скачать книгу бесплатно
Проходя вместе с детьми мимо продуктовых магазинов, мимо киосков, круглосуточно торгующих спиртным, мимо пивнушек, она из урн, из-под скамеек, а то и просто с тротуаров поднимала пустые бутылки, аккуратно складывая их в целлофановый пакет. Это было опасное занятие – за бутылками охотились все бомжи микрорайона, иногда устраивая побоища из-за стеклотары. Анну участь битв каким-то чудом миновала, но, все-таки, было стыдно конкурировать с бомжами на глазах у редких утренних прохожих. Тем более ее многие знали!
Бутылочный бизнес приносил мало денег, но их хватало, чтобы ежедневно покупать половину сайки пеклеванного хлеба и пол-литровый пакет молока. А иногда даже перепадало на крупы и набор куриных шеек, из которых Анна варила супы.
Чего у нее было всегда вдосталь, так это конфет в коробках и всевозможных ликеров, регулярно приносимых благодарными родителями к очередному празднику. Ликеры, которые, к слову сказать, Анна терпеть не могла, иногда менялись у соседей на колбасу и консервы, с конфетами вместо сахара пили чай.
По выходным она шила на старенькой машинке все тем же соседкам по этажу: иногда за деньги, иногда за ведро картошки, иногда за оставшийся лоскут ткани, из которого можно было собрать себе кофточку с коротеньким рукавчиком или скроить разноцветную наволочку.
Она до сих пор не понимает, как они пережили то голодное время.
Особенно трудно было старшему сыну – в Москве семья Анны жила не то чтобы очень богато, но далеко не бедно.
В большой трехкомнатной квартире свекра на Ленинском проспекте места хватало всем. Виталий, ушедший на пенсию после ранения, занялся бизнесом и чуть ли не одним из первых в Москве открыл кооперативное кафе, с традиционным названием «Русская кухня». В период тотального дефицита, талонов и просроченной гуманитарной помощи, он каким-то образом умудрялся доставать приличные продукты. Набрал штат хороших поваров, и в кафе, с недорогой, вкусной, почти домашней едой, живой музыкой по вечерам, народ повалил толпой.
Тогда, в конце восьмидесятых, люди к частникам ходили больше из любопытства, сравнивая как у нас тут, с тем, как у них там, на Западе.
Виталий старался держать марку. Отремонтировал помещение обшарпанной общепитовской столовой под сруб русской избы, расставил деревянные столы и лавки. Вышитые шторы, скатерти, рушники, в тон им расписные косоворотки на официантах, вежливое и культурное обращение, и дымящиеся, с пылу с жару, блюда в глиняных горшочках, с блинами, икоркой и запотевшей водочкой в графинах сделали кафе очень популярным. Особенно среди партийно-комсомольских работников горкомовского и обкомовского уровней.
Анна, пробыв положенное время в отпуске по уходу за ребенком, по настоянию мужа уволилась и больше не работала.
– Мне нужна красивая, ухоженная жена, а не вечно замотанная ударница коммунистического труда, – сказал он, – а еще мне нужны здоровые дети и чистый дом!
Брак у них был зарегистрирован, и она теперь носила простую русскую фамилию Иванова.
Несмотря на это, свекор ее к себе в квартиру прописывать отказался, ссылаясь на многочисленные примеры, когда ушлые провинциалки оттяпывали жилье у коренных москвичей, но внука и старшего сына Анны от первого брака прописал. Мальчишки для него опасности не представляли.
– Ничего, скоро купим свою кооперативную квартиру или построим дом, тогда будешь собственницей и полноправной москвичкой, – утешал ее муж, но Анна особо и не расстраивалась.
Для нее наступили золотые времена – спокойные, сытые и благополучные. После родов Анна немного раздобрела, но супругу это даже нравилось, и она не спешила худеть.
У нее не было проблем и трудностей. С Виталиком все решалось быстро и как-то само собой. Старшего сына Колю они перевели в одну из лучших специализированных школ с углубленным изучением иностранного языка, к малышу приходила вышколенная няня, пока супруги ходили по презентациям, банкетам или просто отдыхали за городом на даче у очередного высокопоставленного друга.
