Богу на тебя плевать

Артем Стрелец

Богу на тебя плевать

1

Четыреста двадцать пятые бортовые сутки на станции дальнего наблюдения «Заря» под руководством капитана и по совместительству доктора технических наук Арсена Горького. Станция находилась на геостационарной орбите третьей планеты звёздной системы красного карлика в созвездии Лиры. Система была открыта случайно во время анализа спектральных данных и оказалась идеальным местом для размещения станции благодаря стабильности её орбиты.

Пост наблюдательного маяка – так называли вытянутую вдоль оси цилиндрическую станцию с десятью уровнями – был рассчитан на 500 бортовых суток. Арсену оставалось всего семьдесят четыре дня до завершения вахты, и тогда он наконец вернётся домой, чтобы провести отпуск. Хотя отпуском он называл это скорее с иронией – на Земле его ждали лекции, которые он читал в университете. Для него это было настоящим отдыхом. Работа с молодыми умами, погружение в преподавание позволяли ему забыть о холодной пустоте космоса. Руководство института давно привыкло к его странному графику и закрывало глаза на эти периодические исчезновения.

Сверившись с обновлёнными данными и внося их в портативный лептоп, который держал на согнутых предплечьях, Арсен отключил искусственную гравитацию – маленькое нарушение правил, которое он позволял себе. Ему нравилось это ощущение невесомости, это парение между уровнями станции, словно он становился частью самого космоса. Легко оттолкнувшись от переборки, он нырнул на уровень выше, где его ждали очередные замеры и наблюдения.

Станция «Заря» висела в безмолвии космоса, как крошечная искра в бескрайнем океане. Её орбита была рассчитана так, чтобы оставаться неподвижной относительно поверхности планеты – огромного газового гиганта с бушующими штормами и переливающимися слоями атмосферы. Иногда Арсен подолгу смотрел на эту планету через иллюминатор. Величие видов завораживало, но вместе с этим напоминало о том, как он одинок. Космос был красив, но в этой красоте была пустота, чуждость всему человеческому.

Оставалось всего семьдесят четыре дня. Совсем немного по меркам вселенной. Но для Арсена это были дни, которые разделяли его с возвращением домой, к тому месту, где, наконец, можно почувствовать себя не частью безмолвного механизма, а живым человеком.

Обед был по расписанию, и на этот раз Арсен включил гравитацию – автоматы попросту отказывались работать, ссылаясь на какую-то внутреннюю ошибку. Что-то в их системе явно шло не так, но он не стал разбираться. Его больше занимали те короткие мгновения, которые оставались до того, как таймер на его часах зазвонит, оповещая о времени приёма пищи.

В отличие от ранних космических полётов, о которых он читал с восхищением, жизнь на станции почти не отличалась от привычных земных условий. Еда была такой же: сбалансированной, приготовленной с акцентом на здоровое питание, но при этом – всё тот же картофель, свёкла, ржаной хлеб и синтетическое мясо. «Всё как обычно», – бормотал он себе под нос, вынимая поднос с едой из приёмника пищевого автомата. На виртуальном пульте он включил свою любимую композицию, которая всегда сопровождала его трапезу – «Вивальди. Времена года».

Когда из динамиков, установленных по периметру столовой, зазвучали первые ноты, Арсен плавно взмахнул пластиковой вилкой, словно дирижёрской палочкой, прикрыл глаза и, улыбаясь, направился к своему столу. Он держал поднос с обедом так уверенно и аккуратно, будто был официантом в дорогом ресторане.

Столов было ровно двенадцать, каждый рассчитан на четырёх человек – всё строго по стандарту. Однако для «смотрителя маяка», как он сам себя называл, это было излишне. Никогда, за все свои смены, он не слышал, чтобы на таких станциях работали вдвоём. Здесь всегда был только один человек.

