скачать книгу бесплатно
Хотелось бы подчеркнуть, что главной целью «Я-концепции» является поиск идентичности, профилактика «кризиса идентичности», который возникает практически всегда, в особенности в условиях коренных сдвигов общественного сознания. При формировании «Я-концепции» теоретически важно удержать в памяти события далеких прошлых лет. «Человек может не быть тем же человеком, которым был много лет тому назад, – пишет Дж. Боджини (1988). – Но всю жизнь он поддерживает ощущение индивидуальности, как некоей суммы телесных ощущений, мыслей и чувств» [Баджини Дж. Уловка эго, 2011]. Между тем, это и есть внутренняя цельность и непрерывность собственной «Я-концепции».
В свое время Ж.-П. Сартр [Сартр Ж.-П. Бытие и Ничто, 1943], поддерживая мысль о целостности личности говорил о том, что «человек можем изобретать самих себя и строить жизнь так, как он хочет». Дж. Милля (1806—1877), С. Крипке (1940—2022) были солидарны в том, что «человек – есть тот, кто он есть» [Милля Дж. О свободе, 1859; Крипке С. Именование и необходимость, 1972]. Между тем, Д. Юм (1911—1776) отрицал существование отдельной полноценной личности, или человеческого «Я» [Юм Д. Исследование о человеческом разумении, 1748].
Для того, чтобы выжить в этом мире и удовлетворить законные запросы своего разума, человек должен, помимо последовательности, достичь состояния соответствия своему времени и пространству. В этом аспекте, «Я» должен учитывать многое «Я» и, прежде всего, «социальное Я». Причем, не только тогда, когда хочется преуспеть в социальном окружении. «Я» может быть идентичен себе только в том случае, если является индивидом, то есть отличается от других людей, а также ждет признания себя с их стороны в рамках общих интересов и ценностей. Лишь выбрав, каким ему быть, только найдя свое место в социальной иерархии разных людей и функций, «Я» может достичь новой и стабильной идентичности. Между тем, идентичности угрожает сила – неумолимое время, которое, в конечном счете, может разрушить идентичность человека самому себе.
По мнению В. Хесле (2012), «кризис идентичности» является самым болезненным жизненным переживанием», глубина которого зависит от того, сколько факторов нарушено. Разные факторы и причины могут усиливать друг друга, скажем, сомнения относительно ценностей, которым следовал человек до кардинального перехода, забвения прошлого и отчуждение людей. Естественно, сомнения и забвения того, что было в прошлом – это положительные моменты, так как уничтожаются иллюзии и наиболее «неудобная» часть того самого прошлого. Между тем, все это способствует развитию человека на будущее.
Каковы аспекты осмысления «Я» в философии? Понятие «Я» появляется у Р. Декарта (1596—1650) в качестве мыслящего субъекта и выражены в его афоризме: «Я мыслю, следовательно, существую» [Декарт Р. Размышления о первой философии, 1641]. Такое понимание «Я» утверждается и в рационалистической традиции новоевропейской философии. Для Г. В. Лейбница (1646—1716) специфическим отличием разумных душ является способность к саморефлексии, постижению «Я», тогда как в противоположность этому Д. Юм, размышляющий с позиций эмпиризма, видел в «Я» не субстанцию, но лишь «пучок восприятий», объединённых ассоциативными связями [Лейбниц Г. Теодицея, 1710; Юм Д. Исследование о человеческого разумении, 1748].
В «критической философии» И. Канта (1724—1804) проводится различие между эмпирическим «Я» и трансцендентальным «Я» [Кант И. Критика чистого разума, 1781]. Эмпирическое «Я» отражает внутреннее чувство, а трансцендентальное «Я» – это априорное единство сознания. Нужно отметить, что «Я» в акте самосознания лежит в основе всей философии И. Фихте (1762—1814). Для Г. Гегеля (1770—1831) «Я» – это сущность и абсолютный предмет самосознания как простого для-себя-бытия, тогда как А. Шопенгауэр (1788—1860) определяет «Я» как тождество метафизического (воли) и физического (интеллекта) [Гегель Г. Феноменология духа, 1807; Шопенгауэр А. Мир как воля и представление, 1818].
С. Кьеркогер (1813—1855) противопоставляет абстрактному и бессодержательному абсолютному «Я» И. Фихте конкретное эмпирическое «Я» повседневного опыта [Кьеркогер С. Страх и трепет, 1843]. В феноменологии Э. Гуссерля (1859—1933) тезису о «случайности» мира противостоит тезис о «Я», совершающем интенциональные акты сознания.
Каковы же аспекты осмысление «Я» в психологии? «Я» – субъективное представление и переживание собственной личности, – таково мнение большинства авторов [Гуссерль Э. Наблюдения, 1912]. У. Джеймсом (1842—1910) были выделены два аспекта «Я», открывающиеся в самонаблюдении: наблюдающее и познающее, «Я», отчётливо переживаемое, но про которое ничего нельзя сказать, и наблюдаемое, или познаваемое, «Я» – то, что субъект может сообщить о себе («Я-концепция») [Джеймс У. Прагматизм, 1907].
З. Фрейд (1856—1939) в своей трёхчленной концепции психики понимал «Я» как сознательную инстанцию, контролирующую действия субъекта на основе принципа реальности, противопоставляя её импульсивному иррациональному «Оно». Выдвинутое К. Г. Юнгом понятие «самости» рассматривалось им в качестве главного из архетипов коллективного бессознательного, задающего конечную перспективу развития личности – обретение ею целостности в процессе индивидуации. Дж. Мид (1863—1931) в концепции целостного «Я», формирующегося через усвоение отношения других людей, выделил «моё», выражающее воспринятые субъектом социокультурные нормы и установки конкретного сообщества.
А каковы же аспекты осмысления «Я» в социальной психологии и психологии личности? Г. Олпорт (1897—1967) выделил следующие аспекты «Я-концепции»: во-первых, телесная самость, ощущение границ своего тела; во-вторых, чувство самоидентичности; в-третьих, чувство самоуважения вследствие успешного решения задач; в-четвертых, ощущение принадлежности себе части мира, понятие «моё»; в-пятых, образ себя, понимание видения себя другими, переживание внешних оценок; в-шестых, реалистичное мышление; выбор жизненных целей, поиск смысла; в-седьмых, самосознание, синтезирующее все остальные аспекты.
К. Хорни (1885—1952) показала, что здоровое развитие личности опирается на осуществление «реального Я», а подмена его стремлением реализовать «идеальное Я» ведёт к разным вариантам невротического развития. К. Роджерс (1902—1987) выявил, что здоровое развитие и сближение между «реальным Я» и «идеальным Я» вытекает из опоры на собственный опыт и открытость ему, в противовес опоре на внешние оценки, и разработал подходы к укреплению позитивной самооценки.
«Я-концепция» изучалась многими исследователями (У. Джеймс, К. Роджерс, Э. Эриксон, Ч. Кули, Дж. Мид, Р. Берне, И. Кон, Л. Гримак, И. Кулагина, Л. Фридман и др.). К. Роджерс, раскрывая природу человека, в качестве основного мотива поведения указывает его стремление к актуализации. Актуализация «Я» (самоактуализация) состоит в стремлении индивида развиваться в направлении все большей сложности, самодостаточности, зрелости и компетентности. Воспринимая «Я-концепцию» и «Я» как синонимы, К. Роджерс определяет «Я» как «структурированный непротиворечивый гештальт, состоящий из представлений свойств «Я» как субъекта и «Я» как объекта.
Некоторую ясность в этот вопрос вносит Р. Бернс (1759—1796), который разработал структуру «Я-концепции» в виде иерархической системы. На ее вершине находится глобальная «Я-концепция», включающая всевозможные грани индивидуального самосознания. Очевидно, она включает в себя всю совокупность установок индивида, направленных на самого себя. Следует отметит, Э. Эриксон (1902—1994) в своей периодизации личностного развития выделил поиск идентичности (ответ на вопрос «кто я?») в качестве важнейшей задачи в подростковом возрасте.
Психологами описан ряд различных «эго-состояний», позволивший выделить качественно различающиеся аспекты «Я», получила развитие концепция «возможных Я» (Х. Маркус), в которой ставится акцент на изучение потенциальных вариантов изменения себя в перспективе будущего. В экзистенциальной психологии особое внимание уделяется «внутреннему центру» активности (Р. Мэй, Дж. Бюджентал), лежащему в основе способности человека к «самодистанцированию» (В. Франкл), активного отношения к самому себе. По К. Юнгу, целью и результатом самопознания является выработка личностью системы представлений о самом себе («образ-Я»).
В психологических исследованиях «образ-Я» выделяют несколько автономных характеристик, подлежащих измерению, которые, по мнению И. Кона (1928—2011), и дают оценку уровня самосознания. Таким образом, все представления относительно своего «Я», которые субъект деятельности принимает как само собой разумеющееся, организуются в систему «Я-концепции». Последняя, по мнению ряда исследователей (Р. Берне, И. Кон, В.П.Зинченко, Д.А.Леонтьев и др.), в свою очередь, подготавливает необходимые условия и реализует непосредственно процесс развития личности профессионала. Даже в житейской практике можно часто услышать фразы типа «он создал самого себя», «он собрал самого себя». Еще Э. Гуссерл писал о том, что «Я» выполняет функцию сборки как организации себя в трансцендентальном горизонте своих возможностей в живом настоящем.
