скачать книгу бесплатно
– Но откуда ты взял про клад?
– Одна падла рассказала.
– И ты поверил?
– И ты бы на моем месте поверил… Ну ничего, я до него доберусь, – заскрипел зубами Комар.
На другой день в городе только и было разговоров о происшествии на свадьбе дочери начальника горотдела. Большинство видело в нем происки неизвестных террористов, замысливших одним ударом изничтожить всю городскую милицию. К счастью, обошлось без жертв. Громадная старинная люстра рухнула не сразу, что и спасло присутствующих. Вбежавшие на второй этаж подгулявшие слуги закона увидели полностью разгромленное помещение статотдела, брошенные орудия взлома и газовый ключ.
Первоначально у следствия господствовала та же версия, что у большинства горожан. Она гласила, что кто-то хотел отомстить милиции и лично ее главе. Однако при тщательном осмотре места преступления под одной из неоторванных половиц была обнаружена довольно большая шкатулка с драгоценностями. Добраться до шкатулки было чрезвычайно легко, если, конечно, знать, как это осуществить. Прямо под шкатулкой в половице очень аккуратно был сделан небольшой лючок с утопленным кольцом. Он и раньше-то был незаметен, а многолетний слой краски полностью скрыл его.
– Клад, значит, искали, – констатировал начальник милиции. – Интересно было бы посмотреть на этих кладоискателей.
Его желание очень скоро исполнилось. В понедельник утром Комар и Губан сами явились в милицию, посчитав, что это лучший выход. Жертв, как они знали, не было, и поэтому надеялись на снисхождение.
– Зачем же вы это сделали? – последовал вопрос.
Некоторое время злоумышленники молчали. Потом заговорил Комар:
– Клад хотели отыскать и сдать государству.
– Да, государству… – в унисон повторил Губан.
– Но почему бы просто не пойти и сообщить о его местонахождении? – спросил следователь.
– А кто бы поверил? – усмехнулся Комар. – Мы думали, вскроем пол, и все. Кто знал, что плита крепит эту проклятую люстру? А за ремонт мы бы, конечно, заплатили, возместили убытки.
– А откуда вы узнали о кладе?
Комар замялся, потом сказал:
– Слыхал от одного человека…
– От какого человека?
– Да какая разница, клада-то все равно нет.
– Ошибаетесь, – заявил следователь, – клад все-таки есть.
– Не может быть, – вскинулся Комар. – На пушку берете?
– Могу показать, – следователь открыл сейф и достал ларец.
Комар и Губан подались вперед. Щелкнула крышка, тускло засветились старинные украшения. У приятелей отвисли челюсти.
– Эх, – упавшим голосом произнес Губан, а Комар только скрипнул зубами.
– Вам чуть-чуть не повезло, – насмешливо продолжил следователь. – Не в том месте начали пол ломать. Правее бы взяли – сразу бы наткнулись. Конечно, обидно. – Он глянул на потупившихся приятелей. – И все-таки откуда у вас информация о сокровищах?
– В нашей семье рассказы об этом кладе передавались из поколения в поколение, – начал Комар.
– Так вы же не местный? – удивился следователь.
– Мало ли что – не местный, – смешался Комар, – бабушка моя… – и он начал нести какую-то ахинею о бабушке-купчихе, о каком-то завещании…
Правды от него добиться так и не удалось, а Губан вообще ничего не знал.
«Собственно говоря, какая разница, откуда они узнали о кладе, – размышлял следователь, – скорее всего кто-то где-то ляпнул».
На том он и успокоился.
Отступление первое:
Иван Костромин
По заснеженному зимнему тракту не спеша катили широкие, запряженные караковой кобылой сани. Снег скрипел под полозьями, невысокое солнце только поднялось над горизонтом, и утренний полумрак еще скрывал подступающий к самой дороге лес.
На санях ехали трое: ямщик – заросший по самые глаза черной бородой здоровенный мужик, то и дело шмыгающий носом, рядом с ним молодой парень в стрелецкой шапке и полушубке и подьячий, он лежал на свежей соломе, с головой закутавшись волчьей полостью. С час назад сани отъехали от близлежащего яма и теперь тащились к следующему, до которого было верст тридцать.
