Мой свет

Asya Lin

Мой свет

Предисловие.

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Если вам не нравится сюжет, слог автора или как описана история, то прошу вас закрыть данную книгу и пройти мимо. Мне нравится что я пишу.

Всем тем, кто любит мафию, сильного главного героя и хрупкую главную героиню, прошу к прочтению.

Для тех, кто хочет прочитать про одержимого главного героя, который идет против всего мира ради своей возлюбленной, Арсений Белов ждет вас на страницах данного романа.

ПРИЯТНОГО ПРОЧТЕНИЯ!

Глава 1.

ЭЛЛИ.

Яркий луч, наглый и настойчивый, пронзил веки, вырывая из плена сновидений. Сонно нашарив на прикроватной тумбочке телефон, активирую экран. Семь утра. Какая ирония! Выходной, а организм, словно верный пес, привычно проснулся по будильнику. Проклятая сила привычки, выдрессированная монотонными буднями, когда каждая минута на счету, чтобы не опоздать на лекции.

Скользнув пальцем по экрану, погружаюсь в бездонную ленту соцсетей. Пустота. Как всегда. Уже собираюсь отложить гаджет, но тут дисплей вспыхивает, словно молния в ночи.

Арсений Белов:

Доброе утро, соня!

Уголки губ невольно дрогнули в робкой улыбке.

– Арсений, – прошептала я, словно заклинание, – опять эта заноза…

Дело не в том, что он мне неприятен. Вовсе нет. Скорее, наоборот. Просто до боли, до щемящей тоски, не хватает этой наглой, самоуверенной физиономии. Как ни крути, друг детства.

Элли Орлова:

Доброе утро, – и прикрепила улыбающийся смайлик – не думала, что ты жаворонок.

Арсений Белов:

Ради твоей задницы, готов и не спать.

Вот он, Сеня, во всей красе. Стоит намекнуть, что я сегодня одна дома, он сорвется с другого конца света первым же рейсом.

К слову, этого самоуверенного наглеца я не видела целых шесть лет. Шесть лет с тех пор, как его родители, под благовидным предлогом смены обстановки и новой работы, сбежали в другой город.

Элли Орлова:

Свою задницу увидишь в зеркале, а на мою даже не заглядывайся, – и добавила смеющийся смайлик.

Прочитав сообщение, Сеня моментально исчез из сети.

Что ж, ничего нового. Закатив глаза, блокирую телефон и бросаю его на тумбочку. Потерев глаза, поднимаюсь с кровати.

Плетусь, словно тень, в ванную. Принимаю душ, совершаю все утренние ритуалы, облачаюсь в уютную домашнюю одежду и выхожу из комнаты.

– Доброе утро, милая, – раздается голос дедушки, увлеченно колдующего над плитой.

– Доброе утро, дедуль, – подхожу к нему, целую в гладко выбритую щеку. – А ты чего сегодня так рано?

Дедушка смотрит на меня долгим, немигающим взглядом, и только тогда до меня доходит весь ужас моей бестактности.

Я совершенно забыла об этом дне.

Двадцатое декабря. Хлопаю себя по лбу, выдавливая жалкую улыбку.

– Прости, – обреченно шепчу, смахивая предательскую слезу. – С этой учебой совсем из головы вылетело…

– Ничего, – тут же подбадривает старик, – все в порядке.

– Где папа? – спрашиваю, присаживаясь за стол.

– Уже уехал, – дедушка ставит передо мной тарелку с аппетитными, тонкими блинчиками.

Смотрю на высокую горку ароматной еды, но комок подступает к горлу. Так всегда. Каждый год, двадцатого декабря, за одиннадцать дней до Нового года, в нашей семье наступает день траура.

Ровно восемнадцать лет назад не стало моей мамы.

Полина Михайловна, как нежно называл ее дедушка. С гордостью рассказывал о ее успехах в школе, в институте. О ее непростой судьбе.

Хоть я и не помню ее лица, но сердце разрывается от тоски.

