скачать книгу бесплатно
Картина
Артур Фонгансильере
Потеря близкого друга вынуждает Виктора переосмыслить значение человеческой жизни в современном обществе.
«Картина» – глубокий и проникновенный роман, пронизанный философскими размышлениями о ценности жизни. Роман поднимает актуальные социальные проблемы и побуждает читателей задуматься о собственных приоритетах и убеждениях.
Артур Фонгансильере
Картина
Светлого дня, леди и джентльмены, вручаю вам любовь, жизнь и смерть.
И пусть солнце всегда светит над вами
Книга посвящается самым любимым и дорогим мне людям – маме и папе.
© Фонгансильере А., 2023
© Оформление. ООО «Издание книг. ком», 2023
Я всегда думал, что верный выбор может сделать каждый (здравомыслящий) человек, но оказалось, что, стоя перед лицом однозначного решения, люди не способны выбрать, потому что они больны. Больны безумием, сотворенным ими самими.
Что имеет наивысшую ценность – жизнь одной прекрасной девушки или картина великого мастера с более чем пятивековой историей?
Глава I
Присутствие
Рядом с неповторимой картиной всегда присутствовала необъятная толпа людей. Одни видели в ней нечеловеческую красоту опьяняясь словно бокалом чистого вина, тогда как некоторое меньшинство просто фотографировало, не понимая, что перед ними. На удивление, народу в тот день перед картиной было меньше, чем в предыдущие дни. Все жадно хотели запечатлеть картины Тинторетто, Тициана и Веронезе с его «Браком в Кане Галилейской». Было ли там еще что-то, не входящее в планы хаоса? Возможно, а возможно, и нет. Чтобы это узнать, стоит слишком много потерять, обрести, отдать, забрать, одолжить, подарить, украсть и наконец отпустить. Как смехотворно они выглядели со стороны со своими ценностями, нравственным (псевдонравственным) порядком, а как они хвалят друг друга, но это уже отдельная история. Лесть так и выливалась из их уст при каждом удобном случае.
В этом хаосе, неразделимом на хорошее или плохое, появляется элегантно одетый молодой человек в классическом черном костюме. Обычный парень, каких в Париже немало, уверенно продвигался по залу. Отсканировав презрительным взглядом посетителей, молодой человек медленно двинулся к толпе – рассматривать вместе со всеми картины Париса, Якало, Тициана, Лоренцо и Бонифацио. В этой гуще событий, одна из немногих отдельно ото всех, в одиночестве стояла девушка напротив золотой картины. Стоя без малейших колебаний, она, как глоток свежего воздуха, приглянулась молодому человеку. Как символ, она стояла неподвижно, ее глаза, что были не видны ему, были прикованы к висящей напротив картине. И пусть он не видел ее лица, свободных от мира глаз, не ощутил ее улыбки, этого было вполне достаточно, чтобы задеть его душу. Эти светлые, как облака, волосы сразу очаровали парня. Как и плавные изгибы плеч, хрупкие руки вместе с обворожительными ножками. Легкий поворот ее головы позволил увидеть мимолетный блеск красоты лица девицы. Тут же внутренний голос так и требовал, дребезжал, умолял, приказывал бушующим порывом: «Может, ты уже подойдешь к ней?!! Стоя здесь, мы точно ничего не добьемся. Старик, сейчас или никогда. Поверь, у нас нет пути отхода, только вперед».
Вне всякого сомнения, внутри него происходил шквал мыслей о безумности этой затеи.
Но эта критика оставалась позади с каждым направленным к ней шагом. Стоящая с обеих сторон охрана не обратила на него ни малейшего внимания. «Посетитель как посетитель», – безразлично подумали охранники. По мере приближения мысли его становились все холоднее и холоднее, время, что прежде стремительно уходило, замедлилось, оставляя возможность еще обдумать поступок. Вместе со временем меньше становилось и расстояние между ними. А она продолжала неподвижно стоять, пристально глядя на одно из чудес света, будто всей окружающей анархии и в помине нет.
Понимая, что назад пути нет, парень шаг за шагом приближался к ней, пока между ними не осталось ровно полтора метра. Полтора метра было между ними, полтора метра до ключевого решения. Полтора метра от судьбоносного провала. Сделав половину шага, он остановился. Рейсовый поезд «сознательное – бессознательное», отправившийся с воспоминаниями, потерпел крушение, и все, абсолютно все воспоминания вывалились из вагонов, прямо показывая все пережитые дни с другом, родителями, Марией, что повергло его в замешательство. Появившийся вслед за этим вопрос о целесообразности поступка был слишком запоздалым. Постояв позади нее полминуты, молодой человек все-таки набрался мужества и подошел к ней.
