скачать книгу бесплатно
– Полезай на козлы, и поехали!
– Ваша милость, да посидите же вы тихонечко! Нельзя сейчас в Дэйнл, сами-то гляньте! Змей знает… то есть Локка ведает, что там сейчас! Может, пожар, а может, и бунт? Графу давеча как раз про выступление какое-то донесли.
– Ты так думаешь? – задумчиво молвила она.
Сэйган, уже готовый доказывать свою правоту, перевел дух. Священная Невеста радовала сообразительностью и не очень-то свойственной шурианкам покорностью. Может, это подвох?
– Уверен, ваша милость, – на всякий случай потверже сказал он. – Набат, выстрелы, дымы… И кучер наш удрал. Не к добру все это и неспроста. А вы, миледи, не в обиду будь сказано, все ж таки шурия. Припомните, как мы по Эскизару ехали! Я уж пригляделся – народ сейчас горячий и суеверный, чуть что, за дреколье хватается, да и с войны, небось, ружей припрятано… Как бы не вышло чего, коли вы им покажетесь… О, слышите? Никак стреляют?
– Ну, довольно! – женщина сердито прервала его уговоры. – Хватит меня увещевать. В поместье так в поместье.
– Вот и хорошо, миледи, вот и славненько… – приговаривая, капрал усадил расстроенную шурианку в карету, тщательно прикрыл дверцу (а защелочки-то снаружи нету, вот жалость!) и взобрался на козлы. Развернуть тяжелый графский экипаж на обледеневшей дороге – тоже задача не из легких.
Грэйн
Зимние дни коротки, даже здесь, на материке. Конечно, по сравнению с той зимней ночью, что царит на Архипелаге, здешние куцые часы, когда солнце подслеповато щурится на заснеженные приграничные болота, и сошли бы за настоящий день, но разве что в запале погони. Хорошо, когда тебя подгоняет воля Локки, сила Огненной Луны греет не только душу, но и тело, а следом, едва не хватая за пятки, мчится Вольная Стая Маар-Кейл! Хуже, когда всего этого нет, и совсем уж невесело сломать лыжу посреди белого безмолвия замерзших топей. Но ролфи на то и ролфи, чтобы упрямо и терпеливо сносить капризы богинь. Грэйн, оставшись без поддержки своей Госпожи, и не подумала роптать. Хотя вот лыжа… с лыжей – это была уже совсем несмешная шутка. Но не эрне Кэдвен сетовать. Закон есть закон – если попользовалась удачей, изволь расплатиться, когда это угодно богам, а не тебе. Все честно: спасая возлюбленного, Грэйн исполнила не только волю Локки, но и собственное желание. И пора платить пришла очень быстро. Оставалось лишь уповать на то, что сложности обратного пути и есть плата…
Ролфийка устала. Да, дети Серебряной луны сильны и выносливы телесно, иногда настолько, что это кажется невероятным. Пробежать на лыжах приграничные болота за один переход. Справиться с шестеркой пусть сонных и нетрезвых, но здоровых мужчин. Все это можно, но без последствий эти подвиги останутся лишь при определенных условиях. Чтобы быстро и много бегать, хорошо драться и жарко любить, здоровая, достигшая полной физической зрелости ролфийка должна очень много есть, а потом долго и глубоко спать. Иначе не восстановить силы, и тело подведет в самый неподходящий момент. Вот как сейчас.
Грэйн все это, конечно, прекрасно знала. Потому и старалась в домике на болотах по большей части есть и лежать. Но… пищи в приюте заговорщиков нашлось не так уж много, и Джэйффу тоже требовалось немалое ее количество. А что до отдыха… Локка, они столько лет не виделись – какой тут, к змеям, сон?
И теперь, посреди снегов, она просто задремала на ходу, убаюканная белым однообразием, неудачно упала, и левая ее лыжа треснула. К счастью, вдоль. Идти дальше было можно, но уже совсем не с прежней скоростью. К тому же темнело, и ролфи, с тревогой поглядев на затянутое низкими снежными облаками небо, просто побоялась заблудиться и сбиться с пути. Говорят, диллайн умеют чуять верное направление каким-то особенным внутренним чутьем, навроде почтовых голубей. А ролфи – не умеют. Обычное же чутье, верный волчий нос, тут помочь ничем не мог – снег вокруг, а старую ее лыжню давно уже замело.