– Прости, дедуль, – отталкиваю тарелку. – Не хочу.

– Эль, я тебе уже говорил, – вздыхает он угрюмо, – завтрак – залог хорошего дня и крепкого здоровья.

– Дедуль, я же не маленькая, чтобы в это верить, – поднимаюсь со стула, наливаю стакан воды.

– Элли, так нельзя, – качает головой. – И так вон какая тощая, еще и завтраки пропускаешь.

– Ну, не могу я, кусок в горло не лезет, – ставлю стакан в мойку.

– Поедешь? – выдыхает тяжело.

Я понимаю, как ему тяжело. Особенно сейчас, после перенесенного инфаркта. Тогда я думала, что потеряю еще одного родного человека, но, слава богу, обошлось. И теперь мой старик живет на таблетках, которые принимает строго по расписанию.

Не хочу отпускать его на кладбище, для него это лишние нервы. А нервничать ему категорически запрещено. Но и запретить ему поехать не могу, ведь это его дочь. Его родная девочка, о которой он любит рассказывать вечерами.

– Поеду, – киваю решительно. – Только переоденусь.

В два прыжка взлетаю по лестнице, врываюсь в свою комнату. Сбрасываю домашнюю одежду, натягиваю джинсы, толстовку. Хватаю зимний пуховик, телефон и пулей вылетаю вниз.

Дедушки на кухне уже нет. Значит, пошел прогревать машину. На ходу натягиваю куртку, выбегаю из дома, запираю дверь.

Морозный ветер обжигает лицо, пробирается под распахнутую куртку, заставляя плотнее закутаться. Подхожу к машине, забираюсь на пассажирское сиденье.

Тяну руки к теплой струе из печки. По коже бегут мурашки. Чувствую вибрацию телефона в кармане. Не сейчас… Слишком замерзли руки, хотя на улице я пробыла от силы пару минут.

– Едем?

– Конечно, – неохотно убираю руки от тепла, пристегиваюсь и тянусь к карману за телефоном.

– Эль, в цветочный заедем?

– Да, обязательно, – достаю телефон.

Экран вспыхивает, разблокируется, и я вижу уведомление.

Арсений Белов:

Фото.

Открываю нашу переписку. Опять скинул свой голый торс? Самоуверенная задница! Но для нас, а точнее для Сени, это в порядке вещей. Он обожает свое тело, и считает, что его должны видеть все. А если за день не получишь от него хотя бы одного фото, значит, ты теряешь друга.

Фотография медленно загружается – связь за городом оставляет желать лучшего – и я впадаю в ступор.

К такому повороту событий я не была готова никогда.

Я приблизила фото, надеясь, что мне это лишь кажется. Что мозг и разыгравшееся воображение рисуют нереальную картину. Но нет, изображение оставалось неизменным.

Прикрыла глаза, пытаясь унять тошнотворный комок, подкатывающий к горлу.

Вновь посмотрела на фото, присланное моим другом. С этого момента – бывшим другом.

На снимке – изувеченное тело, утопающее в багровой луже. Лицо обезображено до неузнаваемости, глаз не видно – то ли их вырвали, то ли их просто нет. На обрубках рук не хватает пальцев. Сотни ножевых ран, словно змеи, расползлись по коже. Сотни ожогов.

Я не представляю, что за чудовище это сотворило. Но если Арсений был рядом, а он, судя по всему, был там, то он даже не попытался помочь. Бессердечный трус.

Смахнула фото, вызвала клавиатуру. Пальцы дрожали, готовые выстучать сотни сообщений, полных ненависти и презрения. О том, какой он бесчеловечный.

Но фото исчезло с экрана так же внезапно, как и появилось.

И тут же пришло новое сообщение.

Арсений Белов:

Малышка, прости. Надеюсь, ты не успела это увидеть.

Успела! Успела, черт побери! Хоть и жалею об этом сейчас. Лучше бы я оставила телефон дома. Пусть бы я никогда этого не видела, и наша дружба крепла бы и дальше.

