скачать книгу бесплатно
И потекла река времени вспять…
Виталий Артемьев
И потекла река времени вспять, и зыбким стало всё, что было твердым на ощупь, в огромную воронку всосало небо и звезды, и не стало деревни вместе с хутором, как будто и не было никогда, и людей. Теперь там пустырь. Не селятся люди. Исчезла холера, ушла, как и пришла. Разом. Разнесло семью по времени и пространству. Забыли, кто они есть, кем были. Новая жизнь, новое место, новая память.
И потекла река времени вспять…
Виталий Артемьев
Редактор Юлия Андреева
Иллюстратор Николай Константинович Калмаков
© Виталий Артемьев, 2022
© Николай Константинович Калмаков, иллюстрации, 2022
ISBN 978-5-0056-2716-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Каждое событие книги и каждый ее персонаж реальны настолько, насколько реален мир в вашей голове. Не ищите совпадений, ищите смысл.
Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.
Книги меняют жизни людей,
которые их читают.
Лев Николаевич Толстой
НЕ БУДИ ЛИХО
Белобрысый мальчуган лет пяти сидел на пеньке, оставшемся от аккуратно спиленного обрубка толстой старой березы, сломанной прошлогодней бурей, и минут пять, не отрывая глаз, смотрел на цветок желтого мака, беззвучно шевеля губами, словно разговаривал с цветком. Потом его внимание переместилось на кружащуюся около цветка маленькую золотистую жужелицу:
– Вася, Вася, – позвал он, и жужелица покорно села на подставленный палец. Мальчуган и ей что-то сказал.
Наконец-то в эти края пришло долгожданное тепло. Враз зацвели полевые цветы, повеселели птицы, картошка проклюнулась и начала уверенный рост, зазеленив деревенские огороды. Деревья густо покрылись молодой, источавшей горький запах, листвой. Пахло свежей зеленью, хвоей – это был тот бодрящий запах пробужденной от долгого зимнего сна земли, что заставляет сердца биться чаще и молодежь замирать в томлении чего-то смутного, открывающегося новой жизнью и зовущего в неизведанные дали.
Мальчугана звали Иваном, он был сыном учителей деревенской школы, Лоншаковых: историка Вольги Всеволодовича и учителя литературы и русского языка Ольги Ларионовны. Жили они в деревне, где испокон веков проживали староверы. После войны село вынужденно перекочевало под Красноярск, а не так давно, лет пять тому назад, люди вернулись в свои исконные края вместе с избами, хозяйством и привычным укладом.
Ивану здесь нравилось. Правда, местные ребятишки с ним не водились, поскольку у него была репутация «особенного». В чем это выражалось? Он называл природу живой и мог разговаривать с насекомыми, птицами и животными. Дети считали его выдумщиком и притворщиком. Его сторонились, но не задирали, опасаясь, видимо, репутации отца. В деревне говорили, что он Волхв. Как-то глухо, полунамеками, под угрозой нарушения табу, поговаривали о некой «последней битве», которая, якобы, случилась в этих местах.
Ребятишки приставали к старшим подросткам и взрослым с расспросами, но у тех словно печать молчания была на губах. Переглянутся только между собой значительно и уйдут от ответа или замолчат. За всем этим скрывалась какая-то тайна, которую тщательно хранили от любопытной малышни, и Иван, хоть и был возраста пацанов, но каким-то боком был, по их мнению, к этой тайне причастен. А из него что-то выпытывать – труд напрасный. Уставится своими синими, ярче цвета неба, глазами, и молчит, только губами шевелит, а у тебя от этого волосы на затылке начинают шевелиться. Нет, всё-таки странный этот Иван. Ну его, пусть будет сам по себе.
Иван вытянул руку, пошевелил пальцами, сжал ладошку в кулак, потом медленно разжал пальцы. На ладошке лежал какой-то причудливый предмет. Небольшой, овальной формы, металлический, с какими-то знаками. Он покрутил его в разные стороны, разглядывая. Не разобравшись с предметом, он встряхнул пальцами, словно сбрасывая с них брызги, предмет исчез. Он опять сжал кулак, зажмурился и разжал ладонь. Теперь на ладони лежала теплая радужная пластинка круглой формы. Что это был за предмет, и каково его предназначение, он не знал. Разглядывание не помогло. Третья попытка была более успешной. В руке появился красный прозрачный обработанный кристалл с нанесенными на гранях непонятными иероглифами. Камень ему понравился и он, полюбовавшись на кристалл и посмотрев через него на солнце, положил его в карман штанов. Таких камней разных цветов у него набралось целая дюжина.
