скачать книгу бесплатно
– Ты, девка, не обижайся на мои слова, это не я говорила, а жизнь моя распроклятая.
– Я не обижаюсь.
– Вот и молодец. Дай бог тебе хорошего мужа найти.
– А его искать не надо, – подхватила разговор Усманова, – вот он, – показала она на Алексеева. – Молодой, красивый, принц, спасший утопающую принцессу. Как тебе Ганя, Марта? Хватит одному жить, пора женой обзаводиться.
– А что, хорошая бы получилась пара, – поддержала ее Клава, – вы посмотрите на них, гусь да гагарочка. Ганя, чего молчишь, как тебе Марта?
Понимая всю степень усталости женщин, и желая поддержать их шутливый разговор, Алексеев, глядя на Марту, сказал:
– Очень хорошая девушка. Замечательная жена из нее получится.
– Так в чем дело? Как говорится, куй железо, пока горячо. Сразу и сделай предложение.
– Мы, якуты, с этим не торопимся, но если поженимся, то навсегда, до конца жизни. У нас и в олонхо у богатырей всегда была одна женщина, ради нее он и в Нижний мир спускался, и со змеями воевал, и с абаасы…
– Олонхо что, сказка?
– Это как греческие мифы, свой Зевс, свой Геракл…
– Ты, Ганя, в сторону разговор не уводи, ждать Марте сватов или нет?
И тут Алексеев твердо сказал:
– Ждать!
Все весело загалдели:
– Ловим на слове. Марта, готовь подвенечное платье.
Покрасневшая Марта уставилась в кружку и не поднимала головы.
Женщин отпустили в восемь вечера, а сами пластались до шести утра, пока весь груз не перекочевал на берег. И сразу прекратился снег, словно кто-то и на небесах закончил свою работу.
Оставив сторожа, разошлись по домам. И хотя от усталости ноги отказывались идти, в восемь Алексеев был в конторе сельпо. И чтобы в этот день ни делал, неотступно думал о Марте, прошел год, как он пообещал матери познакомить ее с Мартой и ничего не сделал для этого. Была и тревога – не заболела ли Марта после такого купания? И вечером Алексеев двинулся на лесоучасток… Пожилая немка указала нужный барак, он вошел и остановился: барак был поделен на маленькие закутки. Высокий рыжеватый парень на вопрос, где можно найти Марту Франц, с подозрением оглядел его и грубо спросил:
– Зачем она тебе?
– Тебе этого не обязательно знать.
– Как раз наоборот.
– Да вот их комната, рядом, – показал выглянувший из-за занавески мужчина. – Андрей, что, трудно сказать?
– Трудно. Ходят тут всякие.
Марта, увидев Алексеева, покраснела до слез, как потом выяснилось, она подумала, Алексеев пришел ее сватать.
– Здравствуйте! Пришел узнать, не заболели? Вода такая холодная.
– Даже кашля нет. Пять лет назад, может, и заболела бы после такого купания, да власти закалили. Вы проходите, садитесь. Знакомьтесь, это моя мама, Августа Генриховна.
– Очень приятно, – Алексеев поставил на стол туес с молоком. – Это от мамы, я ей сказал, что вы в реку упали.
– Спасибо! Да вы садитесь. Вот сюда.
Алексеев присел на край топчана, ни стульев, ни табуреток не было – да их и негде было поставить. Марта проследила за его взглядом:
– Вот так и живем. Первое время вообще все в одном бараке ютились, и мужчины, и женщины. Придешь из лесу, одежда мокрая, тут бы спокойно переодеться… как вспомнишь. Но мы и этому были рады. Вы чаю хотите?
– Спасибо, я на минутку. Весь день думал, как вы. Я, пожалуй, пойду. Извините за беспокойство, – Алексеев поднялся, постоял, словно на что-то решаясь, и сказал: – Завтра в клубе будут показывать «Два бойца», я вас приглашаю. Придете?
– Я не знаю, – Марта посмотрела на мать, но та сидела с непроницаемым лицом.
– Я буду ждать вас возле клуба.
Назавтра одна мысль, придет – не придет. Решил погадать старинным якутским способом, но так как ритуальной ложки не было, подбросил простую. Ложка упала открытой, вогнутой стороной – придет.
И ложка не обманула.
Увидел Марту издали, едва сдержался, чтобы не побежать навстречу. Смущаясь, поздоровались, и Алексеев предложил пройти в зал, занять места.
Вошли, и сразу все внимание к ним, зашептались, зашушукались. Николай приподнялся, махнул рукой, идите, мол, ко мне. Не успели до Николая дойти, как раздался голос, громкий, на весь зал, Семена Хорошева:
– Вы куда, бабы, смотрите? Немчура мужиков уводит. Губа у ней не дура, знает, за кого зацепиться. Хлеб с маслом есть хочет.
Николай, обернувшись, показал ему огромный кулак. Хорошев обиженно крикнул:
– Видели? Отъели рожи на сельповских харчах, теперь и слова сказать нельзя.
Николай поднялся, но до Хорошева не дошел, тот сам выскочил из зала, под смех собравшихся. А Усманова, подсаживаясь, сказала:
– Не обращай, Марта, внимания. У каждого народа свои придурки, – и шепнула: – Не забудьте меня на свадьбу пригласить, и Бердникову Клаву, она первая сказала, что вы хорошая пара.
Клуб располагался в бывшей церкви, потолки были высокие, голоса артистов и звуки музыки звучали где-то над головой, но это была такая мелочь по сравнению с тем, что происходило на экране. Самые яркие, драматические места комментировал Хорошев, вернувшийся в зал, и никакие угрозы не могли заставить его замолчать.
