скачать книгу бесплатно
Не обнаружив на столе соли, я достал из рюкзака баночку с припасёной приправой и отсыпал половину в пустую глиняную чашку. Старик удивлённо воскликнул, попробовал несколько крупинок, довольно проворчал и бережно присолил еду. Здесь соль ценилась намного дороже серебра.
Угощение мне понравилось, просто и сытно. Я помог деду прибраться, и мы уселись за стол. Волхв принёс откуда-то из тёмного угла масляный светильник из глины в виде фигурки задравшего голову быка и зажёг его от костра.
– А поведай, Артур, что истинно привело тебя в сей край?
– Поведаю, ведающий богов Рознег, но сперва скажи, знаком ли тебе человек по имени Симеон сын Ионы?
– Да, ведаю такого. Сам не зрил, но слышал от брата его единокровного Андрея, коли тот шёл от Киева-града на полночь на Нево-озеро. В те лета аз токмо принял посвящение. Андрей гостевал тут две седьмицы и немало поведал о наставнике своём Исусе, коего распяли ромеи за добро, любовь и истину. Не жалуют ромеи и иже с ними истину, подавай им лжу и покорность. Немало рёк Андрей и о брате старшем Симеоне, коего Исус Распятый прозвал «Камень», сиречь – Пётр.
Я слушал волхва в состоянии полного смятения от того, что в Москве общался с настоящим апостолом, и от слов волхва Рознега, и от его возраста в 12 веков! Всё это не укладывалось в голове, и сознание буквально вопило, что этого не может быть.
Глядя на моё лицо, старик покачал головой и продолжил:
– Небось дивишься и вопросить желаешь, како столь долго жить возможно? Отвечу, ибо Симеона ведуешь ты. Знать, и сам ты не прост, понеже не вопрошаю тебя кто ты и откуда. А зачем явился, ты уж изрёк. По нонешним понятиям я токмо наполовину людин, оттого и век мой долог. Отец мой Роду служил и прожил два века, а матушка берегиня сей земли. И мещера, и мурома, и вятичи кланялись ей и почитали. Ано новые ярые боги явились и старым претили. И ушла моя матушка-берегиня, завещая мне служить тем богам, землю сию беречь и хранить. Да, вот не сберёг, понеже истекает мой век, силы не те и недолго осталось. К щурам в навь скоро уйду, а явь слугам Исуса Распятого придётся оставить. – Он тяжко вздохнул и повесил голову.
Пока волхв говорил, я пытался осмыслить услышанное, сопоставлял его слова и реальность и так и этак, уговаривая себя, что всё происходящее не сказка, не сон и не бред.
– Благодарю, Рознег, за приют и сказ твой честный. А скажи, сколько поганых ныне в святилище обретается, чем обороняются, чем оружны, чем кормятся, как коней содержат?
– Число их разно. Одни приходят, иные уходят. Ано сотни две, может три наберётся. Близ святого места шатры поставили, сена и овса натащили со всех окрест. Комони их неприхотные, крова не ведают, пасутся сами и на воле стоят. А харчатся поганые с грабежа. Обоз у них там немалый, жито да убоина то, что у людин отобрали. Про оружье не ведаю, понеже и не изреку.
– А в плену люди наши как живут? Где трудятся?
– Согнали их в круг, аки быдло, лихо им ноне. Крова нет, кормят объедками, або сухим житом. Гоняют без передыху на работы в пущу и в дрегвы. Каждый день кого-то казнят проклятые. Губят людей прямо у подножия наших богов и ликуют от крови и горя.
