скачать книгу бесплатно
Казалось, что жара на него не действовала. Я же уже выпил четыре стакана холодного чая и подозвал мальчугана, обслуживающего столики, чтобы он принес еще пару чайников. Мальчишка принес два чайника и стакан с колотым льдом. Взяв запотевший стакан в руки, с удовольствием сделав пару добрых глотков, он продолжил:
– И наше учение как раз об этом. Мы считаем, что поддавшись искушению тела или надев на себя маску личности, человек спит и вся его жизнь есть сон, наполненный плохими и добрыми снами. Казалось, какое нам до этого дело? Пусть все спят, пока не проснутся. Но истина в том, что человек, вставший на путь, возлагает на свои плечи тяжелую ношу: будить других. С детства дитя приучают ко сну, и за него определяют, какие ему видеть сны. Чаще это страшные, пугающие сны, сродни кошмарам. С такими снами легче контролировать сон дитя, а потом и взрослого человека. И никто не учит просыпаться. Мы научились разговаривать с человеком во сне. Зная структуру сознания, ты также можешь выйти за пределы обусловленности телом или личностью, и напрямую общаться с истинным Я не только своим, но и любого другого человека, с его сущностью. Это и есть наше главное учение. Знай, что нет плохих или хороших людей. Считая себя личностью, один и тот же человек может быть негодяем и святым, все будет зависеть от того состояния, в котором он в данный момент находится. Когда человек выходит за пределы личности, то, осиянный светом своего истинного Я, он выходит за границы причинно-следственных связей.
Я опять потерял нить разговора. Смысл стал ускользать.
– Как различить одно и то же действие, сделанное в состоянии личности или в свете истинного Я? – своим вопросом я попытался сам себя разбудить.
То ли жара, то ли мерный звук его голоса подействовали на меня убаюкивающе. Вместо слов я стал видеть картинки. Вначале это были световые пятна, а затем перед глазами возникла отчетливая картинка вереницы людей, идущих по тропинке по косогору вверх. Я даже отчетливо увидел мелкие камушки под сандалиями впереди идущего человека. Вновь появился он. Между тем и его облик изменился. Передо мной сидел бородатый старик, которого я перевозил в вертолете. Он сидел, опираясь одной рукой на корявый, отполированный руками посох, другой рукой перебирая четки. Но меня это не удивило, как-то было всё равно.
– Все действия личности направлены на достижение чего-то, что находится извне: будь то предмет, отношения, деньги, успех, сила или власть. Достигая чего-либо вовне, человек испытывает страсть, которая губительно сказывается на его здоровье и состоянии. И помни, всё это совершается во сне, когда человек не отдает в полной мере отчета своим поступкам и получает расплату за ошибки и неведение. Во сне он теряет пульс жизни, уходит от центра созидания, выходит из состояния творца. Из-за этого он всегда неудовлетворен достигнутым и ищет причину неудач или неудовлетворенности достигнутым вовне, в ком-то или в чем-то, что помешало ему в полной мере достичь задуманного.
Старик неожиданно звонко щелкнул пальцами, выдергивая меня из оцепенения.
– Знай, что только в состоянии творца, когда ты пробудился от сна, ты совершаешь правильные поступки, которые не несут негативных последствий. В этом состоянии ты никогда не совершаешь ошибок, потому что их совершать некому. Ты – Творец и творение одновременно. Ты становишься причиной действия и самим действием, ты всегда делаешь правильный выбор, поскольку в состоянии творца любой выбор правильный.
– Звучит заманчиво. Но как войти в это состояние творца?
– Щелкни пальцами. Свет истины расположен на кончиках твоих пальцев. Раскрой восприятие действительности всеми органами чувств. А затем скажи себе: я есть истинное Я. Ты почувствуешь, что на тебя нисходит особое состояние блаженства или безмятежности. Это состояние нисходит на тебя в глубочайшем расслаблении. Скажи и пусти волну расслабления от макушки до кончиков пальцев ног.
Старик опять неожиданно громко щелкнул пальцами и исчез. Вместо старика напротив меня сидел он и благостно улыбался. Мне казалось, что мы беседовали часа три-четыре. На самом деле прошло не более пяти минут, чай еще даже не успел нагреться. Я с удовольствием сделал несколько мелких глотков, утоляя жажду.
