скачать книгу бесплатно
– Я согласен с вами. Инстинкт самосохранения любви – как у мужчин, так и у женщин, основывается на первичном опыте, на страхах, которые мы часто называем своими ошибками. Просто мужчины более инфантильны, закомплексованы, поэтому злопамятны, хотя и не забывают сделанное им добро. У женщин же вырабатывается стойкий иммунитет, фиксирующий и связывающий прошлое с настоящим на эмоциональном уровне, который даёт им шанс на прощение и востребованность в будущем. Большинство мужчин не живут с тяжким грузом, но есть люди, уважающие сизифов труд.
Сара обернулась на капризы хныкающего ребёнка, откуда – то подползающего к ней. Она нагнулась к нему с сюсюкающим видом опытной женщины, имеющей равные привилегии со всеми матерями, дающими новую жизнь. Эрнан неподвижно наблюдал за этой реалистической и вечной семейной «картиной в интерьере», лишний раз убеждаясь в божественно – великой силе женщины. Он однозначно ставил женщину на ступень выше мужчины без прав соперничества последних с Неизведанным Созданием.
За ускользнувшим от родителей ребёнком подошла женщина, не очень- то похожая на родственницу маленького создания, и аккуратненько подняла его. Малыш отбивался от няни своими пухлыми ручонками, требуя свободы. Женщина взглянула на Сару, молча отблагодарив за участие, и унесла капризничающего ребёнка.
– А у вас дети есть? – спросила Сара.
– Если вы имеете в виду внебрачных, то нет, не имею. Я очень люблю детей. Проблем с воспитанием – уйма, но и радостей от них немало. В суетливом Мире только детские шалости, крики, причуды и отвлекают, расслабляют людей. Как же без них? Ничто порой не вызывает такого чувства умиления, как взросление со своим первенцем.
– Из вас получился бы хороший отец, – подбодрила она его и тут же, услышав сменившуюся музыку, предложила: – Потанцуем?
– Вовсе не обязательно… – начал было Эрнан, но Сара, схватив его за руку, потащила в центр зала.
Пожилой саксофонист отрешённо исполнял джазовую музыку, словно обидевшись на целый свет.
– Я сейчас подойду, – сказал Эрнан.
Он не спеша подошёл к саксофонисту, что – то шепнул ему на ухо, деликатно положив купюру тому в карман. Никто не танцевал. Ребенок, за день наигравшись, спал в коляске. Мать малыша уже не так нервно ёрзала на стуле. Муж женщины доедал остатки ужина. Прозвучала музыкальная композиция 1989 года «LilywasHere». Маэстро, оживившись игрой, подмигнул Эрнану, приподняв саксофон и отклонившись назад.
– Знаете, Сара, я порой за западные ценности в отношении семьи и брака, хотя многое из этого мне претит, – продолжил Эрнан развивать мысль, начатую его спутницей, ритмично двигаясь в такт музыке. – Мы хорошо должны были усвоить урок великой депрессии 1929–1939 годов. Это были тяжелые годы социально – экономических потрясений: голод, нищета, разводы. Рушились семьи, дети оставались практически без родительской опеки, семейной заботы. Само общество пришло в упадок из – за неустойчивой зыбкой почвы в Америке. Миф о благополучном и благоустроенном оазисе был опровергнут, пошатнулись устои. После неминуемого кризиса возобновился институт брака, как некий совершенный макет общества. С наступлением оттепели упорядочились и межличностные отношения. Начали составляться брачные контракты, страхующие будущность семьи и прочное сосуществование. Совместное проживание приносило радость без особых иногда обязательств, лишних затрат и головных болей. Имеющий контракт имел залог стабильности и, соответственно, гарантию. Отсюда – идеальная модель стандартной американской семьи: дом, семья, дети, работа. В каком – то значении мы – пережитки прошлого. Более чем 200-летней американской демократии пришлось многое пережить, проходя через сито независимости. Иное дело у нас. Меня, в частности, не прельщает шаблонная картина национального счастья семьи: официального или формального брака. Новоиспечённая азербайджанская пара устраивает свою жизнь чаще по указке родителей, реже – по своему усмотрению, не всегда при этом получив благословение семьи. После окончания школы парень поступает в высшее учебное заведение, а если не повезёт, то призывается на военную службу. После армии он устраивается на малооплачиваемую работу, и вот тут главный ход событий: он или же его родители торопят парня с женитьбой! И молодые, зачастую не имеющие под собой никакой материальной базы, подгоняемые родственниками, фактически не проверив чувств по отношению друг к другу, вслепую женятся, сразу же заводят детей, нарекая их именами родителей или прародителей, не пожив какое – то время в своё удовольствие. А что дальше, спросите вы? А дальше одни обиды, разочарования и тотальные разводы. При таком стандартном раскладе всё предсказуемо до мельчайших деталей. Хоть я и не Нострадамус
, но картина ясна. Даже не старайтесь предугадать. Всё на виду!
