скачать книгу бесплатно
Потому как, если это правда, она страшнее того, что произошло в ту ночь между ней, Чадом и Скуиллером Батчем. Она так страшна, уродлива, так безнадежна, что содрогаешься, стоит лишь хоть на мгновение поверить.
Боже правый, лучше бы она действительно повредилась в уме…
– Любой запрет можно обойти. Если ты действительно этого хочешь, разумеется.
Теперь Гэбриел уже не позади и по левую сторону от нее, теперь он прямо за ней. Рори чувствует его дыхание на затылке – в уязвимом месте под наскоро забранным пучком ее темно-рыжих волос и холодок пробегает вниз, под воротник блузки прямо по выпрямленной спине, затекшей от напряжения.
Бригита сидела, не оборачиваясь, как будто совсем позабыв об Авроре, хотя обычно не отпускала ее от себя, под высокими сводами ворковали голуби, мимо прошел священник, задев край скамьи своей пурпурной сутаной.
Все было как всегда, повседневно, обыденно, но ей не было места в этой обыденности, так же, как и тому, кто находился за ее спиной.
– Я думала, что… – язык слушается ее с трудом, словно она не пила несколько дней, оттого голос звучит невнятно и сипло, как у глубоко простуженной. – Я думала, что вам запрещено находиться здесь…
– Где написано, что обычному человеку нельзя зайти в храм божий и помолиться о спасении своей души? – Гэбриел Франсон удивился совершенно искренне, но эта искренность была оскорбительна. – Говорили эти… как там их… ну, фанатики в белом с фестиваля – скоро ж Апокалипсис! Надо покаяться в грехах, быть добрее и все такое… Вот у тебя, например, какой самый тяжкий грех?
Аврора задохнулась, судорожно вцепившись в гладкую деревянную спинку скамьи, что находилась перед ней. Она давно хотела уйти, но вместо этого сидела на месте, как пригвожденная.
– Мой брат так сильно переживает пропажу Чада, прямо сердце кровью обливается, – сочувственно проговорил Гэбриел, потому что она молчала. – Признался: надеется, что он живой. Бедняга Аз, даже думать не хочу, каково это – потерять своего единственного сына. А ты как полагаешь, Рори, жив твой брат или нет? Есть ли надежда на его возвращение или его хладный труп прикопан где-то под мостом?
Под мостом…
– Если хотите меня шантажировать, напрасно, – помертвев, одними губами прошептала Рори прежде, чем сообразила, что фактически призналась в убийстве. – Можете пойти в полицию и все рассказать.
– И в мыслях не было, – он услышал и склонился ближе, к самому основанию ее шеи, медленно покачал головой и отрицательный жест превратился в ласку. – Пахнешь морковкой, невинностью и сливками. Прямо как маленький хорошенький зайчишка. Все портит только горечь вины.
Трепеща, Рори почувствовала, как при его движении твердые теплые губы скользят по ее беззащитно открытой коже.
В церкви!
Нельзя… Нельзя…
Сексуальность, умело спрятанная под маской нежности, интимного прикосновения, порочного в своей естественности.
– Я всего лишь хочу, чтобы ты перестала мучиться от этих дурацких и на хрен никому не нужных угрызений совести, – продолжил он.
– Что?
Не выдержав, она обернулась. Не потому, что он знал – это как раз было неудивительно. Ее поразил смысл этих слов – тех слов, которые были сейчас так ей нужны.
Гэбриел Франсон, слегка усмехаясь четкими чувственными губами, смотрел на нее из-под тяжелых век. И бездонная глубина этого взгляда делала его вроде бы обыкновенное лицо зрелым, наполненным внутренней силой, и… по-настоящему красивым.
Испугавшись, Аврора резко отвернулась, безуспешно пытаясь найти в себе силы вскочить и бежать от этого существа, которое лишь притворялось человеком, на самом деле будучи чем-то по-настоящему жутким, древним и могущественным. А в следующее мгновение Рори почувствовала, как он положил ладони ей на плечи, и тяжесть его рук была такой расслабляющей и приятной, что она отдала все сокровища мира, лишь бы он их не убирал.
И она увидела гостиную Франсонов и труп с размноженной головой на ковре, в обезображенном лице которого с трудом можно было узнать Скуиллера Батча. А рядом себя, голую и истерзанную, с пистолетом, который Чад приставил к ее затылку. Она стояла на карачках, а он ритмично двигался в ней сзади, и ее лицо было искажено от боли.