Я призадумался, не зная с чего начать. По сути, информации почти ноль. Известно, что монголов много, в лагере они дежурят вахтой и постоянно перемещаются, разоряя все окрестности. Основной лагерь у них за излучиной реки, похоже, в Замоскворечье. И, если там разместился тумен, то бишь дивизия, то жратвы им нужно много и ещё больше сена и фуража. Поэтому во всех своих набегах монголы никогда долго на одном месте не стояли и сейчас стоять не станут. Рязань ограбили, сожгли и пошли дальше. Коломну уничтожили, двинули на Москву. Разорили Кремник, опустошили окрестности, теперь спешат к Владимиру и Суздалю. Плохо то, что в здешнем концлагере много ослабленных и больных пленных, которых от голода и холода с каждым часом становится всё больше. А, значит, их почти всех со дня на день перебьют. И ещё хуже недостатка времени то, что мне совершенно непонятна обстановка. А посему начну я с разведки, поскольку воевать против двух сотен вооружённых, опытных и свирепых монголов вслепую в надежде на случайную удачу – дело последнее, бессмысленное и безнадёжное.
– Мыслю утром спозаранку сходить к святилищу и тайком посмотреть, что там творится. Ты со мной, волхв Рознег?
Он внимательно в меня вгляделся.
– Ты, Артур, что замыслил?
– Надобно людей освободить. А потом видно будет.
Волхв покачал головой и уставил на меня ярый взгляд:
– А не много ль хочешь взять на себя? Можно и пуп надорвать. Врагов в ихнем стане изрядно и они не бестолковые новики, ано звери лютые и умелые в бою.
– Ничего управлюсь. Бог не выдаст, свинья не съест.
– Что, что? – не понял волхв. – Какой из богов? Причём тут свин?
– Присловье такое: авось победим.
– А-а-а, – протянул волхв, – Авось то добрый бог, Авось завсегда удачу приносит. Добро. А теперь давай на ночь устраиваться. А…, – и он вдруг замолчал, насторожился и поднял руку. Интересно, что он мог услышать, находясь в этой землянке?
– Серый предупредил, к нам враги по следу идут. Все злые, – проговорил волхв и потянулся к тулупу.
Теперь стало понятно, как старик Рознег отыскал меня в лесу. Я быстро накинул и застегнул куртку, натянул балаклаву, шапку и поверх маскхалат. Доспех пока оставил в рюкзаке, некогда облачаться, да и неизвестно, кто там по лесу шарашится, может дичь какая. Пистолет решил применить в самом крайнем случае. Не резон, на ночь глядя, шум поднимать. В зимнем лесу слышно далеко. Зато пора проверить в реальном деле К-генератор. И пока старик облачался в свой безразмерный тулуп, я перевёл регуляторы прибора на крайние частоты инфразвука, усилил резонансными частотами водителей сердца и включил в противофазе, что гарантировало убойный результат.
– Надобно поспешить. Серый говорит, что много их и идут прямо сюда.
«Точно монголы нашли наши следы и тащатся по ним сюда, – подумал я, выходя в предвечерний лес. – Снег глубокий, а мы с волхвом пока шли сюда такую траншею в сугробах пропахали, что и слепой не заблудится».
Между тем, волхв вышел на полянку и начал проводить какой-то ритуал, что меня слегка разозлило. Не время сейчас молиться! Однако чуть погодя мнение моё изменилось, когда ни с того, ни с сего, вдруг повалил снег, и поднялся ветерок. Возможно, старик и не имел к этому никакого отношения, а может быть и наоборот. Во всяком случае, метель поднялась вовремя.
Волхв склонился к неизвестно откуда взявшимся волкам и стал что-то им внушать. А я, не теряя времени, двинулся в обход нашего прошлого следа. Пройдя по дуге через густой ельник, через сотню шагов я увидел завал, который давеча мы обходили со стариком. Я подобрался с другой стороны, залёг буквально в четырёх метрах от тропы и приготовил К-генератор.