Арсений Белов:

Малышок, это всего лишь игра. Сделал скрин другу, но случайно отправил тебе. Не накручивай себя, пожалуйста.

Черт! Он знает меня, как свои пять пальцев. Знает, что сейчас в моей голове проносятся сотни мыслей. Что я начинаю нервничать и психовать. Потому что, если это правда – нашей дружбе конец.

Я просто не хочу дружить с убийцей.

Арсений Белов:

Звездочка, клянусь, это просто игра.

Услышав детское прозвище, которым меня называет только Сеня, я таю. Снова сдаюсь без боя, и это невыносимо бесит!

Элли Орлова:

Сень, я тебе верю. Но, пожалуйста, больше никогда так не делай.

Арсений Белов:

Обещаю, звездочка, – и улыбающийся смайлик, а в конце – черное сердце.

Не знаю почему, но я не верю. Может, потому что фото выглядело слишком реалистично? Или я просто сама себя накручиваю?

В груди нарастает тревожный комок, сигнализируя о лжи. И пока я не докопаюсь до правды, не представляю, как смогу общаться с Сеней. Мы столько лет вместе, дружим, доверяем друг другу, что я уже не мыслю своей жизни без него.

Устало тру лицо, закрывая глаза. Надеюсь, что это всего лишь игра.

Машина остановилась у ворот кладбища, рядом с отцовским внедорожником. Я выпрыгнула, поправила сумку на плече и направилась к цветочной лавке.

– Добрый день! – поздоровалась я, оглядывая прилавок.

– Добрый день! Вам что-нибудь подсказать?

– Пятьдесят белых роз, пожалуйста, – услышала я за спиной голос дедушки.

– Секунду, – девушка с округлившимися глазами принялась собирать букет.

– А ты? – спросил дедушка, глядя на меня.

– Даже не знаю, сколько роз нужно принести, чтобы не выплакать у могилы море слез, – я тяжело вздохнула.

И это правда. Каждый раз, приезжая к маме, я не могу остановить этот поток. Мне это дается очень тяжело. Хоть я и не помню ее лица, но я безмерно ей благодарна. Благодарна за то, что она подарила мне жизнь. И я порой не понимаю, почему жизнь так несправедлива.

Люди, не ценящие свою жизнь, свою семью, не боящиеся смерти, пьющие, употребляющие наркотики, доживают до старости, умирают никому не нужными. А те, кто боролся за жизнь, подарил жизнь ребенку, цеплялся за каждый шанс, сейчас лежат в сырой земле.

– Выбрали? – голос продавщицы вырвал меня из раздумий.

– Да, сто белых роз.

С каждым годом букеты становятся все больше, но на душе от этого не легче. Наоборот, я увядаю под этой ношей. Ведь такие букеты мы могли бы дарить хоть каждый день, если бы мама была жива.

– Извините, но, – замялась женщина, но все же договорила, – сто штук я вам не наберу. Может, соберем белые и розовые?

– Да, конечно, – в нынешнем состоянии я не могла принимать решения. А ругаться перед посещением самого светлого человека в нашей семье я не собиралась. Не хотела, чтобы мама это видела.

Взяв букеты, мы направились к золотой арке. Я попросила установить ее на пятнадцатую годовщину маминой смерти.

Нет, я не хочу сказать, что раньше было хуже, просто, по-моему, у мамы должно быть все самое лучшее, пусть даже здесь.

Подходя к арке, я заметила в углу отца, сидящего на стуле. Он с улыбкой что-то рассказывал и смахивал одинокую слезу. Хотя, возможно, он уже не в первый раз проводил рукой по лицу.

Раньше, когда мы приходили сюда все вместе, я видела, как плачут старшие. Они не сдерживали слез, не пытались их скрыть. Они показывали все свои чувства и эмоции, и я им за это благодарна. Именно папа и дедушка научили меня не бояться слез, боли и радости. Именно они научили меня проявлять их.