Всем этим Эрнан успел поделиться с партнёршей во время танца, в то время как посетители заведения смотрели на него во все глаза как на субъекта, наверняка имеющего огромный дефицит общения. Музыка смолкла. Эрнан и Сара вернулись к своему столику.
– Вы жестоко и как – то неутешительно обрисовали картину национального счастья, – впервые упрекнула она его. – По – вашему выходит, что ранние браки при экономическом кризисе приводят к повальным разводам?
– Да, именно так.
– Даже если в стране действует неписанный закон демографии? Проект, направленный на рост численности рождаемости, включающий в себя укрепление границ, уплотнение населения и заселение новорожденными крохотными гражданами необжитых территорий страны? Что в этом предосудительного?
– Ровным счетом ничего. Нацистская Германия поощряла ранние браки, предохраняя общество от блуда, и порицало неразборчивые порочные связи, приводящие к разложению общества, чтобы сохранить чистоту нации. Фашистская социальная программа семейного благоустройства противоречила на корню политическим амбициям мирового господства. В итоге – безымянное, осиротевшее и раздробленное послевоенное травмированное общество. В переходный исторический момент лучше не препятствовать представителю нации в сохранении нейтралитета и в праве иметь свободный выбор, чем загонять человека в рамки условного семейного счастья, которое, не состоявшись, оставляет после себя множество разбитых пар.
– Эрнан, более полувека минуло с Нюрнбергского процесса
, а вы так и не женились!
– Я за своё заплатил сполна. Понимаете, одним судьба даёт счастье создать семью, а они разрушают свой очаг. Сознательно или нет – неважно. Другие хотят свить семейное гнездо, но провидение или злой рок отнимают у них этот шанс.
Сара на вербальном уровне понимала, что жар, исходящий от этого мужчины, сжигает его самого больше, чем других. Она словно видела его жизнь: лёгкие победы, тяжёлые удары, большая рутина бытия, обременённая бесконечностью.
Перед её взором пронеслись всадники в белых кандурах*, изо всех сил хлещущие коней, пытаясь настигнуть и окружить вражеский караван. Между переходным состоянием сонного трёхмерного изображения она видела столкновение двух неравных по численности войск. Кровопролитное сражение в её видении закончилось чудодейственным вмешательством небесных защитников и победой малочисленного войска над многочисленным.
В образах бессознательного, проплывающих мимо, Сара не увидела ни Эрнана, ни кого – либо, кто бы мог быть рядом с ним. У него не было особых привязанностей в жизни, иначе он не растрачивал бы своё время с первой попавшейся незнакомой девушкой. Было сразу заметно, что он не из таких. Что ему нужно? Мужчине сорок лет. Видать, таким бывает сложнее обрести счастье, чем безусому, бросающемуся в объятия любой женщины парню за двадцать, надумавшему жениться на каждой влюблённой и потерявшей от него голову девчонке. В такой трудный период среднего возраста сознательный мужчина пытается удержать и уберечь, а ни в коем случае не отогнать и потерять. Достаточно было взглянуть в его глаза, чтобы догадаться о его кровоточащих воспоминаниях из похороненной прошлой жизни. Когда, забившись в угол, человек, словно волк, зализывает раны, готовясь к последнему прыжку. Связав воедино услышанное за пару часов общения, Сара составила портрет потерянного мужчины.
– Я до последнего момента не собирался жениться. Пока не встретил ту единственную… – он хотел выговориться, но замялся.
– Что же произошло? – тихим голосом подбодрила его Сара.
– Она передумала выходить за меня. Ушла, ничего не объясняя. Спустя какое – то время она решила вернуться, но я был непреклонен.
– Эрнан, послушайте меня. Любая сильная женщина, будь она хоть трижды Маргарет Тэтчер, пасует перед упорством и волей. У нас первородный страх перед господством мужчины. И таких мы уважаем, хотя не признаемся себе, что побаиваемся их. Но никогда не отпустим от себя, как бы мы не злились, разве только чтобы потом, остыв, вернуть их.