Г.Ф.Гегель (1770—1831) писал о том, что базовым механизмом сборки самого себя выступает онто-рефлексия, основными функциями которой является: во-первых, определение и выстраивание границ психики; во-вторых, собирание и связывание их в некоторые психические целостности; в-третьих, организация психических деятельностей при движении к основаниям собственной активности (М. Мерло-Понти, Т. Метцингер). Теория автопоэзиса (У. Матурана, Ф. Варела, Н. Луман) делает акцент на самостроительстве, что следует понимать, как целенаправленную организацию своей активности в конкретных условиях жизнедеятельности. Н.Д.Гордеева, В.П.Зинченко считают, что рефлексия должна быть непременным признаком любого действия, претендующего на целесообразность и разумность.
Центральным механизмом онто-рефлексии является сопоставление: во-первых, оценки ситуации; во-вторых, оценки своего собственного состояния; в-третьих, оценки возможностей действия с ситуацией. В этих процессах онто-рефлексия позволяет человеку охватить собственную жизнь в широкой временной перспективе, создавая тем самым целостность, непрерывность жизни, позволяя субъекту необходимым образом перестроить свой внутренний мир и не оказаться всецело во власти ситуации. Тем не менее, более конструктивно процесс собирания себя следует рассматривать в рамках «Я-концепции».
Таким образом, собирание себя есть определение границ своего присутствия в мире посредством различных видов и форм онто-рефлексивной активности. Человек собирает себя как «Я-концепцию», которая и есть он сам, но процесс этот не так прост и имеет свои особенности. «Я-концепция» – это базовый механизм самосборки и реализации определенных ценностно-смысловых образований, которые определяют человека (М.М.Бахтин). При этом «Я-позиция» вырабатывается самой личностью, отличается своей мотивационной и смысловой наполняемостью, ролевыми превращениями, направленностью на будущее.
По сути, человек и есть его обобщенная «Я-концепция» как механизм самосборки, конечно, с учетом отработанных и усвоенных социокультурных механизмов, в том числе и в аспекте «зеркального Я» (Ч. Кули). Интересно то, что нередко для того, чтобы собрать и связать себя, а значит, установить и культивировать для себя закон, то есть устойчивые причинно-следственные взаимосвязи, человек как бы отгораживается от своего окружения.
Итак, «Я-концепция» – это совокупность представлений человека о самом себе, о том, какими качествами и характеристиками он обладает. Она возникает постепенно, в процессе социального взаимодействия и самопознания, сплавляется из множества частных образов своего «Я» и дает человеку ощущение самотождественности и идентичности. В этом плане, мое жизнеописание и «Я-концепция» имеет свою логику. Мой зигзагообразный трудовой и творческий путь с резкими переменами и перепадами представляет собой яркий пример возможной судьбы ученого, так, что при составлении своей «Я-концепции», руководствовался логикой Сенека (4—65 до н.э.) «Долог путь поучения, но короток и успешен путь примеров».
Первоначально «Я-концепция» во многом зависит от внешних воздействий, но сформировавшись, начинает выполнять самостоятельную роль – самого себя, свой опыт и весь окружающий мир человек воспринимает, находясь под ее влиянием. В этом аспекте, «Я-концепция», очевидно, действует как внутренний фильтр, проходя через который весь жизненный опыт человека осмысливается и получает значение. В своей автобиографии Конфуций (551—475 до н.э.) отмечал: «В пятнадцать лет я обратил свои помыслы к учебе [Конфуций. Беседы и суждения, V в. До н. э.]. В тридцать лет я обрел самостоятельность. В сорок лет я избавился от сомнений. В пятьдесят лет я познал волю неба. В шестьдесят лет я научился отличать правду от неправды. В семьдесят лет я стал следовать желаниям своего сердца». В этом смысле, согласно утверждению психологов, функции «Я-концепции» заключаются в следующем: во-первых, это достижение внутренней согласованности личности; во-вторых, это интерпретация жизненного опыта; в-третьих, это определение ожиданий человека в отношении своего будущего.
Известно, что столкновение противоречащих друг другу представлений, чувств, идей, относящихся к представлениям человека о себе, вызывает у него ощущение психологического дискомфорта. В этой связи, человек всячески пытается этого избежать, предпринимая действия, способствующие достижению утраченного равновесия, стараясь избежать внутренней дисгармонии. Так достигается внутренняя согласованность личности, а это, между тем, является приоритетной задачей «Я-концепции». Ведь сложившаяся «Я-концепция» обладает свойством самоподдержания, благодаря чему у человека создается ощущение своей постоянной определенности, самотождественности.
Именно это, как было отмечено в главе I, мотивировало меня на создание своей «Я-концепции». Хотя, если честно, то я боялся и боюсь, что мне когда-то и кто-то напомнят мне слова Н. Бора (1885—1962) «Ваша идея, конечно, безумна. Весь вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы оказаться верной» или же слова Г. Гельмгольца (1821—1894) «Требуется хорошая систематизация, чтобы не потеряться безнадежно в лабиринте учености».
Нужно отметить, что даже при относительной жесткости «Я-концепции» человек сохраняет возможности для адаптации к меняющимся внешним условиям, для самоизменения и развития, необходимых для решения стоящих перед ним задач. Неожиданное осознание неадекватности существующего «Я-образа» и вызванное этим замешательство и далее последующее исследование, направленное на поиск новой идентичности, более соответствующей реальности и является процессом самопознания и формирования адекватной «Я-концепции», который, кстати, продолжается всю жизнь. Кто знает, может быть и прав А. Франс (1844—1924), которому принадлежит афоризм: «Ученые весьма часто отличаются от нормальных смертных способностью восхищаться многословными и сложными заблуждениями». Очевидно, что скептиков в отношении моего «Я-концепции» будет немало. Но, это уже судьба.
Психологическая школа А. Адлера (1870—1937) выделяют три основных уровня «Я-концепции»: во-первых, непосредственно сами знания и убеждения человека (когнитивная составляющая или «Я-образ»); во-вторых, переживания человека в связи с этим (оценочная составляющая, самооценка); в-третьих, как человек ведет себя в действительности (поведенческая составляющая). Компоненты «Я-концепции», во-первых, тесно взаимосвязаны друг с другом, а, во-вторых, обладают относительно самостоятельной логикой развития. Причем, они стремятся к внутренней согласованности и непротиворечивости.
Существует закономерность: во-первых, новый опыт легко усваивается, если соответствует представлениям человека о себе, а, во-вторых, если ожидания и действительность не совпадают, включаются защитные механизмы психики, которые помогают человеку интерпретировать происходящее таким образом, чтобы оно соответствовало его «Я-образу». Так или иначе «Я-концепция» тесно связана с самосознанием и представляет собой результат, итог работы этого процесса [Адлер А. Стремление к превосходству, 2017].
По мнению Э. Эриксона (1902—1994) стабильность «Я-концепции» обеспечивает человеку чувство уверенности в направлении своего жизненного пути, в восприятии своих различных жизненных ситуаций как единого непрерывного в своей преемственности опыта. Другая функция «Я-концепции» – это интерпретация жизненного опыта, когда, проходя через фильтр «Я-концепции», информация осмысливается, и ей присваивается значение, соответствующее уже сформировавшимся представлениям человека о себе и о мире. Еще в молодости людей, я, в зависимости скорее от жизненной активности и стиля поведения, условно разделял на три категории: «лидирующие»; «колеблющие»; «отстающие». При этом к «лидирующим» относил людей, которые по природе своего живого ума, воли, способностей, решительности далеко уходят вперед, тогда как к «отстающим» – людей, которые рано понимают свой небольшой умственный потенциал и активность, а потому уже свыклись с мыслю замыкать конец.
Что касается категории «колеблющейся», то, на мой взгляд, к их числу можно отнести людей, которые обладают определенным потенциалом и способностью, а потому не раз и не два пытаются догнать «лидирующих», но каждый раз терпят неудачу, понимают, что они в силу своей природы и способностей никогда не смогут нагнать их, а потому разочаровано сбавляют свою активность. Однако, в скором времени замечая, что те самые «отстающие» люди уже наступают им на хвост и, чтобы оторваться от них вновь прибавляют хода все ближе нагоняя впередиидущих. Вот-так вновь цикл повторяется. В назидании именно таким вот ученикам Аристотель (384—322 г. до н.э.) писал: «Ученикам, чтобы преуспеть, надо догонять тех, кто впереди, и не ждать тех, кто позади». В этом плане, я отношу себя к категории «колеблющихся» людей.
