скачать книгу бесплатно
– Оправдывается с нравственной стороны, а с юридической так просто дело не сходит, – заметила Татьяна Тимофеевна.
– А у нас в школе одна история была, – быстро начала Аня. – В прошлом году пришёл к нам в школу новый учитель истории, ещё молодой, красивый такой. Так вот, влюбилась в него вдруг одна его же ученица, она из нашего класса, и завёлся у них роман. Учителя, которые старше, стали травить его. Не выдержав травли, он ушёл из школы. Забросила школу и она. Но тот учитель уговорил её, чтобы она вернулась в школу, – послушалась его. Учителя над нею ехидно, дразня, посмеивались. Это её очень угнетало поначалу, да привыкла потом. Теперь, я знаю (сама видела, и не раз), они спокойно встречаются после школы. Счастливы они! – радостно закончила она рассказ.
У Андрея Ивановича пробудились воспоминания, и он сделался задумчивым.
«Тот, вероятно, не упустит своего счастья, как некогда… – думалось ему. – Правильно, к чему придерживаться предрассудков, когда чувства сильнее?..»
– О чём ты, Андрей Иванович, так задумался? – спросила Татьяна Тимофеевна.
– Задумался, какая у нас волевая и умная молодёжь, – ответил он.
– Да, – согласилась Татьяна Тимофеевна. – Но всё-таки куда ей без нас.
– Однако поздно уже, – сказал Андрей Иванович и подошёл к окну. – Господи, что за погода… Что-то твой, Татьяна Тимофеевна, задерживается сегодня.
В дом кто-то вошёл.
– Вот и папа, лёгок на помине, – обрадовалась Анна.
– Ну-ну, – говорил он в прихожей, – я знаю и другое – что вспомнишь, и оно…
– Будет вам умничать, – улыбнулась хозяйка и спросила: – Ты чего так долго?
– Отчёт готовил за полугодие, завтра отчитываться.
– Понятно. А мы тут без тебя разговорились.
– А чего вам ещё делать? Давай чаю горячего – отогреться бы. Пойду переоденусь пока…
Андрей Иванович и Ирина вернулись к себе домой, когда начало темнеть. А когда холодно и пасмурно, как было сегодня, темнеет раньше.
Карлин находился у себя в комнате, ему не спалось. Он открыл окно. Ночь дохнула сыростью и холодом. Андрей Иванович посмотрел наверх, но, кроме тьмы, ничего не увидел. Постояв молча какое-то время у окна, он вдруг испытал на себе быстро пробежавшую дрожь от холода. Карлин закрыл окно…
II
Последние два дня Ирина испытывала смятение и внутреннее беспокойство. Что её могло так беспокоить? Мучительнее всего в ней оказалось то, что она не понимала, отчего это происходило. А между тем мало кто обратил внимание на сказанное Андреем Ивановичем Ирине в гостях у Одовцевых: «Ты говоришь как Илья; по крайней мере, так и он думает». Сама-то она сообразила это не сразу, а вспомнив, более прежнего забеспокоилась.
«Не может быть, – не верилось ей, – чтобы я думала так же, как Илья. Мы разные, мы абсолютно разные…»
Она поймала себя вдруг на мысли, что жалеет его.
Наконец-то на несколько дней установилась солнечная и тёплая погода, что позволяло выходить в город, тем самым развеяться, переключиться на другие дела. Лица наших героев стали весёлыми – пускай не все; и ясно солнышко всех не обогреет, как говорится. Потом дни испортились: опять похолодало и пошли обильные дожди. Возобновились частые хождения по гостям. И надумала Ирина навестить Илью.
«Поди-ка, скучает: один как-никак остался», – думала она.
Только как-то особенно сомневалась, одной идти или с Николаем, – и пошла одна, не сказав никому.
Илья в это время был дома, скучая, сидел возле окна. Увидев Ирину, свернувшую к нему во двор, он засуетился. Постучалась она в дверь и вошла. Илья её встретил возле порога.
– Добрый день, – сказала она.
Илья приветствовал её улыбкой. Они прошлись по прихожей вперёд и оказались в зале.
Ирина поинтересовалась:
– А мама надолго в деревню уехала?