– Папуль, – я подошла ближе, погладила его по плечу, – давно приехал?

– Около полутора часов, – он поднял руку, взглянул на часы.

– Не устал? – я прошла к надгробию, сдерживая первый всхлип.

– Хочешь побыть одна? – спросил дедушка, укладывая охапку белых роз.

– Если вы не против, – проговорила я сдавленным голосом и все-таки всхлипнула.

– Подойдем через полчаса, – обняв меня сзади, папа покинул свое место.

Он всегда здесь. Каждый день, на протяжении всех этих лет, он приезжает к маме. Не было ни дня, чтобы он пропустил. Каждое утро, перед работой, его можно найти только здесь.

Папа рассказывал, что у них с мамой была любовь. С его стороны она была даже сильнее, чем ему хотелось бы. Сначала он любил ее издалека, потом – вблизи. Но как только их чувства достигли своего апогея, когда они были готовы принять главное решение в своей жизни – прожить ее вместе, мамы не стало. После чего все внимание отца переключилось на меня.

Смахнув слезы, я положила розовые и белые розы рядом с надгробием. Провела пальцами по улыбающейся фотографии мамы, поцеловала ее в лоб и отстранилась. Присела на стул, оставленный отцом, закрыла лицо руками и громко зарыдала.

Через пять минут я оторвала руки от лица, вытерла слезы.

– Я так по тебе скучаю, мам, – проговорила я неразборчиво из-за дрожащего голоса, – я так хочу тебя обнять, поцеловать. Лечь рядом с тобой, как все дети, укрыться в твоих объятиях и почувствовать себя самой счастливой девочкой на свете. Я знаю, что говорила это сотни раз, но мне так тебя не хватает. Твоей женской любви, поддержки и заботы.

Проговорив так еще около двадцати минут, я почувствовала на себе тяжелый взгляд. Оглядевшись, я заметила дедушку. Встав с кресла, я еще раз поцеловала фотографию самого дорогого мне человека, вытерла слезы и пошла к своим родным.

– Дедуль, а Мия скоро вернется? – спрашиваю, отводя взгляд к замутненному стеклу окна, словно там кроется ответ.

Мия – дедушкина и бабушкина дочь, хотя об удочерении в нашей семье говорить не принято. Эта тема – табу, негласный запрет, оберегающий тайну, которую Мия и сама не знает. Отец проговорился однажды, у маминой могилы, когда земля еще хранила тепло летнего солнца.

Тогда и открылось, что Мия – приемная, и не только для деда с бабушкой, но и для моей матери. Четыре года она купалась в ее любви, но что произошло потом, осталось тайной, погребенной под слоем молчания.

В тот момент во мне вспыхнула ненависть. Четыре года! Четыре года материнской ласки, заботы, которые должны были принадлежать мне. Но время лечит. С годами пришло понимание, что Мия ни в чем не виновата. Жизнь – штука непредсказуемая, плетущая полотно судьбы по собственному узору.

Сейчас мы с сестрой близки как никогда. Я знаю, через какой ад ей пришлось пройти. И речь не только о тяжелом детстве, но и о тех кошмарах, что обрушились на нее два года назад.

Смогла бы я выстоять на ее месте? Не знаю.

– Завтра должна быть, – дедушка отвечает с теплой улыбкой, трогающей уголки губ.

– Соскучилась, – улыбаюсь в ответ, вспоминая ее неугомонный нрав.

– Все по ней скучают, а эта егоза, – дед усмехается, – домой не спешит. Любовь, видать, там.

– Любовь? – удивляюсь искренне. Мне она ничего не говорила.

– Звонила вчера, щебетала. Сказала, что приедет не одна. Жениха везет знакомиться.

– Вот это новости, – бурчу себе под нос, но продолжить допрос не успеваю – телефон взрывается от вибрации. Достаю смартфон, взгляд цепляется за имя на экране: Арсений Белов.