Ситуация, что не предвещала беды, в одночасье изменилась щелчком пальцев. Мирное намерение ничем не примечательного парня сменилось смертельными объятиями. Зверски схватив нежную, хрупкую шею, он тут же приставил ствол к ее виску.
– А ну стоять, назад, назад, или я вышибу ей мозги! – прокричал он.
Охрана, в неудачной попытке дернуться, отступила, заметив пистолет, приставленный к голове заложницы.
Поднялся шум, толпа начала визжать, словно свиньи на скотобойне, разбегаясь в разные стороны, не жалея ни детей, ни стариков. Они, будто стадо бизонов, топтали друг друга в порыве массового страха. Прибежали еще охранники и приступили к выводу посетителей из загона, чтобы освободить пространство для разговора с преступником. Одновременно с освобождением от животной массы охрана начала диалог с ним, не дожидаясь переговорщиков.
– Только не надо резких движений, успокойтесь, – произнес один из охранников.
– Закрой свой рот, не стоит меня испытывать.
– Хорошо, хорошо, нам не нужны жертвы. Скажи, чего ты хочешь? – спросил охранник, соблюдая осторожность в каждом слове.
– Если буду говорить, то только не с тобой, – ответил парень.
Чуть ли не наложив в штаны, знаменитый директор музея Жан Люк, узнав об инциденте, незамедлительно позвонил в полицейский участок. Сам он в это время побежал со всех ног в 711 зал. Окружив невинную заложницу и парня со всех сторон, охрана не знала, как быть, что делать, ведь когда их брали на работу, им не объясняли, как поступать при виде такой смертельно опасной картины. Не прошло и трех часов, как прибежал директор. Запыхавшись, как бежавшая собака, Жан Люк, вытирая лоб, на котором давно уже появились морщины, с трудом поверил своим глазам, когда воочию увидел ситуацию.
– Добрый день, месье, я директор музея Жан Люк, – дрожащим голоском сказал он. – Чем могу быть полезен?
– Уверены, что день добрый?
– Что… что вам нужно? – спросил Люк. – Я уверен, что мы сможем договориться.
Снова рука с платком потянулась вытереть лоб и затылок. Неуклюже зачесанные набок пара волосяных линий совсем не подходили ему, как и толстый живот, являвшийся показателем его ненасытности и чрезмерного потребления сахара. Удивительно, что каждый раз, когда месье Жан Люк вытирал лоб, он вспоминал слова своей покойной угрюмой жены: «Лучше бы ты ходил лысым, чем с такой бурдой на голове». Исключением не был и случай в музее: какая ситуация ни складывалась бы перед месье Люком, он всегда вспоминал эти слова при каждом вытирании лба.
– Что мне нужно? – вполне спокойно, вдумчиво переспросил парень. – Я вам скажу, что мне нужно, – добавил он с улыбкой, нагоняя страх на пузатого месье Жана.
Скажем так, смерть не забывает нас также, как и мы не забываем о ее присутствии.
© Неизвестный автор
Глава II
Да будет свет
Любовь, одну только любовь видел в ней Виктор. Перед этой картиной, глядя на ее безмерно чувственные глаза, он представлял, как рука великого мастера рисовала эти очаровательные губы. В этой картине было что-то таинственное, от чего люди теряли рассудок, впадая в паническую жадность, чтобы приобрести ее. Виктор в этом видел больше чем картину, больше чем взятое из души. Может, это происходило от его первого поцелуя перед этой картиной во время школьной экскурсии. Влюбленные подростки ощутили первые проблески любви в самом прекрасном музее мира. Не где-нибудь в углу, воняющем плесенью, не в туалете, а в 711 зале прямо перед неподражаемой Моной Лизой. Или это просходило от того, что именно перед этой картиной отец Виктора сделал предложение будущей супруге, впоследствии ставшей матерью Виктора. Чудесно цветущие ассоциации перед этой картиной мчались сквозь тучи противоположной усталости. Также в этой картине он наблюдал время покорителей истории. Прошлое, затаившее в себе ужас, отчего волосы становились дыбом. «Прекрасное, очаровательно-изысканное переплетение оттенков изображено здесь», – подумал Виктор, постукивая двумя пальцами по коробочке у себя кармане, сочиняя собственную мелодию, уходя под этот ритм далеко от всего окружающего.