– На этой неделе должна уже вернуться.
– Понятно. А чем ты занимаешься?
– Когда чем, а в особенности ничем.
– И не знаешь, чем заниматься?
– Не знаю, – улыбнулся Илья.
Они на какое-то время умолкли, не зная теперь, что спрашивать и о чём говорить. Такое безмолвие всегда тяжёлое, гнетущее.
Илья предложил чаю. Она не хотела его, но ради приличия вынуждена была согласиться. Через несколько минут они вдвоём пили чай. За чаепитием разговор их возобновился.
– Я слышала, – начала Ирина, – что ты передумал… Я имею в виду насчёт учебы.
– От кого слышала?
Отвечать она не стала, но в свою очередь настойчиво спросила:
– Это так?
Илья не ответил и направил разговор в иное русло.
– Он, конечно, у тебя сообразительный, – говорил Илья о Карлине. – Как хотелось бы мне, чтобы и у меня был кто-нибудь подобный. Он всё понимает, он всё видит у тебя. Побеседует он, и о тебе уже знает, как будто прожил с тобой бок о бок десяток лет. Даст какой-нибудь дельный житейский совет.
– Потому что Андрей Иванович прожил уже не десяток лет, – заметила Ирина.
– Ну да, конечно, не то что мы с тобой.
– Рано ли, поздно ли и до нас дойдёт мудрость. С годами, думаю, все становятся такими.
– Да ну, о старости говорить, – и он отпил глоток чая.
Ирине эта небрежность не понравилась, она спросила:
– Тогда о чём?
Илья повёл бровями, как делают многие, когда не знают, что и сказать. Ирина это поняла. Дальнейший разговор их продолжался с переменным успехом: то оживлённо, то вяло, но с каким-то напряжением – и напряжение нарастало.
Илья крадучись пододвинулся к Ирине ближе (они сидели на диване), закинул левую руку на спинку дивана и какое-то время оставался в таком положении недвижимым. Он дышал так, что, казалось, его возбуждённая грудь испытывала недостаток воздуха. Илья, как хищник, вот-вот должен броситься на жертву, но, видимо, ужасная сила его ещё удерживала. Ирина сидела, затаив дыхание, она ясно представляла себя жертвой. В таких обстоятельствах особенно проявляется инстинкт выживания (или самосохранения, как хотите).
Её вдруг осенило – она быстро поднялась с дивана, чего Илья никак не ожидал, и сказала:
– Ладно, я пошла.
И она быстро направилась к выходу и только тогда облегчённо вздохнула. Илья, соскочив с места, последовал за нею. Обогнал Ирину в прихожей, остановился у дверей, перегородив ей выход.
Нужно было только видеть некий неописуемый испуг на её лице. Отчаяние овладело ею. Ей хотелось кричать, но крик точно застрял где-то в ней самой, в глубине груди, потому и получилось тихо, не столь убедительно:
– Если ты со мной что-то сделаешь, я наложу на себя руки, и тогда…
Она не договорила. Илья вдруг испугался, лицо его сделалось бледным. Он не знал, как вести себя дальше. Тем замешательством и воспользовалась Ирина – она выскочила за дверь. Оказавшись во дворе, убедилась, что её не преследуют, и перевела дух. Постояла, успокоилась и вышла со двора на улицу. В напуганной Ирине внешне будто ничего не происходило: она, притворяясь спокойной, отправилась домой.
Никуда больше в этот день Ирина не ходила. Никто, даже проницательный Андрей Иванович, не мог обнаружить на её лице пережитого страха за саму себя – впервые за себя.
III
Два дня сидел дома Илья, копивший в себе неизъяснимую злобу к другу. Вернулась из деревни Анастасия Алексеевна. Она увидела, насколько он внутренне переменился. Мать повздыхала да умолкла: сама когда-то была измучена, что саму себя не узнавала. Вот такая штука – любовь, тем более неразделённая.
– Отцу было плохо, боюсь, что ему… – Анастасия Алексеевна не договорила, полагая, что этим сможет заставить говорить сына.
Но разговора особенного не было. Отвечал он односложно: «нет» или «да», «посмотрим» или «сделаем», «наверное» или «как получится». А получилось у него как-то скверно. И мать не выдержала, разбранила сына. Потом ушла в свою комнату, откуда долго не выходила, где тихо плакала.