Стрелец опасливо поглядывал на лесные заросли и не снимал ладони с лежащего рядом мушкета.
– А что, не балуют в ваших местах лихие люди? – осторожно спросил он ямщика.
Тот неопределенно мотнул головой.
– Бывает, – сказал он неохотно.
– Эх, служба, будь она неладна! – в сердцах сказал стрелец. – По эдаким трущобам и косточек можно не собрать!
– Бог милует, – перекрестился ямщик, следом сотворил крестное знамение и стрелец. Некоторое время ехали молча. Тишину нарушил ямщик.
– Слышь, – обратился он к своему попутчику, – куда это вас несет?
Тот некоторое время молчал, раздумывая, вступать в разговор или нет. Потом покосился на закутанную фигуру.
– К воеводе пустозерскому подьячий едет, а я при нем для охраны.
– В Пустозерск, значит, – протянул ямщик, – далеко…
– Не говори! – сплюнул стрелец. – Сидел бы я дома, рядом с мамкой, да видишь ты… – Он не договорил и угрюмо запахнул ворот полушубка.
– А за какой надобностью? – не отставал ямщик. Стрелец снова оглянулся на спящего подьячего и прошептал:
– По государеву велению.
– Понятно, – сказал ямщик. Это сообщение и опасливый тон стрельца его, казалось, не взволновали. Разговор прервался, но вскоре снова возобновился. Первым не выдержал служивый.
– По важному государеву делу едем, – уже нормальным тоном сообщил он. Ямщик молчал, ожидая продолжения.
– Подьячий-то бумагу важную везет, касаемо одного человека. Очень важную!
– Что за человек? – полюбопытствовал ямщик.
– Ивашка Костромин, не слыхал?
Ямщик отрицательно покачал головой.
– В Пустозерск сослан за волхвование и бесовские дела.
– Да ну? – удивился возница. – Неужели за колдовство?
– Точно, – подтвердил стрелец, – прелестные речи толковал, народ ими смущал. Вот его туда и спровадили.
– Но если он колдун, то почему его в живых оставили? – усомнился ямщик. – Царь-батюшка Алексей Михайлович страсть как не любит чародеев.
– Это верно, – важно согласился стрелец, – однако велика его милость, не стал изничтожать колдуна.
– Чем же знаменит этот Ивашка? – поинтересовался ямщик.
– Про то мне неведомо, – охотно продолжил стрелец, – но говорят, мог он пророчества вещать, и все, что он рек, сбывалось.
– Вон что! – протянул ямщик.
– Надо сказать, – продолжал стрелец, – много людей ему верило. Да не простых холопов, а и господ. С самим Никоном-патриархом близок был сей Ивашка. За одним с ним столом едал да пивал. А Никон-де, говорят, его братом величал.
– Но ведь патриарх-то в немилости у государя? – возразил ямщик. – В Ферапонтовом монастыре ныне, простой чернец.
– Верно, – откликнулся стрелец. – Никон-то его и укатал в Пустозерск.
– А ты говоришь – братом его величал, что-то нитка в иголку не лезет?..
– Дослушай вначале, – прервал стрелец. – Сей Ивашка Костромин правду рек, невзирая на чины, и Никону нарек, что осерчает на него государь; ну тот и спровадил его в Пустозерск.
– Теперь, стало быть, опала снята, – догадался ямщик, – коли патриарх сам в немилости, то быть твоему Ивашке на воле.
– Кто знает, – неопределенно проговорил стрелец и обернулся на завозившегося под полостью подьячего.
На свет выглянула всклокоченная голова. Сонное лицо с жидкой бородкой заозиралось по сторонам. Подьячий громко, с хрустом зевнул, потом посмотрел на стрельца.
– Много ты, Петруха, болтаешь, – лениво сказал он. – Длинный язык до добра не доведет.
– Что вы, Евлампий Харитонович, – оробев, забормотал Петруха.