– Вот, что произошло, если бы ты не выстрелила, – вкрадчивый голос Гэбриела раздался над левым ухом и он сжал ее плечи сильнее, расслабляя, унимая в ней нервическую дрожь, вызванную этой жуткой картиной. – И как, по-прежнему жалко бедную невинную душу Чада Франсона? По-прежнему сожалеешь, что лишила жизни это творение божье? Не смущает, что оно собиралось натворить?
– Неужели Чад действительно был способен на такое зверство? – выдохнула Аврора.
– Под действием алкоголя люди совершают куда более дикие поступки, – пожал плечами он. – Но тут алкоголь почти не причем. Между нами говоря, душонка твоего братца была довольно мерзкая и отправилась куда следует, можешь мне поверить.
– Оправдание убийства… – помимо воли Рори усмехнулась, хотя сейчас ей было точно не до смеха. Отправилась, куда следует. В ад. – Наверное, было глупо ожидать чего-то другого от… от…
Последнее слово застряло где-то в легких: язык не повернулся произнести его, тем более здесь, под этими светлыми сводами.
– Ты фантазерка, Аврора, – ее заикание его развеселило. – Сама подумай – будь я дьяволом, разве смог войти сюда?
Рори растерялась, но тут же постаралась взглянуть трезво. Он играет с ней, дурачит, хочет сбить с толку. Такова природа нечистого. Или… Или на фоне произошедших событий у нее действительно открылись серьёзные проблемы с психикой?
– Откуда тогда вам известно про…Чада? – эхом отозвалась она.
– Я предположил, – искренность его тона была с лихвой компенсирована усмешкой.
– Вы знали, – тихо, но очень твердо сказала Рори. – У любого человека мое признание вызвало бы удивление и шок. Но вы… Возможно, даже видели все своими глазами. Вы имеете такую возможность, потому что вы… Не человек.
В другом месте она побоялась сказать это. Просто не смогла, умерла от страха. Но ведь это церковь! Это божий храм! Он не сможет с ней ничего сделать. Здесь нет его власти!
– Нет моей власти? О, девочка… – его голос, господь милостивый, этот его голос – от одной только тональности можно было растечься лужицей подтаявшего клубничного мороженого. – Я мог бы трахнуть тебя прямо на этом самом алтаре, но, сказать по правде, не такой уж я и плохой, несмотря на растиражированный образ. Он, – Франсон едва заметно кивнул на распятие, – хочет, чтобы совесть терзала тебя яростнее бешеной собаки. Я говорю: детка, о каких угрызениях совести может идти речь? Ты правильно сделала, что пристрелила этого подонка. Ну, и кто более милосерден?
Не дожидаясь ее реакции, Гэбриел легко поднялся и направился к боковому проходу.
Позади скамей, окруженные цветами, были расположены тяжеловесные чаши, полные святой воды, чтобы каждый верующий мог омыть лицо, руки, зачерпнуть воду с собой.
Около одной из таких чаш Гэбриел остановился и, проведя пальцами по гладкому белому мрамору, небрежно опустил их в воду. Никто в церкви, кроме похолодевшей Рори, не заметил, как зашипела, задымилась вода, словно в нее опустили раскаленное железо.
Сам же Гэбриел Франсон не проявил никаких признаков боли. Послав ей обаятельнейшую улыбку, он стряхнул с пальцев воду, демонстрируя их целость и невредимость, после чего, подмигнув, скрылся в дверях.
Рори бессильно откинулась на лавке – пережитое напряжение было настолько сильным, что когда оно отпустило, ее охватила страшная слабость.
– Знаешь, сегодня мне как-то особенно хорошо и светло молилось. Как будто благословение снизошло, словно какой-то дивный голос сказал, что Чад жив и скоро вернется… Что с тобой, милая? Ты выглядишь бледной.
Бригита склонилась к ней с трогательной заботой, но Рори знала, что это лишь одна из ее масок, самая любимая маска – кроткой и милосердной добродетели. Но, даже понимая это, Аврора вдруг ощутила страстное желание рассказать, поделиться, как с настоящей матерью. Слишком темная и мрачная туча надвигалась на нее.
– Все хорошо, просто тут немного душновато, – через силу проговорила Рори. – Что касается Чада… Уверена – с ним все в порядке!
– Да услышит твои слова Господь, моя милая добрая девочка! – со слезами в голосе воскликнула Бригита.
13 лет назад
Углубление она сделала детским совком с отломанной ручкой. Конечно, таким много не накопаешь, но важна не глубина ямки, а то, что Рори собиралась в нее положить.