Он не задумывался, откуда у него в руке появляются разные чудные вещи, он считал, что мир так устроен и так могут все. Однажды к ним пришла соседская девочка позаниматься с матерью чистописанием. Она была старше Ивана года на три, и Иван её очень стеснялся, считая её красивой и взрослой. Когда мать вышла по делам, оставив ей задание сделать несколько прописей, Иван, преодолев робость, вошел в комнату. Причина этому была: глядя на неё в приоткрытую дверь из другой комнаты, он обнаружил в своей руке красивые коралловые бусы – ярко-красные большие бусины на тонком шелковом шнурке. Он подошел к девочке и протянул ей бусы.
– Откуда ты взял их?
– Ниоткуда.
– Это не правда, – девочка зарделась от возмущения, – вещи ниоткуда не берутся. Положи их на место, где ты их взял.
– Они твои, – Ивану сложно было объяснить, откуда он взял эти бусы, – это мой подарок тебе. Возьми.
Он положил бусы на стол и пунцовый убежал из комнаты. Девочка после занятий взяла бусы себе. У неё и мысли не было, что ребенок их мог где-то взять без спроса или украсть. У староверов не было случаев воровства. Дома никогда не запирались, люди не знали, что такое замки. Никому и в голову не могло бы прийти взять себе чужое. Это считалось большим грехом. Правда, она на всякий случай рассказала об этом Ольге Ларионовне, спросив её, когда та вернулась в дом:
– Это не ваши бусы? Мне их Иван подарил.
– Нет. Не мои. Носи на здоровье, раз подарил, – Ольга Ларионовна улыбнулась и накинула нитку бус на шею ученице.
– Вот зеркало, посмотрись. По-моему, очень хорошо.
Вечером этого дня, дождавшись мужа, Ольга Ларионовна начала разговор:
– Вольга, сегодня Иван подарил бусы моей ученице. Старинные, коралловые. Я такие видела на Серафиме Петровне с Заречной. Я на всякий случай к ней вечером сходила, её бусы на ней. Это уже не первый случай. Помнишь самоцветы в его коробке? Я даже боюсь думать, что они настоящие. Где он их берет?
Лицо мужа приняло озабоченное выражение. Он прикрыл глаза, задумался на мгновение и улыбнулся жене:
– Если моя догадка подтвердится, то это будет хорошая новость для нас всех.
– Какая догадка, милый? Ты меня не пугай еще больше. Я и так извелась с этими камнями, а тут еще эти бусы. Всё передумала, пока к Серафиме Петровне шла. А теперь еще больше боюсь.
– Где там моя коробка со всякими амулетами? Достань, дорогая.
Ольга Ларионовна принесла из кладовки небольшой ящик от посылки, в котором Вольга Всеволодович хранил всякие затейливые вещицы, которые накопились с разных поездок, амулеты и сувениры. Он вынул из ящика несколько предметов: там были изящная резная фигурка из черного дерева, подаренная ему в Африке, старый компас, доставшийся ему от отца, командирские часы, память службы – о, как давно это было. Найдя старый мундштук от трубки, Вольга отложил его в сторону, озадаченно крякнув, и, поискав еще среди предметов, он вынул старый перочинный ножик с красными отливающими перламутром щечками и небольшой камчатский оберег на ниточке в виде головы аборигена. Подержав их в руке, словно взвешивая, Вольга Всеволодович положил их на стол и высыпал сверху оставшиеся в коробке диковины, каждая из которых представляла немалую ценность для мальчишки.
Ольга Ларионовна с нескрываемым интересом следила за действиями мужа.
– Ты ничего не хочешь мне объяснить? – спросила она с ноткой подозрения в голосе.
– Погоди. Зови Ивана. После тебе всё объясню.
В комнату зашел Иван и вопросительно посмотрел на родителей.
– Сынок, подойди сюда. Видишь, на столе мои раритеты. Я тебе разрешаю взять из всего, что здесь лежит, только три вещи. Я их тебе отдам.
Мальчишка подошел к столу. Глаза его загорелись. Еще бы! Чего здесь только не было и всё нужное, всё бы пригодилось в мальчишеской жизни. Посмотрев минуты две на стол, он чем-то заинтересовался и, покопавшись в куче, вытянул первым перочинный нож, затем амулет и в конце, перебрав все предметы, достал старый обкусанный мундштук.