Лавируя между столами и совершая лёгкие па на знакомом маршруте, он едва заметно улыбался. Вилка в его руке словно выписывала амплитудные движения, подчиняясь плавным переходам музыки. В конце очередного мотива он привычным жестом опустился на пластиковый стул, предварительно уложив на сиденье подушку, которую сшил сам в свободное время. Это была его небольшая роскошь.

Открыв глаза, он взглянул на поднос. Каждый раз он ставил автомат на случайный выбор меню, чтобы сохранить интерес. Увидев перед собой гороховое пюре, утиное филе в малиновом соусе, несколько грибов, похожих на шиитаке, зелёный чай и маленький брауни, он не смог удержаться от улыбки. Еда выглядела празднично – одно из преимуществ рандомного выбора. Иногда автоматы выдавали блюда, которые можно было бы найти лишь в лучших ресторанах на Земле. Сегодня, на четыреста двадцать пятые сутки своей юбилейной третьей вахты, Арсену досталось настоящее кулинарное произведение.

Настроение у него было великолепным, как и аппетит, который внезапно накрыл с головой. Организм, давно привыкший к стандартным порциям, воспринял эту еду как подарок. Не то чтобы автомат обычно выдавал что-то совсем плохое, но этот обед явно выделялся. Арсен с улыбкой взял вилку, наслаждаясь моментом, понимая, что даже в холодной пустоте космоса могут быть маленькие радости, которые делают жизнь теплее.

В такие минуты он невольно вспоминал Землю. Порой ему казалось, что на станции и вовсе не осталось поводов для радости: несколько потрёпанных книг, пара старых игровых автоматов, да архив с устаревшими фильмами. Ни современных виртуальных развлечений, ни новомодных способов расслабиться – только шахматы да другие «олдскульные» игры, но играть в них всё равно было не с кем. Пару раз он пробовал партию с самим собой, но быстро уставал, ощущая всю нелепость этого занятия. А ведь на маяке, как он называл станцию, самое страшное – это сойти с ума в одиночестве. Именно поэтому, вероятно, был такой жёсткий отбор на эту вахту.

Закончив обед и, по привычке, вылизав остатки со столовых приборов, он внезапно понял, что, скорее всего, от ужина уже откажется. С последним аккордом музыки, звучавшей из динамиков, он взмахнул вилкой, будто дирижёр, и с тихой усмешкой бережно положил её на поднос. Потом поднялся и отнёс всю посуду к модулю переработки, чтобы позже снова взять её уже чистой – странный, но привычный цикл станции.

– Дела, дела… – с лёгким вздохом прошептал он и направился к лестнице.

      Подойдя к краю, он нащупал панель отключения гравитации и, оттолкнувшись, зажмурившись, плавно воспарил вверх, к самому верхнему уровню – «сердцу» своей миссии. Здесь, в так называемой «линзе» маяка, он проводил оставшиеся часы рабочего дня. Именно здесь он отправлял зашифрованные сообщения с помощью мощного гиперволнового ретранслятора межгалактической сети. Что именно передавалось и куда, он не знал: в начале каждой вахты ему выдавали определённый набор данных, рассчитанный на ежедневную передачу. Нужно было лишь вовремя отправить всё до конца смены.

Когда все пакеты данных уходили в эфир, он переключал систему на «сбор» – забор энергии от ближайшего газового гиганта. Станция была удачно расположена именно для этого процесса, и именно из-за него вахта длилась ровно пятьсот бортовых суток. Столько требовалось, чтобы накопить достаточно энергии для следующих циклов, включая открытие обратного портала и смену персонала. Но до смены оставалось ещё слишком много дней – время, тянущееся почти бесконечно в пустоте космоса, окружённого гулким мраком.

Порой он чувствовал, как этот мрак проступает даже в самых безобидных повседневных делах: в каждом жесте, в каждом хрупком звуке… Всё это напоминало ему о расстоянии, отделяющем его от дома.

