Командующий Владимир Булгаков. По заслугам и честь

скачать книгу бесплатно

Экзаменационная суета пролетела как один день. В конце августа 1964 года начальник Кавказского суворовского военного училища генерал-майор Степан Семенович Раков зачитал решение приемной комиссии о зачислении в училище абитуриентов, успешно сдавших экзамены и выдержавших конкурс, и вручил счастливчикам алые погоны – символ кадетского братства, которые генерал Булгаков и сегодня хранит рядом с боевыми наградами…

Кадетское братство

Суворовское училище, в которое поступил Володя Булгаков в августе 1964 года, располагалось в стенах бывшего Владикавказского кадетского корпуса, который был учрежден императором Николаем II в 1900 году. На его постройку государственная казна отпустила 1 миллион 700 тысяч рублей (по тем временам сумма огромная!). Прочность материала, из которого возводились постройки, и сегодня удивляет многих[19 - В здании бывшего кадетского корпуса ныне размещается ряд подразделений 58?й общевойсковой армии. – Примеч. авт.].

– В 1967 году, когда я учился на выпускном курсе, – вспоминает Владимир Васильевич, – нам поставили задачу разобрать стрелковый тир – кирпич потом пошел на строительство здания штаба 42?го армейского корпуса. Перфораторов и отбойников тогда не было, поэтому мы брали обыкновенное бревно и били им, как тараном, в стену. Но кирпичи не поддавались: кладка была на века! Вот мы и бегали с этим бревном, как татаро-монголы вокруг осажденной крепости, прикладывая неимоверные усилия для разрушения стены. Качество кирпича поражало – ударившись об асфальт, он не разбивался, а лишь подпрыгивал и звенел. На каждом кирпиче стояло клеймо производителя в виде подковы, своего рода знак качества…

В царствование императора Николая II были учреждены еще девять военно-учебных заведений подобного типа, в том числе и Владикавказский кадетский корпус. Заведующая сектором фондов Музея истории г. Владикавказа Вера Зинько пишет: «День начинался в шесть утра с позывных горниста под барабанный бой. В строго отведенное время надо было сходить в туалет, почистить зубы, умыться, натереть мелом поясную бляху, начистить сапоги, привести в порядок одежду. Если кадет получал три замечания, его лишали завтрака, давали только хлеб и воду. Если кадет забывал, что жидкость в супе надо есть с широкой части ложки, а гущу – с острого конца, то получал замечание. Хлеб требовалось брать руками, а рубленое мясо есть вилкой без ножа. Наказывалось также и уклонение от молитвы. Во время увольнения в город за кадетами также строго следили. На трамвай выделяли две копейки. Также воспитанникам строго-настрого запрещалось есть на улице, грызть семечки, плевать на тротуар, сморкаться. Ежегодно пятого октября в корпусе проводился бал, на который приглашались воспитанницы Ольгинской гимназии. Если во время бала замечалось, что кадет после двух танцев с гимназисткой не поменял белые перчатки или забыл угостить девушку морсом или лимонадом в буфете, нарекание было обеспечено. За более серьезные проступки следовало заключение в карцер…»[20 - Зинько Вера. Владикавказский кадетский корпус; http://www.ruscadet.ru/history/rkk_1701_1918/1883_1918/vdk/comm.htm].

К тому времени, когда в стенах бывшего Владикавказского кадетского корпуса учился Володя Булгаков, карцера уже не было. В остальном же условия учебы и быта суворовцев мало чем отличались от тех, в которых находились кадеты-«кавказцы».

Воспитанники суворовских военных училищ носили примерно такую форму, как кадеты, – сшитую по лекалам старой русской армии. В традициях русской армии они осваивали и военное ремесло: поступали исходя из сложившихся обстоятельств, обучались действовать плечом к плечу с товарищами.

– Нам с первых дней внушали правило, – подчеркивает Булгаков, – что мы должны жить по принципу: «Сам погибай, а товарища выручай!» Почему? Потому что офицеры, которые были у нас воспитателями, да и многие преподаватели, прошли войну и знали, что на фронте без войсковой дружбы, взаимовыручки делать нечего.

Кадетские корпуса были основным каналом, по которому осуществлялось пополнение армии лицами с военным образованием. Эту же функцию выполняли и суворовские военные училища, учрежденные в Советском Союзе в 1943 году. Учебно-воспитательный процесс в них соответствовал тем «лекалам», что существовали в кадетских корпусах русской армии.

