скачать книгу бесплатно
Гостей было больше ста человек, торт пришлось заказывать огромный. И все четыре яруса фисташково-малинового удовольствия с декором из сахарных цветов, были уничтожены курьером, который просто забыл закрепить коробку с тортом. Кондитер смогла исправить ситуацию, быстро сделав несколько небольших тортов, уже без роскошного декора. Но вот это фото…
Большущая коробка, со съехавшим набок тортом, Олег смеется и ковыряет аппетитные руины вилкой. Я зареванная, нос измазан кремом и судя по надутым щекам жую добрый кусок десерта. Такие забавные и счастливые. Помятый торт казался самой страшной трагедией. На деле же примерно через пятнадцать минут было уже все равно.
Сейчас так не выйдет.
У нас был волшебный фотограф, тогда совсем молодая девчонка. Она видела мир совершенно иначе и ловила нереальные кадры.
Мой взгляд на Олега. Я любуюсь им, пока он не видит. Там столько чувств и энергии, что хватило бы подпитать целое здание.
Его руки на моей талии. Никогда не думала, что такое фото может показывать любовь, но… Оно будто не просто ее показывает, а рассказывает подробную и красивую историю. Снимки живые. Они будто сохранили нашу любовь и сейчас, спустя почти десять лет, готовы поделиться ею, только бы спасти. Их влияния даже хватает, чтобы я успела подумать, а может все не так? Мы просто запутались, сошли с ума и все еще можно вернуть?
Отрываюсь от фото, когда Соня аккуратно пытается вынуть альбом у меня из рук.
– Я все сложила. Ты собралась? Мы можем идти? – чувствую, как ее пальцы подрагивают. Она тоже боится. Нам и правда нужно уходить.
– Да. Только документы нужно взять.
Перед выходом замечаю оставленные нами кружки на столе. Вино подсохло разводами на стенках и кисло пахнет отсыревшей древесиной. Тащить сейчас с собой всю коллекцию моих особенных кружечек откровенно плохая идея. Открываю шкаф и достаю не самую красивую, но самую ценную. Смешная, корявенькая кружечка с носиком. Бабушка когда-то привезла из Минеральных вод. Аккуратно оборачивая салфетками прячу ее в сумку и не оглядываясь выхожу из квартиры.
У Сони оказывается крошечная светлая студия. Все такое светлое, что я боюсь что-то испачкать. Я все еще в липком платье.
Книжный стеллаж разделяет кухонную зону от спальной. Места очень мало, но оно так правильно распределено, что не чувствуешь себя стесненно. Ее дом пахнет уютом и нежностью.
Разговаривать совсем не хочется, мы только обмениваемся короткими репликами. Она предлагает чай, показывает чистые полотенца в ванной. Я отказываюсь ложиться спать на кровати и занимаю диван. Но когда укладываемся спать, погасив свет, в темноте комнаты что-то меняется и Соня шепотом спрашивает:
– Ай, что ты теперь делать будешь?
– Не спрашивай, Сонь. Я понятия не имею. Мы так долго вместе, что я не представляю себя без него. Он же мой первый. И единственный. Кто я без него? Все мечты и планы на будущее включали Олега. Я же… Я так хотела детей, Сонь. Он все откладывал. Позже, сейчас рано, сейчас нет денег, сейчас слишком много работы. Появились и деньги, и время, но я больше не решилась спрашивать. Мне кажется, я ушла тренировать детей только, чтобы поближе к малышам быть.
– Они такие забавные, знаешь. Пятилетки, а уже серьезные, важные с характером и планами на жизнь. В них столько любви и энергии помещается, что даже поверить сложно.
От воспоминай о моей младшей группе, улыбка расплывается на лице и немного теплеет разбитое сердце.
В прошлом году мы с Мариной возили детей на фестиваль современного танца в Москву. Дело это очень сложное и выматывающее последние нервы. Кто-то обязательно забудет документы, сменную одежду, косметику. Иногда приходится на ходу переделывать костюмы.
В тот раз мы не спали всю ночь, потому что двое из наших подопечных забыли сделать на костюмах аппликацию из страз. И все бы ничего, если бы все это не происходило в вагоне поезда. Трясущимися руками, на трясущемся столе под тусклым светом единственной лампы, пытаться не промахнуться стразой мимо узора – высшее мастерство.