– Вы теперь живете в Ташкенте? – спросил я его, полагая, что он мне чуть приоткроет завесу над своей личностью.
– Жил. Скоро уезжаю.
– Куда? – бесхитростно спросил я.
– В другие места, – уклонившись от ответа, произнес он, улыбкой извиняясь за некуртуазность ответа. – Но наши встречи продолжатся, мне есть еще что тебе сказать, но скорее всего это будет происходить не в такой форме, – сказал он загадочно и продекламировал стих.
«Тайны мира, как я записал их в тетрадь,
Головы не сносить, коль другим рассказать.
Средь ученых мужей благородных не вижу,
Наложил на уста я молчанья печать».
– Теперь ты откроешь Свет Истины в себе самом, там лежат ответы на все возникающие вопросы. Ты отличишь его по безусловности знания, и у тебя не возникнет сомнения, что это не так.
Он сидел так расслабленно, будто под ним был самый удобный стул, и не переставал перебирать перламутровые четки.
– Красивые четки, – заметил я вслух.
– Это тазбех – четки моего учителя. Тот, кому они достаются, обязан нести свет истины миру. Я был рад тебя видеть. Если будет на то воля Аллаха, мы еще увидимся.
Но нам больше не суждено было встретиться. Вместе с тем я чувствовал его незримое присутствие: учение продолжалось. Каким-то образом ко мне стали приходить определенные книги, происходить какие-то встречи, которые несли отголосок наших с ним бесед, я видел странные сны, в которых учился. Один такой сон мне запомнился особенно остро: я – стриженный под «ежик» мальчик сижу в маленькой комнате на ковре и держу перед собой большую распахнутую книгу с цветными миниатюрами, написанную арабской вязью. Передо мной сидит тот самый старик с бородой и ласковым голосом говорит:
– Все, на сегодня наш урок окончен.
И я закрываю книгу. Я и сейчас отчетливо помню горный скалистый пейзаж за окном, рисунок ковра, серую глину стен и горький запах благовоний из жаровни. Хотя это был сон, но он был настолько явным: реальнее, чем сама жизнь.
Прошло несколько лет. Началась перестройка. Я уехал из Ташкента в Москву. Прежняя размеренная жизнь рухнула в одночасье. Все мои мысли занимала идея, как выжить в стремительно меняющемся мире. Я переезжал с одной съемной квартиры на другую, менял телефонные номера, и вот однажды погожим апрельским утром в моей маленькой однокомнатной квартире на Большой Серпуховской раздался звонок. Я снял трубку и услышал приветствие на персидском языке. После череды вежливых фраз о самочувствии, человек на том конце провода сказал:
– Учитель передал вам посылку.
– А вы не ошиблись номером? – спросил я.
– Нет, – прозвучало в ответ. Я буду ждать вас у метро через полчаса.
Я еще какое-то время был в сомнениях, идти или не идти. У меня в голове не связалась идея того, что произнесенное слово Учитель имеет какое-то отношение к моему старому знакомому. За все время встреч он ни разу не назвал свое имя, да и меня называл только в начале встречи «торжомон саеб», хотя я называл ему своё имя при еще первой встрече.
Все же, любопытство взяло свое.
– В крайнем случае, выясню, что это не ко мне, – подумал я, одеваясь.
Подойдя к метро, я сразу выделил человека: высокий, восточной внешности, в длинном сером плаще и в афганской шапочке, пуштунке. Я подошел к нему и спросил, не меня ли он ждет. Он посмотрел на меня, достал из пакета четки и спросил, не узнаю ли я эти четки?
– Да, я знаю человека, у которого они были.
– Это четки моего учителя, – сказал он, вдруг перейдя на русский язык. Говорил он с небольшим акцентом.
– А где он сам, что с ним случилось? Я встречался с ним несколько лет назад, он был жив и здоров.
– Учитель воссоединился с Единым. Он наказал мне найти тебя и передать эти четки. Он сказал, что ты все поймешь сам. Да, и еще он попросил при этом вот так щелкнуть пальцами.
Он положил четки в простой пластиковый пакет и передал их мне.