– Нам пора, Виктор, – положив руку ему на плечо, сказал Джон.
– Стоит по дороге заехать в цветочный магазин.
– Хорошо, заедем, – произнес Джон.
Ненаглядный друг детства Джон всегда находился рядом с Виктором, дружба которого была достойна любой похвалы, проверенная как временем, деньгами, так и девушками.
Когда Виктор впервые встретил Джона, они подрались, как обезумевшие. Ох уж эта драка! Мало какие драки могут сравниться с такими избиениями. А все из-за чего? Маленькая конфетка стала причиной раздора между ними. После драки, после избиения друг друга их дружба обрела титановую крепость.
Медленно удаляясь и не отрывая взгляда от картины, Виктор вместе с Джоном покинул музей. Музей, каких немало на свете, но именно Лувр хранил в себе остаток наследия да Винчи.
Радость и влюбленность подпитывали в нем ощутимость жизни. Каждый взгляд на проносящиеся мимо улицы любезно закреплял в нем обворожительность ее красоты. Теплый ветер, проникающий через открытое окно, поднимал недлинные волосы Виктора. Еще долго размышляя о картине, вспоминая ее уникальность, в этой уникальности он пытался найти ответы на зарождающиеся вопросы: «Как можно было сделать настолько красивую картину? В чем ее истинная красота?»
На миг отдалившись от целостности картины, Виктор внезапно начал задумываться о ценности этой картины. Вообще, имеет ли она цену?
Пока Виктор размышлял о картине, Джон припарковывал машину неподалеку от цветочного магазина. Машин на парковке было немного, но и малым количеством их обозначить было бы неправильно. Людей в цветочном тоже было немного, поэтому продавец делал свою работу не спеша. На улице, да, людей имелось много, кто-то бежал, кто-то медленно шел, а другие наслаждались видом.
– Приехали, – сказал Джон, дёрнув стояночный тормоз. – Какие думаешь купить?
– Она любит фиалки и лилии, – ответил Виктор.
– Я подожду в машине. Что мне туда таскаться?
Виктор зашел в магазин. Джон, оставшись в машине, провожал взглядом каждого прохожего, пока те не исчезали из поля зрения. От усталости глаза Джона начали медленно закрываться. Глубоко вдыхая воздух, включив музыку, в попытке отвлечься хотя бы чуть-чуть, он наконец закрыл глаза. Голова его столь же медленно опустилась на руль под действием силы притяжения. Мерцание в глазах приобретало более ясные очертания, подсознание выходило наружу вместе с неподражаемо изобретательным воображением.
– Привет, красавчик, – нежно произнесла девушка, облокотившись о дверь машины. – Есть огонь?
– Для такой принцессы найдется, – ответил Джон, вытаскивая с кармана зажигалку, одновременно не понимая, откуда у него взялась зажигалка.
Очарованный ее красотой, Джон старался держать себя в руках, не давая волю эмоциям.
– Ты откуда?
– Флоренция, Италия, – прозвучал ее ответ.
– Ни разу не был там. Говорят, там красиво.
– Там очень красиво, правда, и здесь не хуже. Мне Франция чем-то напоминает Италию.
– Как тебя зовут? – спросил Джон.
– Лили, – соблазняя его глазками, ответила она.
– Джон, – протягивая руку, произнес он. – А ты тут надолго?
– Побуду еще пару дней. А что?
– Мы могли бы приятно провести эти пару дней вместе, ты и я.
– Ты хочешь провести со мной время? – Голос ее становился всё более и более нежным и чувственным.
– Будет весело.
– А как же твоя девушка?
– Она ничего не узнает.
В ответ светловолосая принцесса потушила сигарету об его руку.
– Ааа… дура! – с криком вскочил Джон.
Только севший в машину Виктор испуганно вздрогнул от его крика.
– Что такое? – спросил Виктор, беспокойно глядя на него и оглядываясь по сторонам.
После долгого молчания, рассматривая проходящих людей, Джон, выйдя из ступора, все-таки ответил:
– Сон приснился тупой.
– Не знал, что сны бывают тупые. И что там было? – поинтересовался Виктор.