Только вся романтика путешествия на поезде растворилась в монотонной работе и запахе клея.
Но костюмы, стразы – это еще ерунда. Вот когда выпадала честь сопровождать старших, по ночам приходилось дежурить, чтобы не вылавливать несовершеннолетних шкодников из баров, дискотек и бассейнов. Бывали случаи, да.
Олег бы ни за что не вынес и нескольких часов в душном поезде с оравой малышни и их родителей. Но тогда, в Москве, мне встретился один мужчина…
Конкурсы – дело сложное, ответственное, но очень невыгодное для нервов. Организаторы тоже иногда ломаются и в тот раз что-то пошло не так с доставкой обедов на площадку. Не дай бог никому вживую увидеть стаю из пятнадцати проголодавшихся пятилеток.
Обед обещали привезти в течении двух часов, но до этого еще нужно было дожить. Оставив Марину и еще трех мамочек с детьми, надеясь, что они продержатся на запасах из баранок и печенья еще полчасика и их не съедят. А сама отправилась на поиски более существенного перекуса.
В буфете ожидаемо, смели даже крошки с прилавков, а вот в кондитерской напротив удалось разжиться восхитительными круассанами. Заказала все, что были в наличии и нам с Мариной последнюю Павлову. На вид – великолепно. В составе – фисташковый крем и малиновое конфи. Сама почувствовала себя ребенком. Дайте! Скорей, скорей!
Когда мне все упаковали, забрала огромный крафтовый пакет с круассанами в одну руку, коробочку с Павловой, сверху на которую поставила держатель с двумя стаканчиками кофе – в другую.
Насколько вся эта конструкция ненадежна мне представился шанс увидеть сразу же. Воображая, как все это будет вкусно, развернулась и моментально влетела в каменную стену. Кофе упало и растеклось по всему полу, заливая белые кроссовки. Павлова полетела следом и растянулась на кафеле грязным грустным пятном.
Стена, в которую я врезалась, почему-то головокружительно пахла теплой летней ночью, лавандой и табаком. А еще начала шевелиться и глухо материться.
Задрала голову, чтобы посмотреть, кто же лишил меня сладенького. На высоте примерно двух метров меня ожидало сразу два сюрприза. Оба светловолосые и голубоглазые. Тот, что помладше сидел на плечах, у двухметрового и хихикал. Но ему простительно, мальчишке не больше пяти лет. А вот почему ржал обладатель ослепительной улыбки этажом ниже, было непонятно. И обидно.
Последняя ниточка, последнего каната нервов порвалась с оглушающим “дзинь” и я сорвалась впервые за очень долгое время.
– Это какая-то новая мода так близко прижиматься в очереди? Маски сняли, и про социальную дистанцию сразу все забыли? У вас же ребенок на плечах. А если бы упал? – мне и правда тревожно, оттого что я могла кому-то навредить, а он продолжает ржать, – Вы почему смеетесь?!
– Уверяю, у вас не вышло бы меня сбить с ног. И я не смеюсь, а умиляюсь вашей грациозности, – говорит низким, очень низким, пробирающим до костей голосом и его губы медленно растягиваются ленивой усмешке. Это что, подкат такой?!
– Святая женщина ваша жена. Такого идиота терпеть! – горько вздыхая, огрызаюсь на последние и пытаюсь его обойти, но он преграждает мне путь.
– У меня нет жены.
– Ага! Все-таки сбежала. Понимаю. Очень хорошо понимаю. Мальчишку только жаль.
– Раз уж вы так настойчиво интересуетесь, расскажу. Это мой крестник. Привез не конкурс. Вот накормить хотел, но нам, похоже, придется искать другое место. Вы опустошили всю витрину. Решили в одно лицо уничтожить недельный запас круассанов? – хамит и продолжает довольно улыбаться этот наглец!
– Да вы..! Да я..! – никак не могу сформулировать предложение.
Обида подняла уровень воды в глазах, и пока позорно не разревелась, спотыкаясь, сбежала из кафе.
Когда я вернулась к своим, время снова побежало быстро-быстро. Оголодавшие дети растащили круассаны. А потом одно за другим: репетиции, примерки костюмов, небольшой скандал мам из-за того, кто будет первый выступать, который, к счастью, быстро удалось потушить.