– Мы всё равно никогда не узнаем правду о том, что думают о нас женщины, – ответил он.
Они залились громким веселым смехом, пока не заиграл рингтон на мобильном телефоне, оповещая Эрнана о вечерней молитве. Прозвучавший азан
и будильник были единственными настроенными функционирующими ориентирами для него за последнее время, а всю оставшуюся часть суток телефон находился вне зоны доступа.
– Ну, мне, наверное, пора, – сказал он и знаком подозвал официанта. Тот кивнул головой и быстро явился со счётом. Эрнан расплатился и пошёл с Сарой к выходу. У автомобиля он остановился и, уважительно взглянув на Сару, сказал:
– Отсюда я пойду один. Благодарю вас. Вы много для меня сделали.
– Это я вас благодарю. Редко встретишь мужчину, познавшего самого себя и окружающий его неидеальный мир, – улыбнулась она ему и неторопливо села за руль. – Мы ещё увидимся? – спросила Сара и, не дожидаясь ответа, протянула Эрнану визитную карточку, извлечённую из сумки.
Он спрятал карточку в нагрудный карман куртки, затем тщательно проверил пальцем – на месте ли она.
– Берегите себя, Сара. И никогда не обманывайтесь в окружающем вас неидеальном мире.
Девушка развернула машину с грунтовой дорожки и выехала по автостраде на ту сторону, куда ушёл Эрнан. Глаза постепенно освоились в темноте, но фокус зрения всё же не очень чётко различал предметы. Сара включила дальний свет и вгляделась в пустоту. Впереди показалась еле заметная фигура, меняющая форму и очертания. Затем она превратилась в точку и исчезла совсем. Сара, опершись подбородком на руль, сидела в оцепенении несколько секунд, уставившись то ли на темнеющую впереди дорогу, то ли обволакиваясь магией автомобильного света, как вдруг, встрепенувшись, рассеянно поправила волосы и торопливо покатила в противоположном направлении.
Глава 3
Опустились сумерки. Ноябрь протекал умиротворённо и умеренно, без печальных, драматических, запоминающихся чёрных дат в календаре, как и весь уходящий год. Зато хронология событий, происходящих в мире, не предвещала никому в целом спокойствия и беззаботности, включая тех, кто считал себя непричастными к общему, и даже тех, которые, заявляя: «Моё дело – сторона», оставались неосведомлёнными. Год особенно запомнился смертью двух знаменитых теноров, пышными похоронами двух не менее знаменитых актеров, а также побегом политика правящей партии – министра финансов и укрытием его спецслужбами другой страны.
Уже к середине ноября деревья, отбросив своё покрывало из жёлтых листьев, бесстыдно обнажились, словно нудисты в знойную жару.
Отсутствие ветра всё же не спасало от морозного воздуха, который при дыхании дикарём врывался во внутренности и до посинения исступлённо – виртуозно играл на человеческих костях.
Эрнан любил ноябрь и называл его перешейком, соединяющим два уникальных, на его взгляд, месяца – Красный Октябрь и Белый Декабрь.
Таинство ноября, сокрытого и стиснутого между двумя месяцами, служило для него путеводителем, багровым маяком, своего рода исчислением на пути нового магического этапа. Оно знаменовалось для него либо очищением и завершением бесконечных рутинных дел, либо стремлением объять необъятное. Когда – то давно, в начале девяностых, когда святые ориентиры – чувство патриотизма и чувство долга – были стёрты произошедшими событиями, начался массовый отток из страны людей, большинство из которых составляла золотая интеллигенция. В поисках желанной отдушины люди с остервенением, без оглядки и навсегда покинули страну.
В те мрачные годы у Эрнана что – то щёлкнуло в груди. Он не уехал, остался, но жить как прежде не мог. В душе словно прорвалась незримая плотина. Восстановить его душевное равновесие теперь было делом разве что Божьих рук.
Этот день и сегодняшнее случайное знакомство с Сарой необычно отметились в спектре событий личной жизни Эрнана.
«Но насколько оно было случайным?» – не переставая, задавался он вопросом.