Движение я увидел примерно через четверть часа. По нашим следам неспешно шли десять монголов. Я и раньше где-то читал, а сейчас воочию увидел, что пешие монголы жалкое зрелище. Они и по ровному месту ходят неловко, а по зимнему лесу тем более. Монголы тащились друг за другом, пыхтели и ругались, волоча копья и щиты, путаясь в длинных халатах и тулупах. По мере их приближения, я немного напрягся и разволновался, поскольку предстояло впервые применить прибор в убойном режиме по людям и сразу по десятку целей. Опыта – ноль, и, если излучатель подведёт, придётся стрелять, а очень не хотелось бы. Не время и не место. Что касается моего ножа, то выйти с ним против копий и сабель мог только бесстрашный и законченный дебил. Слава богу, ко мне этот диагноз отношения не имел. Я точно знал, что в клинковом бою толку от меня меньше, чем от козла молока. А мои армейские стрелковые и диверсионные навыки в этой ситуации гроша ломаного не стоят, разве что придётся тупо драться один на один. Ну, это вряд ли. Десяток раздражённых и злых монголов со своими копьями и саблями меня быстро и просто нарежут тонкой стружкой. Так или иначе, в предстоящей схватке я рассчитывал только на себя, не зная, на что способен волхв, старик всё-таки.
А он напомнил о себе волчьим воем с той стороны. Монголы заозирались, загалдели, сбились в кучку ко мне спиной, подняли щиты и выставили копья. Я где-то читал, что волк – особо почитаемый монголами зверь. Вот монголы и слегка струхнули. Я достал К-генератор. Ну, лихое устройство, не подведи, и я включил прибор. Засветились индикаторы, и я прошёлся невидимым лучом по гомонящей ощетинившейся толпе.
То, что произошло потом, стало для меня лёгким потрясением. Монголы вдруг замолкли, замерли, потом вдруг бросились во все стороны, будто среди них рванула граната. Буквально через секунду шестеро упали и забились в агонии, раздирая на груди одежду. Через пяток шагов упали ещё двое и сразу затихли. Последняя пара вломилась в ельник, и за ними метнулись две серые тени. Волки вцепились в овчинные тулупы и начали подбираться к глоткам. Один поганец развернулся, выхватил нож и с размаха полоснул ножом серое тело. Волк взвизгнул, отскочил и упал, поводя боками. Снег рядом с ним окрасился красным. Однако в тот же миг на голову монгола обрушился тяжёлый посох волхва. Ещё и ещё раз. С этим гадом покончено. А горло последнего карателя уже рвал второй волк.
Перебравшись через завал, я по глубокому снегу начал продираться к волхву, беспокоясь за его состояние. Нет, вроде бы всё в порядке. Рознег склонился над раненым зверем и руками удерживал длинную резаную рану на его боку. Он сосредоточился и читал какой-то заговор. Но, на мой взгляд, дело было паршивым. Как и у собак, у волков брюшная стенка тонкая, и, судя по ране, клинок проник в брюшную полость, повезёт серому, если не глубоко. К тому же потеря крови, к тому же зима и холод.
«Эй, Артур, а прибор твой на что? – вдруг пришла в голову очень своевременная мысль, – включай, доктор, режим лечения».
Я недолго повозился с переключателями и ручками настройки, переведя излучение в резонансный режим лечения и оптимизации функций.
– Уважаемый Рознег, позволь мне помочь серому.
– Его зовут Клык, а то его подруга Яра, – прохрипел волхв, вытирая снегом руки от крови. Попробуй, может, что и выйдет. Руду я заговорил, боле не истечёт.
Я направил К-генератор на рану, одновременно стягивая левой рукой её края. К моей радости и к несказанному удивлению волхва края раны начали срастаться, и через десять минут от неё остался только красноватый рубец на шкуре. А я продолжил облучение, пройдясь по почкам, селезёнке и печени. Через полчаса от начала процедуры Клык сам поднялся, внимательно на меня посмотрел и лизнул в руку. Из-за моей спины вышла Яра, обнюхала друга и тоже лизнула меня в руку. Вот и славно.
Собрав в кучу оружие и снятое с ещё податливых тел барахло, мы вернулись в хижину уже в потёмках. Все трофеи и хабар решили перетащить завтра. А потом нам предстояла самая противная, но нужная работа – таскать и убирать тела, чтобы не оставлять следов побоища и заразу на весну. И, наконец, маскировка. Волхв предложил замести следы лапником, а потом повторить фокус с метелью и снегопадом.
