скачать книгу бесплатно
Встретиться решили в пабе в 17:00 неподалеку от набережной, до которой Август, пройдя пару километров, дошел за двадцать минут, минуя светлые аллеи, наполненные добротой и свежестью суетливого города, памятниками выдающихся личностей: космонавтам, летчикам, писателям. Проходил мимо архитектурных строений начала 50-х годов, обветшалых зданий с отваливающейся штукатуркой, придающих шарм осеннему настроению. Прекрасный город, набережная, река Томь, которая была не столь глубока и по которой уже в прошлом ходили речные суда переплавляя лес, пушнину, возможно, уголь, и, безусловно, людей. Сейчас проносились только малолитражные моторные лодки, не более, и то погода уже не позволяла.
А какой пейзаж раскрывался перед глазами на той стороне берега, – река будто пробороздила нагорье и поместилась между двумя возвышающимися берегами, с резкими обрывами и антиклинальным обнажением пластов. Скалистая красота правого берега реки впечатляла, трепет души зашкаливал, мощь обнаженного массива поражали, и ты прекрасно понимал, насколько природа властна над тобой – неповторимое чувство. Каждый раз новые ощущения от увиденного: насколько же поражала красота и сила природного блаженства.
Конечно, лицезреть увиденное хотелось бесконечно: можно было отречься от всего ненужного и бесконечно наблюдать за восходом и закатом, минуя ночь сладким сном, а днем, возбужденным и энергичным отдаваться природному изваянию – созданной скульптуре бытия – оставляя все силы для прекрасного созидания. Желтый, бордовый, темно-коричневый цвета листьев увядающих деревьев проницали взор своим отблеском солнечного света, наполняя душу великолепием и безмятежным пространством; переменно порывистый ветер преподносил свежесть, правда, сухой листвы, но разбавленной влагой речного запаха. Деревья теряли свой великолепный окрас при каждом дуновении воздуха, – через неделю они совсем станут нагими, останется лишь ждать снега, чтоб превратить эту серость хоть в какую-то светлость.
Август, глянув на островок вблизи берега, в последний раз за сегодня окинул взглядом пожелтевшие тополя, и решил отправиться к другу, преисполненный надежд и несбывшихся мечтаний. Также, за двадцать минут уложившись пешим шагом, Август, дойдя от набережной до бара, зашел в него без трех минут пятого. Строителя все еще не было, даже когда на часах пробило пять минут шестого. Но это было в его репертуаре, он был халявщиком, и практически ни к чему не относился серьезно, безграмотность очаровала его и без того глупый мозг.
Заходит! посмотрите на него! Важный, а одет как беспризорник, и не тот беспризорник со вкусом подходящий к обличию, обреченный только на нехватку ресурсов денежных и материальных, а тот, который как цыгане, нацепляет на себя все, что ни попадя, и кажется сам себе неподражаемым. А что все-таки с одеждой: рубашка в цветочек, легкая спортивная ветровка из мягкой ткани с «китайского рынка» – как все привыкли называть вещи подпольного производства, – чуть ли не в белых джинсах, точнее с оттенком коричневого, и мокасин с маленькими стразиками, где обычно бывает язычек у другой обуви. Но от такого одеяния смех практически вырывался наружу, правда, Август держался изо всех сил.
– Здорово, брат! – молвил Андрейка, слегка энергичный в подаче слов.
– Здравствуй, Андрюшка! – произнес с подколом Август, чуть привстав.
Андрей чуть напрягся, – это было видно по его сконфузившемуся от негодования лицу. Казалось, что в этом такого, но называя его уменьшительно-ласкательным «Андрюшка», следовало получать возмущенно недовольный взгляд: мол, слишком нежное обращение к нему – не по-мужски.
– Как работа? – спросил Август, что первое пришло в голову.
– Да, пойдет. Работа работой, отдыхать тоже надо, поэтому я не люблю на выходных про нее разговаривать, – с негодованием и небольшой улыбкой на лице ответил «Андрюшка». – У тебя как дела обстоят, не устроился еще на работу?
– Нет, к сожалению, не приняли на работу, говорят, что недостаточно осведомлен даже в небольшом объеме: собственно, я не стал распинаться, просить, что б меня взяли, – нее… в силах то своих я уверен! Знаешь, было бы сверхъестественное желание, я бы и попросился на самую низшую должность, но нет, решил поднабраться знаний.