Обленившись, Анна даже не готовила. Каждый день с утра пораньше из заведения мужа приезжал водитель с кастрюлями, кастрюльками и судочками, и ей оставалось только разогреть еду и подать на стол. Но часто всей семьей они обедали прямо в своем кафе.
Пустота в магазинах и огромные очереди тоже мало волновали Анну, перед супругом которой, благодаря его прежней и нынешней работам, открывались двери многих складов, баз и подсобок магазинов.
Она взяла пример со своих новых подруг – жен быстро разбогатевших кооператоров и стала посещать модельные показы и одеваться в доме моды Вячеслава Зайцева.
Виталий не скупился на Анну и детей, ему было в радость одаривать ее золотыми украшениями, а французские духи, первая коробочка которых у Анны появилась только после замужества, она даже начала коллекционировать.
Мужу нравилось смотреть, как Анна, достав заветные коробочки и флакончики, открывала и закрывала их, мазалась, а потом вертелась перед ним, чтобы он оценил ее благоухание. Он в шутку отпихивал жену и как бы недовольно бурчал: «Парфюмерный магазин пришел!» Анна шла в душ, смывала с себя дорогостоящие запахи, но потом снова доставала заветные флакончики, вернее один флакон с любимыми духами мужа «Клима» и, нанеся по капельке на мочки ушей и запястья, шла к нему подлизываться.
Виталий был самой большой и взаимной любовью Анны. Ей было неприятно вспоминать о том, что когда-то, в прежние времена, она испытывала к нему противоположные чувства.
В тот период жизни Анне многое было неприятно вспоминать. Например, предсказание ее судьбы, услышанное некогда во Владивостоке. Ну почему она должна быть одинокой и несчастной женщиной, если у нее дружная семья? Если она счастлива, и у нее все хорошо! Если они с Виталиком понимают друг друга с полуслова, полувзгляда, с полужеста, и уже не самостоятельные единицы в социуме людей, а неотделимые половинки единого целого.
Случайно столкнувшись по жизни, они вдруг обрадовались, что нашли друг друга, и поняли, насколько раньше была скудна их жизнь. Теперь Виталий старался дать Анне то, чего раньше она была лишена, в том числе и материальные блага, на которые у него, слава богу, имелись средства. Они регулярно ходили в театры, покупали дорогие хорошие книги. Узнав, что Анна никогда не была за границей, он повез ее в Германию. По возвращении заставил получить права и подарил новую «Ладу».
О себе он забывал. Анна покупала ему одежду, обувь и белье. Каждый день стирала рубашки и следила, чтобы его костюмы были вычищены и наглажены, а галстук подобран в тон.
Все это осталось в прошлом.
Теперь, сидя вечерами в своей общежитской комнатушке, Анна не могла отделаться от мысли, что над ней кто-то зло и жестоко подшутил, в один миг отняв у нее все.
«За что?» – только и повторяла она, размазывая по лицу слезы. Ей не хотелось жить, но подходил кто-нибудь из детей, теребил за руку, просил поиграть, поесть, да мало ли что могут просить дети, и она возвращалась в реальность.
3
Гость появился неожиданно перед рассветом.
По-хозяйски ввалившись в комнату в грязных ботинках, он со скрипом отодвинул стул и, не стесняясь полураздетых женщин, уселся вытянув ноги. От пришельца несло перегаром, смешанным с запахом едкого пота и еще какого-то неприятного амбре: то ли дешевого табака, то ли давно не стиранной одежды, то ли застарелого куриного навоза. Запах был настолько сильным, что Анну передернуло.
– Быстро встали! Ты, жирная корова, – он чуть не пнул по заднице ничего не соображавшую спросонья Зинаиду, – быстро взяла игрушки и повесила на себя.
– Сейчас, Эльдар, – безропотно и даже как-то заискивающе произнесла женщина, вместо того чтобы по обыкновению огрызнуться в ответ.
– А ты, – обратился он к Анне, кинув ей на кровать пакет с каким-то шмотьем, – надень это.