В этот предзакатный час в саду старухи Кендрезе было слишком тихо. Благоухали неведомые травы и цветы, которые росли только здесь, липы и дубы сплели свои ветвистые кроны в загадочные узоры, а вечерняя роса насквозь промочила матерчатые клетчатые тапочки Рори, которые тут же стали заляпанными грязью.
Что-то железное, что-то соленое, что-то золотое, что-то красное, что-то противное, что-то мокрое, что-то вкусное и что-то дорогое сердцу…
Рори расстегнула шитую бисером сумочку – подарок Розали на прошлый День Рождения. Там лежали ножницы, щепотка соли в пузырьке из-под лекарства, монетка, красная шелковая ленточка, ломтик заплесневелого сыра, носовой платок, который она смочила водой, красное яблоко и копеечная пластиковая брошка-розочка, которая, как говорил папа, принадлежала ее матери.
Прикусив язык от сосредоточенности, она сделала все так, как говорилось в заговоре, и принялась считать.
Сине-фиолетовые астры пахли так нежно, свежо и каждый лучистый густомахровый цветок действительно напоминал многоконечную звездочку, будто кто-то горстью сыпанул их прямо под сень дуба. Одна из них станет волшебной, и сбудется то, чего Рори хочет больше всего на свете.
Отец никогда не прикоснется к бутылке, устроится на работу, с которой его не выгонят с позором, как обычно… Он купит новый красивый дом и все в Гарвен-Гроув е перестанут смотреть на них косо. И когда они с папой станут такой дружной и веселой семьей, он встретит хорошую добрую женщину. Она будет кондитером, а даже если и нет, все равно будет вкусно готовить, особенно сладкое – всякие пироги, торты, оладушки. В их доме всегда будет пахнуть вкусной едой, вместе станут смотреть фильмы по телевизору, читать про Тома Сойера… И быть может, Аврора сможет назвать эту женщину мамой…
Увлекшись своими радужными мыслями, Рори досчитала до девяносто одного, как вдруг с ужасом поняла, что глаза-то она не закрыла! Каждому ясно – чтоб заговор сработал, нужно строго выполнять все условия, в таком деле ошибаться нельзя! И что теперь? Не будет ничего? Ни работы у отца, ни нового дома, ни пирогов, ни семьи, похожей на семейство Розали – такой, крепкой, любящей, дружной Аврора рисовала свою семью в мечтах…
Солнце уже почти село – у кустов и деревьев выросли длинные уродливые тени, которые ползли, наступали на Рори, точно живые. Девочка зажмурилась и принялась торопливо считать сначала.
– Эй! Эй ты, пигалица! Что это ты тут делаешь? – вдруг раздался гневный окрик. – Кто разрешил тебе заходить в мой сад?
Соседка, фру Кендрезе, стояла прямо перед ней! И как смогла подойти так бесшумно?
Рори сорвалась, как вихрь, но в своих мокрых тапочках поскользнулась на сырой и влажной земле, шлепнувшись прямо в грязь.
– Попалась!
С неожиданной силой старуха поймала ее за шиворот. Последние солнечные лучи растаяли, растворились в холодном воздухе – сумерки сгустились слишком резко, как будто кто-то щелкнул выключателем.
– А ну говори, мерзавка, чего пришла?
Всхлипнув, Рори отчаянно завозилась в грязи, пытаясь высвободить воротник из клешни Кендрезе. Старуха нависла над ней, как никогда похожая на ведьму: седые волосы неопрятно торчат в разные стороны из-под черного платка, обмотанного вокруг головы, тонкогубый рот искривлен, а в сощуренных глазах злоба.
Они с Роз постоянно болтали о том, что соседка ведьма, но все-таки в глубине души Аврора не верила, что это правда. Просто хотелось поговорить о загадочном, придумать себе какую-то страшилку, помечтать, что таинственное рядом. И все же эти разговоры были понарошку.
Ведьм не существует, ведь правда же?
В следующее мгновение Кендрезе вытаращила глаза, а ее хватка ослабела. До смерти испуганная Аврора рыбкой скользнула в сторону, но у живой изгороди стала, как вкопанная – путь ей отрезала тьма.
Словно кто-то капнул в воздух чернил, и они растеклись в окружающем пространстве, сгущая вокруг небольшого пятачка мрак.