Эрнан вспомнил, что не совершил вечернюю молитву. Включённые фары редко проезжающих машин били ярким светом в лицо. Прищурившись, он продолжал идти, всё больше чувствуя давивший на спину рюкзак. Глаза слипались от усталости и непреодолимого желания заснуть. Непроизвольное постукивание друг о друга камушков чёток возвращало его в реальность из грёз сна. Через полчаса ходьбы он остановился, глядя на поле слева от дороги, не намереваясь извлекать спальный мешок для ночлега, сознательно избегая непредвиденных форс – мажорных ситуаций в лице нетрезвых местных жителей, злой собаки и всяких ползучих тварей.
Когда Эрнан прошёл километра два, ему показалось, что он видит впереди минарет. Туманное сооружение по мере приближения становилось всё более чётким, и он увидел горделиво стоящую придорожную мечеть. Она, судя по всему, была построена гораздо позже, после приобретения республикой независимости. Божьи дома – мечети, церкви, синагоги – в бывшей атеистической империи не являлись столь посещаемыми и социально – актуальными, как теперь, а были просто древними архитектурными строениями, украшающими характерное лицо восточной страны. Динамичный темп нового суверенного государства окончательно повернул общественность в сторону наживы материальных ценностей, эфемерных непостоянных радостей, так что никакому бизнесмену и в голову бы не пришло заняться богослужебной постройкой на свои кровные сбережения. Очевидно, личные инициативы отдельных общественных деятелей и порывы иных государственных чиновников в деле развития социальных институтов, в том числе влияние религиозной идеологии и морали на умы не поощрялись. Да и помимо этого идеи набожности казались непригодными. Рядом с мечетью, по правой её стороне, было небольшое второразрядное кафе. Эрнан наскоро подкрепился, утоляя наступивший голод картофельным пюре с куриной грудкой, и, расплатившись, спросил у официанта:
– Скажите, если идти по прямой, можно ли будет выйти к горе Бешбармаг?
– Километра через три, если держаться левой стороны шоссе.
– Точнее, через два километра, – заметил Эрнан, взглянув на циферблат часов.
Официант, внимательно присмотревшись к клиенту, выпрямился, будто что – то вспомнил, и неуверенно спросил:
– Простите, я не мог вас раньше где – то видеть?
– Вполне может быть, – ответил Эрнан.
– Через два километра возле шоссе у подножия горы располагается святое место – Пир Хызыр Зунджа. Обычно там и останавливаются паломники и верующие для совершения молитв и поклонений. Ну, а если вам нужно к самой горе, – тут официант понимающе посмотрел на рюкзак, – придётся подниматься на высоту 1200 метров.
Эрнан за основательное объяснение прибавил официанту чаевых, поблагодарил и никем незамеченным вошёл в мечеть.
Скромность мечети сразу бросалась в глаза: никакой расписной помпезности, молитв на стенах, роскоши позолоченных арабских росписей, лишь внутренняя часть единственного центрального купола была отделана орнаментом в духе азербайджанских строителей начала ХХ столетия, на котором читалось слово «Аллах». Подобная скромность как бы разрушала стереотипы архитектурной композиции того и более позднего периода.
У входа в мечеть было нечто вроде маленькой прихожей – гардеробной. Эрнан заметил возле неё встроенное в стену окошко, соединяющее мечеть с выходом на трассу. За столом у окошка сидел тучный пожилой мужчина, на голове которого была белая кипа, связанная из редких серебристых нитей.
«Почему они прикрывают венечную чакру на макушке? – задумался Эрнан, присмотревшись к мужчине. – Не это ли единственная связь человека с Богом или с Космосом? Получаемую свыше энергию индивид использует не всегда верно, а зачастую даже не во благо ни себе, ни другим. Бесчисленное множество раз я видел в мечети молящегося человека с покрытой головой и голыми ногами без носков, и людей с непокрытой голову и голыми ногами приходилось видеть. Ни в первом, ни во втором случае человек не удерживает в себе получаемую двумя путями энергию – из Земли и Космоса. Энергетический поток, получаемый человеком в мечети, можно получить, обнажая шишковидную железу, она же и верхушка головы, и удержать его в себе, надев носки, на время прикрывая ноги. Просто не стоит прикрывать или обнажать одновременно все чакры для прохождения энергетической силы».
Мужчина за столом молчаливо и со знанием дела механически принимал от проезжающих мимо путников записки, в которых были написаны имена усопших родственников. Очевидно, позже мулла по списку прочитает по ним панихиду – молитву «Ясин» за упокой всех обозначенных в списке душ.