Джон не горел желанием рассказывать, что там было. Дело даже не в том, что Виктор может случайно рассказать Милане, а в беспокойстве, что он не поймет его. Джон никогда не считал сны, какими бы они ни были абсурдными, случайностями. Он верил, что они, сны, нам что-то говорят. И в этом сне он увидел что-то, но пока не знал, как расшифровать его правильно.
– Ну, Джон, расскажешь, что там было? – повторил Виктор, заметив его задумчивость.
– Ты будешь смеяться, поэтому я не хочу рассказывать.
– Нет, я не буду смеяться.
– Обещаешь?
– Конечно, – с нетерпением подтвердил Виктор.
– Ситуация была такая. Когда ты зашел в магазин, ко мне подошла девчонка. Попросила огня, ну, я ей дал огонь, потом мы разговорились, и я пригласил ее погулять. А она типа говорит: «Твоя девушка не будет против?», и я отвечаю типа: «Она ничего не узнает». А под конец прожгла мне руку сигаретой.
– А ну, проверь, может, след остался, – не сдерживая смех, произнес Виктор.
– Зря рассказал. Тебе вообще ничего нельзя рассказывать, сразу начинаешь смеяться.
– Да ладно тебе, всё нормально, я не скажу Милане.
– Виктор, смотри, только Милане не рассказывай.
– Да иди ты, – поймав его сарказм, еле промолвил Виктор.
Они положили на заднее сиденье фиалки рядом с коробкой шоколадных конфет с фруктовой начинкой, и Dodge Charger, 1970 года выпуска, выехал с парковки в теплую солнечную погоду с двумя юнцами. Разглядывая безоблачное небо, Виктор представлял радость матери от подаренных им цветов. Эти мысли еще больше пробуждали в нем эмоциональный заряд, растягивая улыбку, и он не мог дождаться момента встречи. Молчание, дающее ему возможность обдумать речь перед гостями, слегка вызывало беспокойство.
Сжимая кожаный руль, Джон планировал завтрашний вечер с Миланой. Приглушенный свет, ванна с теплой водой и двое влюбленных, плескающихся в идиллии с небрежно плавающими лепестками роз. Идеальный вечер. Думая о своих планах, никто не хотел прерывать поток наслаждения, приносящий душевную радость. Не желая уходить от мечтательных мыслей, от блуждающих в воображении образов, они незаметно для себя проделали путь от цветочного магазина до дома родителей Виктора.
– Ну что, приехали, – держа цветы и коробку конфет, промолвил Виктор.
– Вперед.
Во дворе было людно, примерно количество отдыхающих доходило до 25. Кто-то, сидя на скамейке, кормил голубей, рядом играл, размахивая руками, маленький мальчик. Чуть дальше сидела пара лет 30–35 с коляской, обсуждая семейные дела. Дворик этот находился на улице Бушардон на пересечении с улицей Рене Буланже в пяти минутах ходьбы от театра Де Ля Ренессанс. И в такой момент относительно спокойного осмотра знакомого дворика Джона неожиданно одолела необходимость поделиться с другом душевной тревогой. Простое желание выговориться при подходе к подъезду побудило его задать вопрос, любопытный вопрос, хоть и слегка странный.
– Виктор, не кажется ли тебе, что люди потеряли ощущение ценности жизни? – спросил Джон.
– Нет. С чего вдруг ты это спросил?
– Да так, просто мысли вслух, – сказал Джон.
– Ну же, скажи мне. Тебя что-то гложет?
Они вошли в подъезд. Яркие полосы желтого и оранжевого цвета шли рядом, соединяя лестницы с полом. На окнах виднелись различные разновидности цветов – на каждом этаже, в каждом окне.
– Трудно объяснить, но постараюсь. Вчера вечером возле торгового центра я ждал Милану. Хотели пойти купить обувь ей и мне, дело обычное. Тут неожиданно прямо передо мной, ты не поверишь – прямо перед моим носом, один придурок, по-другому я просто не могу его назвать, сбил мамашу с ребенком в коляске. Ты представляешь? Сбил.
– Как это может быть?
– Я тоже об этом, – продолжил Джон. – Это еще не всё. После этого водитель просто уехал. Просто уехал. Смылся с места преступления. А девушка теперь инвалид, конечно. Ребенок не мог выжить при такой аварии. Это была страшная картина, просто поверь.
– Стой, с убийцей ничего не сделали?