Старая Кендрезе изменилась, стала совсем не похожа на себя. Вместо неопрятных патл – белые волосы, собранные в пучок на затылке. Вместо бесформенного балахона – джинсы и замшевая куртка. Вместо озлобленного оскала – благородные, красивые черты лица. Этот образ казался намного более привлекательным, если бы не глаза – два темных зияющих провала, из которых брызнула чернота, что поглотила жалкие остатки света.
– Помогите! – пронзительно закричала Рори. – Папа, папочка!
Она осталась в кромешной темноте один на один с этой жуткой старухой. Не стало ни деревьев, ни сада, ни дома, это было какое-то другое место, непонятое, темное, страшное. В панике Аврора закружилась, бросаясь в разные стороны, но повсюду было одно – липкая, холодная, враждебная мгла, в которой существовало что-то разумное, живое, злобное.
Оно, в отличие от Рори, прекрасно ориентировалось в этой темноте.
– Мицара, – сказал кто-то во тьме невнятно, будто рот его был полон болотной тины, камушков и лягушачьей слизи. – Мицара, отдай свой эфир…
В нос ударил сладковатый запах застоявшейся гнили, от которого Рори чуть не вывернуло наизнанку, а потом она почувствовала на щеке прикосновение влажных костистых пальцев.
– Папа! – на самой высокой ноте завизжала Рори. – Папа, помоги!
В тот момент, когда она, всхлипывая и трясясь, перегнулась пополам, чувствуя, что сейчас умрет от ужаса в этой темноте, раздался выстрел.
Сгустившуюся вокруг Рори тьму прорезал свет, такой яркий, словно он исходил от прожектора. Подняв голову, Аврора увидела отца. Всклокоченный, помятый, он стоял на садовой дорожке, держа в одной руке светодиодный кемпинговый фонарь, а в другой ружье.
– Что за… – Уолли Йорк грязно выругался, не в силах оторвать взгляд от старой соседки, бесформенной темной кучей осевшей прямо в клумбу астр.
Только глянув, Аврора подбежала к отцу, спрятав лицо в поле его куртки. Не было никакой незнакомой старухи с белыми волосами и черными глазами. Среди пышных фиолетово-синих астр лежало безжизненное тело фру Кендрезе.
– Я хотела сорвать звездный цветок, папа… – зарыдала Аврора. – Я просто хотела, чтобы все было хорошо…
Отец неловко обнял ее, гладя по голове и бормоча успокоительные фразы, но как-то машинально. От него пахло спиртным, а руки его дрожали. «Эта тварь хотела тебя убить!», – повторял он, но испуганный взгляд его постоянно возвращался к лежащей в клумбе Кендрезе.
– Ничего-ничего, малышка, – прошептал Уолли и крепко ее обнял. – Я брошу пить, мы, наконец, продадим эту старую развалюху, в которой живем, и переедем в другой район. Все еще будет хорошо…
Но Аврора точно знала: теперь не будет.
Глава 2. Соучастники
Процессия, медленно движущаяся по Раблингтон-стрит, прекрасно просматривалась из окна колледжа Тиудора Адафанса, на широком подоконнике которого Рори и Розали наспех делали задание по современным компьютерным технологиям. Предмет, на взгляд Рори (да и Роз тоже) абсолютно бесполезный – ЭВМ в колледже были настолько устаревшей модели, что от них было больше толку в лавке антиквара, нежели в компьютерной аудитории.
Профессор СВТ, впрочем, так не считал – когда умные машины барахлили, он мелом рисовал на доске экран компьютера и с головой уходил в алгоритмы кодирования и декодирования, логические выражения, таблицы, команды, графики. Все его каракули нужно было обязательно зарисовывать, иначе не имелось никаких шансов справиться с заданием на дом. А ввиду того, что допотопные компы с огромными мониторами были уже на последнем издыхании, проявлять способности художников ученикам колледжа приходилось очень часто.
Откровенно говоря, неуд по СВТ за то, что не изобразила, как на экране компа выглядит программа Эксель, был последним, что сейчас волновало Рори. Но она с преувеличенной аккуратностью перерисовывала схематичное изображение из тетради Розали.
– Маразм крепчал, – заметила подруга, провожая взглядом колонну Детей Надежды, уже практически повернувшую за угол Раблингтон. – Похоже на настоящее чучело… И не скажешь, что из папье-маше…
Аврора подняла взгляд от тетради, хотя искренне не хотела этого делать. Все в белом, Дети Надежды со своих транспарантов вещали о приходе в этот мир дьявола, скором конце света и зазывали в спасительную обетованную землю, дорогу куда знали только они. Впереди всех шел пастор Мэт Ленард в холщовой белой рубахе и белых штанах. Был он бос, а в руках для пущего устрашения нес деревянный шест с чучелом страшного зверя, изображающего, надо полагать, сатану. У него было семь рогатых голов с распахнутыми в злобном оскале пастями – клыки для пущего эффекта были обмазаны чем-то красным. Когда пастор потрясал палкой, казалось, что головы шевелятся – наверное, они были на пружинах.
