скачать книгу бесплатно
– Нет, не надо! – отец шагнул вперед.
– Все хорошо, – остановила его дочка. – Главное – смотри.
Она коснулась ступнями пола. И отец, и домработница шагнули к ней, чтобы подхватить девочку в случае падения, но Женечка вновь остановила их движением руки, ухватилась за край кровати и, чуть раскачавшись, встала во весь рост.
– Опля! – смеясь, сказала она. – Круто?
– Очень круто, – пробормотал ошарашенный отец.
– Очень, – согласилась Илона.
В дверях, в затянутом на талии халате появилась еще заспанная Зоя. По дороге она растирала лицо руками, а теперь превратилась в соляной столб.
– Матерь Божья, – только и смогла произнести молодая хозяйка поместья. – Как это случилось?
Этот вопрос волновал буквально всех. За спиной Зои уже стояла и тянула шею горничная Аннушка.
– Мне сегодня ночью Лилит сказала: «Завтра ты встанешь на ножки», – объяснила Женечка. – Вот я и встала.
Только теперь все обратили внимание на зеленоглазую куклу, сидевшую на кровати в просторной ночнушке и внимательно смотревшую на них, словно говоря: «А вот сейчас мы и поглядим, кто из вас что обо мне думает. Сейчас-сейчас…»
– Папочка, стой там, где стоишь, – с вызовом бросила Женечка.
Он не посмел ослушаться ее. Она же оторвалась от кровати и смело сделала шажок в сторону отца, который уже протянул к ней руки, затем еще и еще. Она балансировала руками, как канатоходец.
– Осторожно, милая.
– Я помню, как это делается, помню!
Еще через шажок она оказалась в объятиях отца.
– Черт бы меня побрал, – вырвалось у Зои. – Я должна выкурить сигарету. – Она повернулась и едва на налетела на горничную Аннушку. – Брысь!
Отец прижал дочь к себе, и Женечка крепко обхватила его руками. По лицу Павла Оскомина текли слезы. Сейчас ему было все равно, что там лепечет его малышка про куклу: якобы эта Лилит с ней говорила в одном из увиденных снов. Или просто в одной из ярких фантазий.
Главное, Женечка, его сердечко, обрела способность ходить!
У врачей было иное мнение, чем у самой Женечки: куклу со странным именем в расчет брать не стали. Врачи решили, что физиопроцедуры и медикаментозное лечение дали свой положительный эффект. Наконец, пациентка не была полностью парализована, другое дело, что каждое движение приносило ей боль, но и болям тоже подчас приходит срок. Заживают раны, срастаются кости, восстанавливаются нервные окончания. Этот процесс – самый длительный. Просто всему свое время. И для Женечки Оскоминой оно пришло – время ее выздоровления.
Один только психиатр в очередной раз нашел положительное влияние «лучшей подруги» на Женечку. «Она, эта вымышленная Лилит, помогает ей всесторонне реализоваться, – со знанием дела заявил он. – Не мешайте Лилит, и ваша дочка с каждым днем будет превращаться во все более полноценную личность. Столько лет она сковывала себя: «это я не могу», «это мне нельзя», «это не для меня». Теперь же наступила пора компенсации за все эти «не могу» и «нельзя». Ну а если вам, как родителям, придется немного потерпеть «лучшую подругу» вашей дочери, что ж, наберитесь терпения, и вскоре вы увидите, как ваш… милый утенок, – эпитет «гадкий» он решил опустить, – расправит крылья и превратится в белого красавца-лебедя».
Первые три дня обитатели поместья видели, как Женечка аккуратно передвигается с ходунками, выставляя их перед собой на каждом шагу, еще два она активно ходила с локтевыми костыльками, а на седьмой день юная принцесса появилась на аллеях парка без всего. На собственных ножках, с одной только куклой Лилит в руках. Она отыскала место для уединения – за бегемотами и слонами, откуда ее не было видно из окон особняка. Зато у нее самой имелся прекрасный обзор, в том числе как на ладони бил и бурлил многоступенчатый фонтан с бронзовыми дельфинами в центре парка. По распоряжению отца за Женечкой пытались следить: а вдруг оступится? Упадет? Не дай бог расшибется?
