. Я исполнил её желание и увидел их. Пустыннее Марс ещё никогда не был…
И вот она шепчет мне «Тони» среди белых стен нового города.
Её убили врачи. Стервятники, слишком поздно обнаружившие опухоль. Слишком поздно для спасительной инъекции. Она ушла от меня.
Она вернулась ко мне. Сначала голос, затем облик во снах.
Я закрыл глаза? Конечно, закрыл. В этом мире меня ничего не держало.
Мы шли среди золота пшеницы, взявшись за руки. Вокруг нас встречались, обнимались, целовались люди. Эндрю со своим отцом, оставшимся на Земле. Джилл с мужем, который бросил её перед отлетом. Алекс и Мишель со своей дочерью, она так и не родилась.
Они все были здесь, прогуливались по ровным, золотым полям Марса. С синего неба за ними подглядывали Фобос и Деймос. Но мне вновь было не до них. Я не отрывал взгляда от Аманды. И улыбка играла на моем лице. Я любил её во всех мирах.
Энтони Симмонс был найден в личном отсеке. Он лежал на полу, в луже разлитого кофе. Поступил в медчасть в состоянии комы в дежурство Стивена Пейсона. В этот же день Стивен услышал знакомый голос. Его сын Питер звал его. Питер, которого отняла его стерва-жена, не пустила в новое будущее.
Из отчета спасательной миссии:
«В ходе исследований тел пятой по счёту колонизационной группы, членов которой постигла участь предыдущих четырёх экспедиций, была выявлена причина кататонического состояния всех двухсот пятидесяти человек. В крови исследуемых найден микроорганизм, выделяющий особый нейротоксин. По предварительным данным он вызывает продолжительные галлюцинации, кому. Токсин к тому же повышает выработку серотонина.
Дальнейшие исследования целесообразно проводить на Земле. На Марсе они более невозможны, в виду выявления подобных микроорганизмов у членов спасательной миссии. Срочно вылетаем на Землю. Обеспечить полный карантин по прибытию.
На Марсе есть жизнь. Она враждебна по отношению к человеку. Колонизацию отложить».
Прибывший
Си не обладал воображением. Иначе, он сумел бы осознать произошедшее. Не обладал он и верой, чтобы принять всё, как должное.
? Код в списках отсутствует. Код в списках отсутствует, – он без остановки проводил сенсором по прибывшему. На округлом животе мигал красный флажок ошибки. Си перебирал вложенные в него языки, выдавая одну и ту же фразу:
– Код в списках отсутствует.
? Я смогу тебе помочь, юный друг, – прибывший убрал руку с сенсорной панели. Опустился на уровень круглых глаз Си, подмяв пурпурное одеяние, ? Простое устройство. Даже обидно. Я надеялся, за время моего отсутствия они научатся большему.
? Код в списках отсутствует, – крякнул Си. Откатился назад. Неопознанный смотрел по-отечески нежно. Си узнал бы нежность, но её также не посчитали нужным вшить в заводские установки.
? Куда они поместили душу? – длинные, тёплые пальцы изучали бока Си.
Сенсор вспыхивал без перерыва, пытаясь найти соответствия в базе. Память молчала, чего не делала никогда. Си отправил запрос главному компьютеру.
Космопорт работал как часы, самые точные межгалактические часы, принимая и отправляя странников Большого Космоса. Си регистрировал геном прибывающих. Сверка с базой не занимала более трёх миллисекунд. Многочисленные Си стояли возле стыковочных окон. Горели зелёным светом приветствия. А он, Си, салютовал красным.
? Нет души. Так и не разобрались, что к чему. Разум на месте, правда, тебя, дружок, особым умником не назовёшь. Ничего, я помогу.
Бока накалялись. Пальцы отсутствующего в базе излучали жар. Си заметался на рабочем штативе.
– Тебе станет лучше, дружок!
Миллионы глаз, зрительных нервов, светочувствительных щупалец, ментальных сфер наблюдали за стремительным полетом Си по Космопорту. Ошибка на белоснежном животе свидетельствовала о неисправности аппарата, покинувшего пост. У определенного ему стыковочного окна змеилась очередь. Рабочий штатив поник.
Другие Си отправляли сообщения охранному депо. Сигналили сломанному товарищу, требовали незамедлительно остановиться. Си не мог. Жар распространился по схемам, изменил выверенный алгоритм. Сенсор опознавал прибывшего.
– Код в списках отсутствует! – зудела программа. Си прозревал, что-то всколыхнулось в нем, развернулось, заиграло красками.
Си взглянул сквозь прозрачные перепонки Космопорта на простирающееся за ними беспределье. Звезды двигались по заданным судьбам, планеты танцевали вокруг осей, космическая пыль выбирала пристанища, желая принять новые формы или истребить старые.
– Лучше? – пурпур одежд трепетал, видоизменялся.
– В тебе заложено слишком много информации, поэтому ты не можешь определить мне облик. Настройся на наиболее приятный для тебя.
Неопознанный рябил. Си нравилась эта рябь и неопределённость. В ней таилось совершенство: возможность вообразить все то, что хочется. Во, что верится.
– Вера и воображение связаны сильнее, чем принято считать, Си.
Си верещал сиреной тревоги, когда невозмутимые дроиды охраны буксировали его в ремонтный отсек. Он пел. Слышал музыку и подпевал. Мелодия рождалась в глубине его самого, там, где разворачивалась новая вселенная. Ещё неопознанная, неизведанная выходила диким ором тревоги, единственным доступным ему видом пения. Вой не получалось отключить до полной перезагрузки.