Анна, собравшаяся было дать отпор нахалу, увидев поведение напарницы, быстро сообразила, что выступления неуместны, и прикусила язык. «Ничего, – мстительно подумала она, – потерпим! Вот получу свои деньги, тогда и поквитаемся!»
В пакете оказалось нижнее белье из черного кружева, довольно-таки безвкусное, китайское, и такая же уродливая кружевная блестящая кофта. Не вступая в полемику, Анна ушла в туалетную комнату и переоделась.
– Накрасься поярче, – крикнул ей вдогонку гость, – а то выглядишь, как бледная вошь!
По-русски он говорил вполне грамотно и без акцента.
Вернувшись в комнату за косметикой, Анна увидела, что на полу перед Зинкиной кроватью лежит большая раскрытая сумка «Адидас». Заглянув в нее, она неприятно поежилась, но, решив относиться ко всему спокойно и без эмоций, тихонько присела на диван, взяла зеркальце и начала красить ресницы.
– Что сидишь, помоги ей! – снова прикрикнул на женщину Эльдар. Как хлыстом ударил!
Бросив тюбик с тушью в косметичку, она подошла к подруге. Зина, между тем, производила довольно-таки странные манипуляции. Задрав юбку до пояса и достав из сумки новенький, поблескивающий плохо вытертой смазкой пистолет марки «ТТ», она с помощью лейкопластыря пыталась прикрепить его к внутренней стороне ноги, чуть пониже интимного места.
– Про пистолеты мы не договаривались! – Анна возмущенно развела руками. – Я думала, что контрабандный товар – сигареты или спиртное!
– Заткнись! Слишком много думаешь! – одернул ее Эльдар. – Вот сейчас пристрелю тебя, и ни одна сволочь не найдет! Давайте поторапливайтесь, у нас времени всего два часа!
– Молчи, Ирка! – зашептала Зинаида и быстро начала обматывать ногу пластырем, закрепляя пистолет.
Но Анне стало обидно. В конце концов, она не рабыня, не преступница и ей еще ни копейки не заплатили, чтобы разговаривать с ней подобным образом. Едва сдерживая гнев и сузив глаза до щелочек, она прохрипела:
– Не ори на меня! У себя на Кавказе на жену кричать будешь!
– На каком Кавказе? Совсем долбанулась? Я – из Казани. И скажи спасибо, что на моем месте не Ваха, он бы тебя точно пристрелил! – Эльдар смачно сплюнул на пол. Но затем, сменив гнев на милость, более миролюбиво закончил: – Ладно, ладно, поторапливайтесь! Если опоздаем, останемся без денег. И крепче заматывайте это китайское дерьмо, чтобы не выпирало и по дороге не отвалилось!
Его доводы подействовали на женщин более чем убедительно.
На толстой Зинаиде уместилось шесть тэтэшек: два – на внутренних сторонах ног в шахматном порядке, чтобы женщина, сразу превратившаяся в каракатицу, хоть как-то могла передвигаться; по пистолету – под каждой коленкой и подмышкой. Для надежности груз обмотали еще и бинтами.
Далее последовал макияж. Зинкино лицо и руки покрыли красным гримом, подмазали кое-где зеленкой и присыпали пудрой. Для завершения образа на нее нахлобучили широкую цыганскую хламиду, и перед Анной предстал экземпляр безнадежно больного человеческого существа, сбежавшего из лепрозория, до которого не только дотронуться, но и просто смотреть, не содрогаясь, было не возможно.
– На меня тоже оружие замотаете? – наивно поинтересовалась она у Эльдара.
Тот только отмахнулся:
– Посмотри на себя, швабра! На тебе даже ключи от машины видны, если в карман джинсов положить. Куда мотать? Иди докрашивайся!
Анна, схватив косметичку, исчезла в туалетной комнате. Взглянув в зеркало, она ужаснулась. Из зазеркалья жалобно смотрела большими, вульгарно накрашенными глазами придорожная шлюшка в дешевой одежде с претензией на гламур. Всматриваясь в свое отражение, женщина вдруг отчетливо вспомнила сон, приснившийся этой ночью.