– Простите, я могу сегодня переночевать в мечети? – обратился Эрнан к служителю мечети, как только тот прикрыл окошко.
Мужчина, ненадолго задержав взгляд на незнакомце, поправляя тетради на столе, дружелюбно ответил:
– Это, конечно, не отель высшего класса, но двери дома Аллаха открыты для всех. Я – Гаджи Рагим, служу при этой мечети.
– Спасибо. Меня зовут Эрнан Абдуллаоглы.
– Эрнан Аблуллаоглы… – вслух повторил мужчина, уставившись на стену. – Не мог ли я раньше слышать ваше имя?
– Вполне вероятно, если учитывать, что многие имена в произношении очень созвучны и схожи. Легко ложатся на слух.
– Совершенно правильное замечание. – кивнул массивной головой Гаджи Рагим. – Присаживайтесь, пожалуйста, я угощу вас чаем. Вам нравится имбирный чай?
– Думаю, имбирь мне сейчас в самый раз.
– Намереваетесь подняться к горе Бешбармаг? – спросил служитель, снимая электрочайник с подставки и знаком головы показывая на рюкзак.
– Это противозаконно?
– Не каждый может подняться на гору. Порой одного желания и воли бывает недостаточно. Мы живём на стыке времён, перемен и явлений. – Мужчина налил чай в чашечки и сел напротив Эрнана. – Пятипалую гору называют ещё и горой Хызыр Зинда. Хоть местность и предназначается для паломничества, но совершают этот ритуал только лишь исключительные люди.
– Хочется надеяться, что я не напрасно прошагал сорок километров из столицы. Вы сказали, Хызыр Зинда?
Гаджи Рагим подробно и основательно поведал о бытующем мифе о пророке Хызыре, который носил зелёные одежды в поисках эликсира жизни. Пророк успел побывать и в окрестностях горы Бешбармаг, где нашёл источник живой воды в Подземном царстве. Не раздумывая, он напился из источника и обрёл бессмертие. Спустя время жители стали называть это место его именем – Хызыр Зинда (Хызыр Зунджа).
– Эликсир жизни… – задумчиво произнёс Эрнан.
– Да. Зуль – Карнайн, по одной из версий, в поисках живой воды обратился к Хызыру. Святой отвёл его к двум родникам, где из одного текло молоко, а из другого – мутная вода, и сказал, что можно выпить только из одного источника. Искендер выбрал молоко. Хызыр же выпил мутную воду, благодаря чему обрёл бессмертие.
– В восемнадцатой суре Корана упоминается о Зуль – Карнайне, – воодушевленно прибавил Эрнан, отпивая горячий имбирный напиток.
– Абсолютно верно, – радостно улыбнулся Гаджи Рагим, словно встретил родного человека, с которым можно будет поворошить давно забытое. – Зуль – Карнайн в переводе с арабского означает «обладающий двумя рогами». Но такое толкование имени Зуль – Карнайна неизвестно. Одни называют «рогами солнца» Восток и Запад, другие объясняют это тем, что он владел Румом и Персией.
– Выходит, Зуль – Карнайн и Искендер – это одна и та же личность с двумя разными именами?!
– Согласно некоторым преданиям, – продолжал служитель, – имя Зуль- Карнайна было Искендер, в связи с чем его обычно отождествляли с Александром Македонским (Искендером Двурогим), который, к тому же, был изображён на монетах как воплощение рогатого бога Зевса – Амона. Другие видят прототип Зуль – Карнайна в Кире Великом или Соломоне. Некоторые современные исследователи считают, что прототипом мог быть даже византийский император Ираклий. Все комментаторы сходятся в том, что Зуль – Карнайн был великим царём, предполагая, что им мог быть персидский царь Дарий, нихлахмидский царь Аль – Мунзир, йеменский царь аль-Акран («рогатый») и многие другие. Некоторые историки – Аль – Куртуби, ат-Табири, Ибн – Асир – утверждали, что Зуль – Карнайн проживал во времена пророка Ибрахима (Авраама) и совершил вместе с ним паломничество в Мекку. Зуль – Карнайн проповедовал единобожие и призывал другие народы следовать Божьим законам. Аллах даровал ему великую власть против язычников, в которой он преуспел, завоевав огромные территории Азии и Европы.
– Но ведь Коран, – мягко прервал Гаджи Рагима Эрнан, – приписывает Зуль – Карнайну подвиги, которых у Александра не было!