Кое-как перемучавшись ночью на непривычном жёстком ложе, я поднялся затемно, стараясь не разбудить Рознега. Зря я осторожничал, волхв поднялся ещё раньше и уже хлопотал у очага, помешивая в котле кашу. В свете масляной гаснички перекусили и с первым светом отправились на место вчерашнего побоища. В три захода перетаскали оружие, верхнюю одежду и обувь. Как ни противно, но в эти времена и, тем более зимой, любая одежда имела значение. С захоронением тел всё оказалось проще, чем я думал, поскольку Рознег присмотрел неподалёку яму от большого выворотня, которая и стала могилой. Передохнули и начали следы заметать. Потом повалил снег. Вроде бы всё закончилось неплохо, но сам по себе карательный выход монгольского десятка мне совсем не нравился. Значит, по окрестностям монголы продолжают активно шарить и ловят даже отдельных людей. Пришли сюда одни, могут прийти и другие.
Не теряя времени, кружным путём я отправился в разведку, краем глаза отмечая две серые фигуры, скользящие в отдалении. Определяя маршрут поиска, я решил сначала найти и осмотреть место работ пленных на просеках и лесосеках. Наверняка там вокруг изрядно натоптано, и потому можно не прятать следы и свободно перемещаться. А оставлять след к лесной хижине я не хотел. Мне и вчерашнего побоища за глаза хватило.
По совету волхва я пробирался по лесу в северо-восточном направлении. Продираясь через заснеженные завалы и заросли, я отмахал пару километров, когда слева услышал шум работ. Я чуть изменил направление и вскоре в просветах меж стволов увидел движение и мелькание фигур. Стал отчётливо слышен стук топоров и треск падающих деревьев. Осторожно и скрытно передвигаясь от дерева к дереву, я приблизился к тянущейся вдаль просеке. Повсюду по краям лежали поваленные деревья, кучи веток и сучьев. За одним из таких завалов я и пристроился.
В пределах видимости работали несколько групп пленников. Вид измождённых, обмороженных, чуть живых людей напоминал хроники времён Великой Отечественной войны об узниках нацистских концлагерей. Тяжёлое зрелище вызвало почти физическую боль, и со дна души начали подниматься гнев и древняя боевая ярость. Я с трудом сдерживался, скрипел зубами, ругался про себя и до боли сжимал рукоять пистолета. Нельзя, нельзя стрелять! Сегодня только разведка!
Собрав волю в кулак, я вернулся в лес и стал перемещаться левее, туда, где на просеке поднимались дымы. Как оказалось, там, примерно в полуверсте от вырубки находилась стоянка монголов, смотрящих за работами пленных на этом участке. В центре плотно утоптанной площадки стоял потрёпанный бурого цвета шатёр, треугольником горели три костра и виднелись фигуры одетых в тулупы и малахаи монголов. Я опять начал заводиться. Ну, подождите, суки, доберусь я и до вас. Сделав десяток глубоких вздохов, я успокоился, ведь сейчас мне требовалось только одно – хладнокровие. Поистине парадокс: в морозном январе человеку требовалось хладнокровие. Я закрыл глаза и усилием воли я продолжил возвращать себя в состояние внутреннего равновесия и осмысленной расчётливости. Без этого вступать в борьбу с превосходящими силами противника – чистое безумие. Успокоился и продолжил наблюдение.
Внимательно рассмотрев и запомнив расположение стоянки и все нужные детали, я решил вернуться на лесоповал, чтобы уточнить размещение и численность пленных и конвойных. Я отполз от вражеской стоянки, углубился в лес и потом, пригнувшись, перебежками двинулся в сторону лесосеки. Примерно через час выяснилось, что под присмотром десятка вооружённых луками и саблями монголов валили лес и расчищали просеку три группы общей численностью в полсотни мужиков. Некоторые из них едва таскали ноги, но другие яростно рубили деревья, видимо прибыли недавно и сил ещё не растеряли. Я высматривал, считал и отмечал в памяти, стараясь не реагировать на мучения людей и на пять лежащих на краю просеки присыпанных снегом тел. Всё выяснив, я уже собирался уходить, чтобы в спокойной обстановке обдумать свои дальнейшие действия. Но тут вмешался тот самый неожиданный роковой случай.