– Может и стоило попробовать? Не думал быть понастойчивее? – За что Август хотел хлопнуть друга, что бы тот пришел в себя, вспомнив про его решение поднатаскаться в нужном направлении. Да ладно, подумал Август, как раз подходила официантка, не будет он его хлестать, хотя жуть как хотелось (такого ни разу не было, но в фантазиях выглядело забавно)!
– Я же говорю, не стал навязываться, накоплю познания в сфере финансового мира, буду практиковать аналитику инвестиций, тогда смогу показать свой портфель, который будет свидетельствовать о приобретенном опыте. Понимаешь? А вот и заказик можно сделать. – Август мотнул головой в сторону румяной девицы, с младенческими смуглыми чертами лица, сногсшибательным разрезом глаз, со статной фигурой полностью пропорциональной формам тела. Все в ней пробуждало в Августе трепет, – впервые он увидел такое чудо, рожденное на свет.
– Здравствуйте, меня зовут Алиса, я буду вашим официантом, – робко произнесла красавица.
– Вы будете нашим официантом? – Спросил, подтрунивая, глупенький «Андрюшка».
– Андрюшка, по профессии она официант, так и представляется, – сумничал Август, улыбнувшись Алисе, – Так что, девушка, я сразу готов сделать заказ: ноль пять пива, ну… скажем, «Баварского» и «закуску на компанию», мясную.
– А вам что молодой человек? – записав заказ первого, официантка обратилась ко второму «одаренному» человеку.
– А мне также, кроме пивной закуски, только пиво.
– Хорошо, сейчас принесу напитки, а после подам закуску.
Август выглядел блистательно, его костюм состоял из черных брюк, приталенных и зауженных, темно-зеленого пиджака с двумя мраморными пуговицами, застегнутого на одну верхнюю и цвета хаки рубашки с простыми, выделяющимися запонками трапециевидной объемной формы черного фианита. Черные туфли, черный ремешок, черный шарф, темно серое короткое пальто придавали истинный шарм: он явно мог проявить незабываемое впечатление на окружающих, правда, не стремясь к этому.
А чувство не всегда подводит, если ты уверен в чем-то безоговорочно: так на него проявила внимание официантка по имени Алиса. Ее изумительная походка, каштановые длинные пряди волос и аромат благоухающего пиона доносились до его обоняния и глаз. Она была не испорчена, – вроде, так думалось нашему влюбчивому юноше, провожающего милое создание взглядом за барную стойку.
– Понравилась? – лязгнул Андрей, уже радуясь за друга.
– Ну, так-то она ничего, – заулыбался Август.
И здесь они оживились в дружеском диалоге, без напряжений рассказывая и вспоминая разные истории, споря о каких-либо ситуациях, сходясь и расходясь во мнении. Через пять минут принесли два бокала пива, и, естественно, чуть позже ожидалось получить закуску, как это обычно бывает, но к испитию пенного напитка не терпелось приступить сию же секунду. Вкус у пива был слегка с горчинкой, безусловно, неизвестно что бы это значило: подсыпаны добавки в виде димедрола – и таких слухов на каждом баре уйма, – или же это сорт солода, что придает горечь для пущей правдоподобности качества эликсира толстоты – не известно. В общем, возьмешь ты пиво названия немецкого – «Баварское», попросишь принести пиво народное, вызывающее патриотичность у каждого смертного россиянина «Жигулевкое», особой разницы не почувствуешь, ведь достаточно щепотку химического вещества разбавить в огромном чане будущего прохладительного питья, и вкус меняется, – сколько таких видов пива придумать можно – уйму.
В разговоре перехватил инициативу Андрей и Август немного ушел в себя.