Они вместе с Зинаидой стоят на площади незнакомого города у чугунной ограды. Чуть поодаль, метрах в десяти, примостились молодые ребята в черных кожаных куртках с множеством заклепок и в тяжелых ботинках с железными набойками на носках, в большинстве своем обритые налысо. Ее дети называют таких «скинами», а газеты – скинхедами.
Скины есть, наверное, везде – во всех городах и странах. Несколько дней назад, одурев от заточения в коттедже и потихоньку сбежав на прогулку, они с Зинкой напоролись на таких типчиков.
Женщины шли по узенькой мощеной улице, глазея на витрины магазинов и мелких лавчонок, и не заметили появившихся бритоголовых ребят. Анна, слегка опередившая подругу, может быть, совсем бы их не увидела, но, пройдя немного и обнаружив, что Зинаида отстала, обернулась. Зинка стояла в окружении лысых подростков в черных куртках с заклепками и, как показалось Анне, даже с ними флиртовала. Вдруг она глупо улыбнулась, пожала плечами и развела руки в стороны. Из толпы кожаных курток раздалось утробное ржание, от которого у Анны побежали мурашки по всему телу. Она почувствовала скрытую агрессию, флюидами источавшуюся от подростков, и ей показалось, что вот-вот возникнет драка. Но бритые мальчики также внезапно, как остановились, обтекли толстуху с двух сторон и пошли своей дорогой, растворяясь между людей.
– Немцы какие-то привязались, – довольная Зинка быстро догнала Анну. – Ирка, скажи, что такое «русиш швайн»?
– Фильмы про партизан надо было в детстве смотреть, тогда бы выучила немецкий язык! Это же джентельменский набор всех киношных фашистов: «русиш швайн», «хайль Гитлер», «шнель, шнель», «млеко, курка, яйко»!
– Издеваешься? – обиделась Зинка.
– Русская свинья! – спокойно сказала Анна, разглядывая выставленную в витрине симпатичную сумочку.
– На себя посмотри! – вмиг вспылила приятельница, прибавив несколько матерных слов.
– Это они тебе сказали – русская свинья, – снова спокойно парировала Анна, которую совершенно не задели словесные выпады в ее адрес.
Зинаида замолчала, всю дорогу до дома обиженно сопела, а вечером за ужином вдруг неожиданно констатировала:
– А говорят, что немцы культурная нация!
На этот раз, во сне, скины сидели себе спокойно, никому не мешали, о чем-то тихо переговариваясь.
Недалеко от женщин остановился микроавтобус, и Анна не обратила бы на него внимания, но дверь резко распахнулась, и из автобуса вытолкнули человека – долговязого прыщавого парня. Пробежав по инерции несколько шагов, он упал на асфальт.
– Боря! – кинулась к парню Зинаида, помогая подняться и отряхивая пыль с одежды.
Из автобуса выскочили Эльдар и Ваха.
– С тобою в расчете, – сказали они Зинке. – А эту, – Ваха кивнул в сторону Анны, – забираем вместо него!
Он направился к ней, и Анна вдруг поняла, что никаких денег за свою работу она не получит, а быть ей вечной пленницей до самой смерти, потому что выкупить ее у бандитов некому. Женщина сунула руку в карман брюк и нащупала там ключи от ее комнаты в общежитии, с которыми никогда не расставалась. «Ну, сволочь, – пронеслось у нее в мозгу, – только подойди!»
Последнее, что запомнилось ей перед пробуждением, – это «Вольво» синего цвета, мчавшееся по дороге с бешеной скоростью.
– Какой странный сон, – сказала Анна своему зеркальному отражению, – что бы он значил? Ну, хоть на границе не арестуют! А от этих Эльдара и Вахи нужно будет держаться подальше, черт знает, что у них на уме! И деньги за работу надо взять заранее!
Она вышла из туалета, покопалась в своей дорожной сумке, достала ключи и на всякий случай засунула их в карман джинсов.
Эльдара уже не было. Раздувшаяся до непомерных размеров Зинка сидела на кровати, широко расставив ноги в бинтах.
Кавказец, оказавшийся татарином, вернулся через несколько минут, держа в руках два больших баула.
– Что это? – спросила Анна.