Во всей этой суматохе я услышала детский плач и хотела уже броситься на помощь, в этом вопросе чужих детей не бывает, но обернувшись увидела как утренний нахал уже успокаивает маленькую девчушку. Она тут же перестала реветь, забыв о содранной коленке и звонко хихикает над шутками.
Остаток вечера, краем глаза наблюдала с какой легкостью и удовольствием этот мужчина возится с малышней. Он, конечно, гад и отвратительный хам, но общий язык находить с детьми умеет.
Олег бы уже психанул и сбежал по какому-нибудь очень срочному неотложному делу. А этот ничего, старается. И ему, кажется, это даже приносит радость. Где я была когда таких мужиков раздавали?
Где-то между финальным прогоном на сцене и прическами, он снова неожиданно ко мне подкрался. Молча вручил стаканчик кофе, от аромата которого тут же потекли слюнки, коробочку эклеров и удалился. Тоже молча. Я была настолько уставшая и все еще занята, что даже не смогла никак отреагировать.
Позже я хотела его найти и поговорить, но дети мои заняли второе место. Пришлось экстренно эвакуироваться, чтобы не допустить большой потоп в маленьком доме культуры, затерянном во дворах Москвы.
Соня ничего не отвечает и я понимаю, что она просто заснула вымотанная этим днем и убаюканная моим бормотанием. А ведь она так и не рассказала, что у нее случилось.
Сама засыпаю, когда на улице уже начинает сереть небо. Верчусь, не находя себе места ни на не самом удобном диване, ни в этой жизни. Проворочавшись до восьми утра, решаю не будить Соню и тихонечко выскальзываю из квартиры, оставив записку с номером телефона и извинениями.
На улице удивительно светлое и чистое утро. Все еще свежо, но уже чувствуется до какой температуры солнце планирует разогреть город. Торопливый таксист грузит мои вещи, царапая чемодан. Также беспокойно торопливо он едет по городу. Нужно набрать маму предупредить о приезде, но что-то меня царапает.
Когда понимаю, что именно обращаюсь к таксисту:
– А мы можем поехать по другому адресу?
6. Ветер перемен
Поменять адрес конечной точки оказалось просто. Водитель, кажется, обрадовался, что не придется тащиться на другой конец города по пробкам и стал еще резче выкручивать руль, лавируя между машин. Высаживал он меня также торопливо. Умудряясь одновременно ругаться с какой-то визгливой Жанной по громкой связи и принимать следующий заказ в приложении. Между этими действиями он успел вытащить из багажника мой чемодан, оставив уродливый черный шрам царапины на его солнечно-желтом боку.
Смылся таксист по имени Жавлонбек также быстро. Поругаться не удалось, а увидев, какое количество ступенек нам с пострадавшим чемоданом придется преодолеть, чтобы попасть куда планировала, я забыла, что можно влепить одну звезду и нажаловаться онлайн.
Здесь все выглядит максимально роскошно. Величественное стерильно-белое здание, которое украшают высоченные колоны. Перед входом расположились два помпезных фонтана с позолоченными фигурками целующихся парочек.
Все настолько белое, что на солнце все это великолепие даже смотреть больно. И на два десятка ступенек тоже больно. Доступная среда, ничего не скажешь. Нет ни одного пандуса, зато выглядит красивенько, да.
Оглядываясь, понимаю, что поблизости нет никого, кто мог бы помочь донести вещи. Старушка, что кормит белок и голубей, сидя на лавочке, точно мне не помощник.
Я, конечно, могла бы сначала отвезти вещи маме, вернуться и спокойно сделать все дела, но что-то меня держит. Будто это единственный шанс. Только здесь и сейчас. После я уже не смогу решиться.
Чемодан, сумка, рюкзак. Подъем под палящим солнцем. Страдать так на всю катушку. Должно быть больно по всем пунктам и на десять из десяти. Чтобы точно запомнить и больше никогда не повторять ошибок.
Отдышавшись, наконец, у дверей этого прекрасного храма любви, дергаю ручку массивной двери и… ничего. Дергаю посильнее, в разные стороны, но она все равно не поддается. Проверять график работы -это путь слабаков, и если ты такой весь из себя внезапный, приходится расплачиваться. На часах только половина девятого, а нужный мне отдел работает с одиннадцати, увы.