– А ты можешь мне что-нибудь о нем рассказать, я совсем о нем ничего не знаю. Я даже имени его не знаю.
– Он дервиш. У него нет имени. Мы, его ученики, звали его муаллем, Учитель. Он учил нас арабскому языку в Бейруте.
– Удивительно, а я и не знал об этом. Я с ним обычно говорил либо на дари, либо по-русски.
Человек пожал плечами и недоуменно ответил:
– Он не знал русского языка, по крайней мере, я бы об этом знал. Я несколько раз в его присутствии разговаривал по телефону со своим братом, который тоже учился в МГУ, он даже не смотрел в мою сторону. Я всегда думал, что он араб. Я очень удивился, когда узнал, куда он меня направляет, чтобы передать четки.
– А как ты меня нашел?
Он посмотрел на меня, ничего не сказал и щелкнул пальцами.
Мы распрощались. В руке у меня остались четки. Всё, что осталось у меня от этого человека.
Придя домой, я их внимательно рассмотрел: старые, тяжелые, отполированные временем, из крупных осколков перламутра. Эти четки всколыхнули целый пласт воспоминаний, связанных с Афганистаном, Ташкентом, учебой в институте: временем, которое уже безвозвратно кануло в прошлое, унеся с собой чувство стабильности, правоты и внутреннего спокойствия. Как разительно отличались те дни от вывернутого наизнанку наступившего времени. Кому нести свет истины, когда глаза застит нажива и стремление во что бы то ни стало вырваться вверх? Мне казалось, что ушли времена сосредоточенных занятий в поисках внутреннего Я.
Я убрал четки в пластиковый пакет и отдал своей знакомой на хранение, до лучших времен, когда наступит время. Я его почувствую, и начну писать об этом.
В ГРЯДУЩЕМ, ЧЕРЕЗ СТО ЛЕТ ОТ НАСТАВШЕГО НЫНЕ ДНЯ
Моё увлечение йогой началось после прочтения одной маленькой книжки. Она называлась «Ключ к йогической медитации» за авторством Хитлемана. Я приобрел её на одном из книжных развалов в Кабуле (там много чего было того, что нельзя было купить дома) – маленький цветной покетбук на английском языке. Книга благополучно пролежала в коробке пять лет и вот, когда по окончании института настал мне срок лететь в Ташкент к новому месту службы, я взял её с собой в самолет. Усевшись в кресло самолета, я погрузился в чтение и не заметил, как пролетели четыре часа полета, а когда я закрыл последнюю страницу, самолет уже выруливал на площадку перед аэровокзалом Ташкента. Что-то во мне переключилось, и на трап самолета вышел не прежний я, а совсем другой человек, интересы которого с тех пор были прочно связаны с неистовым познанием своего внутреннего мира.
Эта книга послужила своего рода пропуском в мир йоги, эзотерики, шаманизма; но, всё же, на периферии сознания я понимал, что, прочитывая одну за другой ветхие, зачастую перепечатанные на плохом ксероксе книги, я пытался найти ответ на мучивший меня вопрос: кто был тот таинственный человек, что приоткрыл мне завесу над скрытым от простых глаз миром, наполненным магией и волшебством?
Сейчас, когда я пишу эти строки, мне вспоминаются все значимые встречи с людьми, что стежок за стежком вышили в моем сознании удивительный узор нового мировоззрения. И не всегда, скажу вам откровенно, я мог сразу распознать голос истины, скрывающийся за завесой слов. Но время всё расставило на свои места. Сейчас я вижу каждого из них отчетливо и пишу эти строки со словами благодарности каждому, кто оставил свой след в моей судьбе. Один из них был Андрей. Я храню его в своей памяти как учителя, избавившего меня от страха, неуверенности, закомплексованности, давшего мне крылья мечты.
Первый раз мне удалось поехать на море в тридцать пять лет. До этого всё как-то не случалось. Я влюбился в море сразу и без остатка. Именно в Черное море. В Крым. На самом деле, до этого я был один раз в Сочи, но город мне не понравился: суетливый, дорогой и пафосный. Так что, можно сказать, по-настоящему я познакомился с морем в Крыму.
Первая поездка в Крым оставила свой неизгладимый след, впечаталась в душу запахом соленой воды, сияющим куполом звездного неба и неумолчным звоном цикад.