Но однажды девочка, еще прихрамывая, выбежала на аллею и что есть силы закричала:
– Хватит! Надоели!
Только после этого ее оставили в покое.
Прежде они обедали втроем; Женечка подъезжала на коляске к столу и начиналась трапеза. Когда в доме появилась кукла Лилит, Женечка усаживала ее рядом с собой на стул. Зоя скептически наблюдала за этим спектаклем, но молчала, даже когда Женечка, никого не замечая, громко разговаривала со своей куклой. «Как тебе эти персики? – спрашивала она у лучшей подруги. – Правда, вкусные?» И сама же отвечала: «Я тоже так думаю – объедение». Или: «Рецепт салата, который дала Зоя, годится только для прислуги. Это не для нас». Павел Константинович хмурился на такие реплики, иногда мягко одергивал дочь: «Последи за языком, милая, не выгоняй нас из-за стола». Зоя терпела, но все чаще выстукивала длинными ноготками быстрые сбивчивые марши и старалась как можно скорее покинуть столовую. Внутри у нее все кипело, муж понимал это. Павел Константинович чувствовал себя меж двух огней, но, как завещал говорливый психолог, терпел: миролюбиво улыбался и жене, и дочери, чем, кстати, вызывал недовольство обеих.
Теперь же, когда Женечка так быстро встала на ноги, активное общение за столом между девочкой и куклой только усилилось. И все больше шишек летело в сторону мачехи, которая просто каменела от нескончаемого монолога, за которым скрывался диалог девочки и ее назойливой «сестренки».
В эти дни Зое пришла небольшая бандероль из магазина электроники. Она сорвала обертку с коробочки – в той находился миниатюрный цифровой диктофон. Хозяйка усадьбы быстро проглядела инструкцию, нажала на кнопку, сказала: «Раз, раз, раз». Отключила, нажала на кнопку вновь – диктофон чисто воспроизвел запись.
– Отлично, – констатировала Зоя.
Дверь в ее покои была закрыта. Муж находился на работе. Женечка сюда носа не казала. Прислуга без стука не вошла бы, но Зоя все-таки закрыла дверь на замок – лишние уши ей были совсем не нужны.
Она села в кресло, закинула ногу на ногу, долго смотрела в пространство, а потом нажала на кнопку «пуск», но заговорила не сразу:
– Здравствуй, Вера. Знаю, с тобой я могу быть откровенна. Когда ты прочтешь эту запись, а потом и другие, – я уверена, будут еще, – перед тобой откроется завидная для любого беллетриста картина. Все началось с появления этой проклятой куклы в нашем доме. Куклы по имени Лилит – рыжеволосой, зеленоглазой дьяволицы, в высшей степени очеловеченной и на первый взгляд абсолютно живой. Ее заказал мой муж ко дню рождения своей дочери Женечки, как ласково ее зовут все в доме. У известного театрального художника и декоратора, а попросту кукольника – Саввы Андроновича Беспалова, большого мастера, как о нем говорят, да и мы с мужем и прислугой вот уже почти месяц убеждаемся сами. Потому что его кукла день за днем сводит с ума дочь Павла и мою падчерицу – Женю Оскомину. А она сама сводит с ума нас с мужем и всех домочадцев. Из замкнутой и обиженной жизнью девочки она стремительно стала превращаться в агрессивное, злое, мстительное существо. Причем энергия в этом существе забила на зависть любому гейзеру. Но это энергия зла. Женя и так была не сахар, но все ее негативные качества стали обостряться. Я знала, что девочка невзлюбила меня с первого дня, но теперь я стала для нее особой целью. Она открыла на меня настоящую охоту. Нападки меня трогают мало, но хуже другое: кукла будто руководит ею. Подсказывает слова и действия, интонацию; даже смотреть Женя стала иначе – как существо из другого мира, откуда, теперь я почти уверена в том, пришла проклятая Лилит. Дело в том, что Женечка, еще две недели назад обезноженная, парализованная, сейчас бегает по аллеям усадьбы со своей куклой в обнимку. Как тебе такое превращение, Вера? Конечно, я рада за нее. Но я совсем не рада тому, что девочка черпает свою энергию из отравленного колодца с мертвой водой. И еще неизвестно, кто кому больше нужен: кукла – девочке или девочка – кукле.