– Дойдут до перекрестка Чаттерлей, там-то, прямо у участка, твой приемный папаша их и повяжет, – проговорила Розали, с аппетитом откусывая большое красное яблоко. – Мало их пастору пятнадцати суток, которые ему Азриэль на Дне Ежа впаял?
– Отец его все двадцать продержал, – проговорила Рори, ища взглядом среди медленно движущихся белых фигур фру Эк, но школьного психолога среди них не углядела.
– О, и этот ненормальный с ними, – хруст, с которым Роз поглощала спелый фрукт, почему-то раздражал. – Ну, Юнас Масти, помнишь ты про него как-то спрашивала? Зря он налысо обрился, выглядит конкретно жутко, будто из психушки сбежал. Давно его в колледже не было, наверное, боится, что засмеют. Впрочем, Скуиллера Батча с его прыщавой физиономией ему точно не переплюнуть, правда, Ро?
Пожалуй, то, что Масти не ходил в колледж, и Аврора уже давно его не слышала и не видела, было чем-то действительно хорошим за все последнее время. Иногда в памяти всплывали его мутные глаза и те гнусности, что он кричал ей вслед около витрины кондитерской. Но Рори гнала их прочь, хотя понимала: она сама должна искать встречи с Масти, чтобы расспросить его. Она даже узнала, где он живет – наплела что-то секретарше Аувинен, даже шоколадку ей подарила. Дело было даже не в том, что она просто физически не могла себя заставить пойти к нему, чтобы выслушивать его тошнотворный отвратительный бред, а в том, что, скорее всего, этот бред был правдой.
Поверить в это, осознать это, принять это, было не просто страшно.
Невозможно.
– Авро-рия! Ты что, со мной не согласна? – подруга, которая с некоторых пор пребывала в хорошем настроении, выхватила свою тетрадку прямо у Рори изпод носа, ожидая, что она кинется отбирать.
– Я согласна с тем, что для Розали Карей отныне из всего рода мужского нет никого краше, чем Эдуард Гавел, – усмехнувшись, Аврора выхватила тетрадку – но больше для вида, а не потому, что переживала за наполовину перерисованную таблицу.
Простенькая уловка сработала – Роз, которая теперь находилась с Гавелом в статусе пары, принялась с упоением перечислять его выдающиеся достоинства. Но недолго – Розали Карей было не так-то легко провести.
– Все спросить хотела, – прервалась она прямо посреди рассказа о бурном вчерашнем свидании. – А чего это за дела у тебя с Пенни?
Внутри у Рори что-то дрогнуло, но она всем своим видом постаралась показать – никаких особенных дел у нее со старшей сестрой Розали, Пенелопой Карей, нет.
– Просто уличный кот, – махнула рукой Аврора. – Поселился рядом с мусорными баками, и вся улица его теперь подкармливает. Я б его себе взяла, но матушку удар хватит – ты знаешь, как она относится к животным. А потом ему ухо кто-то ободрал – я и отнесла его к ней.
Аврора никогда до этого не обманывала Роз – наоборот, поверяла ей все свои тайны. Могла даже рассказать нечто совсем личное, например, про Гельмута Мадсена. И вот врала своей подруге, которую знала с детства, так вдохновенно, что раньше бы с ума сошла от стыда за эту бессовестную ложь. Сейчас не было совестно. Ни капли. Лишь только хотелось быть как можно более убедительной, чтоб Роз ничего не заподозрила. Такими вещами не делятся даже с лучшими подругами… Даже если она рискнула рассказать Розали – скорее всего, в ответ встретила только ужас и осуждение. Как бы не были они близки, то, что она натворила, слишком ужасно.
– Она ничего не взяла за осмотр и лекарства, так ведь? – лицо подружки смягчилось. – Это я не к тому, что тебе надо было заплатить, а к другому… Ума не приложу, и в кого в нашей зубастой семье Пенни такая уродилась? Помнишь, я говорила, что их директор ввел новый режим – они теперь круглосуточно работают? Так вот в ночную смену он все время ставит дежурить ее, а платит как обычно. И эта дуреха не смеет ему и слова сказать!
