скачать книгу бесплатно
Человек с того света
Лев Аскеров
Читателя ожидает острый, захватывающий и необычный сюжет повествования и оригинальная идея трактовки пространства-времени!
Лев Аскеров
Человек с того света
Все бессмысленно. Все неисправно. Наш мир состоит из множества не пригнанных друг к другу шестеренок. И дело здесь не в механизмах, а в Часовщике. Не хватает Часовщика.
Антуан де Сент-Экзюпери
Не знаю, право…
Не знаю, кто из двоих моих спецредакторов препроводил, предлагаемый вашему вниманию, роман этим эпиграфом. Я, во всяком случае, к нему никакого отношения не имел. Он был отпечатан на отдельном листке и приклеен к первой странице рукописи.
Может быть, эпиграф предложил ныне здравствующий и находящийся в отставке бывший президент МАГа – Международного Агентства по исследованию глобальных проблем человечества – профессор Сато Кавада?.. Вполне возможно.
Не исключено также, что его отстукал на машинке старший научный сотрудник Московского Института Человека, который просил сохранить инкогнито и не указывать его фамилии…
Комментарии и замечания, как и того, так и другого, читатель обнаружит на страницах этой книги.
Вместе с тем, считаю необходимым подчеркнуть следующее. Он, эпиграф этот, кто бы из них его не присовокупил к роману, на мой взгляд, как нельзя лучше отвечает замыслу всего повествования. Надеюсь, читатель разделит мое мнение. И согласится с Экзюпери. И не только с ним.
Автор
ЛОГМАН ХАДЖИ ИСМАИЛ
( Пролог )
«Бисмиллах рахман рахим!»1 – в страхе озираясь в темноте, воскликнул он.
В комнате самозабвенно заливались сверчки, а на дворе голосами тех же сверчков, кузнечиков и прочей пугливой и невидимой живности, пела ночь. Стояла благостная, ничем не потревоженная тишь.
Напугала жена. Схватив его за плечи и, прижавшись к нему, она по-своему, по-франкски, шептала: «Не пущу. Не пущу…».
Ей что-то приснилось. То ли дом её детства в далеком королевстве франков, то ли свирепые рожи корсаров с окровавленными клинками ятаганов, то ли свора шакалов, преследовавших её в сыпучих барханах степи Гозэль-Ганнан…
…Он её нашел там, в изножии угрюмой и сухой тысячелетней старухи – горы Шарр. В песках, день и ночь поющих, печальные песни…
Их караван возвращался из Мекки домой. В Медине они задержались, и Исмаил, совершавший хадж2 в святые места, упросил старшину каравана – шемахинского купца Джамаладдина бека пойти через чёрную пустыню Харат-Хайбар, чтобы увидеть своими глазами и услышать ушами это сотворенное Аллахом чудо – Поющие пески. Другому Джамаладдин бек отказал бы. Всё-таки Гозэль-Ганнан в двух фарсангах3 от караванного пути. Но просил не кто-нибудь, а сам логман4 Исмаил. Теперь Хаджи Исмаил. Врачеватель персидского шаха Омара и всего Ширазского двора.
Логман не раз оказывал ему, Джамаладдину беку, различные услуги в Ширазе. Помогал от души, бескорыстно. На то были свои причины. Джамаладдин помнил его отца – грозного кази, судью шемахинского хана. Рассказывал ему о нём. Когда Джамаладдин говорил о последнем часе его родителей, на глаза Исмаила набегали тяжёлые горошины слез.