Зоя нажала кнопку паузы, положила диктофон на столик. Встала с кресла, взяла с трюмо пачку сигарет и зажигалку, закурила, подошла к окну и, похолодев, застыла на месте. Прямо под ее окном стояла Женечка в обнимку с куклой и с дерзкой улыбкой смотрела на нее. Зоя сделала быстрый шаг назад, когда Женечка вскинула руку, строго и зло погрозила ей пальцем. Она пришла в себя, только когда оказалась на середине комнаты. Сердце часто колотилось, дышать мешал ком в груди. Она испугалась, что задохнется. Показалось ей или нет? Там, внизу, ей угрожал совсем не двенадцатилетний ребенок, а другое существо – мерзкое и опасное, как обнаглевшая крыса, чья морда показалась из тени в дальнем углу комнаты. И Зоя Оскомина знала имя этого существа.
2
Любой нарыв должен рано или поздно созреть и лопнуть. Так случилось и в доме Оскоминых.
Всегда обидно, когда о тебе в глаза говорят в третьем лице, да еще в уничижительном тоне. Даже если так поступают психически неуравновешенные люди и твои явные недоброжелатели, а одно из этих существ – выдуманный персонаж. Женечка и Лилит то и дело «обсуждали» ее, Зои, гардероб, косметику и макияж, барский образ жизни, «хозяйские замашки» в отношении прислуги, давление на отца.
– Прекрати, милая, – после очередного «диалога» мягко попросил Павел Константинович дочь. – Все это уже совсем не смешно, причем давно.
– А я и не думала смеяться, – пожала плечами Женечка, – говорю то, что думаю. И Лилит говорит то, что думает она. Нет ничего странного в том, папочка, что мы думаем одинаково. Это лишь подтверждает нашу правоту.
– Никакой Лилит не существует, девочка, – устало заметила Зоя. – Она есть только в твоем воображении. – Мачеха кивнула на куклу: – Это кусок металла, пластмассы и силикона. Ты говоришь сама с собой, Женя, а так поступают только психически больные люди, которых держат в лечебницах.
– Зоенька, – пробормотал Павел Константинович, чувствуя нешуточную грозу. – Прошу тебя…
– А что? Я, как и наша принцесса, говорю то, что думаю. – Она сделала большой глоток вина из бокала. – И не просто в лечебницах, Женя, а в смирительных рубашках, чтобы они не причинили вреда себе и другим.
Лицо Женечки вспыхнуло гневом.
– Лилит, что ты думаешь о словах нашей Зои? Правда?! – Девочка рассмеялась, как будто услышала долгожданную новость. – Я тоже так думаю. Слово в слово. – Она, в свою очередь, уничтожающе посмотрела на мачеху. – Лилит передает, что ты дура набитая, Зоя. Как Лилит может не существовать, когда она сидит перед тобой и видит тебя насквозь, как пустую банку из-под огурцов? Это ее слова, между прочим.
В столовой воцарилось тяжелое долгое молчание.
– Извинись перед Зоей и немедленно, – неожиданно строго сказал отец. – Извинись перед моей женой!
– Она тебе не жена, а самозванка. У тебя была жена – моя мать.