Это было вечером в воскресенье. А в понедельник следующего дня Анастасия Алексеевна вышла на работу, где ей обрадовались. Особенно обрадовались подруги, успевшие по ней соскучиться. Илья же, зная, что мать вернётся с работы поздно, после её ухода запер дом на замок и отправился на автовокзал… Не прошло и двух часов, как Илья оказался в деревне.
– Илюшенька! – обрадовалась старушка.
Старик услышал радостный голос своей старухи и, кряхтя, слез с печи. Обрадовался и он.
– Надолго? – спросил дед.
– Нет, вечером обратно.
– Неужто?
– От матери слышал, что тебе плохо стало, вот я и…
Старик махнул рукой и недовольно прокряхтел:
– Эх, бабы всегда так…
– Да не слушай ты старого дурака, Илюшенька, – советовала старушка.
Старик не стал ей возражать, как-никак знал бабью натуру. Однако Илья лукавил – он приехал не столько проведать стариков, сколько совсем по другому делу. Илья выбрал момент, когда остался один, без присмотра стариков, незамеченным достал мелкокалиберный охотничий карабин и тихо вышел во двор.
«Оружие это бьёт тихо, почти бесшумно, и убойность у него хорошая, – думал он нервно. – В самый раз для дела, что надо!»
У него был в мыслях уже заготовлен ответ на случай, если он всё же будет уличён стариками с оружием. Но это не понадобилось. В кладовой Илья вытащил целую пачку старых газет, изгрызенных мышами, и стал тщательным образом заворачивать в них карабин, затем свёрток перетянул белой капроновой бечевой.
«Теперь вряд ли у кого возникнет подозрение, что находится под бумагой», – подумал Илья.
Он вернулся в дом, вытянул нижний ящик комода, где залежались боеприпасы, взял патрон, подумав, взял ещё два – так, на всякий случай. В принципе, и всё…
Уже вечерело. Пришла пора прощаться. Простился Илья с изумлёнными стариками и отправился на остановку. Стал дожидаться рейсового автобуса, крепко прижимая к себе весомый свёрток.
Этот охотничий карабин некогда перешёл к деду после спора: прежний владелец (царствие ему небесное) проиграл пари. Оба они были некогда заядлыми охотниками. И тот ненароком похвастался, что его оружие бьёт лучше, точнее. Устроили соревнования по стрельбе. Дед стрелял из обычной двустволки, а другой из доброго охотничьего карабина. После условились, что проигранное оружие будто бы окажется утерянным – вот голь на выдумку хитра! А вечером того же дня сам проспоривший принёс домой деду и оставшиеся боеприпасы: ни к чему они теперь ему. Посидели вместе, выпили водки и разошлись прежними друзьями.
Подошёл автобус, Илья вошёл в него и поехал в город. Вернулся домой, на дверях висел замок. Затем Илья забрался на чердак, где и запрятал свёрток. Спустился вниз. Отпер замок. Вошёл в дом.
Вернулась с работы Анастасия Алексеевна. Илья показался ей спокойным, что удивило и обрадовало её.
– На завтра объявили штормовое предупреждение, – сообщила мать сыну.
Он отнёсся к этому сообщению преспокойно. Безмятежными бывают люди, когда убеждены, что скоро – завтра – должно всё непременно закончиться.
IV
Утро. Солнце. Чистое небо. Ничто не предвещало бури. Анастасия Алексеевна только что ушла на работу, а Илья оставался лежать на диване. Полежав какое-то время, он поднялся и отправился на кухню, где дожидался его приготовленный матерью завтрак, который успел остыть. Мудриков умылся, съел холодный завтрак, после чего оделся и вышел на улицу.
Дул влажный ветер. Илья прошёлся по улице. Он обратил внимание на то, что створка окна дома напротив распахнута.
Стояла духота. Низко издали надвигалась огромная туча, надвигалась она на город. Ветер утихал. Но время от времени он врывался. Гнулись деревья, трещали длинные антенные мачты, поднималась дорожная пыль.