…Родители были убиты на рассвете дня 26-го раджаба 1094 года по хиджри… Будущему логману Хаджи Исмаилу шёл четвёртый год…
Он очнулся от ушиба. Больно ударился головой. Помнит, как над ним проносились кони. Много коней. Со взмыленных их крупов на него шлепками падала пена. Животы коней летели над ним так, словно кто-то огромный и сильный бросал через кусты терновника, где он лежал, тугие бурдюки с водой… Помнит, что не плакал. Понимал: надо затаиться. Надо молчать. Вокруг рыскали всадники. Они искали его. Долго они шныряли по склону, пока, ругаясь, проклиная и богохульствуя, не ускакали восвояси. И тогда Исмаил стал хныкать. В терновнике, едва живого, нашла его родная бабка. И он помнит, как она рыдала над ним и безумно смеялась. А когда успокоилась, сказала: «Запомни, внучек, сегодня 26-го раджаба 1094 года ты, родившись заново, пришел в этот мир сиротой…»
_______________________________________________________
1 «Во имя Бога милостивого и милосердного!» (араб.) – заклинание, произносимое мусульманином.
2 Хадж – паломничество в Мекку к мусульманской святыне Каабе или в Медину, к могиле Мухаммеда, считающееся у мусульман актом благочестия.
3 Фарсанг (араб.) – мера длины, соответствующая 6-7 километрам.
4 Логман – у восточных народностей мыслитель, целитель всех недугов.
До этого кровавого события он, казалось, не жил. Не помнил себя. Разум прозрел его под копытами убийц его родителей. Именно тогда пришло к нему осознание себя. Именно тогда. Как жил до разбойного набега на Шемаху, Исмаил не помнил, а вот после мог рассказать о каждом прожитом дне своём – что чувствовал, что думал, что видел.
Бабка увезла его в Шираз к своему старшему сыну, Ахмеду аге, служившему там придворным астрологом. Он-то и воспитал Исмаила. Пристрастил к наукам. А когда мальчику стукнуло тринадцать, дядя с ним отправился в Бухару, где определил в медресе изучать медицину. Это было лучшее учебное заведение Востока, в стенах которого ещё витал дух великого Абу Али Ибн Сины. Преподавать здесь считалось за честь. Сюда съезжались лучшие знатоки Ислама, философы, астрологи и лекари.
Исмаил постигал искусство врачевания под руководством знаменитых теоретиков и практиков лечебного дела. Они научили его готовить лекарства, взглядом проникать в существо человеческое, прикосновением пальца унять боль, распознавать недуги… Дали в руки ему ключи к сотням болезней. Он обучился мастерству приготовления лекарств и умел зашифровывать их рецепты в стихотворных образах. Чтобы какой-нибудь невежда не воспользовался ими и ие погубил бессмертной души человеческой…
Когда Исмаилу исполнилось двадцать один год, по решению Верховной гильдии логманов-врачевателей Востока, он, в числе трёх лучших выпускников медресе, получил рекомендательные письма к лекарям Тибета и Индии, достигшим совершенства в искусстве исцеления… Путешествие свое, продолжавшееся чуть менее пяти лет и обогатившее его величайшими познаниями во врачевании, было неожиданно прервано в Калькутте, где он практиковал, у почитаемого за бессмертного, йоги Бану.
На калькуттском базаре Исмаил случайно встретил ширазского купца, который, не зная с кем беседует, с прочими новостями сообщил, что известного астролога Персии Ахмеда агу с позором изгнали из Двора. И он теперь влачит жалкое существование…
Исмаил поспешил в Шираз. Купец не врал. Дядя неудачно истолковал знамения ночных светил, предвещавших, по его мнению, крах Персии и его владыки. Он, конечно, не стал объявлять об этом Его Величеству шаху Омару. Повелители гневаются, когда небеса устами рабов вещают не то, что им нужно. Словно не они нукеры в чертогах Аллаха, а сам Аллах у них в услужении. Всё было бы хорошо, если бы Ахмед ага не поделился столь опасной новостью со своими коллегами…
Лишённый милости Двора астролог бедствовал. Он со своей многочисленной семьёй ютился в лачуге на окраине города. После возвращения приёмного сына, к нищенской лачуге Ахмедаги сначала робкими струйками, а потом толпами хлынули страждущие и больные со всей Персии.
Шираз заговорил об искусном исцелителе, логмане Исмаиле. Он творил чудеса… Злые языки при дворе отговаривали шаха Омара и его сановников удостоить вниманием новоявленного логмана, оказавшегося приемным сыном опального астролога. Но искусство логмана было сильнее завистливых языков. Чванливый Двор, втайне от соглядатаев, по одному приходил на поклон к врачу.