Признаться, я часто ставил перед собой непомерные цели, а не получив ожидаемого результата, сдавался, впадал в уныние и панику, но в следующий момент, как бы «восставал из пепла», прибавлял ходу за погоней уже новой, как оказывалось позже, снова нереальные цели. В этом аспекте, наверняка прав П. Буаст (1765—1824), который писал: «Пределы науки проходят на горизонт: чем ближе подходят к ним, тем более они отодвигаются». Это так, но что мною двигало вперед и что сдерживало? Оказывается, мой комплекс неполноценности как бы шептал мне на ухо «Довольствуйся достигнутым, на более ты не способен, тогда как мой комплекс превосходства всегда и некстати шептал мне – а как же с оправданием звания, должности, миссии, предначертания». Как я уже говорил людей можно разделить на три категории: «впередиидущие», «средние», «позадиидущие». Согласно индуизма первые – это сатта – гуна разума и чистоты; раджас – гуна активности и страдания; томас – гуна пассивности и инертности.
Таким образом, «Я-концепция» – это, прежде всего, динамическая система представлений личности о самой себе, формирующаяся в процессе самовосприятия, самопознания, самонаблюдения и самоанализа. Исследователи выделяют два обобщающих тезиса, характеризующих эту концепцию: во-первых, «Я-концепция» – это система взглядов направленных на понимание себя, формирование теория собственного «Я» личности; во-вторых, «Я-концепция» является продуктом самосознания.
Степень сформированности «Я-концепции» зависит: во-первых, внушение родителями образа или самоотношения; во-вторых, формирования стандартов выполнения тех или иных действий и программирования уровня притязаний; в-третьих, вовлечение в поведение, которое может повысить или понизить самооценку, изменить образ себя; в-четвертых, вовлечение в социальные отношения, в которых происходит усвоение реально существующих правил поведения, моральных норм. В целом, на современном этапе «Я-концепция», в основном, рассматривается как динамическая, относительно устойчивая, многоуровневая, эмоционально-оценочная система представлений человека о самом себе, отражающая отношение личности к себе и к миру в прошлом, настоящем и будущем. Это центр сознания, который строится на основе множества идентификаций и включает основные отношения личности и их реализации.
Известно, что в человеке многое определяет его «Я-позиция» на оси «свобода-детерминизм». От этой позиции зависит принятие человеком меры свободы и ответственности. Основные философские воззрения на «Я-концепцию» следует разделить на два вида: во-первых, «Я-концепция свободы»; во-вторых, «Я-концепция детерминизма». Согласно этих воззрений можно выделить следующие типы людей: во-первых, «Я-обладатель свободы», утверждающий, что он творец жизни, обладающий свободой выбора своего пути. Жизнь для такого человека ценна сама по себе; во-вторых, «Я-узник свободы», утверждающий, что свобода – это бремя ответственности. У такого человека чувство, что он заброшен в чуждый мир, что он одинок. У него экзистенциальная тревога, осознание конечности и абсурдность жизни, ощущение слабости, борьба с трагичностью жизни; в-третьих, «Я-свободный узник», утверждающий, что есть лишь он. У такого человека явный уход от суждений, сохранение своих границ, отрицание познаваемости мира.
Если «Я-концепция», построенная на позитивном отношении к свободе отражает активную творческую позицию «свободы для» – реализацию потенциала, оптимизм, веру в возможности человека, высокую самооценку и стремление к нравственной гармоничной жизни, то «Я-концепция», построенная на негативном отношении к свободе, утверждает обратное – отчужденность от мира и любых суждений о нем, уход, избегание и изоляция для защиты от ошибок, разочарований, заблуждений.
Следует заметить, согласно «Я-концепции детерминизма», жизнь человека управляется неподвластными ему силами, человеку суждено лишь формирование отношения к происходящему, придание смысла событиям с целью достичь душевного равновесия и смирения. Если «Я» ведом внешними силами, то «Я» остается марионеткой в руках судьбы, когда убеждение в том, что в мире все предопределено, тогда как «Я» ведом внутренними силами, то человек не осознает, зачем живет именно так, а не иначе.
Таким образом, защитные возможности «Я-концепции» «свободы для» состоят в самоценности жизни здесь-и-сейчас, что дает положительный заряд, мотивирует на конструктивное использование своих сил и возможностей, тогда как «Я-концепция» «свобода от» дает отрицательный заряд, мотивируя уход человека от суждений о мире.
Хотелось бы подчеркнуть, что исследования в ракурсе «Я-концепции» мною проведены по определенной схеме, а их итоги изложены в данной книге согласно схемы классификации М. Розенберга (1934—2015): во-первых, настоящее «Я», отражающее представление о «Я» в настоящее время; во-вторых, динамическое «Я», отражающее то, каким «Я» намерен стать; в-третьих, фактическое «Я», отражающее то, каким «Я» стал в реальности; в-четвертых, вероятное «Я», отражающее то, каким «Я» желал бы стать, если бы это оказалось возможным; в-пятых, идеализированное «Я», отражающее то, каким «Я» по его мнению должен был стать, ориентируясь на моральные нормы; в-шестых, профессиональное «Я», отражающее то, каким специалистом намерен был стать и реализовал ли свои способности «Я» в жизни; в-седьмых, творческое «Я», отражающее то, как намеривался реализовать свое творческое начало и как это удалось «Я» в жизни. Так или иначе, моя «Я-концепция» – это, по сути, мой философской автопортрет.
Важно отметить, что с позиции философии, вот сейчас, сию минуту, существует только реальность, когда любое событие или явление, а также получаемая нами информация об этом, осуществляется в режиме реального времени. В сущности, это означает, что для того или иного человека, в том числе и для меня, эти события и явления происходят одновременно, в реальном времени. Между тем, в прошлом или будущем этот человек существует уже в виртуальном мире, так как прошлое уже позади, а будущее еще не наступило. Так или иначе, в реальном времени они осмысливают и по-новому структурируют опыт человека, лишая его метафизической глубины. А это сказывается и на снижении степени полноты осознания человека самого себя, своего «Я», своей жизни, деятельности, так как, естественно, снижается качественность запечатленных мгновений души.
В этом аспекте, лишаясь прошлого и будущего, человек приходит к потере смысла прожитой жизни, личностного будущего, то есть своей биографии, части смысла своего «Я». Потому, на мой взгляд, определенные «вехи» (ракурс, фон) в «Я-концепции» обязательны. Ведь важны моменты соотнесения с глобальными и жизненными обстоятельствами, условиями, главенствующими на тот момент и место, мироощущениями людей. Но, а с другой стороны, в настоящее время историческая наука тянется к истории одного человека, семьи, рода-племени, к реконструкции «былого» сквозь призму воспоминаний и личностных смыслов конкретного человека, конкретного «Я».
В 2022 году в моей серии «На перекрестках веков и тысячелетий» была издана моя капитальная монография «Тегерек: сущность теней» («Илим», 33 п.л.), которая отражает результаты моих многолетних исследований родовой идентичности. Кстати, моя же монография «Моя тень» отражает уже мою личную идентичность. К сожалению, большая часть внутреннего опыта «Я» уходит безвозвратно с окончанием жизни человека, а потому человек всегда пытался, пытается и будет пытаться передать своим потомкам ключевые фрагменты своего опыта, своего «Я». В этом аспекте, актуальным является попытка самопознания через объединение прошлого, настоящего и будущего в опыте собственной «Я-концепции», иначе автобиографии. В. Подорога (1946—2020) приводит интерпретацию слова «автобиография»: во-первых, «переживать – это «био»; во-вторых, понимать – это «авто»; в-третьих, описывать – это «графия».
В этой связи, В. Дильтей (1833—1911) считает правильным сделать перестановку и говорить о «био-авто-графии», с позиции единства и последовательности трех аспектов – «переживание-понимание-выражение». Однако, понятие автобиография уже давно стало общепринятым. Что же представляет собой автобиография? Автобиография – это наше исконное право на собственную версию жизни, открывающую сферу откровения, которая подвигает и других к признанию. Жизнь, записанную в автобиографии мы можем перечитывать, отслеживать, исправлять, улавливая «зазор» между жизнью, «которая состоялась» и «жизнью-проектом», которая задумывалась. В сущности, это в какой-то мере аналитическая работа с биографическим материалом, запечатленным в любых высказываниях о себе, будь то воспоминания, фантазии, фиксация собственного опыта, теоретизирование и пр. Между тем, «Я-концепция» – это результат уже глубокой синтетичной и структурированной научной работы.
По мнению многих исследователей, «Я-концепция», в отличие от традиционной автобиографии – это не столько анализ собственной актуальной биографии, сколько рефлексия над тем, как мы жили вне той жизни, которая получила знаки исторической объективности и ради чего мы жили. На мой взгляд, обязателен тот самый фон, ракурс, вехи, которые более четко «опредмечивают» в философском аспекте моменты жизни и деятельности.
С философской точки зрения, собственное частное свидетельство о себе – переживание – является первичным фактом «Я-концепции». Речь идет о возможности реанимации биографического времени, которое является не только временем историческим, но и психологическим, то есть связанным с «Я», с действительной психической и ментальной жизнью конкретного человека. При этом внешние эффекты биографии лишь побуждают внутреннее «Я» к воспоминаниям. В исследовании собственного внутреннего опыта в ракурсе «Я-концепции» важным является не «объективное» время реальных процессов, регистрируемых субъектом, а внутреннее «продолжение» самого индивида в слиянии с миром, «протекание» времени сквозь самого человека.