Стояли жаркие июльские дни. В Москве было пыльно и душно. Мне позвонили мои старые друзья и уговорили меня составить им компанию на море, куда они собрались поехать дней на десять – пятнадцать, как пойдет, чтобы отдохнуть от города и его вездесущих пыли и шума. Всего-то компании набралось четыре человека: семейная пара, наша общая знакомая Маша и я.
Мы встретились в небольшом кафе на Новокузнецкой, чтобы решить, куда нам лучше направить свой маршрут (выбор был между Алуштой и Фиолентом), и тут Маша предложила поехать в Новый Свет под Судак, убеждая нас в том, как там здорово, и нам всем там должно понравиться.
Что и говорить, Новый Свет совершенно покорил меня и вот уже лет пятнадцать я ему не изменяю.
В то время я носил на себе образ йога, занимаясь в основном хатхой-йогой, но не особенно усердно, а месяца за три до поездки я увлекся гимнастикой тибетских лам – так назывались пять упражнений простой йоговской крии (динамичной последовательности асан), подробно проиллюстрированной в книжице про полковника Кэлдера в переводе А. Сидерского. Каждое утро я с удовольствием делал эту гимнастику и уже достиг уровня 21 повторения.
Может, кто не знает, но в начале этой крии надлежит раскрутиться по часовой стрелке, а поскольку поселок Новый Свет расположен в бухте с уклоном к морю, найти подходящее место для раскрутки было проблематично. Единственным удобным местом для этого был пирс. Итак, каждый день в восемь утра я совершал свои динамичные раскрутки, наклоны и изгибы под прицелом множества глаз отдыхающих. Поначалу меня это смущало, потом я привык и перестал обращать внимание.
После крии я завтракал и чаще либо один, либо с друзьями поднимался на гору Сокол, что красивой доминантой высилась над поселком, а после обеда мы все вместе шли на Царский пляж, небольшую галечную бухту в обрамлении живописных скал.
В один из дней семейная пара по своим делам поехала в Судак и мы пошли на пляж вдвоем с Машей, девушкой во всех смыслах интересной: улыбчивой, курносой, высокой, длинноногой, как будто её слегка вытянули вверх, с широкими плечами, развитыми как у всех профессиональных пловчих. Маша в прошлом была членом юношеской сборной по плаванию. У неё была легкая, слегка подпрыгивающая походка и при ходьбе она откидывала голову назад под тяжестью тяжелых каштановых волос. Не будет преувеличением сказать, что она притягивала взгляды многих мужчин.
Придя на Царский пляж, мы встретили Андрея: с ним мы познакомились несколько дней назад здесь же на пляже. По тем временам, о которых я пишу, середина девяностых, у него был необычный вид, выделявший его из общей массы отдыхающих, людей большей частью семейных, упитанных и с простыми человеческими запросами. Худой, до черна загорелый, на голове выгоревшие добела длинные волосы до плеч, которые он закручивал в некоторое подобие дредов. Вылинявшие, крайне потертые старые джинсы «Леви Страус» и такая же вылинявшая майка неопределенного цвета с плохо читаемой надписью на английском: «будь свободен» на фоне полустертой открытой двери. На ногах старые кеды. Глаза, казалось, тоже выгорели на солнце, они были светло-голубого цвета в обрамлении светлых ресниц и бровей. На вид ему можно было дать лет тридцать – сорок, иногда в его мимике и глазах проскальзывала печать большого опыта и прожитых лет. У него была редкая русая бородка, плохо скрывающая глубокий шрам, который тянулся от щеки вниз к подбородку.
– Наверное, хиппи, – определил я его про себя, когда два дня назад первый раз столкнулся с ним на тропинке, ведущей к пляжу. Изредка в поселок приходили оборванные молодые люди, которые жили кто в палатках, кто в мало-мальски сооруженных шалашах на каменистом побережье между Царским пляжем и бухтой Веселой. Пару раз я там проходил. Было не понятно, чем они там занимались, но воздух был пропитан отчетливым запахом марихуаны. А на следующий день мы с ним познакомились: он увидел рядом с нами свободное место, спросил разрешения разместиться и поздоровался.
