скачать книгу бесплатно
– Каждый костер для нашего, любящего зрелищ, пополо он сделает праздником, – тоном, предупреждающим какие-либо возражения прокуратора, заключил понтифик.
Увидев впервые Бильдунга, прокуратор от удивления потерял-таки дар речи. Едва сдерживая всклокотавший глубоко в горле смех, он выдавил:
– Это вы?.. Вы аббат Карл Бильдунг?..
И не выдержал. Ударив себя по ляжке, громко расхохотался. Бенедиктинец, как не странно, не обиделся. Он все понял.
– Вы, синьор, представляли меня мавром? – расплывшись добродушной улыбкой, кротко спросил он.
Не в силах произнести ни слова, прокуратор закивал.
– Это шутка Его Святейшества. Он за глаза называет меня «Жгучим брюнетом», а когда я появляюсь…, реакция у всех такая, как у вас.
Не прошло и трех месяцев, как кличка аббата стала звучать отнюдь не смешно. Он жег людей и устраивал по этому поводу грандиозные шабаши. И пополо, веселясь и беснуясь, в экстазе проклинал заживо горящих в кострах еретиков. И если в их обезумевшем сознании зарождалась жалость, то связана она была с быстротечностью происходящего действа… Пополо ждал с нетерпением следующего костра. Звона церковных колоколов, возвещавших римлянам об очередном поражении дьявола, забравшегося в тело выродка…
В такие дни, едвали не спозоранок, по улицам города ходили хоры священников, самозабвенно поющих жизнерадостные молитвы. А за хорами тащились повозки с бочками вина, доставленными сюда из самых разных италийских монастырей. Горластые монахи наперебой расхваливали свое вино. Одни до хрипоты орали, что оно у них самое крепкое. Другие кичились букетом напитка. Третьи, надрывая горло, доказывали, что глоток их вина убережет тело христианина от бесовского вторжения, ибо оно приготовлено по секретнейшему рецепту, выработанному Святой Инквизицией… А все вместе они, по строжайшему приказу Жгучего брюнета, никому в питие не отказывали. «Пей!.. Пробуй!.. Сравни!..» – зазывали они и, подмигивая, щедро наполняли протягиваемые им кружки дешевым, но убойным хмелем.
И пьяный пополо, распевая скабрезные песни, валил на Кампо ди Фьоре (2), где уже наготове стояла пирамида из хорошо просушенных поленьев, внутри которой, для «ехидны в образе человеческом», возвышался постамент . Сновавшие в толпе монахи зорко следили за буйствующими и, подбирая среди них наиболее крикливых и наглых, сбивали их в группы, а затем вели к воротам тюрьмы. Там, на всем пути до Площади цветов, вдруг оказывались овощные лавки с гнилыми овощами, фруктами, яйцами. Это тоже было делом рук Жгучего брюнета…
Ближе ко времени казни в храмах начинались торжественные богослужения, предававшие анафеме бесовское семя. Начинались они с божественной литургии в храме Святого Петра, когда с протяжным скрипом открывались тюремные ворота и вслед выступившим оттуда монахам, облаченным с ног до головы в черное, и, держащим перед собой кресты, выезжала повозка. В ней, трясясь всем телом, в стальной клетке покачивался бледный призрак безбожника.
Поднимался рев. Вопил опоенный Ватиканом Рим. В узких прорезях монашеских капюшонов метался первобытный страх. Дикое скопище могло раздавить, растоптать, разметать… Но и здесь у Жгучего брюнета было все схвачено. Монахи, за ночь, поставившие здесь на каждом шагу лавки с гнильем, умело орудуя, оттесняли наиболее взъярившихся людей…
Под этот рев, который докатывался до Кампо ди Фьоре и приводил в жуткое оцепенение собравшихся, на специальное каменное возвышение с чинным
спокойствием выходил весь состав Святой инквизиции. Именно в тот самый момент. Не раньше и не позже… Так положено было по сценарию Жгучего брюнета. Поговаривали, что одеяния, в коих выходили к пополо инквизиторы, предлагал и рисовал портным все тот же Жгучий брюнет.