Что значит помнить себя – свое «Я»? Это не столько помнить всю свою жизнь во всех ее подробностях, сколько помнить определенные события жизни, которые удерживают детали прошлого. Скажем, в ракурсе процесса глобализации, смены научной рациональности, влияния технологических прорывов или глобального социально-гуманитарного и экономического коллапса и пр. По моему мнению, именно это вносит философский смысл в биографию, как форма отражения «Я-концепции».
Вспоминая прошлое, мы c каждым разом видим его по-новому, в сопряжении с меняющимся настоящим. В этом плане, у каждого должен быть свой архив, собственные архивные материалы. Это не только какие-то книги, свидетельства, дипломы, награды, но и факты, события, явления. Эти материальные и нематериальные знаки и символы нашего ближайшего прошлого постепенно составляют материал прижизненного архива, усиливая нашу волю к воспоминанию и позволяя нам наблюдать над собственными метаморфозами. «Я-концепция» может выступать и как предвосхищение смерти, но при жизни автора никогда не будет завершена. Отсюда вытекает и проблема момента – начала. Когда уместно начать писать автобиографические мемуары, исповеди, а также сконструировать собственную «Я-концепцию»? По прошествии какой части жизни? Естественно, у каждого свой порог готовности рассказывать о себе, о своем «Я». Санкцию дает внутренняя потребность – отразить в письме опыт, ничем не заменимый и глубоко экзистенциальный, отодвигая неизбежную границу, за которой – уже посмертное равнодушие.
Как известно, «Я-концепция», по сути, является уникальной формой отражения духовной жизни конкретного человека. Широко известные образцы такого жанра, как правило, создавались философами в период исторических революционных перемен в порядке осмысления острых идейных противоречий, глубоких социальных, духовных, культурных их последствий. Естественно, в такие исторические моменты, у философов доминировали стремления осмыслить свою жизнь, осознать становление своего характера и в этом процессе найти отражение важных социокультурных и духовно-нравственных проблем, поставленных эпохой, и вытекающих для современности уроков.
В «Я-концепции» или философском автопортрете нет ни начала, ни кульминации, ни развязки, ни конца. Так и у меня. На любом этапе у меня было беспокойство, дискомфорт, неуверенность, зажатость, раздражительность. Иногда казалось, что меня все бесит, нечем дышать, не хватает сердцебиений… чего-то не хватает! Я должен был понять, что произошло со мной, зачем были нужны крутые виражи в жизни, учебе, работе. К тому же я чувствовал необходимость как-то «оправдаться» перед самим собой, почему стал именно таким, а не этаким. Почему? Зачем? Как? Мне было нужно подвести «основу» под самые непонятные даже самому себе поступки, нелогичные поведения. А таковые у меня были, которые оставляли в удручающем состоянии не только немалое количество людей из моего окружения, но и меня самого. Я не могу понять, как понял, как примирился, как с этим жил и работал?!
Я много думал, вновь и вновь возвращаясь в прошлое, которого уже не было, по долгу мечтал о будущем, которого еще не было. Затем они исчезали, растворялись в воздухе, и я снова оставался с убеждением, что нужно было бы осмотреться, понять, что к чему. При этом, чаще всего, мотивы, логические усилия, аргументы, которых я доставал из своего головного мозга, не казались мне весомыми, не откладывались во мне плотным осадком. Вокруг царило вечное засилье сомнений, вопрошании. Все это послужило мне мотивом составить именно свою «Я-концепцию», а не мемуарный труд.
Как известно, существует особый жанр мемуарной литературы – литературный портрет, дающий художественную целостную характеристику реального человека в его индивидуально-неповторимом облике. В.С.Барахов (1927—2012) выделил четыре типологических его разновидности: во-первых, литературный портрет как жанр мемуарно-автобиографической литературы; во-вторых, литературный портрет как документально-биографическое повествование об умершем историческом деятеле, основанное на использовании документов; в-третьих, литературный портрет как жанр критики (творческий портрет); в-четвертых, литературный портрет как жанр научно-монографического исследования о творчестве деятеля литературы или искусства.
Что же представляет собой «Я-концепция?». Такой подход к жанру научно-литературного портрета на первый взгляд кажется неправомерным, так как, с одной стороны, отображает целостную характеристику личности философа, с другой стороны, представляет собой не что иное, как научно-монографическое исследование автобиографии. «Я-концепция» носит очерковый научно-мемуарный стиль, так как композиция его бессюжетна, мозаична, а текст четко не структурирован. Здесь и многообразие конкретных фактов, событий, образов, личностей, разбросанных в тексте по годам, а также социально-житейским, научно-творческим, психологическим, философским доминантам.
В своей «Я-концепции» или иначе философском автопортрете, я синтетически обобщил знания о себе, включая биографию, произведения, а также отношение к нему современников. Отбор фактов и деталей осуществлял в соответствии с моей концепцией о себе, своем «Я». Как известно жанр «Я-концепция», как правило, обладает специфической внутренней структурой, которая строится не на динамическом развитии связанных друг с другом фактов и событий, а на отображении их связи с ключевыми факторами, определившими развитие личности. Кстати, такой подход позволил и мне не придерживаться хронологической последовательности в изложении событий своей жизнедеятельности. В этом аспекте, даже наличие в «Я-концепции» (автопортрете) повествовательного начала имеет главной целью не информацию, не отображение известных сведений о себе, а построение его творческого, философского «Я-образа», за которым угадывается мир своей личности, жизни, биографии, преломленная через призму индивидуального восприятия коренных, ключевых, поворотных моментов периода своей жизни и деятельности.
Таким образом, «Я-концепция», по сути, бессюжетна, мозаична, тяготеет к циклизации, имеет свободную композицию, основанная на чередовании авторской описательной речи, разъяснений, воспоминаний, размышлений, обобщений, отступлений, ссылок на источники. Подобный научно-автопортретно-исповедальный жанр наибольше подходит к характеристике ученых и философов. По моему мнению, «Я-концепция (философский автопортрет) отвечает глубинным потребностям человеческого духа в самоорганизации своего внутреннего опыта и в самоочищении своего внутреннего «Я». Так или иначе, жанр обнаруживает две важные функциональные ориентации в плане передачи духовного опыта: во-первых, самопознание, а, во-вторых, самовыражение.
К чему создание «Я-концепции?». Исследования показывают, что в качестве основных мотивов написания своего «текст жизни» у философов и мыслителей можно выделить: во-первых, самопознание; во-вторых, саморепрезентация; в-третьих, самовыражение; в-четвертых, желании оставить память о себе. Согласно Дж. Мэйсону (1725—1792), «самопознание есть такое знакомство с самим собою, которое показывает, кто мы и что делаем и чем должны быть и что делать, чтоб сделаться благополучными и полезными в этой жизни…».
Штейнер Р. (1869—1925) пишет: «Мысленно постичь „Я“ – значит заложить фундамент, чтобы основать все, что происходит из „Я“, исключительно на самом же „Я“. Понимающее само себя „Я“ не может зависеть ни от чего иного, кроме себя. И ему не перед кем отвечать, кроме как перед самим собой». Р. Дж. Коллингвуд (1889—1943) считает, что познание самого себя включает несколько аспектов: во-первых, познание сущности человека вообще; во-вторых, познание типа человека, к которому «Я» принадлежит человек; в-третьих, познание того, чем являетесь именно «Я», и что в состоянии сделать, а так как никто не может знать этого, не пытаясь действовать, то единственный ключ к ответу на вопрос, что может сделать человек, лежит в прошлых действиях.
Некоторые современные исследователи отрицают возможность процесса самопознания. У.С.Вильданов (2012) считает, что концепция самопознания может и быть, но самопознания самого познающего нет. Согласно этой концепции, получается, что я всегда являюсь «знающим», который не может быть сведен к объекту, то есть к «познаваемому». Если думаю, что я, как «познающий», могу познать самого себя, то тот, кого я познаю, не будет им самим, так как это буду снова я, кто является «познающим».
М.М.Бахтин (1895—1975) писал: «Выразить самого себя – это значит сделать себя объектом для другого или для себя самого». Получается, когда я, как познающий думаю, что познаю (излагаю) себя самого (в тексте) – это только и показывает, что я всегда остаюсь «познающим» (излагающим). Возникает вопрос: раз я являюсь «познающим», то каким образом могу познать самого себя, как «познающего» в качестве «познаваемого»? Следовательно, я, как «познающий» не могу свести себя к объекту, то есть к «познаваемому». Другое дело, когда этот самый «познающий» является ученым-философом, который имеет потенциал определить свою исследовательскую стратегию «Я-концепции».
Анализ показывает, что именно идеи самопознания выступают высшей целью философских автобиографий. А.Н.Бердяев (1874—1948) трактует самопознание, как потребность понять себя, осмыслить свой тип и свою судьбу. По автору, «Я-концепция» выступает пространством ментального самопознания. В этом аспекте, И.Л.Сиротина (2017) считает, что, если западный мыслитель реконструирует в своей «Я-концепции» свой внешний и внутренний мир с целью познать себя, то «…российский интеллигент берется за написание истории своей жизни чтобы разобраться не столько в себе, сколько в своем времени, своей культуре, судьбе России, наконец».