Началось с несчастного случая, происшедшего с сыном богатейшего в Персии заргяра1 Амина. Юноша упал с коня и повредил позвоночник. Созываемые к одру несчастного, знахари в бессилии опускали руки. «Смирись, Амин. Твой сын навеки будет прикован к постели. Такова воля Аллаха. И никому из смертных не дано поднять его», – так сказал, сам лекарь Его Величества, Моше ага.
Логману Исмаилу, как врачу, этот случай не давал покоя. Вовсе не потому, что ему хотелось в пику своему коллеге Моше, поставить на ноги покалеченного юношу. Просто долг целителя и знания, почерпнутые им в долгих странствиях и, лежавшие всуе, разрывали его изнутри и упорно требовали: «Иди, логман, к Амину». С травмами подобного рода в горах Тибета справлялись даже захудалые знахари. А он, Исмаил, практиковал под взыскательным
_______________________________
заргяр (азерб) –ювелир.
оком, лучших врачевателей Тибета.
И пошёл Исмаил к заргяру Амину. Осмотрел юношу и сказал: «Не столь тяжки грехи сына твоего, чтобы Аллах так жестоко мог покарать его… Я помогу тебе, Амин… Под покровом темноты перевези мальчика ко мне домой… У тебя прошу одного. Никому не говори куда ты отправил своего сына. Через три месяца, если Аллах нам поможет, он собственными ногами придет к порогу отчего дома.»
Так оно и вышло. В назначенный срок, правда, прихрамывая, юноша переступил порог родного дома. А спустя некоторое время, благодаря предписанным логманом упражнениям, у юноши прошла и хромота
На радостях и во исполнение назира – слова, данного перед ликом божьим, – заргяр Амин три дня кормил всех нищих и обездоленных Шираза. А как-то ночью он привел к логману первого везиря двора, хана Османа. У восьмилетней внучки хана после падения с веранды дома, стал расти горб…
И вот, когда логман выправил горб несчастной, его пригласил к престолу могучий шах Персии Омар.
При дворе Исмаила любили и ненавидели, восхищались и завидовали. Но любую просьбу логмана выполняли безоговорочно. Знали, завтра он может понадобиться. И он не откажет. Ведь лучшего врача Шираз не знал.
И мог ли такому человеку отказать Джамаладдин?..
…Исмаил, как зачарованный, слушал песню дюн. Было безветренно, а струящиеся пески Гозэль-Ганнана вызванивали щемящую сердце мелодию. Словно кто-то невидимый трогал тихо струны саза и они, отзываясь, исторгали надрывный напев.
– То плачут души неверных, – шепчет купец.
– Тихо, бек,– прислушавшись к чему-то, перебивает логман. – Не слышишь?!
– Слышу, Хаджи Исмаил… Плач гяуров слышу, – говорит купец.
– Нет, бек… Где-то стонет человек.
И за таявшим на глазах барханом он увидел ее… Сначала израненные босые ноги, потом полузасыпанное тело и только после этого разглядел размётанные, одного цвета с жёлтым песком, волосы. Лицо и руки её были обожжены солнцем. Исмаил взялся за её тонкое запястье. Пульс едва-едва бился. «Жива!» – обрадовался он и, словно выхватив из раскалённых углей, поднял ее на руки.
– Оставь её, логман… Беглянка она – не видишь разве? Её обязательно ищут.
– Нет, бек, не возьму я греха на душу.
От звука голосов веки её дрогнули. В серых, с поволокой, смертельно усталых глазах беглянки промелькнула слабая искра надежды, которая тут же погасла, исчезнув за розоватыми шторками опалённых век. Потрескавшиеся от жажды губы тихо и внятно что-то выговорили. Язык Исмаилу был непонятен.
– Видишь, логман, иностранка она. Оставь её, прошу тебя. Не навлекай беды на караван, – взмолился Джамаладдин.