– Андрей, – представился он и сразу перешел на «ты», спросив, как меня зовут. Затем он поинтересовался, что за упражнения я делаю по утрам, мол, он несколько раз меня видел на пирсе. Простые манеры, улыбчивость, легкость разговора меня сразу к нему расположили, и я с удовольствием рассказал ему все, что вычитал в своей книжице про тибетских лам. Он заметил, что был в Тибете, общался с ламами, жил какое-то время в Катманду и в Лхасе, останавливался в монастырях, но сам не видел кого-то, делающего подобные движения. Мы с ним поболтали немного о йогах, о буддизме, затронули тему налджорпов – бродячих монахов, но он не стал её развивать. С тех пор мы стали друг другу занимать место на пляже и болтать на самые различные темы, которые так или иначе касались поиска смысла жизни, энергетических практик и йоги. С ним было довольно интересно говорить, круг его познаний был необычайно широк, а в некоторых темах он мог дать фору любому профессору.
Крия пяти упражнений рассчитана на развитие энергетического тела и автор книги обещал чудесные трансформации при регулярном и настойчивом выполнении упражнений. Тогда еще только набирала популярность тема правильного мечтания, визуализации и материализации и в книжице говорилось, что развитое энергетическое тело приведет к такому состоянию, в котором можно будет материализовывать любые свои идеи. Я с энтузиазмом неофита эту тему постоянно муссировал перед своими друзьями и Машей, рисуя в красках чудесные преображения их жизни, если они тоже начнут делать пять упражнений.
Мне казалось, что и наш новый знакомый тоже с интересом слушает поток моих речей.
Но в тот день друзей не было, я преспокойно лежал спиной на теплой гальке под согревающими лучами солнца и бездумно следил за полетом чаек. Маша встала и пошла в море, она могла спокойно делать часовые заплывы, превращаясь в едва видимую точку.
Андрей отложил книгу и развернулся ко мне:
– Ты слышал что-нибудь о суфиях, о дервишах? – спросил он меня.
Я не стал ему сходу рассказывать о своем афганском знакомом и ответил, что, мол, только краем уха.
Он искоса на меня взглянул, весь собрался, посерьёзнел и, взяв в руки острый камешек, нарисовал на камне круг, затем процарапал вниз от круга три стрелки, на конце которых тоже нарисовал круги.
– Может быть, ты об этом слышал, что внутри каждого человека есть источник жизни, в разных религиях его называют на свой лад: Хозяин, душа, монада. Мне довелось довольно долго жить на Востоке, я там познакомился с одним бродягой и он мне поведал много интересного.
При этом он как-то испытующе посмотрел на меня и сделал паузу, видимо, ожидая, что я отреагирую. Но я промолчал, и он тогда продолжил:
– С его слов, всё, что нас окружает, не существует. Иллюзия, сотворенная нашим мозгом. А однажды вечером, когда мы с ним сидели на лужайке и разговаривали, он что-то сделал со мной. Я в действительности пережил, что мир зыбкий, фантомный, будто нарисованный, как в детском мультике. Все предметы вокруг меня стали плавиться, а звезды разом упали на землю.
– Он тебе, наверное, наркотик подмешал?
– Да нет, ничего он не подмешивал, он просто щелкнул пальцами, вот так.
И Андрей щелкнул пальцами, точно так, как этому меня учил мой афганский знакомый – дервиш. У меня даже возникло чувство дежавю.
А Андрей не глядя на меня, продолжил:
– Но не мозг всем заправляет. Он – физический объект, а раз так, то ограничен и смертен. А вот то, что составляет его сущность, что лежит за пределами мозга, ТО вечно присутствует, ОНО не рождалось и явилось причиной возникновения тебя, меня, каждого человека, да и мира в целом. Эта сущность зовется истинным Я.
Андрей замолчал, пересыпая из руки в руки мелкие серые камешки пляжа.
– Ты знаешь, что написано на нимбе иконы Спаса? – вдруг спросил он.
– Нет, я не так глубоко разбираюсь в религии, а с иконами слабо знаком.