В представлении, которое ставил аббат, он продумывал каждую мелочь. И становился невменяемым от гнева, если что могло как-то испортить его спектакль… Как сейчас, когда Бильдунг носился по двору косматым факелом, раздавая направо и налево затрещины.
10.
Джузеппе, наблюдая за ним со стороны, едва сдерживал улыбку.
– Что случилось, Карл?! – наконец выкрикнул он.
_________________
2.Кампо ди Фьоре – в Риме Площадь цветов
– А, Кордини! – обрадованно кинулся к нему аббат.– Хорошо, что ты здесь. Помоги!… Посмотри на повозку. На ней везти Ноланца, а она без двух колес… Вчера еще стояла целенькая. Сам проверял… Воры поганые!
– Бестии! – пробухтел дознаватель. – Не беда, Карл. Сейчас я их заставлю…
– Сделай милость. Возьми на себя… Мне надо на площадь… Потом посмотреть, готово ли вино, лавки…
Закончить, однако, аббат не успел. Он снова взвился, словно кто шилом ткнул ему в зад.
– Рогоносцы!.. Недоноски!.. Бочка с маслом… Она до сих пор здесь. Ну, вот видишь, Джузеппе, – жаловался Бильдунг. – Ее еще вчера должны были перебросить на площадь, к штабелям… Какой олух забыл?!…Разорву! Пущу по миру!…
Кордини покачал головой. Он хорошо понимал разгневанного церемониймейстера. Не облей доски тем маслом, костер может не заняться. Потлеет, а при такой ледяной измороси с ветром возьмет и погаснет. Позор выйдет. Люди начнут судачить, мол, небеса были против приговора Святой инквизиции.
– Иди, Карл. Я позабочусь обо всем, – успокоил он церемониймейстера.
– Вот спасибо! Вот выручил…
Бильдунг развернулся, чтобы удалиться, но невнятное бормотание дознавателя остановило его.
– Что?! Что ты сказал, Джузеппе?
– Да странные, говорю, вещи творятся. Колеса, масло… – и взяв под руку аббата, Кордини зашептал:
– Вчера в таверне люди болтали, что кто-то из наших хочет облегчить смерть Ноланцу… Может, кто выстрелит со стороны. С крыши, например… Может, проломит камнем череп, а может, что другое…
– Да ну!? – вскинулся Бильдунг. – Ты уж смотри в оба, Джузеппе.
Кордини начал свою игру. Он хорошо знал дотошного аббата. И постарался подкинуть ему такое, что тот до конца представления будет как чесоточный ерзать. Подозрения загрызут бедолагу. Сейчас, наверняка, он подумывает об усилении охраны по пути следования кортежа от тюрьмы до Кампо ди Фьоре. Расшибется, но сотню монахов пригонит… В общем, загрузит себя работой. Джузеппе это знал и именно этого добивался…
Озадаченно почесывая гриву, Бильдунг вышел со двора. Спустя пару минут вернулся.
– Джузеппе, – позвал он,– ты когда станешь надевать Ноланцу намордник?
– Дождусь тебя.
– Вот хорошо. Дождись! – сказал и вприпрыжку выбежал вон.
Подозвав капрала, Джузеппе, тяжело глядя ему в глаза, вполголоса распорядился:
– Колеса достать хоть из-под земли. Думаю, часа хватит поставить телегу на ход…
– Хватит, синьор! – гаркнул капрал, ринувшись выполнять отданный без рукосуйства приказ.
– Стой, капрал! – не повышая голоса, остановил его Кордини. – Ты смотри у меня. Не справишься – будешь иметь дело со мной… И еще вот что. Бочонок с горючим маслом подкатите вон к той стене… Все понял?!.. Командуй!