Ролфийка откинула заиндевевший шарф, которым закрывала лицо до самых глаз, и дыхание у нее мгновенно занялось от стужи. Холодно! Несмотря на руны, тщательно начертанные на теле, все равно кровь стынет. Нужно добавить сердцу огня, как говаривают на Конрэнте, иначе к рассвету оно превратится в ледышку. То есть – сожрать что-нибудь, очертить по нетронутой царственной синеве снега защитный круг, выкопать себе лежбище и спать, полагаясь на силу рунных плетений. Костер развести все равно не из чего…
Первыми всегда замерзают ляжки. Как ни сворачивайся клубком, как ни подтягивай колени к подбородку, тело есть тело, со своими выступами и впадинами. И выступы мерзнут сильнее. Грэйн уж и так, и этак крутилась в своей снежной «норе», а ледяной язык мороза все равно пробирался и сквозь рунную магию, и под толстое сукно зимней шинели. Не помеха ему ни форма, ни уставные подштанники, ни неуставная вязаная фуфайка. Ступни тоже коченели, но ляжки – сильнее. Тут и последний глупец поймет, что спать нельзя, но веки ролфийки смыкались сами собой, и даже лязгающие зубы не меняли дело. Идти дальше без отдыха она не могла и – засыпала, уплывала в пушистую темноту, хотя знала же – нельзя спать, нельзя!
Жаркое дыхание обожгло щеку. Грэйн с трудом разлепила ресницы – смерзлись, что ли? – и сперва даже не поняла, что это – черное, размытое – сидит рядом с ней и громко дышит, вывалив алый язык.
«Проснись, Верная!»
– А… Алчущий? – она не сразу вспомнила имя пса, но вспомнив, поняла: воля Локки исполнена, цель достигнута, вот и пришел ее срок. – Ты за мной?
Пальцев она не чувствовала, иначе потянулась бы погладить жуткую тварь, скалившую на нее зубы из тьмы. Теперь уже все равно, теперь это навсегда. Надо привыкать сразу.
«Вставай! Пока не кончилась ночь, надо бежать, Верная!»
И подтолкнул женщину узкой призрачной мордой. Грэйн вздрогнула от прикосновения. Своим двуногим, человеческим телом вздрогнула, не волчьим. Значит, жива? Но где тогда холод, так донимавший ее, и боль – доказательство жизни?
Маар-Кейл, неведомо зачем отставший от своры, будто понял.
«Потом. Боль, расплата, слезы – потом. Сейчас – бег, только бег по снегу! Вперед, Верная!»
– Локка послала тебя? – выламывая окоченевшее тело из снежной норы, едва не ставшей гробницей, спросила Грэйн.
«Нет, – пес мотнул головой, словно человек. Впрочем, возможно, он им и был… когда-то, пока не примерил черную шкуру Маар-Кейл и не подарил свое имя ветру ролфийского посмертия. – Не Огненная. Сам. Беги со мной!»
Эрна Кэдвен дернулась было привязать свои лыжи, но замерла. Пушистое покрывало зимних болот даже не проминалось под ее ногами, будто не на снегу стояла она, а на мощенном белым камнем полу.
«Наша тропа. Снежная Тропа. Мать Волков стелет ее под лапы, чтоб не сбился бег Своры. Нет ее верней, Верная! Иди по моему следу! Я поведу».
Грэйн не спрашивала больше ни о чем. По дороге сюда она все-таки оставалась человеком, женщиной, а теперь… Снежная Тропа сама стелилась под заиндевелые ролфийские сапоги, но ей-то казалось – волчьи лапы топчут серебряную дорожку богов, не ноги. О чем говорить с Маар-Кейл? Для них есть только охота, только бег. Или – не только?
Пограничное селение – то самое, где эрна оставила сани целую вечность назад, – мигнуло дальним огоньком у кромки болот. Неожиданно, слишком быстро, чтобы поверить.