– Ни больше ни меньше, когда ясен общий знаменатель. Да, Коран приписывает ему завоевания, которых не было у Александра, – повторил Гаджи Рагим. – К примеру, войны Яджудж и Маджудж. Выступая против варварских племён, творящих бесчестия по отношению к другим народам, Зуль – Карнайн построил между двумя городами стену, а щели между блоками залил расплавленным железом. Это не та стена, которую сегодня называют Великой Китайской стеной. Незадолго до дня Страшного суда Яджудж и Маджудж должны пробить в этой стене брешь, совершая нашествия на другие страны. Суть Коранического повествования состоит в том, что всё, сотворенное великим царём Зуль – Карнайном, было даровано ему могущественным Аллахом.
Время на настенных часах перевалило за полночь. Проезжающие автомобили всё реже припарковывались рядом с мечетью. Через боковое помещение Эрнан замечал верующих путников в состоянии благоговейности, которые разувались перед входом в мечеть, соблюдая ритуал вековых традиций для совершения намаза. Построенное рядом кафе работало круглосуточно, обслуживая дальнобойщиков, туристов и завсегдатаев из разных социальных слоёв. Голоса снаружи звучали в унисон с дребезжанием чашек, блюдец, ложек, внутри царил аромат свежезаваренного ленкораньского
чая, перемешиваясь с резким запахом никотина. Эрнан, ощутив едкий табачный дым, фыркнул, сдержанно поморщившись.
«В наш неустойчивый век всяких соблазнов и грехопадений, если бы человеку, допустим, при его жизни позволили ознакомиться с Книгой его судьбы полностью – от рождения и до самой смерти, то возможно, разумный из нас не позволил бы себе зигзагов предосудительности, ведущих в тёмное никуда, и постарался бы жить счастливее без сомнительных эндорфинов, стимулирующих нездоровый образ поведения, в первую очередь во вред своему организму, а во – вторых – окружающей среде. Но большинство из нас со свойственными человеку слабостями растрачивает своё время и изнашивает своё тело. Сдаётся мне, что у Господа к каждому рабу будут свои вопросы, с каждого – отдельный спрос. Разговор будет очень длинным. А общий вопрос для всех будет удивительно прост: «На что ты убил Время?» И вряд ли мы сможем найти на него вразумительный ответ».
Гаджи Рагим наполнил опустевшие стаканы новой порцией чая. Его умиротворенность вкупе со спокойным монотонно – мелодичным голосом подтолкнули бы к откровенности любого собеседника, не боявшегося злоупотребить чужим терпением. Нельзя было сказать, что он выглядел уставшим, разбитым от повседневной однообразной рабочей рутины. Казалось, ему доставляет удовольствие чувствовать свою необходимость, оказывая помощь и всевозможную поддержку ищущим спасение, и делиться познаниями, которыми обладает, и он делал это ненавязчиво и мило.
– С вами что – то не так? Вы же здесь не случайно? – мягко спросил Гаджи Рагим, прервав блуждающие мысли Эрнана.
– Да с нами со всеми всё не так.
– Что, простите? – вновь переспросил служитель мечети.
Люди встречаются, расстаются, хаотически сменяя изначальное местоположение друг друга в системе взаимосоприкосновений мироздания на бесконечно неизвестное. В этом широчайшем мегаполисном обзоре люди – точки становятся непересекающимися параллелями. Словно маленькое государство – анклав, запертое внутри другого большого государства. Это как состояние человека – аутиста, который не заговорит с тобой никогда, если даже признает, и при встрече избежит общения. Люди, случайно повстречавшись мимоходом на пару секунд, в миллионной комбинации вероятностей могут не встретиться никогда. Таковы теперь ценности нового мирового распорядка. Аморального, оплёванного, обгаженного, бесноватого мира!
– Я чувствую, что вы опасаетесь мне открыться. Расслабьтесь и отпустите себя, ведь мы находимся в доме божьем. Возможно, мы с вами никогда не увидимся. Так что вам нечего терять.
Эрнан поразился силе, распознающей мысль, силе магической телепатии, предугадывающей и определяющей любое изменение в состоянии человека. Несомненно, человеческий мозг является самой неизученной и таинственной областью науки.
– У меня ощущение, что Бог меня покинул. Я хочу вернуть Его расположение, – глухо вымолвил он.