Он посмотрел на меня с некоторой толикой сожаления во взгляде:
– Там написано: Аз есмь сущий! Вот этот бродяга утверждал, что Иисус Христос воплотил в себе истинное Я и заповедал нам делать то же самое. Правда, бродяга называл его Исса и пытался меня убедить, что это имя произошло от слова «Истина». Истинное Я и есть тот Бог, что сокрыт в нас. Он и является настоящим, то есть истинным творцом окружающего нас мира. У истинного Я есть три инструмента, нечто вроде молотка, кисти и плана, пользуясь которыми, он творит мир. Это наши сознание, ум и разум. Мир этот иллюзорен с точки зрения истинного Я, но в зависимости от инструмента мы его переживаем двояко. Сознание творит, образно говоря, молотком физический мир, проявленный через тело и осязаемый пятью органами чувств, как реально существующий. Ум, образно говоря, рисует красками и кистью мир фантомный, полностью в голове; этот мир проявлен через личность как набор реакций личности. А разум использует план, в соответствии с которым творится судьба или череда запрограммированных поступков и их последствий.
Всё, что сейчас говорил Андрей, мне было знакомо. Дервиш, которого я встретил в Афганистане, уже излагал мне подобную схему.
– Интересно, что бродяга излагал ему такую же идею, – подумал я про себя. Скорее всего, Андрей повстречал представителя того же ордена, что и я.
Но я и виду не подал, что это мне уже знакомо.
– Я уже размышлял на подобную тему. Знаешь, я читал у Олдоса Хаксли, что физическое тело, вернее, его недуг, может стать препятствием на пути к истине. Ученые и теологи спорят по поводу того, кем мы являемся.
– В данный момент ты есть то, кем ты себя считаешь, то есть с чем ты себя ассоциируешь. Когда твоего внимания требует тело, ты становишься телом. Когда ты устремляешься к цели или решаешь какую-то задачу, или когда тебя кто-нибудь выведет из себя, обидит или предаст, и ты обидишься или другим способом отреагируешь, выйдешь из себя, ты становишься личностью. При этом истинно ты не будешь ни тем и не другим. Но чтобы это понять, надо приподнять уровень суждений.
Он несколько минут помолчал, видимо, собираясь с мыслями. При этом он как-то необычно соединял пальцы. До этого я не был знаком с мудрами и не предполагал, что простое соединение пальцев может вызвать ассоциативный ряд мыслей и суждений. Я с интересом его разглядывал. До чего необычный человек. Вся простоватость с него слетела. Теперь это был не хиппи, я вполне мог его представить за кафедрой философского факультета института.
– Мир разделен на две равные половины – два разнополярных мира. Мир Шакти и мир Тамаса. Все, что ты видишь вокруг, всё, что ты можешь представить в своей голове, назвать, изобразить, относится к миру Шакти. Ему полная противоположность – мир Тамаса. Там сокрыто то, что пока не названо и не проявлено, там сокрыты все возможности, из которых творится мир Шакти. Они слиты, как единое целое, называемое Абсолют. Между ними царит абсолютное равновесие. Миры соединяет канал Шакти, по которому в наш мир из мира Тамаса поступают необходимые ресурсы, те строительные кирпичики, из которых творится всё, что ты видишь вокруг.
Дочерна загорелый мальчишка лет пяти кинул камнем в большую чайку, промышлявшую в пакете с остатками снеди, и она с громким криком грузно взлетела над нашими головами.
– Еще не замучил тебя? – спросил он, улыбаясь. Улыбка ему шла, вокруг глаз собрались лучики морщин, и сразу было видно, что он гораздо старше, чем это казалось с первого взгляда.
– Продолжай, – приободрил я его, – мне интересно.
Он пошарил в своей сумке и вытащил бутерброд.
– Будешь? – предложил он мне.
Я отрицательно покачал головой. Он медленно ел, будто испытывал мое терпение, поставив на паузу разговор. Закончив с бутербродом, изобразив на лице истинное блаженство, он потянулся и вновь посерьёзнел.
– Этот бродяга передал мне ключ к этому знанию.
Совершенно серьезно сказал он, смотря мне прямо в глаза.
– Что за ключ? – спросил я. Меня это сразу заинтриговало. В книгах пишут много красивых слов; теорий самого разного толка в моей голове было предостаточно, не хватало знаний, как это всё применять на практике.