Таким образом, «Я-концепция», как философский эго-текст отдельного мыслителя, есть акт, индивидуальный проект самопознания, предполагающий познание «Я» в его специфике, условиях и способах реакции, характерных для него, предрасположениях и способностях, ошибках и слабостях, силах и границах собственной личности.
Нужно отметить, что любая «Я-концепция» репрезентирует личность автора, его цели, намерения, искания, размышления, а также демонстрирует осуществление этих целей, намерений, реализацию его способностей. В «Я-концепции» мыслитель запечатлевает не только себя, подспудно он пишет и биографию своей эпохи, времени и пространства. С. Белхов (2020) пишет: «Как философ я склонен видеть за личной биографической ситуацией процессы, совершающиеся в культуре и обществе, отражением коих она и является».
Фактор духовности, заложенный в «Я-концепции», в большей степени связан с идеей образования, ибо в процессе чтения данных произведений мы не только пытаемся понять, постичь определенные истины, но также очерчиваем для себя путь к творчеству, к самостоятельному мышлению и самовоспитанию через призму жизненного опыта мыслителей. Такая проблема активизирует потребность личности самой сформулировать и вынести за пределы собственной субъективности индивидуальную душевную заботу, ее специфический тренд и интонацию посредством «Я-концепции».
Очевидно, объективируя себя в тексте «Я-концепции», я получаю возможность подлинно диалогического отношения к себе самому. Я выступаю со своими собственными словами, мыслями, суждениями, которые хотят быть услышанными и понятыми, прежде всего, в мое время и в моем пространстве. В любом случае с помощью перечисленных моделей построения повествования о себе осуществляется мое самовыражение, как автора «Я-концепции». Это было моим осознанным желанием, а желание оставить хоть какую-нибудь память о себе вполне можно рассматривать как мотив создания «Я-концепции». При всей панорамности побуждений многих авторов «Я-концепции», в том числе в виде философской автобиографии, в них содержится нечто общее, что позволяет говорить о единстве целевого назначения «Я-концепции» – стремлении личности оставить свой «след» для современников и потомков опыт своего участия в историческом бытии, осмыслить себя и свое место в этом мире.
Что касается себя и базовой теоретической части «Я-концепции». Естественно, никаких особых способностей во мне нет, но я жил обыкновенной жизнью, хорошо учился, добросовестно трудился, как мог работал над собой, отличался честностью, ценил в людях искренность. Разумеется, как закомплексированный человек бывал наивным и беспомощным, не стеснялся своей бедности, часто разочаровывался в жизни. Тем не менее, всю жизнь старался быть полезным, востребованным в работе. Знал и то, что люди, пользуясь моей добротой эксплуатировали меня. Однако, зачастую сам, как говорится, «обманываться был рад», соглашаясь с навязанными мнениями лишь бы не обидеть человека. Самое главное, я окончательно и бесповоротно признал и принял как свое – комплекс неполноценности. С одной стороны, я возненавидел его, так как он усложнял мою жизнь и работу, а с другой – был признателен ему за то, что толкала меня вперед к успеху, признанию, почету.
Что касается теории общего фона, то есть ракурса моей «Я-концепции», то это, прежде всего, процессы глобализации. Зажженный бикфордов шнур этой самой глобализации начал догорать, а затем на рубеже ХХ-ХХI вв. раздался оглушительный правовой, научный, информационный, политический, экологический, культурный, экономический, технологической взрыв. С той поры глобализация превратилась в доминирующую тенденцию мирового развития, а с течением времени все заметнее начали проявляться некоторые негативные последствия этого процесса. Так или иначе половину жизни я прожил в условиях планомерного научно-технического прогресса (конец девяностых годов ХХ в.), а другую половину (два десятилетие ХХI в.) в условиях нарастающего диктата законов глобализации с ее научно-технологическим прорывом плюс глобальными экономическими кризисами. Одним из них является закон унификации этничности с детерминированной тенденцией к гомогенизации, постепенной девальвации этнонациональных ценностей и традиций, трансформации и «деконструирования» сопротивляющейся этничности со всеми институтами правовой, социально-политической и нравственной самозащиты.
Доказано, что грубая трансплантация норм в систему терминальных ценностей этнического оказывается чрезвычайно болезненной и деморализующим образом действует на людей, порождая когнитивный диссонанс и массовую фрустрацию, чувство личной и коллективной беспомощности и апатии. Существует древняя китайская поговорка «Проклятье пережить эпоху перемен». Новая агентура глобализации подгоняет весь окружающий мир под свое собственное измерение, стремясь аккумулировать, усиливать и обогащать свои экономические, политико-правовые властные полномочия.
Мое поколение – дети пятидесятых ХХ в. пережили эпоху глобальных перемен: во-первых, в глобальной сфере (наступление эпохи сближения естественно-научной и гуманитарной культуры, приоритезация проблемы Человека и выживания человечества); во-вторых, в социально-психологической сфере (трансформация в стране социалистического строя в капиталистический со всеми кардинальными последствиями, распад великой империи под названием «СССР» со всеми концептуальными последствиями, в том числе получение независимости Кыргызстана со всем сложнейшими последствиями); в-третьих, в научной сфере (смена парадигм классической, неклассической и постнеклассической науки, осмысление квантовой механики и мышления).
Однако, самым важным обстоятельством была все-таки глобализация. Между тем, общеизвестно, что в такой социокультурной дезориентации обязательно изменяются теоретические конструкты «Я-концепции»: во-первых, индивидуальное этническое «Я» «переструктурируется», наталкивается на тенденцию к абстрактности и растворяемости в глобальном «Я»; во-вторых, происходит игнорирование неповторимости и оригинальности этнического «Я». Именно такой негатив я сполна испытал в своей жизнедеятельности, что естественно отразился в моей «Я-концепции».
Все вышеприведенные исторические перемены нашей эпохи, в особенности на рубеже XX – XXI вв., безусловно, должны были бы обязательно отразится на меня, а отсюда то, что мною обязательно должно было бы выработана особая форма и стиль моей «Я-концепции». В настоящем, мною предпринята попытка использовать форму «Я-концепции» в виде социально-психологической и научно-философской автобиографии, которая, как мне кажется, во-первых, больше соответствует для нашей эпохи, а точнее рубежу XX – XXI вв. с его социально-психологическими аспектами, сменой классической научной рациональности, вначале на неклассическую, а затем на постнеклассическую, а, во-вторых, больше соответствует моему опыту мировосприятия. Предлагаемая форма, конечно же, отличается от уже ставшими классическими, образцов философской автобиографии: Н.А.Бердяев «Самопознание»; М. Монтень (1533—1592) «Опыты», воплотившие в себе всю противоречивость и сложность переходного периода от Возрождения к Новому времени (М. Монтень) и от Царской России к Социалистическому государству (Н.А.Бердяев) и раскрывающие неисчерпаемый потенциал философского творчества.
На рубеже XX – XXI вв. на первый план выходит диалог и сближение двух культур – естественно-научной и гуманитарной. Наконец-то проблема Человека, личности, общества, становится главной. Понимание себя исходит из понимания законов мироздания. Множество открытий и достижений открывают человеку огромные возможности для познания и исследования, демонстрируют способности человеческого разума, новое мышление формирует новое общечеловеческое мировоззрение, а вместе с тем утверждает новые ценности и идеалы. Помимо этого начинается формирование нового мироощущение эсхатологического порядка. Заостряется проблема выживания всего человечества, активизируется процесс осмысления и борьбы с общемировыми угрозами и современными вызовами. В той иной мере все мои труды посвящаются вопросам указанных проблем, чем я, безусловно, как ученый горжусь.
Есть примечательные философские автобиографии: «Исповедь» Блаженного Августина; «Новая жизнь» Данте; «Самопознания» Н. Бердяева; «Автобиографические заметки» отца Сергия Булгакова; «Бывшее и несбывшееся» Федора Степуна; «Воспоминания» Ев. Трубецкого; «Узнай себя» Бибихина; «Казус Vita Nova» В. Мартынова; «Дневники» отца А. Шмемана; «Автобиография» Честертона; «Настигнут радостью» Льюиса. Если М. Монтень, потрясенный событиями Варфоломеевской ночи начал писать свои «Опыты», если Н.А.Бердяев, потрясенный постреволюционными реформами и высылкой его из России начал писать «Самопознание», то я засел за книгу «Моя тень» после осмысления глобализационных процессов и исторических переломов в системах науки, образования, медицины.
Осознание всего того, что произошло со мной в рамках судьбоносных перипетий в мире и в нашей стране, я попытался отразить в раздумьях, размышлениях по поводу пережитого. Это и привело меня к созданию «Я-концепции». Продолжая свою мысль о времени и пространстве «Я-концепции», хотелось бы заметить, что в последние годы в мире самым распространенным трендом является «всеобщая цифровизация». Да! Действительно, одним из кардинальных перемен в современной жизни является трансформация времени – из социалистической фармации в «гиперреальный» порядок медийного капитализма, когда, как говорил Ж. Бодрийяр (1929—2007), осуществляется «подмена реального знаком реального» [Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляция, 1981]. Между тем, именно такая подмена вызывает у человека ностальгию и томление по «истине» и аутентичности. В условиях этой гиперреальности, людей оценивают по степени их участия в потоке медийных сообщений. «Тот, кто недостаточно представлен в массмедиа или не подвержен их слиянию, считается маргинальной или практически асоциальной личностью», – писал он.