– Об этом Богу лучше известно, – в тон Эрнану, но более мягко ответил Гаджи Рагим. – Нам порой кажется, что у нас ничего не получается. Что бы мы ни делали, не начавши рушится. Наверное, вера постепенно, словно огонёк лампады, угасает в нас, путая наши мысли, притупляя наши чувства. Мы ещё даже не начинаем делать первые шаги к новому намеченному, а сомнения уже сбивают нас с пути. Только очень поздно очнувшись, мы начинаем осознавать, что не туда свернули. Вот так мы с первых же минут предаём себя, а затем и свои мечты. Но не отчаивайтесь, вы ещё молоды.
– Скоро мне будет сорок, а у меня такое чувство, будто я прошёл мимо какого – то необъяснимого Великолепия, и мимо не знаю чего, но определённо Прекрасного, и оно зловеще, будучи совсем близко, надменно не снизошло до меня, не пожелало коснуться меня рукой. Не могу сказать, как давно я в немилости у капризницы – судьбы, но незаметно для себя я начал терять с таким усердием заработанные по жизни очки.
– Это ведь круче, чем потерять оптические.
Эрнан сдержанно улыбнулся остроумию богослужителя, в то время как Гаджи Рагим продолжил мысль, боясь ненароком обидеть собеседника столь неприхотливым юмором. За последние десятилетия своевременный, спонтанный, искренний незатейливый юмор стал цениться намного больше и засчитывался как продукт высококачественного ума. И поскольку именно такой юмор был в дефиците, люди обходились с ним более чем снисходительно, а по прошествии времени многие научились смеяться над самими собой. Но это уже был редкий драгоценный дар, который человек мог себе преподнести.
Таким даром, если не сказать особой чертой характера, обладал и Эрнан Абдуллаоглы. Он был предельно требовательным к себе, не прощал промахов и ошибок и был абсолютным трудоголиком – от школьной парты и по сей день. Таким он был по отношению и к себе, и к другим. Он шёл с чётко выработанной программой по намеченному пути, иногда перепланируя дела, перекидывая время, передвигая цели по ходу развития общих событий. Правильность порой мешала его гибкости, но заложенные в нём активный темперамент оперативности, ответственности, дисциплинированности, непроизвольная демонстрация своих незаурядных способностей, доброжелательное, но осторожное отношение к окружающим представляли его обществу как аккредитованную, внушающую уважение личность.
В отношениях с людьми, несмотря на их социальный статус, Эрнан всегда придерживался определенных этических стандартов. Он умел держаться со всеми на умеренном расстоянии в соответствии с выработанной самим моделью: близкое – это дальняя дистанция. Это его известное золотое правило близкого расстояния заключалось в том, чтобы держать субъект – человека – на расстоянии вытянутой руки. И ни на миллиметр ближе или дальше. По этому принципу он, может, и не допускал ни с кем фамильярности и панибратства, кем бы этот человек ему не приходился. Некоторые скажут: «Как же такое возможно?» Эрнан жёстко соблюдал свои правила: чужих не жалел, чтобы свои боялись, своих же не миловал, чтобы чужие остерегались. У него не было таких понятий, как родство, соседство, землячество, единомыслие и т. д. Слово «своё» вмиг могло перевоплотиться в «чужое», и наоборот. И поэтому Эрнан законно руководствовался двумя критериями: «моё» – «не моё», «мой человек» – «не мой человек».
Сейчас, сидя напротив этого милого сердобольного человека, он имел возможность дать волю чувствам и подпустить того на известное расстояние, не забывая, разумеется, о своих условных рефлексах на всякие свойства проявляющихся демонов, сидящих внутри каждого человека, каким бы ангелом он ни казался.
– Потерянные очки, а с ними и допущенные ошибки, учат нас Чувству Долга и Ответственности, – продолжал Гаджи Рагим. – Вам почти сорок, это сакральное число. Многим посланникам именно в сорок лет с божьей милостью было дано пророчество. Вспомните историю религии: Муса (Моисей), Мухаммад, как и большинство из них… Не в этом ли наполненном осознанной мудростью лет возрасте они вступили на святую дорогу, на путь битвы, на тропу войны с собственным внутренним миром и неизведанным чужим внешним миром?
– Семьи избранных личностей не препятствовали им в их становлении. Среда не чуждалась их, почитая за странных, оторванных от всех людей, и не считала их категорично сумасшедшими.