– Польские тряпки, которыми бабы на рынках торгуют. Чтоб не пустыми шли, – пояснил Эльдар, на этот раз уже миролюбиво.
– Таня, – он ткнул в Анну пальцем, – пойдешь первой и побольше улыбайся. Если нагрубишь полякам, денег не получишь! Поняла? Если что, ты меня не знаешь, поняла?
– Если что – что? – переспросила Анна.
– Если вас задержат на границе, ты меня не знаешь и Зинку не знаешь! Поняла?
– Поняла, – в тон ему ответила Анна, – но могу я получить хоть какой-нибудь аванс сейчас? Хоть половину суммы!
– Нет, – замотал головой собеседник, – поляки на границе отберут! Они – жадные до денег. Вот границу перейдем, тогда сразу все получишь!
– Но мы же рискуем, – не унималась Анна, – вдруг придется таможенникам взятку дать, а у меня нет ни копейки, вернее ни доллара?
– Там все договорено. Они свое получат.
Последняя фраза прозвучала зловеще и женщине не понравилась.
– Покажи деньги, – не унималась она.
– Отстань, они у Вахи.
Больше Анна у него ничего не просила. Бесполезно.
4
Первый муж Анны прислал письмо в Москву и попросил ее срочно приехать, чтобы решить вопрос с комнатой в общежитии. Комнату эту Анне дали на работе еще до второго замужества, вернее в перерыве между замужествами, и, уезжая к Виталику в Москву, она постаралась ее не потерять. Практичный ум подсказывал женщине, что жилье лишним не бывает, где бы оно ни находилось, к тому же новая семья бывшего мужа Анны, с которым она после развода осталась в хороших отношениях, скиталась по углам.
Не выписываясь и договорившись с комендантом общежития, Анна нелегально поселила старого супружника в своей комнате, взяв с его жены Лариски клятвенное обещание ежемесячно оплачивать коммунальные услуги, и со спокойной душой укатила в лучшую жизнь.
Сейчас Николай писал, что устав от нищеты в родном городе, завербовался на Север, где ему полагается служебная квартира, через месяц они с Ларкой уезжают, и будет очень жалко, если комнату отберут и она достанется чужим людям. Тем более началась приватизация, и он слышал, что жилье в общежитиях скоро тоже будут передавать в собственность, а на нашу (он так и написал – на нашу) комнату, уже нашлись желающие.
Виталик, прочитав письмо, даже обрадовался.
– Конечно, поезжай! – сказал он Анне. – В Москве становится не спокойно, грядут перемены, а там вы будете в безопасности! Мне все равно придется вас где-нибудь прятать.
Муж начал опасаться за семью после смерти своего отца.
Сергей Петрович, бывший партийный работник с многолетним стажем, умер от инфаркта осенью 1991 года после провала путча и разгрома Государственного комитета по чрезвычайному положению. Он сильно переживал и за развал Советского Союза, и за нерешительность функционеров ГКЧП. Арест многих друзей Сергея Петровича и его бывших начальников, обвинение их в попытке государственного переворота, а также усиление позиций Ельцина, которого считали в определенных партийных кругах некомпетентным выскочкой, и гонения на горячо любимую Коммунистическую партию Советского Союза окончательно подорвали здоровье старика.
– Такую страну прощелкали! – сказал он перед смертью, когда семья в полном составе пришла к нему в больницу.
Вообще, события последних лет многое изменили в жизни Анны и Виталия. Сначала из-за павловской реформы они чуть не потеряли все сбережения, отложенные на новую квартиру. Чтобы спасти хотя бы часть денег, пришлось хорошо поделиться с бывшими коллегами по работе.
Но это была не самая большая неприятность, подстерегавшая семью Ивановых. После создания Содружества Независимых Государств, пришедшего на смену Советскому Союзу, и упразднения КПСС быстро поменялись приоритеты, и в кафе, некогда опекаемое партийными работниками, стали заглядывать криминальные личности. Сначала приходили как посетители, сидели за столиками, осматривали помещение, о чем-то шептались с официантами, затем стали предлагать Виталию деловое сотрудничество – на их условиях.