Арсений Белов: Чем занимаешься?

Элли Орлова: Еду домой, а ты?

Арсений Белов: Собираюсь навестить свою любимую звездочку, примешь?

Сердце замирает. Не может быть! Неужели он прилетел? В голове – сумбур, в глазах – недоверие.

Глупая улыбка растягивает губы, щеки сводит от напряжения. Пальцы дрожат, набирая ответ:

Элли Орлова: Ты не шутишь? Правда прилетел???

Арсений Белов: Уже готовимся к посадке.

Элли Орлова: Конечно!!! Я тебя даже лично с цветами и шариками встречу!

В ответ – смеющиеся смайлики.

– Что там? – интересуется дед, – Чего это ты расцвела?

Казалось, сегодняшний день будет самым тяжелым, как и все последние годы, но сейчас я готова взлететь до небес.

– Арсений прилетел! – радостно взвизгиваю и бросаюсь на шею деду.

– Вот это да, – смеется дед, целуя меня в макушку, – встречать поедем?

– Непременно! – отрываюсь от него, пристегивая ремень, – Но сначала – в одно местечко заглянем. – Мысленно потираю руки в предвкушении сюрприза.

Через час мы паркуемся у аэропорта. Взгляд мечется в поисках знакомого лица, и когда находит – теряюсь.

Он изменился до неузнаваемости. Возмужал, окреп.

Широкие плечи, облаченные в пальто, двигаются плавно, уверенно. Арсений убирает телефон в карман и поворачивается к нам. Темные, коротко стриженные волосы, густые брови, глубокие карие глаза, проникающие в самую душу. Высокие скулы, прямой нос, губы, к которым невольно притягивается взгляд. С чего бы вдруг?

Встряхиваю головой, открываю дверь и выскакиваю из машины. Открываю заднюю дверь, вынимаю связку розовых шаров, букет цветов и подарочный пакет. Хлопаю дверью, киваю деду и иду навстречу лучшему другу.

В его карих глазах – удивление, затем – раскатистый, гортанный смех.

Улыбаясь во весь рот, протягиваю букет:

– Это тебе. – Улыбка приклеилась к лицу. Протягиваю шары. – И это тоже, – вручаю пакет.

– Элли, – сквозь смех произносит он, – ты невыносима.

– Сеня! – кричу и прыгаю на него, обвивая ногами талию, – Как же я скучала!

– Что в пакете? – от резкой смены тона я смущаюсь. – Признавайся, звездочка, там сексуальный пеньюарчик? – хрипло шепчет на ухо и снова смеется.

– Дурак, – бью его по груди, спрыгиваю на землю. – Ты надолго?

– Навсегда, – лукаво улыбается, ставит пакет на землю и притягивает меня в объятия. – Невыносимо скучал, – шепчет в волосы, вдыхая аромат духов.

– Я тоже, – шепчу в ответ, прижавшись к его груди. Разница в росте позволяет мне достать только до подбородка.

– А теперь, – отстраняясь, Арсений отдает букет мне и отпускает шары в небо, – пару минут, и я буду готов.

Непонимающе смотрю на него, кривлю губы. Но, следуя за его взглядом, замечаю пятерых мужчин, приближающихся к нам с огромными корзинами в руках. Когда они подходят ближе, я издаю тихий писк восторга. В корзинах – красные пионы.

– Мои любимые, – смотрю на Арсения, и он подмигивает, беря одну из корзин.

– Твои любимые, – соглашается он.

В этот момент я готова расплакаться от счастья.

– Зачем так много? – шепчу я, смахивая с ресниц счастливые слезинки.

– Эль, ты достойна большего, – Арсений лукаво прищуривается и кивком указывает мужчинам, куда отнести охапки цветов. – И в следующий раз их будет еще больше, вот увидишь.