– Все я слышал, – строго промолвил подьячий, – ну да ладно… Дорога дальняя, а в дороге чего не наболтаешь. А Ивашку Костромина я знавал, – неожиданно продолжил он. – И был сей Ивашка не просто шатало подзаборное, а муж зело интересный.
Видя, что начальник не сердится, а сам не прочь продолжить разговор, стрелец с любопытством посмотрел на подьячего, ожидая продолжения. Насторожился и ямщик.
– Повстречал я его в приказе Тайных дел, где и теперь служу. Зашел как-то под вечер в приказную избу, народу уж почти не было. Тут меня приказной дьяк кличет: сбегай, мол, в кабак, возьми у целовальника склянку орленой.
Что ж, мое дело поклониться и «ноги в руки», без этого нельзя. Приношу. Садит он меня за стол, а за тем столом человек сидит. Одет просто, сразу и не поймешь, из каких он.
– Знакомься, – говорит дьяк. Тут я впервые и услыхал имя – Иван Костромин.
Налил дьяк себе и ему и меня не забыл. И разговор продолжился, будто меня и нет. А рекли они об Украине, о Хмельницком, о поляках.
Понял я, что Костромин недавно оттуда прибыл. Я сижу, слушаю. А речи все прелестнее становятся. Заговорили о ворожбе, коя на Украине процветает, о том, что в Запорожье живет-де некий турчин. Сей турчин объявил, что грядет конец света, и многие ему верят. Сильно меня эти речи смутили, хотел я было встать да и уйти, но дьяк мне на плечо руку положил: сиди, мол. Тут я понял: не просто так меня за стол посадили, а для свидетельства.
Много о чем они еще толковали, обо всем не расскажешь, а в конце беседы Костромин впервые на меня взор бросил.
– Дай мне длань, Евлампий, – говорит.
Я сунул ладошку.
Подержал он ее чуток, а потом и говорит: через полгода ты, Евлаша, женишься на купеческой вдове, а еще через год родит она тебе двойню.
Я не знаю, что и сказать, смотреть мне на него дивно.
После мне дьяк говорит: «Все, о чем слышал, забудь, пока не напомню, а про будущее, что он тебе рек, мотай на ус, его слово – железное». Так по его словам и случилось: женился я на Домне Еремеевне, а после у меня двойня появилась – мальчонка и девка. Ивашка-то затем сильно в гору пошел, но вскорости и оступился.
– А в письме-то что? Которое вы везете в Пустозерск? – спросил ямщик.
– Сие мне неведомо, – отозвался подьячий, – но думаю, тот, кому надо, снова о Костромине вспомнил.
Через неделю подьячий со стрельцом подкатили к дому воеводы в Пустозерске. Тот выбежал на крыльцо, в такой глуши каждому новому человеку рады. Провел он подьячего в горницу, взял у него письмо, сломал печать государеву, стал читать. И видел подьячий, как по мере чтения серело у него лицо.
– Знаешь ли ты, что в послании? – наконец спросил воевода.
Тот отрицательно покачал головой.
– Знаю только, что об Ивашке Костромине речь идет.
– Именно, – прошептал воевода. – Повелевает мне государь предать его лютой смерти, сжечь на костре за волхвование, а ты, подьячий, коли с ним знаком, должен убедиться, что царское повеление исполнено в точности, и о сем доложить.
Подьячий вытаращил на него глаза.
– Ты! – закричал воевода. – Именно ты!!!
Поздно ночью на окраине Пустозерска, в старой полуразвалившейся халупе теплилась лучина. За колченогим столом сидели Костромин и воевода. Разговор заканчивался.
– Одно могу сказать тебе, Иван Захарович, – говорил воевода, – смерти я твоей не желаю, беги!
– Куда же я зимой побегу? – тихо спросил Костромин. – Неведомо мне сие.
– Беги в стойбище к самоедам, там перезимуешь, а уж весной…
– А ты? – Костромин искоса посмотрел на воеводу. – Ведь и сам не в милости, а коли узнают, что не исполнил царский приказ, не сносить тебе головы. Не зря они своего человека прислали, чтобы убедиться, что все исполнено.
Воевода понурился.