Оставив кондотьеров, Джузеппе направился к сторожевому помещению, где оставил, принесенную им из дома сумку. Она сейчас ему понадобится. В нее, украдкой от жены, он запихал две непочатые банки с темно коричневой, густой жидкостью. Супруга частенько покупала ее у аптекаря, посоветовавшего мазать этой тягучей массой ноющие ревматизмом суставы хозяина. На удивление Джузеппе странное снадобье помогало ему. Называлось оно нафитью(3). Его привозили издалека. И стоило
____________
Нафить – доставляемый всему миру из Азербайджана, лечебная нефть ,нафталан.
оно кучу денег. Имело оно и другое любопытное свойство…
Однажды, он по ошибке вместо горючего масла дал соседу нафити, чтобы разжечь печку. А тот не посмотрев все содержимое выплеснул на дрова. Поленья вспыхнули мгновенно, зато поднялся такой чад, такой повалил дым, что всем показалось: начался пожар. Злополучная нафить закоптила весь дом.
Джузеппе вспомнил о той истории, когда пообещал нотарию что-нибудь придумать и помочь. Нафить, сообразил он, напустит столько дыма, что Доменико воспользуется этим.
Отомкнув затычку, Джузеппе выплеснул из бочонка немного чистого горючего масла, а вместо него влил всю имеющуюся у него нафить.
Час спустя, улыбаясь до ушей, капрал докладывал:
– С телегой все в порядке. Как новенькая.
Осмотрев ее, Джузеппе заставил кондотьеров прокатиться на ней. И остался доволен работой.
Светало. Шел седьмой час утра. Бильдунг все не появлялся. «Теперь забот у него по горло», – подумал дознаватель.
Тюремный двор заполняли все новые и новые люди, назначенные в сопровождение повозки с приговоренным. Среди них расхаживал и Паскуале. И тут Джузеппе осенило.
– Как вовремя ты пришел, – подозвав его к себе с неподдельной радостью воскликнул Кордини. – Аббат приказал этот бочонок поручить доверенному человеку. Его надо доставить на площадь.
– Всегда к вашим услугам, синьор Кордини, – польщенный дружеским расположением грозного дознавателя, откликнулся он.
– Прекрасно! Бери кого хочешь и действуй!
Бильдунга все не было да не было. На это, в сущности, Джузеппе и рассчитывал. Положив руку на плечо капрала и крепко сдавив его, дознаватель тихо и жестко сказал:
– Когда придет Жгучий брюнет, скажешь: я только-только пошел к Ноланцу. Когда бы ни пришел – только-только. Понял?!
– Понял, синьор.
Одобрительно кивнув, Джузеппе направился в камеру смертника. Ему позарез нужны были несколько минут побыть наедине с Джорди. Переброситься парой фраз, кое-что передать, попрощаться. При Бильдунге это, разумеется, не удастся. Он до последнего не спустит глаз ни с него, ни с Ноланца. Не отлучится даже по нужде.
Сложность заключалась в другом. В день казни в камеру обреченного могли войти судья, прокуратор и Бильдунг. Караул эту инструкцию выполнял четко. Но, как правило, к осужденным на смерть Кордини проходил вместе с ними. Так что караул воспринимал дознавателя как исключение из правил. А мог и не воспринять. Чем черт не шутит.
Джузеппе решил подстраховаться. Открыв дверь, ведущую в подземелье, он остановился и, глядя в сторону, где только что стоял с капралом и где никого сейчас не было, Джузеппе гаркнул:
– Передай Жгучему брюнету, что я пошел примерять Ноланцу намордник…
Караульные, конечно же, слышали эхом отозвавшиеся в каземате слова дознавателя. Никому и в голову не пришло остановить его.
Бруно, увидев брата, встал.
– Наконец-таки, Джузи! Я так ждал тебя.
– У нас мало времени, Джорди, – предупредил дознаватель.