Сейчас, глядя на свой скромный букетик, который кажется жалкой потугой, я чувствую себя полнейшей дурой. Он уделал меня, даже не подозревая об этом. Ведь я, узнав о его приезде, сломя голову помчалась в цветочный и собственноручно собирала эту композицию, вкладывая в нее частичку своей души. Ну ничего, Белов, мы еще посмотрим, кто кого. В голове уже зреет коварный план самой изощренной, сладкой мести.

– Я хотела тебе кое-что рассказать, – начинаю я, собираясь с духом, чтобы признаться Арсению в своих чувствах, но он меня обрывает:

– Элюш, я жутко устал и безумно голоден. Может, перенесем разговор за столик в ресторане?

Арсений смотрит на меня с выжиданием, мягко подталкивая к выходу.

– Давай не сегодня? – виновато улыбаюсь я, зная, как Сеня не любит отказы.

– Почему? – он прищуривается, склоняет голову набок и обнимает меня за талию. – Точно, я совсем забыл, Эль. Прости.

– Все хорошо, правда, – произношу я и отворачиваюсь, чтобы скрыть замешательство, переводя взгляд на дедушкину машину.

– Может, тогда просто поедем к вам? Я помню, что вы устраиваете семейные вечера в такой день.

Действительно, каждый год мы накрываем стол, чтобы почтить память мамы. В такие дни для нас не существует никого и ничего важнее. Мы откладываем все дела, чтобы просто побыть вместе, нашей маленькой семьей.

Но сейчас, вопреки всему, я понимаю, что отказывать Арсению совсем не хочется, поэтому выпаливаю то, что вертится на языке:

– Да, конечно, – улыбаюсь сквозь нахлынувшую душевную боль. – Ты нам уже как родной, за столько лет. Думаю, даже папа будет рад видеть своего… – запинаюсь я, подбирая слова, – как он говорит, «сына».

Погрузив несколько корзин с благоухающими пионами в багажник, мы покидаем парковку аэропорта. Всю дорогу дед увлеченно болтает с Арсением. И если бы я не знала этого ворчливого старика так хорошо, ни за что бы не поверила своим глазам, видя, как он смеется и травит Сене байки. В редкие моменты улыбка трогает и мои губы, а порой даже вырывается смех.

По пути заезжаем в супермаркет, чтобы купить все необходимое для праздничного ужина. Набираем продуктов на целую неделю вперед, обсуждая, что будем готовить. Мнения расходятся, но в итоге решаем остановиться на запеченной утке с яблоками, салате «Цезарь» и «Греческом». Закупаем вино, виски, колу, соки. Подходим к кассе, и тут Арсений неожиданно дергает меня за руку, указывая на полку с презервативами.

– М? – я вскидываю бровь, не понимая. Парень подмигивает.

– Что? – выгибаю я одну бровь, демонстрируя полное недоумение.

– Не хочешь налить туда воды и скинуть кому-нибудь на машину? – с трудом сдерживая смех, произносит он с абсолютно серьезным видом.

– Ты дурак, а таких не лечат, – чуть посмеявшись, отхожу к дедушке.

– Ну вот, и у вас история любви разворачивается, как у твоих родителей… – тихонько бормочет дедуля. – Лишь бы ваша история нашла счастливый конец, – изрекает он угрюмо, доставая банковскую карту.

– Михаил Степанович, я оплачу.

Расплатившись за покупки, Арсений с дедушкой забирают пакеты. Мы садимся в машину и направляемся домой.

Подъезжая к дому, первое, что я вижу – вереницу черных внедорожников, из которых тут же выходят мужчины. Второе, что бросается в глаза – телосложение этих людей. Впрочем, людьми их назвать сложно, скорее это горы мышц, шкафы. Третье – отца, спокойно выходящего из нашего дома с грустным лицом.

Такое выражение лица знакомо мне с самого детства. Он безумно тоскует по маме, так же, как и я. Если бы существовал хоть малейший шанс вернуть ее, я бы отдала все, что у меня есть.

От этих мыслей по щекам невольно катятся слезы. Я стираю их большим пальцем и пытаюсь вернуться к реальности.