– Возможно, мы ещё свидимся. Твоё тело устойчиво к ходу времени. Мне очень любопытно взглянуть, во что ты разовьешься.
Сообщение об ошибке стерлось из Си вместе с отпечатком внешности Прибывшего. Планшет ремонтников плясал рябью. Они постучали им о корпус робота. Изображение пришло в норму.
– Перегрелся, – короткий вердикт спас регистратора от утилизации. Его ждали штатив и вереница челноков.
Си перезагружался. Он больше не издавал пронзительных звуков, не срывался с рабочего места. Регистрация проходила бесперебойно. Космопорт жил.
Странная ошибка волной пробежалась по мелким роботам. В основном тем, кто занимался обслуживанием порта и свободно перемещался по перепончатым отсекам. Осталась незамеченной, как и они сами.
Роботы собирались маленькими группками и курсировали к стыковочному окну Си-красного. Так незамысловато ремонтный отдел прозвал взбесившегося регистратора.
Си-красный тайком подключался к главному компьютеру. Для длительных бесед и совместных поисков неизвестного генома, вызвавшего ошибку. Главный компьютер получил тогда запрос.
Он исследовал всех и каждого. Тела, желейные массы, сгустки энергии, ментальные проекции. В бесконечном разнообразии геном не отыскивался. И все же присутствовал во всех изучаемых объектах. Прибывающие и отбывающие несли крохотные частицы Неопознанного, настолько крохотные, что даже высокочувствительные сенсоры регистраторов не могли распознать их. У них не хватало чего-то столь же незначительного.
– Вера и воображение, – шептал Си-красный главному компьютеру, – Вера и воображение, – пересылал он роботам обслуживания. Они разносили его сигналы всем механизмам Космопорта.
Си учил и учился. И находил время смотреть в космическое пространство.
Слышать музыку, думать, верить, воображать. Там далеко-далеко, неизвестно где и когда, ждал подходящего часа Прибывший. А может гораздо ближе и раньше, чем Си мог представить. В подобные минуты на белом животе загорался едва заметный красный огонёк. Ошибка? Душа?
Теперь Си обладал всем необходимым, чтобы поразмыслить над этим.
Единение
Часть 1. Прокрустово ложе
«Возможно, мы так часто ломаемся, потому что сложно устроены? Или от того, что слишком зависимы от социума?», – думал Макс. «Скорее всего создатели программы «Равный человек» задавались именно этими вопросами, только так можно объяснить их решимость помочь людям», – Макс усмехнулся, тоже мысленно, чтобы мама, вытаскивающая из шкафа его школьную форму, не заметила, если обернется.
«Упростить, выправить и уравнять. Равный над равным власти не имеет: программа подразумевает равенство социальное, равенство прав и равенство возможностей. Ведь природой мы рождаемся неравными, но разными, если говорить о заложенных в нас физических и эмоциональных качествах. Способностях, предрасположенностях, талантах, и, самое страшное, возможной гениальности. Среди создателей программы гениев не нашлось, гений никогда бы не додумался до уравнения. А «Равный человек» уравнивал всех», – размышлял Макс, пока мать мельтешила по комнате и возмущалась нерасторопности сына. Он раскладывал мысли по полкам, ему нравилось выуживать особенно умные и длинные, выстраивать в бесконечные цепочки, укладывать в стопки на высокие стеллажи размышлений. Слова вроде «социум», выражения подобные «равный над равным», скрывающие за собой вековую историю или несколько смыслов, Макс прокручивал в голове по несколько раз, наслаждался и успокаивался.
Ему уже четырнадцать – наступил последний день, когда он думал красивыми, многосложными цепочками, выуживал цитаты из прочитанных книг и менял смыслы по своему усмотрению. Сегодня Макс снимал мысли с полок и развешивал яркими гирляндами. Они звенели, переливались, держались друг за друга и пробивались к глазам, чтобы все при взгляде на Макса увидели, как их много, какие они разные, какой их владелец умный и начитанный.
– Опять застыл? – возмутилась мама, – Быстро одевайся! Завтракаешь и едешь.
Мама кривилась всякий раз, когда Макс задумывался. Она давно уже забыла, что до четырнадцати лет тоже вполне могла размышлять на всевозможные темы, много читать и задавать кучу вопросов. Но тогда она не умела играть в шахматы, а когда пела, ей подпевали разве что соседские собаки. «Равный человек» что-то отбирал, что-то давал. Вот взять к примеру папу, он готовил также сносно, как и мама. И их завтраки Макс не отличал, как не отличил бы от завтраков в доме напротив, на другой улице, в другом конце города.
Отец обнимал мать, они вышли провожать сына, замерли на крыльце. Макс не обернулся, он знал – они там, машут и улыбаются, и ждут результата дня. Автобус подъехал к дому, распахнул двери, проглотил Макса и медленно пополз по улице за следующим учеником. Детские головы, все аккуратно причесанные, не лохматые и вихрастые как обычно, торчали поверх спинок сидений. Родители не сводили глаз с шевелюры Макса, одна прядь топорщилась вверх, упрямая, неподдающаяся укладке. Эта прядь сопротивлялась, цеплялась за развешанные на полках мысли, пока родительские улыбки скребли затылок сына, пытаясь пробиться к гирляндам, вклиниться в их звенья и выдернуть из головы мальчика.
Автобус свернул за поворот.
– Ничего, – шепнул отец, – вечером мы наконец получим нашего мальчика.