Из клуба вышли втроем, с присоединившимся Николаем, и пока он был с ними, разговор шел оживленный, но стоило Николаю свернуть к дому, наступило молчание. Пока Алексеев не нашелся спросить:
– Вы где раньше жили?
– В Энгельсе. Это недалеко от Саратова, на другом берегу Волги. А вы местный, из этого села?
– Нет, я тоже с другого берега. Напротив, в семи километрах от берега, наслег Нахора, там я и родился. Отец погиб уже после Гражданской от рук бандитов, и мы переехали в Красное, к маминому брату. После окончания финансового техникума меня направили сначала в Батамай, а уж потом сюда. Вообще-то я мечтал стать великим охотником, как дядя.
– А я хотела быть учительницей или артисткой. Конечно, сейчас есть возможность учиться, власти не запрещают. Но с кем я оставлю маму? Первый год одежды для работы в лесу не было, а работа сучкоруба не из легких – целый день по колено в снегу. Мама простудилась, теперь едва переставляет ноги, да и легкие… Я уж думала, одна останусь.
– Она у вас очень строгая и молчаливая.
– Что вы, она очень добрая и разговорчивая. Просто… Вам я могу сказать. Когда нас арестовали и посадили на поезд, мама решила, что никогда, до самой смерти не скажет ни слова по-русски. И все эти годы слово держит.
– Да. Жизнь, – не мог Алексеев сказать, что он против того, чтобы ссылали женщин и детей, и понимает Августу Генриховну, не мог, как коммунист, обсуждать и осуждать действия партии и правительства.
Проводив Марту до самого барака, пожелал спокойной ночи, подождал, пока за дверью затихнут ее шаги, и двинулся в село. Отошел недалеко, и тут же дорогу преградил высокий немец, тот, что не хотел говорить, в какой комнате живет Марта. Широко расставив ноги и подбоченившись, он с угрозой сказал:
– Больше здесь не появляйся, а то голову оторву.
– Не говори гоп, пока не перепрыгнул, – Алексеев обошел немца и продолжил путь.
Вслед раздалось:
– Марту забудь, а то пожалеешь.
Лучше бы немец этого не говорил, следующим же вечером Алексеев был у Марты и на этот раз от чая не отказался. Рассказывал о своем дедушке – какой он был шаман, об отце, матери, об учебе в Якутске… Спрашивала Марта, Августа Генриховна молчала, но слушала с интересом.
Вышел, уже было темно. Но фигуру человека, выступившего из-за угла, заметил и ловко увернулся от удара. Увернулся и от следующего, причем сам нападавшего не бил. Но когда пропустил удар в лицо – разозлился, и тут уж драка началась настоящая. Алексееву удалось провести удар в живот и, когда нападавший согнулся, сбить его с ног. Добивать не стал, дал противнику подняться… Тут их обступили выбежавшие из бараков спецпереселенцы и, узнав Алексеева, охнули и дружно стали выговаривать сородичу:
– Ты что, Андрей, делаешь? Ты понимаешь, на кого напал? В тюрьму захотел?
– Ну и пусть. Отобрали у нас все. Теперь и невест отбивают. Что, вообще не жить?
– Марта тебе согласия не давала.
– Все равно пусть не ходит.
К Алексееву подошел пожилой немец:
– Вы извините его. Молодой, глупый. Мы все извиняемся.
– Как его зовут?
– Андрей Гарейс.
Подбежала Марта:
– У вас кровь. Вам помочь?
– Все нормально. Я пойду. До свидания?
– Вы извините, что так получилось.
– Да ничего страшного. Спокойной ночи!
Он не слышал, как после его ухода спецпереселенцы стыдили Гарейса:
– Мы так хорошо жили с местными, теперь из-за тебя все рухнет. Нас и так обзывают фашистами.
– Так что теперь, вообще не жить?
– Человеком надо быть. Человеком! Тогда и относиться к тебе будут по-человечески.
– Он твою фамилию спросил, завтра точно в райцентр увезут. Могут под такую статью подвести…
– А не увезут, так изобьют. Видели его грузчиков. Боже, так мирно жили.
Алексеев шел, сплевывая кровь, но злости не было, он не дрался со школьных времен и сейчас был доволен собой – не забыл, чему учил его Николай, с которым он подружился с первого класса. Он не только не уступил Гарейсу, наоборот, в конце драки перевес был на его стороне. Разумом он понимал, что вляпался в неприятную историю, все же у него такая должность, да и возраст – скоро будет тридцать, но вот сердцем… Алексеев подпрыгнул и издал воинственный клич.
Мать испуганно охнула, когда он вошел в дом:
– Что с тобой?
– Подрался.
– С кем? Из-за чего?
– С немцем, с Гарейсом. Из-за Марты Франц, я говорил тебе о ней.
– Но ты же не напал на него первым?
– Конечно, нет. Он налетел на меня из-за угла.
– Немец был здоровее тебя?
– Вот такой, – показал Алексеев.
– У него на лице тоже остались следы?
– Да еще какие. Победа была на моей стороне.
– Вот и молодец! В детстве ты много болел, мы с отцом сильно переживали из-за этого. А когда переехали с тобой сюда, дядя стал брать тебя на охоту и ты окреп. За хорошую девушку не грех и подраться, так уж устроено в природе. Кто знает о драке?
– Одни немцы.
– Они будут молчать. Не говори о драке Николаю, а то он прибьет этого Гарейса, достанется и другим.
– Не скажу.
– Садись, будем пить чай. А синяки сойдут, я рада, что ты можешь постоять за себя.
Алексеев обнял мать.
– Ты у меня самая умная.
– Жалко, что не выполняешь свои обещания.
– Какие? Я что-то не помню.
– Ты обещал познакомить меня с Мартой. Прошел год. Когда я ее увижу?