По словам М. Маклюэна (1911—1980) «Мы живем в дивном новом мире сиюминутности. „Время“ перестало существовать, „пространство“ исчезло. Теперь мы живем в глобальной деревне». В этих условиях «Система электронных коммуникаций распространяет на Западе восточный образ мыслей. Замкнутость, отдельность, индивидуальность – наше западное наследие – заменяется текучестью, целостностью и синтезом», – пишет он. По мере того как в игру вступают новые технологии, люди все меньше верят в ценность самовыражения. Командная работа приходит на смену усилиям одиночек. В то же время, наша личность не всегда выставляемая напоказ, то возникает вопрос: существует ли она? Н.Н.Талеб (2007) создал целую теорию причинности. «Черным лебедем» этот современный философ называет событие, которое происходит вопреки всем ожиданиям и оказывает чрезвычайно сильное влияние не только на историю, но и на личность [Талеб Н. Черный лебедь, 2007].
Вот таким «черным лебедем» оказалась «всеобщая цифровизация» мира. Именно эффект «черных лебедей» усиливается в мире, вызывая усложнение мира, в котором мы живем. Все люди мира занимаются мысленным «туннелированием» будущего, зачастую сбиваясь с курса, ошибаясь в программах, заблуждаясь в прогнозах. Между тем, если мы хотим чего-нибудь достигнуть в этом мире, нам следует учитывать эти факторы. С. Жижек (2010) назвал четырех «Всадников Апокалипсиса»: первый – это экологический кризис; второй – биогенетическая революция; третий – борьба за сырье и ресурсы; четвертый – взрывной рост социального неравноправия» [Жижек С. Жизнь в конце времени, 2010].
Теперь вернемся к проблеме формирования «Я-концепции». Нужно отметить, что теория А. Адлера о комплексе недостаточности человека, имеет важное значение для философии, так как признает человека создателем и хозяином своей души, пронизана верой в его способность к преодолению препятствий, а также касается ряда философских феноменов и категорий – сознание, познание, идеалы, смыслы, ценности. Чувство неполноценности означает чувствовать себя «хуже других» и это чувство служит индивиду мотивацией к преодолению. «В уме каждого человека существует концепция цели или идеала, к которым следует стремиться из настоящего состояния [неполноценности], преодолевая существующие недостатки и трудности с помощью постановки конкретных целей на будущее… Без ощущения цели всякая деятельность индивида лишается смысла», – пишет автор.
Для интерпретации теории комплекса неполноценности используются следующие философской взгляды: во-первых, холистическая (в противовес редукционистской); во-вторых, феноменологическая (акцент делается на субъективной, личной точке зрения каждого индивида); в-третьих, телеологическая (фокусирование на движении, а не на влиянии прошлого); в-четвертых, связанная с теорией поля (фокусирование на самом индивиде и поле его деятельности); в-пятых, социально ориентированная (отношение к человеку как к социальному существу, живущему в мире других таких же существ).
А. Адлер (1870—1937) пишет: «Стремление к превосходству, стоящее за всеми достижениями человечества, лежит в основе всех вкладов в нашу культуру. Вся жизнь человека движется в этом направлении – снизу вверх, от минуса к плюсу, от несовершенства к победе» [Адлер А. Стремление к превосходству, 2017]. Жизненный стиль, или стиль жизни, как его часто называют, является важнейшей организующей концепцией. Он включает ориентирующую цель индивида, представления о себе, представления о других, о мире в целом, а также этические убеждения индивида. «Чтобы заглянуть в будущее человека, необходимо понять его жизненный стиль», – писал автор. Социальный интерес является самой характерной авторской концепцией и означает «умение видеть глазами другого, слышать ушами другого, чувствовать сердцем другого человека». Социальный интерес является критерием психического здоровья, если человек проявляет этот интерес, то он психически здоров, а когда нет такого интереса, то он психопат.
Согласно психологической науки, семейная атмосфера связана с типом домашней обстановки, которую родитель или родители создают для своих детей (отвергающая, авторитарная, непоследовательная, гиперопека, конкуренция), когда семейная констелляция означает не столько состав и условия семьи, сколько место в ней ребенка. «На характер ребенка, безусловно, оказывает влияние не порядковый номер рождения, а ситуация, в которой он родился и способ его интерпретации этой ситуации», – пишет А. Адлер (1870—1937). – «Вряд ли стоит удивляться, если на фоне комплекса неполноценности обнаруживается более или менее скрытый комплекс превосходства».
По автору, комплекс неполноценности и комплекс превосходства являются взаимно дополнительными силами [Адлер А. Практика и теория индивидуальной психологии, 2015]. Вследствие выраженного чувства неполноценности возникают поведенческие, аффективные и связанные с мышлением проявления превосходства (презрение, тщеславие, тирания, ворчание, унижение других, гнев, громогласность, невнимание к окружающим, высокомерие, снобизм).
На основании этих концепций высказывается двенадцать основных допущений адлеровской теории: во-первых, в основе всей человеческой деятельности лежит стремление: от субъективно неблагоприятной ситуации к субъективно благоприятной; от чувства неполноценности к чувству превосходства; во-вторых, стремление обретает свое специфическое направление от индивидуальной уникальной цели или от идеального «Я»; в-третьих, цель видится индивиду «словно в тумане», то есть в значительной мере им не осознается; в-четвертых, цель становится главной причиной, независимой переменной; в-пятых, все психологические процессы формируют самосогласующаяся структуру личности – жизненный стиль; в-шестых, различные влечения или контраст между сознательным и бессознательным, есть лишь аспекты единой системы отношений; в-седьмых, все объективные предпосылки, такие как биологические факторы и личная история, становятся относительными к идее цели – основному организующему началу; в-восьмых, представления индивида о себе и мире, его «апперцептивная схема» и интерпретации как аспекты жизненного стиля оказывают влияние на все психологические процессы; в-девятых, каждый из нас есть часть социального контекста, понимание индивида возможно лишь с учетом социального контекста, в котором он находится; в-десятых, все важные жизненные проблемы, включая удовлетворение определенных влечений, становятся социальными проблемами; в-одиннадцатых, социализация индивида не достигается за счет подавления, ее условием является внутренняя человеческая способность, которую, однако, требуется развить; в-двенадцатых, нарушение адаптации характеризуется преувеличенным чувством неполноценности, неразвитым социальным интересом и чрезмерно выраженной целью достижения личного превосходства в сочетании с нежеланием сотрудничать.
Для понимания сути «Я-концепции» исключительно важно понимание сущностей основных положений А. Адлера (1870—1937), касающийся природы человека: во-первых, в аспекте «свобода / детерминизм». Личность каждого индивидуума является его собственным творением. Концепция творческого «Я» является воплощением положения свободы [Адлер А. Индивидуальная психология, 2017]. Творческая сила человека играет в конечном счете жизненно важную роль в создании определяющей фиктивной цели и ее результата – стиля жизни. Стиль жизни находится под влиянием фиктивной жизненной цели, в создании которой принимают участие растущие творческие силы индивидуума; во-вторых, в ракурсе «рациональность / иррациональность». Творческая сила дает людям возможность формировать цели, принимать решения и выстраивать различные жизненные планы, сопоставимые с целями и ценностями. В основе своей идея творческой силы требует признания рациональности; в-третьих, в контексте «холизм / элементализм». Творческое «Я» – сила, благодаря которой в детстве формируется фиктивная цель. К реализации последней люди стремятся на протяжении всей жизни. Благодаря индивидуально-уникальной цели, этому направляющему принципу, личность достигает своей максимальной целостности; в-четвертых, в аспекте «конституционализм / инвайронментализм». Наследственность и окружение следует признать, как факторы, вносящие свой вклад в формирование склада личности, но влияние творческого «Я» намного превосходит действие этих сил. В индивидуальной психологии имеет значение не то, чем человек наделен от рождения (конституция) или с чем он сталкивается в жизни (окружение), но то, как он распоряжается тем и другим; в-пятых, в ракурсе «изменяемость / неизменность. Основы стиля жизни закладываются в ранних ощущениях собственной неполноценности и в компенсации. Именно благодаря стилю жизни люди до конца своих дней борются за превосходство и постоянно стремятся к достижению фиктивных целей, сформированных в раннем детстве; в-шестых, в аспекте «субъективность / объективность». Объективная позиция ребенка в семье не имеет такого значения для формирования структуры личности, как субъективный смысл, который ребенок вкладывает в ситуацию, создавшуюся в связи с порядковым номером его рождения. Стиль жизни целиком основан на неотступном следовании индивидуума субъективной фиктивной цели; в-седьмых, в ракурсе «проактивность / реактивность». Существует только одна динамической силы, лежащей в основе всей человеческой активности – поиск совершенства в жизни. Укоренившееся в субъективных переживаниях собственной неполноценности в младенчестве и в детстве, это вездесущее сильное желание направлено на достижение фиктивной цели, поставленной самим индивидуумом. Это стремления, созданные собственным «Я» и ориентированные в будущее; в-восьмых, в контексте «гомеостаз / гетеростаз». Людей побуждает к действиям необходимость снимать напряжение и сохранять состояние внутреннего равновесия. В этом бесконечном стремлении люди не снимают напряжения, они генерируют его для продолжения борьбы за достижение своих фиктивных целей. Гетеростаз – это постоянное стремление к превосходству и конечной фиктивной цели. Люди растут как личности в направлении, противоположном своим первоначальным склонностям и потенциям в той степени, в какой их стремление к превосходству, стиль жизни и фиктивные цели коренятся в более раннем чувстве неполноценности; в-девятых, в ракурсе «познаваемость / непознаваемость». В жизни имеет значение не то, что абсолютно верно или может оказаться таковым, а то, что мы считаем абсолютно верным. Искать «абсолютную правду» о природе человека нет смысла. Но, тогда спрашивается – зачем городить огород? К чему философские рассуждения и дебаты?