Издалека со стороны монгольской стоянки раздался гортанный крик, и туда потянулись охранники с просеки, оставив пару караульных присматривать за работягами. Со всех сторон монголы потянулись на стоянку, где в большом котле над одним из костров поспела варёная конина. Я сжался, как боевая пружина. Вот он случай! Я ужом ввинтился в заросли и, сделав дугу по своим следам, подполз почти вплотную к увлечённым пожиранием варёного мяса монголам. Ещё раз мне повезло, что собрались они вблизи большой кучи веток, за которыми скрывались от ветра. Стараясь не делать резких движений и скрываясь за густой хвоей, я достал К-генератор, выставил убойный режим на максимум и добавил к нему частоты блокирования дыхания.
Смерть карателей была почти мгновенной и ужасной. Некоторые повалились с хрипом, некоторые вскочили, выкашливая куски мяса и пытаясь вдохнуть. Один из них упал в костёр. Тошнотворно завоняло палёной шерстью. Дистанции и радиуса не хватало, чтобы зацепить всех карателей, и мне пришлось выскочить на просеку. В жуткой неразберихе паники на меня никто внимания не обратил, что позволило достать излучением ещё дюжину находящихся в отдалении мерзавцев. Убедившись, что стоянка зачищена, я бросился в сторону лесоповала, чтобы прикончить последних двух головорезов. Однако на полпути пришлось притормозить и остановиться, при виде двух волков с окровавленными мордами, победно стоящих над одним из монголов. Другого своим посохом прижимал к дереву волхв. Бритая голова пленного с клоком волос спереди была обнажена, а малахай валялся метрах в пяти. Я подошёл, поглядывая на замерших в ступоре пленных.
– Рознег, ты как тут оказался? – удивился я, поглядывая то на старика, то на волков.
– А ты, небось, помыслил, або один управишься? – ответил вопросом на вопрос волхв.
– Не в обиду спросил, возраст твой пожалел, – пожал я плечами.
– Года мои немалые, прав ты, однако палкой вдарить аще способен, – ухмыльнулся Рознег. – Вот поганца допрошу, и враз тебе подмогну. А ты ступай полонян собери. Пусть на стоянку идут, костры распалят, согреются да пищей поживятся. Поспрошай их, может что и узнаешь толкового, а может и подручных отыщешь.
– И впрямь слово у меня к ним есть, и слово важное.
Через полчаса на стоянке собрались все узники. Те, кто покрепче оттащили в стороны раздетые и разутые до исподнего тела монголов, другие сразу побрели к кострам. Вскоре все бывшие полоняне собрались возле разгоревшегося огня. Поближе к теплу положили на застеленный шкурами лапник больного. Бледные, худые, обмороженные люди почти не реагировали и двигались словно сомнамбулы. Не веря в своё спасение, они грелись, чуть не залезая в костёр. Чуть отдохнув и отогревшись, поделили найденную еду и принялись жадно её поглощать.
Пока полоняне приходили в себя, я внимательно к ним приглядывался, стараясь понять, кто есть кто. Глаза сразу выхватили из толпы держащихся вместе четырнадцать человек, крепких относительно молодых мужиков лет по 25-30 с широкими плечами, поджарых, с внимательными цепкими взглядами и точными движениями воинов. Именно они валили деревья, так грелись и гоняли кровь, и сейчас не выпускали из рук топоры. Также я отметил, что двое из них постоянно находились при лежащем на лапнике у костра человеке. Более того, именно они начали наводить среди освобождённых какой-никакой порядок и даже пытались командовать мужиками. В конце концов, они ловко собрали оружие, доспехи и снаряжение и положили кучей возле меня.
– Не сердись, боярин, что мы самовольно поганых ободрали. Ноне ты один и тебе не управиться.