«Я все-таки заснула там, в сугробе, – подумала Грэйн. – Заснула и замерзла насмерть. Теперь холод добрался до сердца, и…»
«Это была славная охота. Славная ночь. Сладкие души. Возвращайся еще, Верная, сестра. Мы будем охотиться, бежать вместе, петь вместе. Возвращайся потом. Ты можешь. Ты – наша!»
Это была благодарность, поняла Грэйн, глядя туда, где исчез Маар-Кейл. Благодарность, признание… не богов, а этих непостижимых тварей. Не слуги Лун они, эта Вольная Стая, совсем не слуги. А кто?
Когда-то к ней приходил белый волк Оддэйна, давно, до рождения Сэйварда. Потом – перестал. Грэйн гнала догадки на этот счет, не хотела думать о возможностях… Неужто теперь волчье место займет пес? Потустороннее родство! Братец Удэйн тоже, бывало, смотрел так – с каким-то нездешним любопытством в прозрачных глазах. Только у бывшего тива они были зеленые, а у черного пса – алые. Вот и вся разница между Маар-Кейл и человеком.
«Он тоже станет таким, когда ступит на Тропу, – думала эрна, пробираясь по сугробам к поселку. – Пес Локки, мой брат».
Когда она наконец-то ввалилась в затхлое тепло постоялого двора, боль пришла. И тогда Грэйн все-таки поверила – она осталась жива.
Джойана Ияри
Когда схлынула первая волна животного ужаса и откатилась вторая – страха за жизнь сына, бывшая графиня не на шутку призадумалась. Рамман давно уже не младенец – он взрослый сильный мужчина, владетель, знающий, что ему делать в критическом случае, и маленькая шурианская женщина ничем ему помочь не может, а скорее всего лишь усугубит своим присутствием и без того незавидное положение. Третьих в Янамари за последние двадцать лет любить больше не стали, и не стоит еще раз напоминать народу, каких кровей у графа мать.
Бывшая столичная интриганка – леди Алэйя в похожем случае постаралась бы спрятаться в норку поглубже и там пересидеть опасность. Невеста Священного Князя шмыгнула бы за спину Вилдайру, предоставив ему разбираться с обидчиками. А что делать Джойане Ияри – вот это вопрос. Янамари-Тай уже давным-давно не замок, за стенами которого можно укрыться от бунтовщиков и захватчиков. Да и сыщутся ли среди нынешних слуг желающие защищать шуриа от гнева народного? Вряд ли.
Джойана досадливо куснула себя за костяшки пальцев.
«Вот попалась, так попалась!» И эрны Кэдвен, как назло, рядом нет.
«Ну и куда же ты подевалась, Грэйн? Где тебя Маар-Кейл носят?» – безмолвно вопрошала до крайности обозленная шурианка.
Как, пес раздери, это по-ролфийски – не давать шагу ступить без спросу, когда кругом тишь да гладь, и растворяться в ночи без следа и предупреждения в час наибольшей опасности.
Но слишком долго клясть свою названную сестру за внезапное бегство Джоне не судилось. Быстро приближающийся стук подков по укатанной дороге, надсадный храп лошадей и резкая остановка кареты отвлекли женщину от невеселых раздумий.
– Эй! Сэйган! Что там такое?
А голосишко у шуриа, когда потребуется, выходит мерзкий – резкий, гнусавый, точно кошке на хвост наступили. Самое то, чтобы изображать капризную барыньку и добиваться желаемого.
Но бравый капрал не ответил. Тогда шуриа высунула голову из окошка, чтобы еще раз осведомиться о причинах задержки. И тут же спряталась обратно. Если ир-Сэйган принял пятерых вооруженных всадников за разбойников, то Джойана безошибочно опознала в них тивов. Было во всех диллайн, которые служили Предвечному, что-то неуловимо общее: хищный ненасытный блеск в глазах.
– Правь упряжку, куда скажу, – злобно зашипел один из преследователей.
– Еще чего! – возмутился ролфи.
Свой категорический отказ подчиниться каким-то проходимцам с большой дороги ир-Сэйган выразил крайне доходчиво – прицельной стрельбой.