Воспитанники Кавказского СВУ любили называть себя «кадетами». Традиция! Жили суворовцы-«кадеты» в дортуарах, больших спальных помещениях, где в один ярус располагались сразу две полноценные роты. В залах учебного корпуса, светлых и просторных, свободно стояла рота в развернутом двухшеренежном строю. Двери в помещениях были дубовые, и суворовцы младших классов («мелкота», как выразился Булгаков) открывали их двумя руками – одной рукой открыть такую дверь им было не под силу.

– Общеобразовательная подготовка у нас была выше, чем в средних школах, – замечает Владимир Васильевич. – Опытные педагоги, среди которых было немало заслуженных учителей, при выставлении оценок учитывали знания воспитанника, его умение мыслить, логически рассуждать. А потом была ежедневная самоподготовка под жесточайшим контролем: ты не имел права заниматься посторонними вещами – только изучение материала, заданного к предстоящим занятиям. Трудно? Да, очень. Особенно тяжело было в период втягивания в жизнь, которая называлась «армейская повседневная»…

Любимым предметом суворовца Булгакова была русская советская литература, которую преподавала Ольга Григорьевна Лисакович.

– После ее уроков нас не надо было гнать в библиотеку, – усмехается Владимир Васильевич. – Сами рвались туда, чтобы почитать книги. Она и привила мне любовь к литературе.

Из книг Владимир Васильевич, как подчеркивал генерал Г.Н. Трошев, черпает мудрость опыта (применению в боевой обстановке гусей или собак не учат в военных академиях), хотя и все нужные по службе «школы» он успешно окончил. «Он хорошо знает историю вообще и военную в частности, он не пропускает новинок мемуарной литературы, особенно тех, где речь идет о войне (где бы и когда бы она не произошла)»[21 - Трошев Г.Н. Указ. соч. С. 311–312.].

Помнит генерал Булгаков и занятия по немецкому языку, которые проходили в прекрасно оборудованном лингафонном кабинете. На изучение иностранного языка в СВУ отводилось 13 часов в неделю.

– По выпуску мы свободно читали немецкие газеты и журналы, могли без словаря переводить тексты как с русского языка на немецкий, так и наоборот, – в голосе Булгакова слышу ностальгические нотки.

Особое же внимание в суворовском училище уделяли физической подготовке воспитанников. Фасад учебного корпуса составлял 320 метров, а его периметр – ровно километр.

– Вокруг этого здания мы бегали кросс, – продолжает Булгаков, – где стартовали, там и финишировали. Во время кросса все двери в учебном корпусе закрывались, срезать дистанцию было невозможно.

Выносливость, которая необходима каждому офицеру, тренировали не только на утренней зарядке или занятиях по физической подготовке. Пешие марши с полной выкладкой (в снаряжении, с вещмешками, учебным оружием и саперными лопатками) в полевой лагерь, располагавшийся в Тарском ущелье… Эти изнурительные переходы генерал Булгаков помнит до сих пор.

– Тебе тяжело, а ты должен двигаться вперед. Тебе хочется пить, а офицеры-воспитатели требуют соблюдать питьевой режим. А как его соблюсти, если на боку болтается фляжка, а в ней булькает вода?! Но командиры взводов были неумолимы: «Умри, но к фляжке не прикасайся!» Так в нас, мальчишках, воспитывали мужской характер.

В летнем лагере ребята занимались горной подготовкой. Вспоминая его, Владимир Васильевич светлеет лицом:

– Все там для нас было в диковинку. Кругом красота неописуемая!

В горах суворовцы осваивали технику передвижения по скалам, осыпям, травянистым склонам. Переправлялись через бурную реку, страхуя друг друга, а заодно вырабатывали уверенность в своих силах. Преодолевали страх. В конце летней практики – восхождение на одну из вершин Скалистого хребта Кавказа: сначала на Лысую гору, она поменьше и взбираться на нее легче, затем на Столовую, имевшую вид громадного плоского стола, поросшего густой травой.