В ЗАГСе, между прочим, могли бы и завести круглосуточное окошко для желающих экстренно развестись!
Оглядываюсь на горку из вещей, пристроенную в уголочке и мучительно вздыхаю. Вот и что делать? Уехать ни с чем будет как-то неспортивно. Стоять под палящим солнцем… Я, конечно, не сахарная, но румяной корочкой обзаведусь. Идти ждать в кафе через дорогу – это означает тащиться с вещами по ступенькам еще минимум дважды. Выбор без выбора.
Через двадцать минут я сижу у окошка, остываю под кондиционером и вяло ковыряю заказанный завтрак. Есть совсем не хочется, хотя в тарелке вальяжно развалилась ароматная бриошь с хрустящей сочной зеленью, блестящими ломтиками лосося и яйцом Бенедикт, залитым голландским соусом. Все выглядит аппетитно до одури и становится еще красивее, когда я добавляю оранжевого цвета, протыкая желток. Великолепно. Но у меня, только от мыслей, что я положу хоть кусочек в рот, к горлу подкатывает тошнота.
Запиваю горечь разлившуюся во рту черным кофе и набираю номер мамы. Нужно ее предупредить и заодно избавиться от вещей. Длинные гудки прерываются сонным голосом :
– Аечка? Ты чего так рано? Что-то случилось? Не зря у меня сердце весь день болело.
Мама часто на пустом месте может развести трагедию, но сейчас она очень права. По телефону говорить не хочется, да и страшно, что ей на самом деле станет нехорошо.
– Мамулечка не переживай только. Кое-что случилось, да. Я сегодня попозже приеду к тебе и все объясню обязательно. Только мне сейчас нужно, чтобы ты курьера встретила.
Отправлю вещи, чтобы освободить руки и не мучиться.
– Ты скажи, все здоровы хоть? Я же изведусь!
– Да, мам. Не волнуйся, пожалуйста. Я тебе сейчас все данные курьера скину.
За возней с доставкой на такси убиваю все время до открытия ЗАГСа. Допиваю третий стаканчик кофе и возвращаюсь в храм любви. Очереди нет и я первая захожу в кабинет для подачи заявления на развод.
– А квитанция на оплату пошлины где?!
Женщина с великолепным гнездом на голове гоняла меня уже третий раз. Я чувствовала себя в компьютерной игре, где задания герою выдают постепенно. Просто так будет неинтересно. Сначала я бегала делать копию паспорта в канцелярский магазин, находящийся за два квартала. Потом ставить печати в другое крыло. Теперь вот… пошлина.
Все наши государственные учреждения будто созданы для пыток и принимают на работу туда только настоящих садистов. Не удивлюсь, если у них для этого специальное удостоверение имеется. Работница ЗАГСа будто мстила мне за то, что она тут работает, за неудавшееся утро, подгоревший омлет, опоздавшую маршрутку и что Витя из пятого “Б” не пригласил ее танцевать на дискотеке в далеком 1987 году.
– Этого не было в прошлом квесте, – бормочу себе под нос, но в кабинете слишком тихо и сквозь монотонный гул кондиционера все слышно.
– Что-о-о, – крайне возмущенно тянет она, – В коридоре для кого перечень документов повесили?!
– Я говорю, реквизиты дайте.
– Оплата через кассу в банке через дорогу, – с особым удовольствием швыряет мне она свои слова и листок с данными для оплаты. Кажется, еще немножечко, самую капельку и она лопнет от своего извращенного удовольствия.
Солнце уже вышло на пик своей мощности. Жарко так, что подошва босоножек прилипает к асфальту. Если и появляется легкий ветерочек, то он больше похож на горячий фен и делает только хуже. Это самый сложный уровень. Если она меня еще куда-нибудь пошлет, я сама ее…
Когда возвращаюсь из очередного путешествия “туда и обратно” замечаю, что за время моего отсутствия у кабинета собралась небольшая очередь.