На Зою было страшно смотреть.
– И за это извинись тоже, – потребовал отец.
– И не подумаю, – отвернулась девочка, слепо уставившись в пространство.
– Я повторяю: извинись. Ты оскорбила Зою. Ты оскорбила меня.
Повернувшись к отцу, Женечка невинно подняла брови:
– Перед тобой извинюсь: прости, папочка!
Она вновь отвернулась.
– Теперь перед Зоей.
– Можешь повторить хоть сто раз, – не оборачиваясь, сказала девочка. – И не подумаю.
Отец встал.
– Выйди из-за стола, Женя, и ступай в свою комнату. Ты наказана.
– Наказана? Ха!
– Две недели ты не будешь есть с нами за одним столом.
– Я не буду есть с вами?! – Теперь Женечка сама подскочила, как ошпаренная. – Не буду смотреть на вас? Ой, какое горе! Как же я это переживу?! – Она схватилась за худенькую грудь и театрально закатила глаза: – Вы же ранили меня в самое сердце!
– Иди в свою комнату, – на этот раз грозно приказал отец. – Дерзкая и неблагодарная девчонка! Если сегодня выйдешь в коридор, тебя запрут на ключ.
– Посуду переколочу! Стекла выбью!
– Плевать – будешь жить на осколках. – Он указал пальцем на дверь: – Уходи!
Женечка схватила в охапку куклу и почти бегом, насколько ей позволяли еще неокрепшие ноги, оставила столовую.
– Боже, Боже, – пробормотала Зоя, закрывая лицо руками. – Дай мне силы! – А когда отняла руки от лица и правую поспешно перехватил муж, крепко поцеловал и сжал в качестве поддержки, добавила: – Я сожгу эту куклу во дворе за домом и буду плясать вокруг костра. Не веришь, Паша? Еще раз она позволит себе подобное – я так сделаю.
С ней могли не общаться, ее могли не допускать на общие семейные трапезы, всячески игнорировать за дерзость и грубость, но запретить дочери гулять в любимом парке отец не решился. Это бы никак не способствовало ее выздоровлению. Тем более что и врачи сказали: пусть хоть часами гуляет – и ножки укрепляет, и сердечко. Да и мысли дурные скорее выветрятся. Пусть живет полной жизнью, которой она была лишена прежде. Зоя тоже не настаивала на очень строгом наказании: чем меньше Женечка бывала дома, чем реже мелькала у нее перед глазами ее злая, насмешливая физиономия, тем спокойнее было на душе у молодой хозяйки усадьбы. К счастью, стояли такие упоительные летние вечера, так волшебно журчал многоступенчатый фонтан с бронзовыми дельфинами в центре парка, что Женечка проводила долгие часы в своем излюбленном месте. Вот только зеленые звери более не радовали ее. Теперь они оставались сами по себе. А у нее была только зеленоглазая Лилит.
Пока девочка гуляла, Аннушка убиралась у нее – меняла постель, приносила еду. Куклу Женечка всегда забирала с собой.
Так случилось и в этот раз. Горничная вошла, когда Женечка принимала душ.
– Женя! – подойдя к дверям ванной комнаты, окликнула ее Аннушка. – Сейчас будешь ужинать или после прогулки?
– После! – откликнулась та.
– Через часика полтора?
– Да! Я с собой персиков возьму!
– Хорошо.
