скачать книгу бесплатно
Соломонида Егоровна вошла было, и потомъ вернулась, проговоривъ съ грацiозной улыбкой: pardon, мусье! взяла позабытый на канапе платокъ и вышла.
– Что это такое? сказалъ Софьинъ, оставшись одинъ: мистификацiя или отчаянное безстыдство? Ей-богу, не понимаю.
Онъ задумался на минуту, потомъ поправилъ волосы, взглянулъ въ зеркало и сталъ з?вать по сторонамъ. Наскучивъ этимъ занятiемъ, Софьинъ принялся пересматривать модныя картинки, лежавшiй на стол?.
– Pardon, мусье, сказала Соломонида Егоровна, выходя черезъ н?сколько минутъ: я такъ долго заставила васъ ждать себя.
– Дай-ка, подумалъ Софьинъ, заговорю я съ ней по французски. Можетъ, она на этомъ дiалект? умн?е, ч?мъ на своемъ природномъ. – Вы, сказалъ онъ по французски, оставили меня при самомъ интересномъ занятiи. Пересматривая эти картинки, я удивлялся своенравiю моды, которая такъ любитъ повторять себя.
– Вуй, мусье, отв?чала Соломонида Егоровна, и въ тоже время устремила безпокойный и нетерп?ливый взоръ на боковыя двери.
– Не помню, кто-то зам?тилъ, продолжалъ Софьинъ все на томъ же язык?, что мода сваливаетъ свои изд?лiя въ одну кадушку; наполнивъ ее до верха, она переворачиваетъ кадушку верхъ дномъ, и снова начинаетъ брать старое съ маленькими лишь прибавленiями да перем?нами.
– Да-съ, сказала Соломонида Егоровна по русски и какъ-то напряженно и взволнованно: мы получаемъ это прямо изъ Парижа.
– Что такое? спросилъ Софьинъ тоже по русски.
– Вы говорите о Журнал? Модъ? отв?чала Соломонида Егоровыа, покрасн?въ страшно.
– Да, точно такъ-съ, о журнал?-съ, сказалъ Софьинъ, опустивъ глаза.
– Я, признаться, хорошо ни разслушала васъ. Мои мысли были заняты не такими пустяками… это все д?ти… говорила Соломонида Егоровна, стараясь, сколько можно, поправиться.
– Вотъ теб? и нафранцузилъ! подумалъ Софьинъ. И что за охота болтать, какъ попугай, н?сколько затверженныхъ словъ, обманывая лишь добрыхъ людей? Ну, барыня!..
Дверь отворилась и вошла… но это была не та д?вица, которую Софьинъ вид?лъ на кладбищ?. Вм?сто юнаго, миловиднаго личика, предстало ему одутлое, калмыковатое лицо д?вы, при которой ужь не говоритъ о л?тахъ; вм?сто заст?нчивости и наивности, просв?чивавшихъ въ каждомъ движенiи, въ каждомъ взгляд? юной знакомки Софьина, въ этой съ перваго же раза бросалась въ глаза какая-то бойкость и самоув?ренность. Она вошла см?лой и даже н?сколько гордой поступью, и бросивъ невнимательный взглядъ на гостя, подошла къ Соломонид? Егоровн? и поцаловала ея руку.
– Рекомендую, ma chеre, мусье Софьинъ. Мусье Софьинъ, дочь моя Елена.
Софьинъ поклонился; мадмуазель кивнула ему головой и ус?лась рядомъ съ матерью.
– А Marie? спросила Соломонида Егоровна.
– Од?вается еще, мамаша душечка.
– Вотъ ужь возится-то! Не привыкла еще, знаете, продолжала Соломонида Егоровна, обращаясь къ Софьину, не привыкла къ порядочному туалету. Въ этихъ заведенiяхъ все хорошо, только ужасъ какъ мизерно д?тей содержатъ. Никакого н?тъ вниманiя ни къ званiю, ни къ состоянiю д?вицы.
– Мн? кажется, сказалъ Софьинъ, что такое уравненiе вс?хъ званiи и состоянiй есть одно изъ лучшихъ средствъ образовать характеръ д?вушки.
– Д?вушки, можетъ быть, но не д?вицы, зам?тила, вздернувъ верхнюю губу, m-elle Елена.
– А разв? между этими словами есть какая нибудь разница?
– Я думаю, подхватила Соломонида Егоровна. Д?вица – это значитъ благородная д?вица; а д?вушка – это просто д?вушка, с?нная, горничная.
– Извините, сказалъ улыбаясь Софьинъ; я досел? не зналъ такого тонкаго различiя…
– Отъ того-то, ?дко зам?тила Елена, вы и полагаете, что уравненiе званiй и состоянiй образуетъ характеръ д?вицы.