– А на выпускном курсе, – продолжает Булгаков, – мы покоряли Малчучкорт, одну из ключевых вершин Кавказа. Зачетная она была в зимнее время, причем восхождение мы совершали ночью: там в одном месте узкая тропа петляла над пропастью, и ночью ты не видишь, что внизу творится, идешь спокойно. Некоторые, поднимаясь по ней, все же чувствовали себя неуверенно. Ну а спускались днем – тут уж деваться некуда, – усмехается мой собеседник. – После восхождения каждому вручили значок «Альпинист СССР» – круглый такой, на нем изображен Эльбрус, две его головы, и альпеншток…

В спортзале СВУ работали спортивные секции. В одной из них воспитанник обязан был тренироваться. На выбор, но в обязательном порядке! Володя Булгаков сначала занимался вольной борьбой, а потом увлекся военным троеборьем. Не упускал он, конечно, и возможности дополнительно потренироваться на перекладине – на первых порах у него не получались мудреные «склепки», выходы зацепом и силой, подъемы переворотом.

– Все это для нас было новым. В школе-то гимнастике почти не уделяли внимания. Что было? В основном прыжки через коня, подтягивание, лазание по канату или шесту. Вот и приходилось дополнительно в свободное время бегать на тренировку в спортзал. Лейтенантом я спокойно мог пробежать стометровку с высоким результатом, – не без гордости добавляет Булгаков. – На гимнастических снарядах уверенно выполнял любое упражнение. А иначе не добьешься авторитета у подчиненных…

Ротой, в которой учился суворовец Булгаков, командовал подполковник Петр Дмитриевич Отурин: фронтовик, умный и требовательный офицер. А учебным взводом – майор Василий Анисимович Подобед, о котором у Владимира Васильевича сохранились самые теплые воспоминания. Что вполне понятно: на время учебы он заменял «кадетам» и мать, и отца.

– До войны Подобед учился в педагогическом институте, но закончить его не успел. На фронте Василий Анисимович командовал взводом в штрафной роте… Однажды суворовцы у него спросили: «А правда ли, что штрафников гнали в бой под дулами пулеметов?» «Нет, неправда, – ответил Василий Анисимович. – Конечно, люди они были непростые, но трусов среди них не было. В атаку они шли в полный рост, пулям не кланялись. И мне, лейтенанту, непросто было выстраивать с ними взаимоотношения».

Когда Подобед принял взвод штрафников, какие-то ворюги выкрали у него документы. Видимо, хотели посмотреть, как он среагирует: побежит жаловаться ротному или устроит «шмон», обыск. Взводный построил людей и объяснил, чем грозит ему пропажа документов. Лейтенанту документы штрафники вернули, но продолжали наблюдать за ним: как он ведет себя в бою? чем занимается в минуты затишья? Ну вроде как шефство над офицером взяли. Однажды после боя уставший лейтенант прилег под куст отдохнуть. Просыпается, а портянок нет – сапоги надеть не может. Но горевать офицеру пришлось недолго. Оказывается, штрафники, хотя люди немолодые, но из уважения к нему портянки постирали. «Ну, – думает Подобед, – я уже у них в авторитете!»

Свои взаимоотношения существовали и между офицерами в учебной роте.

– Вроде бы все они были друзьями, – рассуждает Булгаков. – Но стоило нам появиться рядом, как офицеры тотчас переходили на официальный язык: «Товарищ подполковник», «Товарищ майор»… Они и нас учили, что с подчиненными нельзя разводить панибратство, до добра это не доведет.

Командиры взводов, вспоминает Булгаков, всегда были одеты с иголочки, даже щеголевато – наглаженные, отутюженные, начищенные. Того же требовали от воспитанников.

– Тогда еще анодированных пуговиц у нас не было, а были латунные, – говорит Булгаков. – Мы надевали на них специальные трафаретки, чтобы не запачкать ткань, и чистили до блеска. Выходишь на утренний осмотр, а на тебе все блестит и сверкает, и такая гордость брала за нашу военную форму!..

Любовь к военной форме Владимир Васильевич пронес через всю жизнь. Даже на войне, в разгар боевых действий, он требовал от офицеров не нарушать правила ее ношения.

Публицист-кадет Сергей Григорьевич Двигубский писал: «Кадетские корпуса прививали любовь к Родине, армии и флоту, создавали военную касту, проникнутую насквозь лучшими историческими традициями, вырабатывали тот слой русского офицерства, на крови которого создавалась российская военная слава».

Современные суворовские училища и кадетские корпуса, скроенные по лекалам русской армии, продолжают эти традиции. Не секрет, что войсковое товарищество – дружба особого рода. Но кадетская дружба на порядок выше. Верность ей Владимир Булгаков хранит всю жизнь.