«Все-таки у Вилдайра отличные солдаты», – отметила Джойана, когда в щелочку между шторами увидела, что нападавших стало трое.
– Н-но! Пошли, родимые! Держитесь, миледи!
От лихого удара кнутом лошади взвизгнули и с такой силой рванули вскачь, что Джона не удержалась и свалилась на пол кареты. Но это даже к лучшему вышло. Оставшиеся в живых тивы начали палить вслед, целясь то ли в возницу, то ли в лошадей. Несколько пуль просвистели над головой у шуриа, прошивая насквозь деревянные стенки. Одна, по всей видимости, угодила в отважного капрала, и он закричал от боли.
– Сэйган! Сэйган! Что с тобой? Держись! А!
Но держаться пришлось самой Джойане. Обезумевшие от стрельбы кони оборвали упряжь, карета перевернулась, и только нездешнее шурианское везение сберегло женщину в целости. Кувырком летела – коленки и локти в кровь, разорванная юбка на голове, но зато шею не сломала. Чудо, да и только!
– Сэйган!
Никто не отозвался. Совсем.
Нет, конечно, все люди смертны, но капрал-то был из породы «неуязвимых», из тех счастливчиков, кто и сам не верит в то, что с ним может беда приключиться, и которых смерть сама обходит сторонкой. Любому другому – сразу конец, а таким вот «сэйганам» хоть бы хны. Шуриа ли не видеть?!
– Кэйррон, отзовись немедля! – взвизгнула Джойана возмущенно. – Сейчас я выберусь и трепку тебе задам, мерзавец!
И чихвостила телохранителя последними словами, пока выбиралась из полуразвалившегося экипажа. Так всегда надо делать, чтобы напугать смерть, чтобы возмущенный несправедливостью обвинений дух раненого задержался в теле.
– Ишь, развалился! А ну перестань прикидываться! Сейчас же!
Шуриа уже бежала к распластавшемуся на снегу ролфи. Шлепнулась рядом, заглянула в глаза, стала тормошить.
– Живи, ир-Сэйган… – бормотала Джона, пытаясь на ощупь определить, куда пришлось ранение. – Не смей подыхать, как собака, на дороге…
Рука ее окунулась во что-то липкое и теплое. Нога? Бедро!
– А крови-то натекло! Скажи что-нибудь! Ну же!
Визг и дерганье за воротник помогли: Кэйррон очнулся и сразу же сунул женщине в руку револьвер.
– Ми-ле-ди… Они уже близко…
Да плевать она хотела на всадников с ружьями, на этих непонятных и опасных тивов, когда тут такое несчастье. Они еще пожалеют, что связались с шуриа. Сволочи!
Джона выстрелила по преследователям, не целясь, а потому не попала.
– Леди Джойана, соблаговолите… Ох!
Пришлось прицелиться тщательнее. Пуля из револьвера Джойаны просвистела возле головы того самого диллайн, которого шуриа посчитала главным – высокого, оранжевоглазого, длинноносого.
– Берегите патроны… – прошептал ир-Сэйган белыми губами. – И спасайтесь…
– Прости, Кэйррон, но тебя я здесь не оставлю.
В том, что слетевшиеся, как стервятники, бывшие тивы, бросят раненого парня умирать, Джона даже не сомневалась.
– Мы не причиним вам зла! – крикнул издали главарь.
«А вот это уже другой разговор».
– Вы уже это сделали! Ранили моего человека. – На морозе шурианка пищала детским фальцетом. – Кто вы такие и что вам нужно?
– Если бы ваш охранник не начал стрелять…
– Если бы вы не выскочили из лесу, словно грабители, и не окружили нашу карету…
– Господин Сид хотел всего лишь поговорить, да и вам будет безопаснее под его защитой.
– Ах, вот как! – Джона аж задохнулась от возмущения. – Это ваш-ш-шему доктору очень скоро потребуется моя защита!
Диллайн испуганно переглянулись.
– Почему?
– Сами узнаете, – отрезала шуриа. – Скоро ему небо с овчинку покажется. Допрыгался ваш докторишка.
Если бы каждое брошенное Джоной слово можно было выжать, как влажную тряпку, то по рукам бы яд стекал, столько злорадства в них содержалось.