Становлюсь у самой двери, чтобы сразу зайти и взять следующее задание. На лавочке у стены напротив сидит очень красивая девушка. Шикарная я бы даже сказала. Не смотря на жару и выжигающее все, что попадется на пути солнце, она одета в строгое черное платье. На ногах, чуть более соответствующие погоде, черные босоножки на высоком каблуке, увивающие ее изящные лодыжки тоненькими ремешками. Глаза спрятаны за такими же черными очками.
Вот только губы у нее дрожат, и из-под темных стёкол катятся слезы, которые она пытается незаметно вытирать. Регистрация смерти в другом крыле, так что здесь она может быть только чтобы зарегистрировать смерть своего брака.
Ей так больно находиться здесь, что даже через мою толстую шкуру пробивается печаль.
А я все никак не могу даже просто заплакать, неужели не так уж и больно? Что же со мной не так? Почему я не грущу о потерянной любви? Жизни? Будущем? Почему мне только хочется поскорее спрятаться и, чтобы никто меня не дергал?
Резко распахивая дверь из кабинета, выходит мужчина. Он молча вручает девушке свидетельство о расторжении брака и не оборачиваясь уходит. Она будто сама чернеет, ссутуливается и совсем перестает дышать. Вся безупречная красота идет трещинами. Она боится прикоснуться к ядовито-зеленей бумажке, лежащей на коленях и только роняет на нее крупные слезы. Хотелось ей хоть немного помочь, может просто обнять, но во мне совершенно не осталось тепла.
– Следующий! – крик из кабинета привел меня в чувство.
Потеряв весь запал поскандалить, захожу и усаживаюсь напротив женщины с гнездом. Она судя по уставшей улыбке тоже немножечко прибита общением с тем мужчиной.
Она неожиданно спокойно и в тишине собирает небольшую стопочку из моих документов, молча протягивает мне какой-то корешок с напоминанием, когда приходить.
– У вас тридцать дней на примирение, – усталым голосом говорит она и очень намекающе смотрит на дверь.
Не то, ой не то место адом назвали.
По пути к такси отправляю маме сообщение, что уже еду и зря. Она меня встречает не просто дома, а у подъезда. Выбираясь из салона, сразу ныряю в ее объятия. Ее волосы пахнут домом и заботой. Простым счастьем и немножечко горем.
– Аечка, миленькая, что значат все эти чемоданы?
Ох, мама…
Наши долгие объятия не остаются незамеченными. Тетя Люда маячит в окне первого этажа, делая вид, что старательно поливает искусственные цветы. Сколько себя помню она тут главная заводила. Хорошо, что чемоданы приехали отдельно от меня. Не хотелось стать темой недели у местных сплетниц.
– Я так устала. Пойдем домой? – отлепляю от себя маму и подталкиваю ее в сторону подъезда.
Здесь ничего не менялось, кажется, с тех пор как я училась в школе. Разве что почтовые ящики перекрасили, но под тонким слоем краски виднеются надписи, которые мы оставляли с моим другом Артуром. Там все было прилично, а вот в лифте, почти под самым потолком красуется матерное слово из трех букв.
Артур как-то пришел страшно гордый и шепотом признался, что натворил. Он давным-давно переехал в Москву. Нужно будет ему рассказать, что его творчество все еще живо.
Дома сладко пахнет выпечкой. Самый уютный на свете аромат клубничного пирога заставляет рот наполниться слюной. Сладкий, пористый, чуть влажный бисквит, сочные, кисловатые ягоды и нежнейший шоколадный крем.
– Пирог? – переспрашиваю на всякий случай вдруг у меня уже галлюцинации.
Мама освоила готовку, только когда ей исполнилось сорок. И это был один из первых рецептов, который она осилила. Неожиданно получилось как чудесно, что так и осталось ее коронным блюдом.
– Да. Не знала чем себя занять и вот, – снимает полотенце с блюда, где лежат нарезанные кусочки, – Там еще компот земляничный, будешь? И голубцы есть, и борщ, ты голодная?
Мама начинает бегать, суетиться, стучать шкафчиками и тарелками. Включает чайник и тут же выключает, вспомнив, что и без того жарко. Тысячи бестолковых действий только бы занять руки. Я такая же. Когда начинаю нервничать, включается режим бешеной Золушки. В таком состоянии даже обычное мытье чашки может превратиться в генеральную уборку. Так что нет ничего удивительного в таком количестве блюд.