Аннушка отправилась на кухню за фруктами. А когда принесла их в миниатюрной корзинке, то против воли обратила внимание на куклу Лилит. Что-то с ней было не так, но только что? Аннушка смотрела долго-долго и вдруг поняла: волосы! Они стали длиннее. Прежде ее рыжее каре едва касалось плеч, а теперь лежало на них. Они подросли! Поняв, что она не могла ошибиться, Анечка с глубоким вдохом закрыла рукой сердце и отступила. Кровь отхлынула от ее лица, колючая змейка пронеслась между лопаток. Глядя в зеленые глаза куклы, которые сейчас, кажется, смеялись над ней, горничная поняла, что кукла прочитала ее мысли. И тотчас услышала вкрадчивый голос: «Только никому ни слова, поняла?» Угроза звучала в этом вопросе. Сердце Аннушки затрепетало, как листочек на ветру. И она тотчас ответила про себя: «Никому не скажу! Честное слово!» – «То-то же», – глядя ей в глаза, сказала кукла. Или этот короткий диалог только представился ей? Послышался? Плохо соображая, с холодными пальцами, Аннушка пыталась разобраться в том, что произошло. Но докопаться до истины не успела, потому что Женечка вышла из ванной – в майке и с полотенцем на голове, как это делают взрослые женщины после бани. Забавно было смотреть на нее, такую деловую, собранную, уверенную в себе, севшую у зеркала и деловито перебросившую одну ножку на другую.
– Что, Аннушка? – спросила она у горничной, глядя на нее из зеркального отражения.
– Да нет, ничего. На тебя засмотрелась.
– За нос меня водишь, Аннушка? – лукаво вымолвила Женечка. – По глазам вижу, по голосу слышу. – Она взяла на палец крем и стала втирать в кожу лица. – Высоко сижу, далеко гляжу. Что еще там наша гадюка Зоя придумала? Ну? Гвоздей мне в завтрак приказала набросать? – шутила она или говорила серьезно, было не понять. – Или булавок, чтобы я дольше мучилась? Ну, признавайся?
Это звучало так по-взрослому, будто лет ей было куда больше, чем самой Аннушке.
– Зачем ты так, Женя?
– Ладно, шучу я.
– Шутки у тебя…
– Ну извини, милая.
Аннушка улыбнулась:
– Правда, на тебя засмотрелась. Ты такая взрослая сейчас, красивая…
– Спасибочки.
– Ладно, уберусь, когда пойдешь гулять.
– Когда мы пойдем гулять, – поправила ее Женечка.
– Разумеется, когда вы с Лилит пойдете гулять.
Она вернулась через полчаса, когда юной хозяйки и ее проклятущей куклы уже не было. Убираясь, она увидела на подоконнике солидный полевой бинокль, который тут лежал постоянно. Сидя в колясочке, Женечка часто смотрела через него, приближала этот притягательный мир, так жестоко ускользнувший от нее, смаковала детали. Аннушка исправно вытирала с бинокля пыль, перекладывала с места на место. А теперь взяла его и осторожно поднесла к глазам – и отдаленный мир приблизился с невероятной силой. Оказался буквально как на ладони! Листья дубов, иглы сосен. Пучеглазая настороженная белка, застывшая на стволе рыжей сосны. Даже далекая ограда и та предстала во всем великолепии фигурного чугунного литья. Аннушка водила биноклем туда и сюда, улыбалась и уже хотела было положить его на место, когда поймала оптикой Женечку с рюкзачком за спиной и куклой в руках.
Та направлялась в сторону ограды. А потом горничная увидела и человека, к которому шла девочка, – это был длинный, тощий старик в джинсовом костюме с уложенной копной густых седых волос. И смотрел он на Женечку так, будто после долгой разлуки увидел свою ненаглядную внучку, с которой его разлучили. Аннушка хорошо могла разглядеть лицо старика, доброе и немного несчастное, и совсем не видела лица Женечки, та оказалась к окнам особняка спиной. Они стояли друг против друга и разговаривали через решетку так, будто знали друг друга тысячу лет. Как отметила Аннушка, лицо старика становилось все несчастнее и несчастнее. Но еще и гнев примешивался к его эмоциям, словно каждым словом его обижали до глубины души. Потом Женечка повернулась и с каменным, неприступным лицом зашагала в сторону дома. А старик с перекошенным болью лицом так и остался стоять у решетки, кажется, готовый вот-вот без сил грохнуться наземь.