– Я бы взял эти три вещи, – он посмотрел на отца с надеждой.
– Бери, они твои. Ну, иди, играй.
Когда мальчишка вышел на улицу, Ольга Ларионовна повернула вопросительное лицо на мужа, ожидая объяснений.
– Поздравляю тебя, дорогая. В нашей семье подрастает будущий Волхв Драгомысл. Иван из всех предметов выбрал только те, что лично принадлежали Волхву.
– Ой, объясни подробнее. Волхв Драгомысл? Владыка? У меня голова кругом, ничего не соображаю. Причем тут он и эти три вещицы?
– На Тибете существует обычай поиска реинкарнированного далай-ламы с помощью личных предметов или игрушек, оставшихся от него. Они вычисляют примерное место и время рождения будущего далай-ламы, приезжают в то место и показывают всем детишкам, народившимся в рассчитанное время, среди прочих разных предметов, личные вещи и игрушки умершего далай-ламы. И тот, кто выберет эти предметы, объявляется реинкарнацией далай-ламы. Иван выбрал личные вещи Драгомысла.
– Час от часу не легче. Но он же сейчас не понимает, что он Драгомысл?
– До совершеннолетия он будет расти нашим сыном, а после надо будет собирать сход для инициации, да ты же помнишь, как это происходило с Вундеркиндом.
Лицо Ольги жалобно сморщилось, из глаз потекли слезы. Она закрыла лицо руками, сдерживая рыдания.
– Да ты что, дорогая. Это радость великая, что Владыка вернулся. А ты плачешь, – он обнял жену, утешая.
– Да, я хорошо помню, как преобразился этот мальчик Вундеркинд, когда вы инициировали его. Между ним и Междамиром пропасть. Он даже забыл, что когда-то был Вундеркиндом. И здесь тоже, забудет мать родную, – Ольга заплакала пуще прежнего.
– Ну что ты, впрямь, словно его хоронишь. Уверяю тебя, здесь другой случай. Вундеркинд потерял своих родителей и очень страдал. Он подправил свою нейрограмму, поскольку боль потери была сильна. Здесь же другой случай. Я же помню своих родителей и родственников. И Иван будет тебя звать мамой, хотя и станет Волхвом.
Ольга слегка успокоилась, подняла на мужа заплаканные глаза и улыбнулась.
– Вот так новость, – Вольга Всеволодович радостно потер ладони, – да и ответственность свалилась немалая. Нужен наставник и не один. Не думал я, не гадал. Как говорится, не буди лихо. Вот откуда эти кристаллы появляются. Для него нет барьера между реальностями. Он может творить миры. Как бы чего не натворил в неведении. Надо звать Междамира, да и Игоршу, хватит ему в столицах штаны просиживать.
– Как же, бросит он свой фехтовальный клуб, – Ольга Ларионовна покачала головой.
– Здесь откроет. Для деревенских ребятишек. Позвоню, пусть перебирается в деревню на постоянное житье. Надо старосте сказать, что дом новый строить пора.
Вечером Вольга Всеволодович сделал два звонка. Старому соратнику Юрию Николаевичу и своему брату Игорше. Он был краток, на другом конце его слова были приняты с должным вниманием и без объяснений.
– Юрий Николаевич, Иван выбрал личные вещи Владыки Драгомысла.
– Вот так новость! Понял тебя, буду завтра, – в трубке раздался веселый голос Юрия Николаевича.
– Игорша, собирайтесь с семьей к нам в деревню на житьё. Иван выбрал личные вещи Владыки Драгомысла. Ты и Междамир будете ему наставниками. Юрия Николаевича я предупредил.
– Отличная новость, братишка. Пойду, обрадую супругу. Мы только недавно об этом с ней говорили, что хорошо было бы к вам в деревню насовсем перебраться. За две недели здесь дела завершу и жди. Как у вас там с жильем?
– Первое время поживешь у нас, а к осени отдельный дом справим.
– Добро.