Сбор энергии шёл своим чередом, и Арсен, почти автоматически, протянул руку к книге, закреплённой на стене небольшого отсека. Именно эти два часа, пока станция пополняла запасы от газового гиганта, он называл «временем для чтения». В библиотеке станции имелась ровно сотня книг, скрупулёзно распределённых по жанрам. Оставшиеся пять приключенческих романов он, как всегда, приберёг на последние дни вахты, и сейчас дочитывал второй из них – «Рыцари сорока островов», историю о подростках, похищенных инопланетянами и вынужденных сражаться друг с другом на клочках суши.

Арсен читал эту книгу уже в третий раз, и всякий раз находил новые детали – едва уловимые диалоги, интересные стилистические обороты. Автор из далёкого прошлого Земли, Лукьяненко, был одним из его любимых писателей, однако в здешней библиотеке хранилась только одна его книга. Корпорация сама решала, какие произведения отправлять на станцию, и вот уже в третий раз подряд доставляли тот же самый комплект. Странная логика, но возразить было некому да и незачем.

Внезапно таймер издал тихую мелодию, оповещая о завершении сбора энергии. Совпало так, что и глава в книге подходила к концу. Арсен со вздохом отложил роман, мельком взглянув на обложку, словно пытаясь отложить в памяти каждое слово. После нескольких быстрых манипуляций он отключил систему сбора, а затем, скользнув сквозь люк, устремился к лестнице.

– Пора домой, – прошептал он, чуть улыбнувшись собственной привычке так называть свою одинокую каюту, и спустился на уровень ниже столовой, где располагался жилой модуль. В нём по стандартам было шесть одинаковых кают, рассчитанных на четырёх человек каждая, хотя на станции уже давно оставался лишь он один. Арсен никогда не пытался осваивать свободные помещения – корпорация строжайше предписывала держать их запертыми, и он послушно соблюдал регламент.

Однако свою каюту он постепенно превратил в нечто вроде личной берлоги. Никто не прикасался к ней между вахтами – он заметил это после первой смены, когда вновь получил ту же самую каюту и обнаружил в ней свои вещи в точности на прежних местах. Словно бы и не покидал станцию, а ушёл всего на полчаса.       Вероятно, дело было в том, что на станции было всего шесть смотрителей таких как он и каждому выделяли свою каюту, а не нужные автоматически герметизировались. Хоть от этого и веяло какой-то холодной заботой механизмов, Арсен невольно ощущал нечто похожее на благодарность – здесь всё оставалось по-прежнему, и в этом было что-то успокаивающее.

Преодолевая кратковременную невесомость в коридоре, он активировал искусственную гравитацию у входа в каюту и, дождавшись, пока ноги ощутят уверенную опору, коснулся сенсорной панели. Дверь скользнула в сторону, впуская его внутрь. В тесном помещении, где разложены его редкие личные вещи, он чувствовал себя почти как дома. Почти. Но каждое движение и каждый взгляд на старую обшивку стен напоминали, что настоящий дом остался где-то очень далеко, на Земле – а он вынужден коротать бесконечные часы в этом глухом уголке космоса.

2

Вынув из-под койки, на котором сидел, свой потайной саквояж – нечто вроде миниатюрного сундучка, – Арсен осторожно достал из него старые, потрёпанные фотографии. Когда-то они принадлежали его деду, а тому – его собственному деду. Так что этот раритет хранил в себе память сразу нескольких поколений. Арсен всюду возил с собой эту «волшебную коробку» с секретным содержимым, ведь она была для него единственным по-настоящему дорогим воспоминанием о семье. Без неё он бы, наверное, и не согласился на очередную вахту.

Сегодня он разложил на соседней койке, с которой заранее убрал матрас, ровно пять фотографий – все небольшие, не больше десяти на пятнадцать сантиметров. Дед всегда говорил, что именно такой формат когда-то был самым привычным на Земле. Арсен знал эти снимки почти наизусть, но каждый раз его душу затапливала смесь тоски и тихой радости, когда он брал их в руки.