Илья завернул к себе, но в дом заходить не стал. Он прошёлся по двору, пройдя за дом, и забрался по лестнице на чердак, где поначалу ему казалось темно, потом, когда глаза привыкли к сумеркам, стал ориентироваться. Пол чердака равномерно засыпан толстым слоем опила. Солнце успело нагреть кровлю крыши, отчего на чердаке стояла жара. Илья открыл низкое, чуть ли не до насыпи опила, маленькое окно фронтона (входная дверца была не закрыта), и повеяло сквозняком. Через то самое окно хорошо просматривался дом Одовцевых.
Илья взял в руки свёрток, подержал его в раздумье и стал развязывать бечеву. Развязал, развернул и отложил в сторону бумагу. Илья отвёл назад затвор карабина, достал из правого кармана дрожащей рукой патрон, ввёл его в патронник и закрыл затвор. Оружие было готово к производству выстрела, то есть к совершению преступления. Мудриков опустился, сел на слой опила, вытянул ноги перед собой и ссутулился. Оружие лежало перед ним на коленях, а ствол оружия был направлен в сторону окна фронтона, в сторону дома Одовцевых.
Находясь на чердаке, как в духовке, Илья стал чувствовать, что как бы весь его организм печётся, то есть становится ленивым, расслабленным. Он сам себе казался абсолютно спокойным, но спокойствие было обманчивым: потупленные глаза выдавали его внутреннюю тревогу.
«Почему я не должен быть счастливым? – думалось ему. – Почему именно я? Это ведь несправедливо. Меня и без того счастье обошло, я и так уже наказан. Я ведь тоже хочу, чтобы и меня любили. А как я умею любить, умею быть преданным! Если надо, могу быть и ручным… Как несправедливо устроен этот мир: почему одним всё, а другим ничего?.. Если судьба сама не даёт, значит, нужно брать самому. Боже, как всё несправедливо. Нет, сто раз нет… Почему он, мой лучший и единственный друг? Почему не я? Отчего я такой несчастный? – бредил Илья. – Надо решаться: либо сегодня, либо никогда… Но что?.. Смириться?.. Согласиться с тем, что уже есть у меня? А что у меня есть?.. Пока ничего. Вот этим ничем нужно пожертвовать. Что мне друг – ничего, когда он лишил меня счастья в любви… Боже, какой бред… Нет, я не могу, я не знаю, как это…»
Вдруг ударил гром над самой его головой. Илья испугался, вздрогнул, и одновременно с тем палец руки, вольно лежавший на спусковом крючке карабина, нажал на него. Разумеется, самого выстрела Илья не слышал: грохот неба заглушил тихий шум выстрела. Между тем он интуитивно и испуганно передёрнул затвор, и оттуда выскочила стреляная гильза. Илья повернулся к окну фронтона.
На улице было сумрачно: огромная туча нависла над городом. Подул ветер, и с шумом окно захлопнулось. Участился ветер с порывами. Крупные капли дождя падали на кровлю крыши. Дождь усиливался, а вместе с тем усиливался и шум кровли.
– Нет, нет, – пробормотал Илья и засуетился.
Он дрожащими руками снова завернул оружие в бумагу, свёрток перевязал бечевой и поставил его в углу. Затем спустился вниз и зашёл в дом.
Ветер бился в окна. Быстро уходила туча. Всё быстро успокоилось – стало тихо, небо прояснилось. На улице свежо, хорошо. Одно удовольствие после такого раската находиться на свежем воздухе. Но на улицу Мудрикову выходить теперь отчего-то не хотелось, он почему-то неосознанно боялся выходить из дома.
V
Дождь застал Андрея Ивановича и Татьяну Тимофеевну в городе. Они не спешили возвращаться домой, несмотря на усталость. Прогуливаясь по мокрым от дождя улицам, они разговаривали. О чём разговаривали? О былом, настоящем и предстоящем.
– А что, если Ирина и Николай заявят нам, что завтра женятся? – сказал не без иронии Андрей Иванович. – Ну и что? – ничуть не удивилась Татьяна Тимофеевна. – Этого следует ожидать…
– Это произойдёт когда-нибудь.
– И обязательно произойдёт, Андрей Иванович, – сказала она, как бы испытывая сожаление.