– Но позвольте…
– Позвольте? Ах, это теперь называется «позвольте»? Теперь делайте, что хотите, но человека моего спасайте. Нечего на меня совиные очи таращить! У вас на лбу написано «тив».
Шуриа вошла во вкус. Даром, что ли, на Шанте скандал возведен в ранг искусства? И все двадцать лет Джойана Ияри развивала и совершенствовала унаследованный от предков дар превращать заурядную перебранку в смертельную битву. Впрочем, ее ролфийские предки, ежели судить по наклонностям Эйккена Янэмарэйна, тоже сдержанностью не отличались и любили злословить не хуже шуриа.
Именно его, Безумного Эйккена, интонации звучали в голосе Джоны, когда она взялась за обработку посланников доктора Сида.
– Недодавили, недодушили вас! Свили гнездо прямо в сердце Янамари, всему народу на погибель! Развели мертвяков!
В первые годы после отделения Файриста, когда обозленный многовековым обманом народ взялся за наведение справедливости в отношении служителей Предвечного, тивов сотнями вешали на воротах догорающих молелен. Традиция такая потому что. И бежать в Синтаф тоже оказалось небезопасно. Многие беженцы попросту исчезали. Аластарова разведка докладывала, что Херевард приносит человеческие жертвы, но прямых доказательств, кроме слухов, не нашлось. Впрочем, изгнанникам хватило и слухов. Кто-то остался в Файристе, сменив имя и род деятельности, кто-то подался в Конфедерацию и еще куда подальше от Эсмонд-Круга. У Благословенного Святого руки длинные. И цепкие.
Оранжевоглазый хрипло каркнул, пытаясь прочистить горло. Его сотоварищи напряженно молчали, словно воды в рот набрали. И на его тревожный взгляд отвечали деланым равнодушием. Мол, ты у нас главный, тебе и волшебствовать, а мы тут ни при чем.
– Миледи, я не могу! Мне запрещено, – взмолился подручный доктора Сида после очередной попытки пропеть заклинание.
Дух его пребывал в полнейшем смятении. И хотелось, и кололось, и доктор Сид не велел.
– Умели стрелять, умейте кровь ему затворить! – рычала шурианка. – И тащите к своему хозяину побыстрее. Уж его-то я чаровать заставлю.
– Это опасно, миледи! Херевард…
– Херевард далеко, а северяне близко.
Слова, возымевшие над бывшими тивами прямо-таки магическое действие.
Грэйн
Селение, а может, и городок, притулившийся на кромке болот, так и звался – Подболотье. По-идберрански – Ерцази, но двадцатилетней давности война ролфи с Идбером внесла поправки и в язык, и в ланд-карты. Ерцази – разве такое способна выговорить ролфийская глотка? Подболотье – и весь сказ!
Этого милого местечка, впрочем, война и не коснулась. Делать здесь было совершенно нечего. Никому, кроме редких охотников, беглых каторжников и вездесущих контрабандистов. Именно с контрабанды и кормилось все Подболотье, и потому странные гости тут никому не были в диковинку. Например, такие, как выползшая из заснеженных болот обмороженная ролфийка с ледяными сосульками вместо волос, осипшая и страшная, как неупокоенный мертвец. Дело привычное – из великих приграничных топей и не такое вылезает. Есть многое на этом свете, что и в страшном сне не привидится высоколобым мудрецам. И пусть весь цивилизованный мир смеется над байками о топляцах, ходягах и Дикой Охоте, а в Ерцази известно абсолютно точно – бывает всякое.
Янамарский возчик дождался Грэйн, хоть и не по своей воле. Ушлые подболотцы попросту свели у него лошадей, пока парень заливал пережитый страх на местном постоялом дворе. Впрочем, пистолет и золото в ролфийских руках гораздо убедительней просто золота, а облапошить янамарца – это ж вообще святое дело! Так что после визита эрны Кэдвен к местному градоначальству лошадки нашлись. Эрна же, в свою очередь, сделала вид, будто поверила в ужасную историю о сорвавшихся с коновязи и заплутавших в окрестностях конях, которых ловили, оказывается, всем Подболотьем.