– Эх, сейчас бы мне перо да бумагу, – мечтательно протянул Бруно.
– Чудак! Тебе сейчас бы крылья.
– Через час с небольшим, братишка, – горько усмехнувшись, говорит Бруно, – я получу их.
Джузеппе обнял брата и, превозмогая горловой спазм, прошептал:
– Джорди, тебе прощальные поцелуи… От мамы, Антонии, от меня…
Джордано тоже, обхватив его, тихо проговорил:
– Спасибо за все, что ты мне сделал. И прощай… Тетушке Альфонсине и Антонии передай, что я их любил и люблю больше жизни… Поверь, братишка, я ни в чем не виноват.
– Даже если бы ты был виноват тысячу раз, я все равно на твоей стороне… Но я ничего не могу поделать… Не могу спасти… Прости…
– Ты – рядом, и это главное.
– Слушай, Джорди. Слушай внимательно… Антония передала флакончик с каким-то средством… Его ничего не стоит раздавить. Сразу лишишься чувств… Сделаешь это на костре… Сейчас придет Жгучий брюнет. При нем я буду зажимать тебе язык. Когда надавлю на плечо начинай мычать, таращить глаза и рваться из пут… Тогда я его зажму несильно. Под язык положу «подарок» Антонии. Уже по пути язык выскользнет из-под замка. Когда подожгут, раскуси флакон… Запомни: когда подожгут…
– Раньше не стану, а позже буду вынужден, – отшутился он.
– Кажется, идет, – прислушиваясь к звукам в коридоре, прошептал Кордини.
Поспешно чмокнув брата в щеку, Бруно сел на стул, к которому, вместо спинки, приделали в форме креста две доски. К вертикальной, ремнями и зажимами, прикреплялась голова, а к поперечной – привязывались руки.
– Кордини! – вбежав в камеру, позвал Бильдунг. – На минутку выйди. Ты мне нужен.
Прикрыв за собой плотно дверь, он спросил:
– Ничего подозрительного не заметил?
– Нет, Карл. А ты?
– Люди ведут себя не совсем обычно. Все прут сюда, к тюрьме.
– Кто-то подстрекает, – подлил масла в огонек Джузеппе.
– Подзуживают… Подзуживают… Хотят под шумок, – соглашается аббат. – Но я пригнал еще триста монахов. Расставил их в самых уязвимых местах. На улицах и крышах… Пусть только попробуют…
Потом Бильдунг засуетился.
– Прокуратор с судьей, – глядя, по верх плеч дознавателя, вполголоса сообщил он и тихо прошипел:
– О наших подозрениях – ни слова.
– Синьор Бильдунг! – окликнул Вазари. – Надо поторапливаться. Через полчаса в храме Святого Петра начнется божественная литургия.
– Знаю, Ваше преосвященство. У нас все готово,– отзывается Жгучий брюнет, распахивая перед ними дверь в свинцовую камеру.
11.
Беллармино кивнул. Жгучий брюнет махнул рукой. Рим ударил в колокола. Промерзшие на Кампо ди Фьоре хористы запели ликующую молитву. И с четырех сторон четыре монаха-доминиканца с зажженными факелами прошествовали к пирамиде сложеных дров, внутри которой стоял привязанный к столбу Джордано Бруно.
Он был спокоен. Не дергался. Не плакал. И глаза его не бегали в страхе. Они неотрывно смотрели на нотария, словно просили: «Не подведи, мальчик».
Тополино это видел. Но он действовал строго по совету Джузеппе. Он ни на шаг не отставал от Паскуале. Куда тот – туда и он.
– Что это Ноланец уставился на горбуна? – с тревогой в голосе спросил Бильдунг дознавателя.
Джузеппе пожал плечами.
– Да еще что-то суетится, – продолжая наблюдать за канцелярщиком, беспокоится Жгучий брюнет.– И под одеждой что-то прячет. Мне это не нравится, Джузеппе.