– Не только полагаю, но даже утверждаю.
– А я, сказала Соломонида Егоровна, утверждаю и докажу вамъ, что это скор?й портитъ, ч?мъ облагороживаетъ характеръ д?вицы. Какая нибудь тамъ дочь выслужившагося чиновника привыкаетъ къ несвойственной ей фамилiарности съ такими изъ своихъ подругъ, которыя выше ея и по званiю и по состоянiю. А д?вица съ значенiемъ становится наряду съ творенiями, которыя потомъ у себя дома ничего не увидятъ богаче ситцеваго платья. Ну, довольно того, что я едва могла отучить мою Мари отъ этихъ упрашиванiй да умаливанiй. Сами посудите, п?тъ, чтобы приказать тамъ какой нибудь горничной просто: принеси молъ или подай проворн?й; н?тъ, надо, видите, прибавить: сд?лай милость, или пожалуста. Да чего, наша Алёнка всегда была Алёнкой, а теперь, по милости моей дочки стала Еленой; говоритъ, что нельзя переиначивать имени, что при крещенiи дано; тудажь филсофствуетъ. Сами посудите, мусье Софьинъ, на что это похоже? Какаяжь будетъ разница между Еленой д?вкой и Еленой барышней? Я хоть и мать, но должна признаться, что у моей институтки дурной тонъ. Да-съ, дурной-съ, прибавила Соломонида Егоровна, подм?тивъ на устахъ гостя неосторожно мелькнувшую улыбку, дурной, ув?ряю васъ. А гд? он? его набираются? Въ заведенiяхъ этихъ, – гд?жь больше? Елена моя воспитывалась дома, а могу сказать, что понимаетъ себя во сто разъ лучше какой нибудь тамъ вашей институтки.
Елена поц?ловала руку доброй матери; а Софьинъ, наклонивъ голову, переминалъ края своей шляпы.
– Вы были въ Петербург?? ни съ того, ни съ сего отозвалась Елена.
– Былъ, отв?чалъ Софьинъ, поднявъ голову.
– Давно?
– Давно.
– Значитъ, ваши св?д?нiя о Петербург? absolument отстали отъ современности?
– Можетъ быть.
– Comment?
– Я говорю: можетъ быть.
– Вы любите музыку?
– Къ несчастiю.
– Почему же, къ несчастiю?
– Потому что у насъ въ город? играютъ много, а слушать нечего.
Софьинъ, какъ легко можно зам?тить, былъ въ прескверномъ расположенiи духа.
– Вы злы, какъ я вижу, сказала Елена.
– По невол? будешь золъ, когда озлобятъ! сказалъ Софьинъ какъ-то отрывисто, но потомъ, какбы спохватившись, онъ прибавилъ: я говорю о зд?шнихъ артисткахъ. Всякая старается словно оглушить васъ безпардонной колотней; вс? копируютъ Листа, какъ будто этотъ фортопьянный волтижеръ можетъ быть для кого нибудь образцомъ. Ни одна не посов?туется съ изящнымъ вкусомъ; ни одна не поговоритъ съ своимъ сердцемъ. Трудности выполненiя, хаотическая б?готня звуковъ – вотъ все, что вы увидите у лучшихъ нашихъ пiанистокъ!.. Извините однакожь, я слишкомъ вдался въ меломанiю. Это одна изъ моихъ слабостей, прибавилъ Софьинъ улыбнувшись.
– И очень прiятная слабость, подхватила Елена.
– А вотъ, заговорила Соломонида Егоровна, станете бывать у насъ почаще, такъ услышите мою Елену. Она брала уроки у лучшихъ петербургскихъ артистовъ, и могу похвалиться, что играетъ такъ, какъ зд?сь и не слышали никогда.
– Ахъ, maman, vous me flattez, сказала Елена, ц?луя руку н?жной матери. Но при такомъ строгомъ критик?, какъ мусье Софьинъ, я играть ни за что не стану.
– Что вы это говорите, ma chеre. Вы играли при значительныхъ артистахъ, я т? отъ васъ были въ восторг?,– какъ же посл? этого…
– А слышали вы, перебила Елена, monsieur Софьинъ, какъ поетъ Марiо?
– Н?тъ, не слышалъ.
– Это божественно! это очаровательно! Посл? него никого нельзя слушать.
– Я слышалъ Рубини.
– Что Рубини!..
– Вы изволили его слышать?
– Хоть и не слышала, но кудажь ему противъ Марiо? Ахъ, это божественно! Да какой къ томужь онъ милашка! Не правда ли, мамаша душечка?