Вольга Всеволодович выглянул в распахнутое окно. Во дворе дома стоял Иван и смотрел на сидящую на ветке разросшейся рябины большую черную ворону, и сторонний человек мог бы подумать, что они между собой переговариваются. Ворона косила глазом и раскрывала клюв, мальчишка, рассказывал ей что-то, каркая и отчаянно жестикулируя. Он здорово имитировал голоса птиц, отличить было невозможно. Ну что же, вон оно как повернулось. Значит, пришла пора сказывать сыну заповедные сказки, те, что он слышал от своих отца с матерью в ипостаси будущего Волхва Вольги. Вольга Всеволодович вышел на крыльцо и сел на ступеньку:
– Сынок, поди-ка сюда. Хочешь, я тебе сказку расскажу?
– Хочу, – мальчишка повеселел от удовольствия и отвернулся от вороны, которая, каркнув что-то на им обоим понятном языке, взмахнула тяжело крыльями, сорвалась с ветки и улетела.
– Присаживайся рядом и слушай.
Иван подошел, подсел рядом на ступеньку крыльца и прижался к руке отца, приготовившись слушать.
– Давно это было. Когда наши деды еще индриков пасли.
– А кто такие индрики?
– А это вроде слонов, только лохматые и большие. Большие телеги в них запрягали. Родились в одной семье два брата. Один черноголовый, а у другого волосики были белые, словно пух. Чёренький, едва подрос, за лук да седло ухватился, и не надо было ему других игрушек. Вечно отец его на прилуке седла с собой возил да из маленького лука стрелять учил. А другой полюбился Волхву храмовому. Тот с ним о чем-то разговаривал да чертил какие-то непонятные знаки на земле, а малой-то кивал в ответ, будто понимал. Матери не до них было. Семья была большая: всех накорми, напои да одежду сделай. Долго ли, скоро ли, да минуло им осьмнадцать годков… Ты глазки-то закрой и смотри сказку, словно картинку.
Посвежело, с реки поднимался туман. Где-то вдалеке послышался свист и щелчок кнута пастуха, гнавшего деревенское стадо домой.
Давно закончилась сказка, сын убежал на речку, а Вольга Всеволодович всё сидел на еще теплых досках крылечка дома, погрузившись глубоко внутрь своей памяти, пересматривая всё пережитое не только в этой жизни, но и в других. Не стало барьера между рождением и смертью, словно протянулась в сознании одна большая цепочка жизни, на которой рождения и смерти были лишь большими бусинами на четках, разделяющими глубокий опыт, что непомерной тяжестью знания давил на плечи Вольги Всеволодовича. С чего же это всё началось?
СЛУЧАЙ В ПРИЕМНОЙ
День близился к вечеру, на улице сильно потемнело, и зажглись фонари. В обшарпанной приемной муниципального учреждения стояло четыре сильно потрепанных временем стола, за которыми сидели четыре сотрудника: две девушки, одна пожилая женщина и одна дама среднего возраста, молодящаяся, её можно было бы назвать красивой, если бы не явная печать неудовольствия жизнью на лице, видимо, вызванная нелюбимой работой и неурядицами в семье.
Посетителей было всего ничего: я, средних лет мужчина и решительного вида бабушка лет семидесяти, сухонькая, невысокого роста, в грязно-желтом костюме. Девушка занималась моими бумагами, и я краем уха слышала нарастающие нотки скандала за соседним столом, где недовольная жизнью сотрудница ввязалась в перепалку с бабушкой. Бабушка тыкала ей в нос какие-то свои бумажки, та от неё отмахивалась и визгливым недовольным голосом требовала принести другой документ. Поначалу мне показалось, что в этой «битве титанов» победит «недовольная» сотрудница, поскольку в тоне её голоса появились железные нотки, а гримаса неудовольствия, я бы даже сказала, брезгливости, стала еще явственней, и во всем её облике проявилось осознание собственной правоты и значительности.
Но не тут-то было. Бабушка, до сих пор говорящая слабым надтреснутым старческим голосом, вдруг как-то вся встрепенулась, широко расставила ноги, сгорбилась, раскинула руки, приподняв их над головой, и издала зычный и какой-то нечеловеческий по тембру вой. Это было так неожиданно, что я вздрогнула и покрылась мурашками. Что-то страшное, ведьминское проступило во всём её облике, голос изменился, стал невыносимо громким и грубым. Я почувствовала, как волосы на моей голове зашевелились, голова решительно отказывалась верить в реальность происходящего. От страха подкосились ноги и закружилась голова.
Старуха, нависнув над испуганной сотрудницей, возопила:
– Сейчас ты у меня всё получишь. Я сделаю так, что ты скоро умрешь. Ты уже начинаешь разлагаться. Чувствуешь, какая от тебя идет смрадная вонь?