«Кто же это был? – размышляла Аннушка. – И что у него за дела с двенадцатилетней девчушкой? Может, какой-то дальний родственник Оскоминых? Отвергнутый, выброшенный за проступок на улицу?»
Додумать она не успела. Старик, убитый каким-то известием, уходил прочь, но нашел в себе силы последний раз оглянуться. И вот тут суеверная Аннушка обмерла. Лицо старика изменилось так, словно его опалили адским пламенем. Оно исказилось неестественным образом, став таким, какие отражаются только в кривых зеркалах. Горничная даже не сразу сообразила, что раздосадованная Женечка прервала прогулку и возвращается домой быстрым шагом. Аннушка положила бинокль на подоконник, прошла мимо столика, за которым недавно сушила феном и расчесывала волосы Женечка, но остановилась. Она вспомнила о волосах Лилит. Красной массажной щеткой Женечка причесывалась сама, а синей заботливо расчесывала волосы своей «сестренке». Аннушка оглянулась на дверь, взяла синюю расческу и выхватила из нее с десяток рыжих волос куклы Лилит. Сунув кулачок в карман халата, она посмотрела на красную расческу и, чуть помедлив, то же самое проделала с ней. И только потом торопливо направилась к дверям.
3
Они жили словно в разных мирах. В одном – чета Оскоминых, в другом – Женечка и Лилит. Павлу Константиновичу стоило больших трудов игнорировать дочь, он явно мучился, Женечка не замечала отца с высокомерием несправедливо заточенной в темницу победительницы.
Приезжая с работы, Оскомин из-за ограды с печалью смотрел на свой роскошный дворец, который сам спроектировал до каждого фриза и следил за строительством до укладки последнего кирпича. Всю душу и двадцать состояний он вложил в него. Центральное здание с парадной лестницей и шестью колоннами, с воистину дворцовым потолком и гигантской хрустальной люстрой, двумя полукруговыми лестницами. Два флигеля – правый для них с супругой, левый – для будущих детей. Многоступенчатый фонтан перед усадьбой. Парк с фигурными зверями. За этот фонтан с бронзовыми дельфинами, за дом с флигелями в классическом стиле, за благоустроенный парк роскошное поместье Павла Оскомина кто-то в шутку прозвал «Павловским дворцом». Так и понеслась молва по миру. Но счастливой жизни не вышло. Зоя потеряла возможность иметь детей, оба стали выпивать, только он втайне, а супруга напоказ, а теперь еще и дочка вела себя так, будто ее укусила бешеная собака.
Только Зоя Владимировна и отдыхала в эти дни, когда присутствие Женечки в доме было минимальным. Связующим звеном между хозяйской четой и «дерзкой и неблагодарной девчонкой», как назвал дочку взбешенный отец, была прислуга. Аннушка никому не рассказала о том, что Женечка говорила с незнакомым стариком за оградой. Она приставала с расспросами к Илоне, нет ли у Оскоминых брошенного родственника, но та ответила: «Я их фамильного древа не видела. Почему бы тебе не спросить у самого Павла Константиновича?» После этого Аннушка от нее отстала. И никому, разумеется, любопытная горничная не сказала о краже волос с расчески Лилит.
Еще через неделю после истории со стариком горничная Аннушка, проходя мимо комнаты Женечки, остановилась и прислушалась. За дверью говорили две женщины: юная и взрослая. Один голос принадлежал «их капризуле», а вот другой – незнакомке. Не Зое Владимировне, не Илоне. ДРУГОЙ. И гостей в особняке тоже не было, это Аннушка знала очень хорошо, и час уже наступил поздний.
«И что мы будем с ними делать? – спросила Женечка. – Мы ведь должны их наказать?»
«Еще как должны», – вкрадчиво подтвердила ее собеседница.
«Так что?»