– Елена моя восторженная артистка, съ улыбкой сказала Соломонида Егоровна.
– Ахъ, мамаша душечка, да какъ же не быть въ восторг? отъ такихъ людей, какъ Марiо?
– Всежь онъ не бол?е какъ п?вецъ, съ достоинствомъ сказала Соломонида Егоровна.
– Но знаете ли, мамаша душечка, я еще въ Петербург? слышала, что въ него влюбилась какая-то княгиня и женится съ нимъ.
– Женится съ нимъ, – какъ это вы говорите? зам?тила Соломонида Егоровна.
– Ахъ pardon! я ужасно дурно говорю по русски, сказала Елена, обращаясь къ Софьину.
– Это немножко странно! Вы русская и дурно говорите по русски.
– Не хочу! р?зко отв?чала Елена.
– А, это другое д?ло.
– Въ Петербург?, сказала Соломонида Егоровна, во вс?хъ лучшихъ обществахъ, гд? мы ни бывали, не говорятъ по русски.
– Позвольте усомниться.
– Я васъ ув?ряю. Связи наши позволяли намъ бывать запросто въ самыхъ аристократическихъ домахъ; только шагъ черезъ порогъ, – bonjour, bonjour и потомъ пошли ужь все по французски да по французски. Je vous assure, мусье Софьинъ.
– На какомъ же язык? вы говорили? бухнулъ Софьинъ вовсе некстати. Если такiя особы, какъ вы, уважали языкъ русскiй, то не понимаю, ктожь бы осм?лился пренебрегать имъ.
Этотъ глуп?йшiй комплиментъ поправилъ грубую выходку Софьина. Соломонида Егоровна, вспыхнувшая было отъ гн?ва, совершенно успокоилась и торжественно проговорила: уважать языкъ народный должно бол?е всего.
Дверь снова отворилась и вошла знакомка Софьина. Она дурно была причесана, хоть платье, сид?вшее на ней какъ то неловко, не уступало въ богатств? платью сестры.
– А вотъ и знакомая ваша! проговорила Соломонида Егоровна, благосклонно улыбаясь Софьину. Ахъ, ma chеre, гд?жь у васъ браслетъ-то?
Д?вушка покрасн?ла, какъ маковъ цв?тъ и робко поглядывала то на мать, то на сестру. Соломонида Егоровна съ неудовольствiемъ покрутила головой и указала сконфуженной дочери на кресло подл? себя.
– Какъ вы неловки, Марья Онисимовна! сказала она, обдергивая на ней платье.
Софьинъ гляд?лъ на свою знакомку и съ лица его изчезало недовольство. Такъ съ зелен?ющаго поля сб?гаетъ т?нь, отраженная мимоходящимъ облачкомъ.
– Скученъ, конечно, показался вамъ нашъ городъ, сказалъ Софьинъ, обращаясь къ Marie.
Marie взглянула на мать и не отв?чала ни слова.
– Чтожь вы молчите, сударыня? Отв?чайте же! сказала Соломонида Егоровна.
– Одно ужь пос?щенiе вами кладбища, продолжалъ Софьинъ, гд? я им?лъ счастiе въ первый разъ васъ встр?тить, могло привести меня къ такому заключенiю.
– Ч?мъ же тутъ городъ виноватъ? проговорила Marie. Онъ, конечно, не столица; но гд? есть люди, какъ тамъ скучать? А пос?щенiе нами кладбища было совершенно случайно. На канун? того дня былъ у насъ Пустовцевъ…
– Желалось бы, сказалъ Софьинъ, нам?ренно отклоняя р?чь отъ Пустовцева, чтобъ ваше доброе мн?нiе о город? осталось при васъ и посл? ближайшаго съ нимъ знакомства. Впрочемъ отъ такого снисходительнаго судьи, какъ вы, нетрудно ожидать этого.
– Мы вс? хороши, сказала кобенясь Соломонида Егоровна, пока насъ св?тъ не испортилъ.
– Т?мъ прiятн?е встр?тить неиспорченное, что испорченнаго этимъ св?томъ очень много, сказалъ Софьинъ непростительно-дерзко.