Первая – одна из самых любимых. На фотографии видно, как в руках у молодого мужчины лежат два крошечных свёртка, плотно закутанных в мягкую, чуть грубоватую ткань – словно в простые одеяла или тёплые пелёнки. Видны лишь крошечные личики младенцев: розовые, чуть сморщенные, с тонкими линиями сомкнутых век и почти незаметными носиками. Один из малышей будто прижимает крошечные кулачки к подбородку, а второй лежит спокойнее, только кончик его носика чуть выглядывает из складок ткани. Фактура одеял, хоть и неразличимая на первый взгляд, кажется шероховатой; её тёплый сероватый оттенок подчёркивает хрупкость и беззащитность новорождённых. Дед объяснял: один из младенцев – это он, а другой – его близнец, который прожил совсем недолго. В те времена медицина не была столь развитой, и детская смертность считалась чем-то привычным. Каждый раз, глядя на этот снимок, Арсен невольно ощущал холодок под кожей, вспоминая слова деда – но старался долго над этим не думать. На фотографии вокруг лежат сугробы, а мужчина в тёплом свитере улыбается вопреки морозу, румяный от холода, но счастливый. Это был прадед Арсена – он никогда не знал его лично, но дед рассказывал о нём с таким теплом, что Арсен невольно начал уважать его и бережно хранить эту память, мысленно «улыбаясь» вместе с ним на старом фото.

Вторая фотография сделана позже: на ней отец Арсена ещё ребёнок лет семи или восьми – стоит в парке рядом с дедушкой, который носит пышную бороду, будто настоящий первооткрыватель неизведанных земель. И правда, на этом снимке они оба напоминают героев из приключенческих книг, которые так нравились Арсену.

Третья – совсем простая: озеро, а у берега – двое тонких прутиков, которые дед называл «удочками». Когда-то в таких водоёмах ловили рыбу, и это считалось прекрасным отдыхом. Арсен, улыбнувшись, представил всю странность этого занятия, но бережно положил фотографию рядом с остальными. По краям она уже начала чуть коробиться, и он не хотел повредить её ещё сильнее.

Четвёртая фотография, пожалуй, самая загадочная. На ней – комната, в которой рос его отец. Видимо, он сам тайком взял у дедушки «фотоаппарат» и сделал снимок. Слева виднеется двухъярусная кровать, видимо, сделанная вручную, а не купленная; рядом письменный стол и окно. В конце комнаты – кладовка с чуть приоткрытой дверью; на её внешней стороне висело зеркало, в котором отражается контур фигуры – вероятно, это сам отец, прижав к лицу непонятное устройство со вспышкой. Но кое-что в затемнённом проёме кажется Арсену дополнительным силуэтом, словно там кто-то стоит. Дед всегда уверял, что это просто висит пальто, а все разговоры о втором силуэте – лишь игра воображения. Но отец никогда не рассказывал про эту фотографию: стоило Арсену спросить, тот лишь отшучивался, говорил, что всё это выдумки да и не помнить он уже, зачем он тогда фотографировал пустую комнату. Тем сильнее Арсена притягивала эта таинственная тень, прятавшаяся в глубине кладовой.

Пятая – особенно важная: она почти стёрлась по краям, но Арсен бережно хранил её в одном конверте с остальными. На снимке запечатлена его мама в возрасте восемнадцати лет, на выпускном. Белые банты, строгая форма, сероватый фон, а сама она не улыбается – смотрит в сторону с серьёзным, почти суровым выражением лица. Он почти не помнил её взрослой: она умерла, когда он был ещё совсем маленьким. И эта фотография – единственное, что связывало его с матерью. «Самая-самая», – шёпотом называл он её, разглядывая по несколько минут, а иногда и часами. Он воображал, как однажды смог бы поговорить с ней, засмеяться вместе или просто обнять и никогда не отпускать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.