– Нет! – отрезал Хаджи Исмаил. – Я – врач. Мы ходим под Богом, но в тени величайшего из логманов – Гиппократа, завещавшего нам, врачам подлунного мира: «Не оставь страждущего, не отвернись от молящего о помощи».
Столкнувшись с непреклонным упорством всегда мягкого и уступчивого логмана, купец после некоторого раздумья решил:
– Хорошо… Только ехать будешь в хвосте каравана… Чуть что, да не в обиду тебе, скажем, что ты пристал к нам по дороге… Согласен?
– Согласен, – продолжая держать девушку на руках, сказал Исмаил.
– Не обижайся, логман. Я ведь веду 80 человек. И не могу рисковать ими.
– Я понял тебя, бек. Иди к каравану. Продолжай свой путь, – уже без прежней неприязни проговорил он.
– Хаджи! – остановившись в отдалении, крикнул купец. – Я пришлю сейчас тебе твою арбу и коня. Пригонит служанка моя Фатма.
Посылая Фатму, купец, по-видимому, знал, что делает. По двум мимолётным фразам, оброненным найденной девушкой, Джамаладдин припомнил, что и его рабыня некогда объяснялась на похожем языке. И точно. Фатма оказалась уроженкой тех же мест, откуда была беглянка. Правда, за долгие годы рабства она порядком подзабыла речь предков своих, но не настолько, чтобы не понять и не объясниться с девушкой. Как только Фатма услышала первые фразы, произнесенные девушкой в бреду, она, обняв её, горько, навзрыд расплакалась.
– Хаджи, девушка из страны франков, – успокоившись немного, сообщила Фатма. – Судя по тому, что бедняжка сейчас лепечет, их корабль недавно захватили пираты… Как и меня когда-то. Только мне было тогда четырнадцать лет… А теперь вот 35…
Логман скрипнул зубами. «О Аллах, почему?! Почему ты в души людские вложил столько жестокости?.. Каково им, потерявшим и потерявшимся в этом мире?»
Не знал Хаджи Исмаил, что поднял в песках судьбу свою. Не знал, что она, эта иноземка, которой он с величайшей осторожностью обрабатывал раны и осторожно смазывал от ожогов лицо, станет женой его перед могущественнейшими богами и людьми.
До Багдада было семь дней пути. За это время он узнал, что её зовут Мария, что она из состоятельной семьи. Живет с отцом. Мать умерла, когда ей исполнилось семь лет. С тех пор отец её никуда от себя не отпускал. Не захотел оставлять её одну в Париже и в этот раз, когда стало известно, что ему во главе королевских дипломатов следовало выехать в Египет.
Египетская знать хорошо встретила посланников короля франков. Им устраивали пышные приёмы, возили по городам и показывали экзотические достопримечательности своего прекрасного края. А однажды, когда отец уехал на встречу с одним из влиятельных сановников, группа оставшихся посланников решила прокатиться на, любезно предоставленной им, галере. Пригласили они и Марию…
У одного из живописных островков, куда подошла их галера, на них напали корсары. После жестокой резни, оставшихся в живых пираты привезли в порт Джидду. Оттуда они должны были погнать их на невольничий рынок. В портовой сутолоке Мария сумела затеряться и бежать.
Выслушав от Фатмы историю беглянки, Исмаил велел передать, что он ей не советует уходить от него в Багдаде. Всякое может там с ней случиться. Однако через полгода он собирается в Европу и поможет ей вернуться на родину, а пока, в качестве гостьи приглашает её к себе в Шираз. Фатма долго и горячо в чём-то убеждала девушку, а потом сказала:
– Хаджи, Марию устраивает твое предложение. Она просит передать, что отец заплатит за её содержание столько, сколько ты попросишь у него.
Мария испытующе посмотрела на своего спасителя и, обернувшись к Фатме, с певучей картавостью выговорила длинную тираду. Фатма кивнула.
– Хаджи, – перевела она, – девушка просит дать самую святую клятву, что ты сдержишь своё слово.