Некогда Дж. Беркли (1685—1753) писал: «Философы поднимают пыль, а потом жалуются, что ничего не видно», а У. Джеймс говорил о том, что «философию создают философы – несовершенные люди, предлагающие свои варианты истины» [Джеймс У. Прагматизм, 1907]. Кто знает, возможно, что и я, создавая свою «Я-концепцию» лишь понимаю пыль и ищу свою версию истины. Между тем, чтобы не говорили о философии и философах, философия была и остается мышлением высокого уровня, по утверждению Ф. Ницще (1844—1900) «философия – это единственная настоящая «мета-дисциплина», рассматривающая любые вопросы в совокупности. Оксфордский словарь определяет философию, как «личное правило жизни» [Ницще Ф. За пределами добра и зла, 1886]. В этом смысле, «Я-концепция» и есть та самая система, рассматривающая личное правило жизни каждой личности. Одна из современных философов Х. Арендт (1958) полагает, что люди могут познать мир, но не могут познать самого себя [Арендь Х. Состояние человека, 1958]. Как можно «перепрыгнуть свою тень»? В полной мере это человека могут оценить лишь другие люди, – пишет она. Как бы не говорили о философии, Г.Ф.Гегель (1770—1831) писал: «Философия – это Наука с большой буквы, так как дает понимание абсолютного знания, которое существует независимо от любого другого знания» [Гегель Г. Феноменология духа, 1807].
При конструировании собственной «Я-концепции» основывался на теоретических принципах теории А. Адлера (1870—1937) [Адлер А. Практика и теория индивидуальной психологии, 2015]: во-первых, как и каждый закомплексованный человек, я также, начиная с детстве и по сей день, испытывал чувство неполноценности, которое побуждало меня бороться за превосходство над окружающими, стремиться к совершенству; во-вторых, как и у закомплексованных людей, развитию моего комплекса неполноценности, способствовали врожденная застенчивость, стеснительность, малодушие; в-третьих, как и у закомплексованных людей, моя чрезмерная застенчивость, стеснительность, малодушие привело к формированию комплекса неполноценности; в-четвертых, как и всех закомплексованных людей комплекс неполноценности вызывало и у меня стремление к его гиперкомпенсации и как следствие породили отдельные определили мой жизненный стиль, с особыми способами постановки и реализации достижения жизненных целей; в-пятых, как и у всех закомплексованных людей целостность моей личности целиком зависело от моих побуждений и устремлений; в-шестых, как и у закомплексованных людей, я следовал непрерывному росту и развитию в направлении личностно значимых целей, которые определяют мою судьбу; в-седьмых, как у закомплексованных людей, мои личностные достижения и рост обусловлены по большей части не наследственностью и особенностей среды, сколько моим творческим запалом; в-восьмых, как и у закомплексованных людей имел естественное чувство общности или социальный интерес, которая, к сожалению, не получило во мне большого развития; в-девятых, как и у закомплексованных людей, моя творческая возможность (восприятие, память, воображение, фантазию и мечты) определила стиль жизни и жизненные цели; в-десятых, как и у закомплексованных людей, мое поведение определялось собственными представлениями о себе и об окружающем мире; в-одиннадцатых, как и у закомплексованных людей моя жизненная цель носил защитный характер и служил мостом между безрадостным настоящим и многообещающим будущим; в-двенадцатых, как и у закомплексованных людей мое поведение было подчинено намеченным мною целям.
Базисом моего обобщения послужили именно совокупность следующих контекстов: мотивационных, теоретических, причинных, социальных, компенсационных, профессиональных, творческих, философских, литературно-философских, логико-философских в совокупности. Именно этот базис объясняет конечную конфигурацию «Я-концепции». Хотелось бы отметить, что в своих философских, научно-литературных и научно-фантастических произведениях я допускаю большой интервал абстракции, что естественно расширяет перспективу видения того или иного объекта, явления. В частности, при мифологическом абстрагировании – вначале сконструировав миф, определив его структуру и пределы, затем проведя процесс деконструкции мифа, на этой основе сконструировав уже неомиф. Для научной верификации мифа и неомифа провел процедуры символизации, семантизации, концептуализации, философизации и сакрализации. Естественно, при таком подходе интервал абстракции увеличивается.
В моих произведения очень часто я использую так называемое когнитивное общение – как диалог между «Я» и «не Я». В этом случае научное мышление выступает как свернутый диалог и часто имеет форму монолога. Мой когнитивный стиль заключается в использовании как научного мышления в целом, так и вненаучных способов познания: художественное, мифологическое, атеистическое мышление. Такой стиль мышление выигрывает перед индивидуальным стилем научного мышления, так как рассматривает объект размышления в более широком контексте, а между тем, это объективность, глубина и широта познания.
«Я-концепция» представляет меня как ученого-постнеклассика. Как известно, предметом постнеклассической науки являются сверхсложные и эволюционные системы. Лидерами постнеклассики становятся биология, экология, глобалистика, философия, науки о человеке. Постнеклассическая наука во многом изменила философские основания многих наук. Принципы онтологии этой науки – системность, нелинейность, эволюционизм, антропологизм, концептуализм, проблемность. Постнеклассическая наука здорово поменяла категориальную апперцепцию – сетку категорий предшествующего типа научного познания, сквозь призму которого в науке воспринимается любое вновь познаваемое содержимое.
Мои труды, включенные в серию «Мир/АнтиМир»: «Жизнь/АнтиЖизнь» (2020); «Смерть/АнтиСмерть» (2020); «Сфера/АнтиСфера» (2020) представлены кентавровые знания, как специфическая форма научного познанию, представляющая собой единство качественно разнородных, противоречащих элементов научного знания. К примеру, кентавристику представляют понятия «робо-хирург», «сеть-мен», которые должны рассматриваться в более широком гносеологическом контексте. Я часто пользуюсь технологией концептуальной развертки – отображение одного и того же исходного объекта познания в различных мысленных плоскостях и соответственно нахождение для него множества интервалом абстракции. Противоположной технологией является концептуальная сборка – представление объекта в многомерном когнитивном пространстве путем установления логических связей ми переходов.
Нужно понимание того, что творческое мышление регулируется не логическими мышлениями, а психологическими методами и закономерностями. Вот почему во избежание шаблонного мышления я кочую «взад-перед» из научного в мифологический, а оттуда в философский и, наоборот. Современная психология науки настаивает на том, чтобы «рабочий язык» творческого мышления – образы, метафоры, аналогии, лишь способствуют всесторонности охвата познавательного мышления. Преимущество изданий в виде серий заключается в том, что именно такой подход способствует кумулятивизму – истолкование процесса научного познания как состоящая только в последовательном накоплении все новых и новых истин путем совершенствования методов познания. Иначе говоря, научное познание двигается от одной истины к другой, от менее общих истин к более общим, от менее фундаментальных теорий к более фундаментальным, от относительной истины к абсолютной.
В моих произведениях я придерживаюсь «принцип предосторожности» – принципа, применяемого при оценке новых технологий перед тем, как дается разрешение на их применение. При возникновении разумных сомнений в безопасности, должны быть представлены убедительные, осмысленные аргументы в пользу безопасности. Во всех своих произведениях я выступаю с позиции «анти-технологического императива», то есть против суждения, в соответствии которого все то, что становится технически осуществим, неизбежно будет реализовано. Полагаю, что во всех случаях разработки новых и сверхновых технологий в медицинской сфере нужно провести «этическую экспертизу» – предваряющее исследование на предмет выявления рисковых факторов. Возможно, у меня есть то самое «продуктивное воображение» – способность сознания к когнитивному творчеству, способность комбинирования различных образов, как чувственных, так и мысленных. Без должной пролиферации и разнообразия самых, казалось бы, невероятных теорий, говорит о возможном прогрессе в развитии научного знания не возможно.