– Моим лучшим другом в суворовском училище был Володя Новичков, сейчас он живет в Хабаровске, – в густом басе Булгакова звучат теплые нотки. – Дружил я и с Геной Кондратьевым – родом он был из Молдавии, у него судьба сложилась трагически. Во время метания гранаты Гена получил ранение в голову и потерял память. Это случилось в 1970 году, в Киевском ВОКУ[22 - ВОКУ – высшее общевойсковое командное училище.], где он учился уже на третьем курсе. Училище ему дали закончить, чтобы он военную пенсию получал, а вот память так и не восстановили. Рассказывали, что Гена даже мать не узнавал. Как сложилась его дальнейшая судьба, никто не знает…

Наш герой дружил в «кадетке» с Володей Закурдаевым, Сашей Савчуком, Мишей Максименко, Сашей Ивановым, Стасом Тихомировым, Колей Смирновым. По-разному сложились их судьбы. Владимир Закурдаев, например, военную службу закончил преподавателем Высших офицерских курсов «Выстрел», что находились в Солнечногорске Московской области, а ушел он из жизни в 2012 году…

И еще об одном друге Владимира Булгакова хотелось бы упомянуть здесь – о Герое России генерал-майоре Александре Отраковском.

– В суворовском училище Саша был на два курса старше, – сказал Владимир Васильевич. – По выпуску он пошел в Ташкентское общевойсковое училище, а я в Ташкентское танковое – так что общались мы и в Узбекистане. Потом встретились в Москве, на параде Победы. Я к тому времени учился в академии бронетанковых войск, а он командовал батальоном морской пехоты на Черноморском флоте. После Афганистана, став уже начальником штаба дивизии, ездил к нему в Балтийск – Александр Иванович командовал бригадой морской пехоты. В 1995?м встретились с ним в Грозном… Позже, учась в Академии Генерального штаба, в составе группы слушателей я ездил на учения Северного флота – встретились и там, он был уже начальником Береговых сил флота. В последний раз судьба свела нас на второй чеченской. Было это 22 февраля 2000 года на параде войск, посвященном Дню защитника Отечества. Потом, когда я убыл в горы и возглавил группировку «Центр», мне передали, что Отраковский умер…

С тех пор, как Владимир Булгаков окончил суворовское училище, прошло полвека, но в душе он по-прежнему хранит воспоминания о «кадетке».

– Когда мы встречаемся, то не смотрим ни на ранги, ни на звания, – подчеркивает Владимир Васильевич. – Служба есть служба. Из нашего взвода, например, некоторые ушли в запас капитанами, майорами или подполковниками. Потому что стали военными переводчиками, а у них звания невысокие. Иные ребята поступили в Военно-медицинскую академию, стали военными врачами – у них тоже шкала званий невысокая. И что же? Ведь главное не в званиях и регалиях, а в той дружбе, что связала нас в годы учебы. При встрече всегда спрашиваем: «А ты помнишь суворовское училище?!» И уже потом вопросы: «А вот ты слышал, Иванов там-то, а Петров там-то…»

Да, кадетское братство – это серьезно, это на всю жизнь!

В учебном корпусе Кавказского СВУ находился бюст Александра Васильевича Суворова, мимо которого ежедневно проходили сотни воспитанников. Возможно, не все из них задумывались над высказыванием великого полководца, написанным на постаменте: «Научись повиноваться, прежде чем повелевать другими». В памяти же суворовца Булгакова этот афоризм отпечатался на всю жизнь.

– Фраза вроде простая, но в ней глубокий смысл. Если ты научился выполнять приказы командиров, требования уставов, ты и сам всегда скомандуешь, добьешься от подчиненных выполнения отданных тобою распоряжений. И кто у нас был разгильдяем и не мог, как говорил великий полководец, повиноваться, из того потом так и не получился хороший командир. Трудно ему было пересилить себя. А кто этому научился, тому потом легко работалось с подчиненными…

Хотя суворовец Булгаков, что греха таить, не сразу последовал наказу великого полководца. По словам самого Владимира Васильевича, он был отнюдь «не паинька-мальчик». Невозмутимость и самообладание пришли позже, а в годы учебы в «кадетке» «ветер гулял в голове». Володя нередко опаздывал в строй. На справедливые замечания офицеров искал оправдания, порой даже пререкался, за что, естественно, получал взыскания. Карцер тогда уже отменили, поэтому приходилось в основном отрабатывать «наряды вне очереди на службу или работу». В результате воспитанник Булгаков попал в немилость к командиру учебной роты подполковнику Отурину – со всеми вытекающими отсюда последствиями.