А я сразу воспользовался моментом и решил выяснить, кто же они такие?
– Благо и вам люди. Приметил я, что четырнадцать вас и вы все заодно. Кто вы и откуда? Ведом ли вам ратный труд?
– Правда твоя, боярин, – за всех ответил крепкий мужик с уверенным взглядом человека привыкшего командовать. – Но нас не четырнадцать, а пятнадцать. У костра лежит наш боярин Бранибор из Подола. Здесь все, что остались от боярской сотни. Бились мы давеча крепко под стенами Кремника, да не свезло нам. Больно сильны поганые и много их
– Когда пала Москва-град?
– Третьего дня. Там нас и повязали и сюда пригнали лес рубить. Но боярина своего мы не бросим нипочём, хоть и уязвленный он и хворый.
– Добро. Звать то тебя как, воин?
– Десятник я Колояр, а то почесть все из мово десятка, токмо пятеро со стороны прибились.
Так, так. Значит, в жутком побоище Колояр смог сохранить почти всех своих воинов, да ещё умудрился боярина из сечи вынуть и спасти. Силён мужик.
– Вот что, Колояр, оружие и зброю себе подберите по руке, по ноге и по тулову. Пусть оденутся и обуются кто нужду в том имеет. Остальное раздай нуждающимся, приметь, кого ещё нужно приодеть и обуть. А потом отбери из мужиков кого покрепче, способных оружие держать и зброю носить.
– Сделаю, боярин. А ты, как сподобишься, подойди к нашему боярину Бранибору, он вельми просил.
Я кивнул и пошёл навстречу волхву, который уже подходил со стороны лесосеки. Один подходил, видать отправил монгола в страну вечной охоты. Волки тоже куда-то смылись. И правильно, нечего народ тревожить.
– Рознег, нужно людей устроить. – Я махнул на жмущуюся к кострам толпу. – Там полно раздетых и хворых. Ума не приложу где их всех разместить. Куда вести?
– Куда, куда? Вестимо, ко мне на заимку. Ноне как-нибудь потеснимся, а завтрева станем с толком устраиваться. Я у поганца вот что прознал. Мунгалы под Кремником и в граде жуть сколь народа побили и пленили. Жителев почесть всех изничтожили. Полон разделили и загнали в разные места просеки рубить, дрегвы гатить и тракт до Володимира-града ладить. Обаче поганые аще не собрались купно, кто разбойничает, кто за полоном смотрит, кто добро то, что охапили стережёт, кто уж и к Володимиру-граду пошёл, а кто полон в степь погнал. И посему под Москвой-градом в излуке реки их стоит менее тумена, да порознь в трёх стойбищах. Сказывал поганый, аще Батый на днях поведёт свой тумен под Владимир-град и Суждаль. Добра и жита охапили множество, вот те обозы да тяжкие пороки стенобитные и погонят по просекам и гатям, стерегутся, что лёд не сдюжит. Тако ж ведомо, что в полоне у поганых сидит сын великого князя Володимир Юрьевич.
Я слушал волхва, и в голове стал складываться план. Потом мы с Рознегом подошли к кострам. Люди расступились и поклонились. Перед нами на куче лапника под овчинным тулупом лежал раненый боярин. Он увидел нас и махнул рукой, подзывая.
– Я боярин Бранибор из Подола, – с усилием проговорил он, – а кто ты, боярин? За кого богу молиться?
– Я боярин Артур сын Романа из рода Платоновых. Вотчина моя далече и здесь я один. А это волхв хранитель этой земли Рознег, – указал я на старика.
– Благо тебе дарю, добрый Рознег, и тебе боярин Артур. То, что за моих людей заступились, воздастся вам и в ирии, и в царствии небесном. Мне уж немного осталось, скоро к родовичам уйду, к дедам и щурам. Ано тревожно мне за гридей моих. Прошу тебя именем богов и Исуса, прими их под руку свою, и роту прими. Вижу, ты сильный, отомсти поганым за всё. – И он устало откинулся.