Исмаил остановил коня, извлек из внутреннего кармана тисненную золотом книжку Корана и, трижды поцеловав и коснувшись ею лба, торжественно произнес:
– Клянусь!.. Я сдержу свое слово.
Мария счастливо улыбнулась… Он уже тогда полюбил её. Её лицо, глаза, улыбку, диковинный говорок…
По прибытии в Шираз, Мария, описав свою одиссею, послала отцу письмо. Исмаил отдал его старейшине каравана, отправлявшегося в Рим. Через несколько месяцев из Парижа пришел ответ.
Маркиз де Марфон писал:
«…Дочка, я рыдал от счастья. Целовал каждую строчку, написанную тобой… Ты себе представить не можешь, в каком состоянии я уезжал из Египта. Был на грани помешательства… Его Величество был необычайно добр ко мне. По приезде в Париж король удостоил меня титула маркиза и вознаградил двумя тысячами дукатов…
Его Величество намеревается снарядить миссию в Персию. Я приложу усилия, чтобы возглавить её. Это будет скоро…
Твоему спасителю самые душевные приветы. Бог воздаст ему сторицей… Я на коленях прошу его беречь тебя…
Думаю, скоро, очень скоро обниму я мою девочку и увезу с собой…
Я рассказал Его Величеству о твоём чудесном спасении и твоем спасителе, который, если я правильно понял, является личным лекарем персидского монарха…»
А спустя полгода двор шаха Омара торжественно встречал дипломатическую миссию короля Франции, которую возглавлял отец Марии маркиз Эдуард де Марфон… Шах и его ближайшие сановники были донельзя изумлены тем, что дочь везиря короля франков, прибывшего в Шираз, была спасена от верной гибели логманом Хаджи Исмаилом и нашла приют в его доме.
У ног шаха Омара франки сложили привезенные ими от короля богатейшие подарки. А маркиз де Марфон зачитал фирман своего монарха о награждении персидского брата, помазанного, как и он, Богом на престол, высшим орденом Франции «Золотой лев».
Вместе с французами Шираз направлял в Париж ответную миссию во главе с везирем Османом ханом. В персидской посольской свите находился и логман Хаджи Исмаил, осыпанный милостями шаха и двора за проявленное мужество и благородство, достойное Персии и правоверного мусульманина.
В Париже логман Хаджи Исмаил втайне принял христианскую веру, как и Мария в Ширазе – магометанскую. В католическом соборе логмана нарекли Леоном де Персоном, а Марию в Ширазской мечети – Мединой. Они венчались по двум обрядам…
Логман Хаджи Исмаил, с согласия везиря Османа хана, которого попросил сам король Франции, остался в Париже еще на несколько месяцев… А когда они с Марией вернулись, двор встретил логмана с явной отчужденностью.
В нём все так же нуждались. Все так же обращались за помощью. Но всё чаще и чаще логман ловил на себе подозрительные взгляды особой монаршьей охраны. Шах перестал приглашать Хаджи Исмаила к себе на философские беседы и к застольям…
Причину этого охлаждения, чреватого нежелательными последствиями, объяснил Хаджи Исмаилу его дядя Ахмед ага.
– Сынок, пойми меня правильно… – заговорщически, оглядываясь по сторонам, шептал он. – На тебя, по злому навету, смотрят как на лазутчика… Будь осторожен…
А через несколько дней логмана неожиданно вызвал к себе шах Омар. Монарх встретил врача с подчеркнутой вежливостью. Без той привычной логману теплоты, свидетельствующей о дружеском расположении шаха.
– Логман, нам стало известно, что ты позволил себе грубо нарушить шариат…– вымолвил он.
– В чём это выразилось, Ваше Величество? – осторожно спрашивает Хаджи Исмаил.
– Ты взял в жёны кафирку… Уважаемое нами духовенство в гневе, – тяжело, исподлобья буравит его шах.
– Государь! Шейх может подтвердить вам, что жена моя, Медина ханум, вошла в лоно нашей веры. Она строго соблюдает её законы…
Шах с ленивой небрежностью приподнимает руку. Хаджи Исмаил умолкает.