На выпускном курсе Володя Булгаков задумался над вопросом, в каком из командных училищ продолжить учебу. Однажды услышал такую фразу: «Танкист – это человек, сочетающий в себе лихость кавалериста, знания артиллериста и тактику общевойсковика». И решил он стать танкистом. Из танковых училищ выбрал Харьковское, по тем временам одно из лучших в Советском Союзе. Ну и, конечно, сманил туда Володю Новичкова, своего лучшего друга.

Однако на собеседовании подполковник Отурин, вспомнив все «шалости» Булгакова, сказал: «За Харьковское училище забудь. И за Ульяновское тоже. Если хочешь стать настоящим танкистом, поезжай в Ташкент». «А зачем мне Ташкент?» – с недоумением спросил суворовец. На что фронтовик, пряча улыбку, сказал: «Да Ташкент – это же земной рай! Свежие овощи-фрукты круглый год, а загорать-купаться можно даже зимой».

Володя поспешил к другу. «А как же Харьков?» – обиделся Новичков. «Да ты хоть знаешь, что такое Ташкент? – «запел» голосом ротного Булгаков. – Овощи-фрукты круглый год, а загорать-купаться можно даже зимой!» «Ладно, – согласился тот. – Раз в Харьков собирались ехать вместе, то и в Ташкент махнем не глядя».

В Ташкентское высшее танковое командное училище (ТВТКУ) имени маршала бронетанковых войск П.С. Рыбалко друзья не разлей вода сманили еще двух «кадетов» – Игоря Богомаза и Владимира Гармаша.

В начале августа 1967 года четверо выпускников приехали в город Чирчик, где располагалось ТВТКУ. Жара стояла неимоверная, градусов под 50. И решили ребята искупаться в арыке, что протекал неподалеку. Разделись на бережку и с разбегу попрыгали в воду, тотчас выскочив из нее, словно ошпаренные. Вода была ледяной! Вот когда наш герой по достоинству оценил «шутку» подполковника Отурина.

Но это были цветочки. Как только скомплектовали учебные роты, первокурсников вывели на полигон, чтобы показать стальные машины в деле, а заодно проверить, все ли новички готовы к трудностям курсантской жизни.

– Танки стреляют, все в дыму, и пыль, пыль, застилающая небо и рельеф, – вспоминает Владимир Васильевич. – А мы на солнцепеке: тени там совсем не было. Пот льет с нас ручьем, гимнастерки – хоть выжимай! Как только первая смена отстреляла, нам говорят: а теперь, мол, полазайте по танку, познакомьтесь с ним поближе. Легко сказать – полазайте! Броня, как раскаленная сковородка, а в башне – как в парилке!..

Испытание «земным раем», конечно, выдержали не все. Смалодушничал и один из друзей Булгакова – Игорь Богамаз. «Нет, ребята, это не по мне», – сказал он друзьям и вернулся в суворовское училище, где ему предложили место во вновь сформированном Орджоникидзевском высшем общевойсковом командном училище. Окончив его, лейтенант Богомаз служил в морской пехоте, а потом, по словам Булгакова, «мелькнул где-то командиром учебного взвода под Николаевом, в Одесском военном округе». И больше о нем друзья-«кадеты» не слышали.

– Вот такой был серьезный психологический отбор в Ташкентское танковое училище, – говорит Владимир Васильевич.

Кузница кадров стальных

В любом деле, чтобы постичь секреты ремесла, нужен мастер. В танковом училище, где Владимир Васильевич начал свой путь в офицеры, такими мастерами были преподаватели различных кафедр. Многие из них прошли фронт, были настоящими профессионалами своего дела. Так, начальник кафедры огневой подготовки полковник Астанин[23 - Имя и отчество полковника Астанина Владимир Васильевич Булгаков, к сожалению, не помнит, как не помнит он имена и отчества других преподавателей, о которых здесь пойдет речь. – Примеч. авт.] воевал на Южном фронте, несколько раз горел в танке.

– Однажды у него даже нос обгорел, – на полном серьезе сказал Владимир Васильевич, – и врачи вынуждены были пришить ему другой…

Полковник Астанин чем-то напоминал Булгакову его отца.