Я ошеломлённо огляделся и столкнулся с суровым взглядом волхва.
– Бысть посему, – пробасил он.
Пока я соображал и обдумывал слова Бранибора, стоящие вокруг воины выстроились в ряд, потом встали на одно колено и взглянули суровыми глазами мстителей.
– Я готов принять роту, – мой голос подвёл, сделавшись хриплым.
– Перед ликом богов и святых заступников, – начал Калояр и за ним все остальные, – оружием своим и кровью своей роту даём боярину Артуру из рода Платоновых верными бысть и, ежели выпадет судь, главу сложить за него, за отчину, за братчество, за народ русский. Да, сгинут поганые от мечей наших. С нами боги и святые заступники. Во имя отца и сына и святого духа. На том целуем крест и знамено великих богов.
– Роту сию принимаю и роту даю хранить честь и справедливость, защищать людей и народ русский и землю русскую. Во имя отца и сына и святого духа и великих богов, – произнёс я эту клятву, внутренне поражаясь её абсурдности и величию, поскольку смешалось в ней и язычество, и христианство. Но, что удивительно, эта смесь сделала клятву и мощнее, и глубже.
Бойцы поднялись и смотрели на меня, ожидая приказа. А я оглядывал строй, стараясь понять, что же сейчас произошло. Однако пора и с людьми познакомиться.
– Назовитесь, воины, – и я подошёл к первому.
– Колояр, – вытянулся высокий суровый десятник, слегка нахмурив белёсые брови над голубыми глазами.
Я шагнул к следующему.
– Вышата, – улыбнулся и тряхнул шевелюрой парень с подвижным лицом, лукавым выражением физиономии.
– Есен, – произнёс кряжистый мужик с мощной грудью, большими руками и густющей бородой.
– Брав, – чуть кивнул головой высокий гибкий парень с небольшой бородкой и усами с удлинённым благородным лицом.
– Мирош, – представился чернявый мужик с тёмно-карими глазами и густой окладистой бородой, с оценивающим взглядом стрелка.
– Могута, – прогудел огромный двухметровый мужичина с крупными чертами лица и здоровенными ручищами.
– Зорен, – подал голос худощавый парень с длинными волосами пепельного цвета, мечтательным взглядом и слабой растительностью на лице.
– Притвор, – сказал крепкий, словно слиток меди мужик с прищуром на левый глаз. Стрелок.
– Мокроус, – хмыкнул мужик с выражением лица прожженного пройдохи и плута, руки которого не знали покоя.
– Ратко, – пробасил крепкий воин с упрямым хмурым взглядом.
– Шмель, – сказал парень, в котором я сходу признал задиру и забияку.
– Лис, – погоняло этого ярко-рыжего мужика не могло быть иным.
– Орех, – проговорил ещё один здоровяк, чуть ниже Могуты, но ещё шире в плечах.
– Печор, – прохрипел и нахмурился угрюмый и суровый воин, лицо которого украшал свежий шрам.
– Моё имя вы уже слышали, – произнёс я. – Теперь нам надобно поспешить, поганые могут нагрянуть. А посему, други мои, соберите шатёр и добычу, поймайте лошадей, поднимайте боярина и ступайте за волхвом Рознегом. А я поговорю с мужиками.
Дружинники управились за полчаса и ушли чередой в лес за волхвом, а я остался с мужиками. Толпа была разношёрстная, но состояла исключительно из молодых и матёрых мужиков, и это понятно, поскольку монголы пригнали полон для тяжёлой круглосуточной работы. Здесь остались самые выносливые и упрямые, а те кто не выдержал и ослаб уже давно застыли на морозе. Однако холод и голод выпили силы и этих упрямцев. На мой взгляд годными к бою была примерно половина из стоящих напротив мужиков, тех кто покрепче. Предположения мои оказались верными. Из толпы отделился один, поклонился в пояс и начал:
– Звать меня Карп, люди выбрали меня изречь, – он ещё раз поклонился. – Порешили миром исполчиться и роту тебе, боярин, дать.
– Сколько вас?