Но Соломонида Егоровна не нашла въ этомъ особенной дерзости; она даже на всякiй случай затвердила про себя эту сентенцiю. Вообще Соломонида Егоровна страхъ какъ любила афоризмы и высокопарныя аксiомы, и ч?мъ запутанн?й и краснор?чив?й была сказанная при ней сентенцiя, т?мъ больше она работала головой, стараясь запомнить ее. При первомъ же случа? она пускала ее въ ходъ, не заботясь о томъ, кстати ли ея выходка или некстати. Все д?ло въ томъ лишь бы сказать, а тамъ какъ себ? знаете. Останавливался при такой странной выходк? вошедшiй въ азартъ разскащикъ, желая знать, съ какого конца и какой нитью пришита къ нему сентенцiя Соломониды Егоровны, но не добившись толку, продолжалъ разсказъ свой обыкновеннымъ порядкомъ. А между т?мъ Соломонида Егоровна оставалась совершенно довольною, разр?шившись отъ бремени, долго тяготившаго ея память, и вполн? была уб?ждена, что между слышавшими ея сентенцiю есть же какой нибудь не вертопрахъ, который пойметъ всю оной силу и премудрость.
– Чегожь сталъ, дуралей? послышался въ прихожей какой-то звонкiй, д?тскiй голосъ. Шинель снимай!
– Это Жоржъ, сказала Соломонида Егоровна, н?жно улыбаясь. Какъ это хорошо, что онъ прi?халъ! Теперь вы познакомитесь со вс?мъ моимъ семействомъ, мусье Софьинъ.
Софьинъ взглянулъ въ отворенную дверь залы. Тамъ проходилъ мальчикъ, л?тъ пятнадцати съ папироской во рту. Од?тъ онъ былъ совершенно какъ взрослый; длинный жилетъ на ц?лый вершокъ видн?лся изъ подъ фрака, застегнутаго на одну верхнюю пуговицу; толстая золотая ц?почка съ массивнымъ замкомъ вд?та была въ посл?днюю петлю жилета; б?лыя перчатки, уже порванныя, были неукоризненно чисты, и только цв?тной, ярко-оранжевый галстухъ н?сколько гармонировалъ съ возрастомъ мальчишки франта.
– Чортъ побери, maman, сказалъ онъ, вб?гая въ гостиную, и вм?сто того, чтобъ стянуть изорванную уже перчатку, онъ обрывалъ ее по кускамъ. – Нечего сказать, нашла время, когда д?лать визиты! Никого не засталъ дома. Вс? въ какой-то должности, что ли.
– Рекомендую вамъ моего Жоржа, сказала Соломонида Егоровна.
Мальчишка дерзко взглянулъ на Софьина, вым?рялъ его глазами съ головы до ногъ, и не выпуская изо рта папироски, медленно подошелъ и подалъ ему руку. Посл? этой прод?лки онъ взбросилъ на голов? рыжеватые волосы, развалился въ кресл?, положивъ ногу на ногу, и продолжалъ курить папироску, пуская кольцами дымъ къ верху.
– Я его готовлю въ Артиллерiйское Училище, заговорила Соломонида Егоровна. Про его способностяхъ, при нашихъ связяхъ онъ далеко можетъ пойти. Знакомые наши: сенаторъ Чернушкинъ, князь Балобанъ, князь Чеверидзевъ, графъ Верховитскiй, – да мало ли? вс? они съ удовольствiемъ помогутъ мн? въ этомъ случа?.
– А вы гд? учились? спросилъ мальчикъ, пуская дымъ прямо въ лицо Софьину.
– Я учился тамъ, гд? вамъ еще сл?дуетъ учиться, серьезно отв?чалъ Софьинъ.
– Н?тъ, извините; гд? вы учились, тамъ я ужь нав?рно не стану учиться. Вы учились для штатской, а я буду учиться для военной.
– Наука, мой другъ, везд? одна.
– Н?тъ, не одна. Съ иными науками я и знаться не хочу. Филька! крикнулъ онъ. Папироску!
– Жоржъ мой, сказала Соломонида Егоровна, им?етъ удивительныя способности. Его приготовлялъ въ Петербург? полковникъ Паделеръ. Онъ говорилъ мн?, что ему никогда не случалось встр?чать такую быстроту соображенiя, такую находчивость. Можете вообразить, мусье Софьинъ, какъ это прiятно особенно материнскому сердцу!
– Вы какiе курите папироски? спросилъ Жоржъ, не поднимая головы и выбирая папироски изъ ящика, который держалъ передъ нимъ лакей.
– Никакихъ.
– А я курю Спиглазовскiя; другихъ и въ ротъ не беру. Сов?тую и вамъ курить Спиглазовскiя.
– В?рно, я не дождусь Онисима Сергеевича, сказалъ Софьинъ, поднимаясь съ кресла.
– Да, не скажу, чтобъ онъ могъ быть скоро, отв?чала Соломонида Егоровна. Пов?рите-ли, – отдыха, б?дный, не знаетъ. Такой, я вамъ скажу, ревнительный до службы; всюду самъ. Тамъ эти сов?тники да секретари такъ только, для счету, а то все онъ, все онъ. Самъ министръ ставилъ его всегда въ образець…