Многие научные направления мною разрабатывались с позиции телеологии – способ понимания и объяснения явлений объективного мира и человеческой деятельности, при котором важное место отводится понятиям цели, смысла, значения. Медицину, я рассматриваю как систему. С позиции принципа системности можно экстраполировать на нее общие системные закономерности. Аттрактором системы медицины, на мой взгляд, должна быть система: «цель» – «средство» – «результат». Если изменится «цель» меняет «средство» и «результат», когда меняется «средство», то меняется «цель» и «результат», а когда меняется «результат» сменяется и «цель» и «средство». Все эти принципы и положения послужили теоретической базой «Я-концепции». На этой основе я приступил к освещению причинных контекстов «Я-концепции».
Глава 3
«Я-концепция»: факторные контексты
В данной главе изложены факторные контексты главенствующего элемента «Я-концепции» – комплекса неполноценности. С учетом того, что данная глава является постановочной для всей книги, то хотелось бы подчеркнуть, что попытка изучения сущности и основных составляющих комплекса неполноценности собственной личности, характера формирование последнего, безусловно, является интересной научной задачей. Исследовательская стратегия построения собственной научно-мемуарной монографии заключается в следующем: с одной стороны, исследование взаимосвязи своей природной застенчивости, как предопыта собственного чувства неполноценности и самого комплекса неполноценности (Глава III), а с другой, исследование взаимосвязи комплекса неполноценности и комплекса личностного достижения в целях компенсации этой самой неполноценности (Глава IV).
Следуя вышеуказанной логике сначала нужно было, во-первых, распознать и признать в себя комплекс неполноценности, безо всяких там предубеждений и условностей, а, во-вторых, уже дать оценку самому себя в ракурсе собственной социальности, стиля жизни, целеполагания, выбора конкретных действий, решений, поступков. Причем, как это подчеркивалось в главах I – II, сообразно определенного фона или ракурса кардинально переломных моментов времени, жизни, учебы, работы, творчества. Считаю это важным, прежде всего, в порядке педагогики другим, понимая, что кто-то, когда-то обязательно откроет в себе чувство глубокой разочарованности, усталости, раздражения от мыслей, что он не жил, а чему-то служил. А служил он, оказывается, как ни странно, своему родному комплексу неполноценности. Таково признание и предубеждение человека, понимающего свою закомплексованность как негативное жизненное клеймо. Среди ученых бывает «искренне заблуждающейся» ученые, среди ученых могут быть искусственно-взвинченные авторитеты, но среди ученых есть и те, кто всю свою жизнь ищут самое-самое опасное для человечества – это скрытую истину. По Сократу (469—399 до н.э.), у каждого из нас есть помощник – даймон (дух-хранитель, подсознание, внутренний голос), который подсказывает именно такую истину. В моем понимании, комплекс неполноценности и есть тот самый даймон.
В жизни про человека робкого, мнительного с явным уходом в себя, говорят, что он страдает комплексом недостаточности. Такой человек слишком преувеличивает свое несовершенство, переживает его остро и глубоко, что отрицательно влияет на формирование его жизненного стиля и социализации личности, бесспорно, отражается на самочувствии и поведении. Я, как человек, страдающий чрезмерной застенчивостью, осознаю тот факт, что, действительно, жил и работал, постоянно находясь во власти предосторожности и нереальных целей, обусловленных тем самым комплексом неполноценности. Признаюсь, что всю свою жизнь бесконечно завидовал людям без комплексов, уверенно шагающим по жизни, не скованным разными условностями, умеющим быть открытыми, контактными, добивающихся в жизни реальных целей и задач.
Прав актер и режиссер К. Лейт (2011), который писал, что «застенчивые идут по жизни как люди, страдающие частичной глухотой. Между ними и более счастливым миром будто бы возникла прозрачная стена». Меня с полным основанием можно причислить в разряд хронически застенчивых людей, смотрящих на мир сквозь темные очки. Нужно отметить, что это более выраженная степень застенчивости, чем у ситуативно застенчивых людей. Как человек робкий, постоянно стесняясь своего жизненного клейма, много и часто размышлял над различными версиями природы застенчивости.
Оказывается, эволюционисты считают, что застенчивость от природы и передается по наследству, тогда как бихевиористы полагают, что застенчивым людям просто недостает социальных навыков, необходимых для полноценного общения с другими людьми. Я в чем-то согласен с эволюционистами и считаю неправильной версию бихевиористов. Полагая, что, если бы только дело касалось бы навыков общения, то это было бы полбеды. Для меня с детства было характерно стремление оградить пространство своей личности, свой внутренний мир от постороннего вмешательства. Тем не менее, меня никогда не покидало чувство того, что я, как будто бы живу для других. Меня всегда смущали ситуации, в которых ко мне привлекалось внимание, когда я должен был что-то сказать, сообщить, доложить. В таких обстоятельства я терялся, стремился уйти в себя, раствориться среди других, стать незаметным.
Психоаналитики утверждают, что застенчивость – это не что иное, как симптом, как выражение на сознательном уровне бушующих в подсознании глубинных психических противоречий, а социологи и социопсихологи считают, что застенчивость – это проявление и, одновременно, следствие социофобии. Я солидарен и с теми и с другими. Вот и для меня лично, любое, более или менее продолжительное общение с людьми является самым настоящим стрессом, как симптомокомплекс той самой социальной фобии. Я часто не переношу, когда мне задают внезапные вопросы, требующие сиюминутного ответа. Как правило, у меня сразу возникает тревожное состояние – не то испуг, не то какая-то прострация и потеря дара речи. Потому, попытка моя дать экспромт-ответ, как правило, всегда была и остается по сей день сумбурной – я начинаю путать слова, мысли, а в итоге зачастую оказывался в нелепом положении. Бывали и случаи, когда оставался в гнетущей тишине удивления и непонимания. Подобные моменты в молодые годы происходили достаточно регулярно, повергая в ужас и трепет мое воображение.
Нужно отметить, что все вышеприведенные версии эволюционного преимущества застенчивости, а далее и комплекса неполноценности имеют свои доводы и основания. О том, что именно недостаточная социализации личности составляют основную причину формирования комплекса неполноценности указывают все исследователи сферы психики. По их мнению, что хотелось бы подчеркнуть, застенчивость – это пожизненное клеймо в жизни человека и далеко не безобидное психическое ощущение. В частности, психолог Ф. Зимбардо (2012) пишет: «Застенчивые люди заключают себя в тюрьму молчания, где они сами себе становятся надзирателями, безотчетно вводя суровые ограничения на свою речь и поведение». Автор полагает, что в мире существует категория людей, у которых застенчивость обозначилась болезнью под названием «социальное тревожное расстройство».
По мнению психолога К. Лейна (2007), именно эта мысль была частью более общего биомедицинского поворота в клинической психиатрии. Понимая, что застенчивость всегда врожденная, хотелось бы пофантазировать на тему предощущения человека, у которого, в жизни проявились те самые причинно-факторные обстоятельства появления чувства, а затем и комплекса недостаточности. Возможно ли представить, что застенчивый ребенок в момент своего рождения уже почувствовал чуждость и враждебность мира. Понимая, что многое в человеке зависят от генов и среды, в которой он оказался помимо своей воли, мы имеем смутное представление о силе их влияния. Именно это подразумевал философ-экзистенциалист Ж.-П. Сартр (1905—1980), когда говорил, что «мы вброшены в этот мир» [Сартр Ж.-П. Бытие и Ничто, 1943].
Так-вот, родившись, судьба такого человека сложится так, что чуждым ему придется чувствовать этот мир на протяжении всей жизни. Такой человек представляет собой с рождения замкнутым целиком на себя, страдающим от различных депрессивных маний и многочисленных параноидальных комплексов, настроенным крайне враждебно по отношению к внешнему миру, вечно предающимся самосозерцанию, стремясь отыскать смысл жизни в глубинах собственного «Я». Так или иначе, велика вероятность, что такой застенчивый с рождения, человек, выпадая из реальности получит комплект из серьезных комплексов, которые в последствии могут стать его привычными спутниками, как айтматовское «кассандрова тавро». Вероятно, именно такая версия судьбы ожидала и меня в жизни.
Итак, наверняка, предпосылки формирования у людей чувства, а затем и комплекса неполноценности, зависит от самой человеческой природы. Делая такое резюме, я, естественно задумывался, если застенчивость закладывается от рождения и передается по наследству, тогда в чем заключается ее эволюционное преимущество? Согласно теоретическим воззрениям ученых, застенчивость выполняет некоторые жизненно важные функции для личности: во-первых, она способствует мысленному «проигрыванию» трудных ситуаций, что приводит к усилению «Я» и уменьшению уязвимости личности; во-вторых, она усиливает самокритику, что способствует формированию более адекватной «Я-концепции».
То есть в попытках преодоления личной застенчивости, индивид начинает развивать свои способности, а между тем, это, оказывается, ключевым механизмом, обуславливающим эволюционную передачу застенчивости по наследственности. Я знаю по себе, что самым броским признаком застенчивого человека является чувство неловкости, причем, как перед людьми, так и перед самим собой. Если чувство неловкости на публике отражается в беспокойстве человека о произведенном на других впечатлении, то неловкость перед самим собой – это негативно окрашенный эгоцентризм: «я малодушный», «я недостойный», «я слабый» и пр.