– Я ничего не чувствую! У меня нос не работает? – это всё, что нашлась сказать испуганная сотрудница в слабой попытке парировать. Её лицо приобрело пепельный оттенок, губы тряслись, видно было, что она напугана до крайности разительной метаморфозой в облике старушки.
Я почувствовала, как всю комнату заполонил невыносимый смрад, освещение вдруг стало тусклым, мигающим, очертания предметов зыбкими; на меня накатила тошнота.
А старуха продолжала бесчинствовать. Размахивая руками, как крылами большой хищной птицы, она грубым, невыносимо громким голосом, будто в мегафон, выкрикивала проклятия:
– Гадина. Проклинаю! Каждая клетка твоего тела теперь поражена раком, он съедает тебя изнутри, тебе жить осталось…
И то, что случилось дальше, было вообще что-то из ряда вон выходящее. Это всё напоминало дурной спектакль или фильм-триллер, жуткий и до крайности неприятный или страшный сон: хочется проснуться, а не получается.
Мужчина, который до этого безучастно стоял в сторонке, наблюдая за развитием событий, вдруг стремительно подошел сзади к бабуле и попытался дать ей затрещину по затылку. Первый раз рука его соскользнула, но вторая затрещина получилась более успешной. Старушка как-то поперхнулась, у неё подкосились ноги, и она присела на край стула. Во внезапно наступившей тишине мужчина, не мешкая, одну руку положил ей на голову, другой ухватил за шею и, наклонившись к её затылку, стал даже не говорить, а как-то странно вибрировать словами:
– Ты больше никогда не будешь заниматься негативным гипнозом, порчей. Если когда-либо ты еще раз примешься за это дело, ты умрешь, рак съест твой организм за одну неделю, и ты превратишься в прах.
Мужчина всё это говорил разными интонациями, его голос вибрировал, менялся от шипящего шепота до высоких громких нот. Особенно громко он выкрикнул слова: «ты умрешь!» Закончив говорить, он отпустил бабулю и отошел в сторону с таким видом, будто это всё его не касалось. Старушка как-то сразу вся сникла, став старенькой и жалкой, удивленно и вместе с тем испуганно взглянув на мужчину, она быстро засеменила к выходу.
Все это произошло в течение двух-трех минут, а мне казалось, что минула вечность. Все присутствующие были в оцепенении, лицо несчастной женщины стало покрываться пятнами, её всю трясло, казалось, что она сейчас упадет в обморок. Честно говоря, я себя тоже чувствовала не лучшим образом. Мужчина кашлянул и негромким, но бодрым голосом сказал:
– Ну что, девушки, садитесь-ка вы все в рядок, буду вас чистить, порчу снимать.
Мы все, как загипнотизированные, быстро со своими стульями сели в ряд и послушно уставились на мужчину, как на своего спасителя. Его голос зазвучал негромко и убедительно, в нем было что-то успокаивающее:
– Сядьте на краешек стула. Вздохните и прикройте глаза. Почувствуйте, как ваши руки сами поднимаются, а затем расходятся в стороны и сходятся. Мой голос звучит у вас в голове, вы слышите его отчетливо. Как только ваши руки сомкнутся, мой голос проникнет в каждую клетку вашего организма и очистит её от порчи. Отныне мой голос станет вашей бронезащитой от всех негативных воздействий в вашу сторону. С каждой секундой, с каждой минутой, часом ваше тело будет восстанавливаться, выздоравливать и наливаться силой, здоровьем. Когда я вам скажу проснуться, вы почувствуете себя бодрыми и веселыми, и в скором времени забудете это происшествие, как дурной сон, оно постепенно выветрится из вашей головы. А теперь просыпайтесь и почувствуйте себя счастливыми.
Я словно провалилась в своего рода беспамятство, а когда открыла глаза, мужчины уже не было, я услышала только хлопок входной двери. Часа два отойти не могла. Потом как-то сразу полегчало. Что это был за ужас?
ДЕВУШКА, ТАНЦУЮЩАЯ САЛЬСУ
Приступами забывчивости я никогда не страдала. Я хорошо помнила всё, что со мной когда-либо приключалось. По крайней мере, я могла, постаравшись, восстановить картину прошлого.
Эта странность, иначе я это никак не могу назвать, приключилась со мной неожиданно.