Все это время Август размышлял о пиве, пока Плотников говорил за свою работу: именно «за» работу, а не «про», так как козырял этим, будто является авторитетным рабочим и такую же должность занимает. Впрочем, Андрей не был зазнайкой, и кичиться вовсе не любил, сама рабочая профессия и ее объект деятельности носили горделивый характер. Сразу Августу вспомнились впечатления от рассказанного про шахту его другом шахтером, которого звали Антон Горбунов. Вот там царила не весть какая честь быть подземным рабочим: неважно, что оплата была ничтожно мала, но престижности профессии не занимать. Августу горестно было, что отношение к шахтерам проявлялось, все же, скотское, неуважительное, как со стороны начальства, так и со стороны государства, когда они были такими трудолюбивыми и добродушным. Небольшого ума были, разумеется, но не все, так же, как и на любом производстве. Да и так преподносил порой Антон, что шахтеры совершенно глупые: некоторые из них даже этого не отрицали. Но на самом то деле они намного умнее, сильнее, духовно чище, чем многие руководители, вышестоящие над ними. Вот те то отвратный народ, изверги, смотрят только свысока, друг друга «подпинывают», язвят, штрафуют и умудряются находить крайнего – этим крайним выступает рабочий, зарабатывающий гроши.
Раздумья Августа далеко увели его в тернистый лес благоразумности, борющейся с адскими канонами и устоями общества современного мира.
– …Я ему и говорю: «Поди-ка вон отсюда жалкий придурок». На что он ответил: «ты у меня еще попляшешь». А ты же знаешь меня, я буду на своем стоять и даже в драку полезу, – продолжал разговор уже о конфликте Андрейка. – Так что, посмотрим, будет дальше он мне потакать или одумается, и перестанет лезть со своими учеными подсказками.
– Ты же понимаешь, что и он сможет тебе дать отпор, кулаками махать любой умеет, тем более, у него опыта больше, да и ничего оскорбительного он тебе не сказал, из сказанного тобой. Может я, конечно, чего-то не понял, но оскорблять его не стоило, – подытожил Август.
– Думаешь? Мне, кажется, я все верно сделал, терпеть тоже не намерен постоянных подколов в мою сторону, что я не так и не то делаю.
– Ну, считай, как знаешь, смотри, что б с работой все было хорошо.
– А ты-то, когда возьмешься за работу?
– Надо, но я пока не нашел себя, – произнес банальную фразу Август, присущую уму каждого «землянина». Ведь, Август на самом деле был бездельник, да, он красиво одевался, да, он был отчасти умен, но ни образования, ни постоянного места работы, только перебежками подработки, чтение научной и художественной литературы, и все. Правда, еще один плюс, он не был падок на вредные привычки. Самое страшное – наркотики. Трагедия!
Кто был вовлечен в блудный мир психологического плутания, тот был навсегда обречен на неизбежность.
Закуска почти закончилась, пиво пришлось повторить уже в третий раз. Денег было достаточно, но достаточно только на гуляния. Августу всегда удавалось считать свои деньги; если помогали родители, чьих денег он сам не просил, то он старался тратить их на более ценные вещи, – все что касалось развлечений и прочих вложений с получением дохода, он вынимал свои законно заработанные рубли. Принципиально было для него не обременять родителей, но постоянной работы он не нашел, а постоянство должно быть – не всю же жизнь скитаться в поисках стоящего дела – работы. Августа гложила его неприязнь к рабочей атмосфере, ему было необходимо найти деятельность по душе: с другой стороны, это верное решение, нет смысла заниматься тем, что тебе не нравится, необходимо искать выход из ситуации, и, преодолевая трудности, прийти к своему, даже если ты будешь долгое время финансово нестабилен. Сложнее всего искать, нежели подстраиваться под обыденное и обще-присущее всем людям.
Но про работу Август сегодня не задумывался, в тот же момент его посещало чувство смелости за то, что он пришел на собеседование, многое для себя понял и проявил неизгладимое впечатление на работодателя, хоть и давшего отказ: правда, если бы желание обуздать «уолстритского быка» преодолело бы желание слабости сдаться, то Август настоял бы рассмотреть его в деле. Нотка успешности играла в ушах сознания после его, пусть и неудавшегося трудоустройства. День сам по себе был насыщенным, ради таких моментов и продолжается жизнь, – она из этого слагается, пусть эти моменты не так характерны и значимы в судьбе человеческой. Но все же! А плюсом ко всему, у Августа в голове разыгрался пьяный дурман, который ввел его в состояние покоя и умиротворенности, умеренное веселье окутало его молодое тело, жаждущего блаженств. Странно, что человеку присуща падкость на алкоголь, который неведомой силой вводит в распутное состояние: мысли становятся другими – более изощренными, хотя не столь вразумительные, раскрепощение посещает трусливое тело и разум. Скорее всего, смелость придает уверенность в разговорной речи, действиях, размышлениях, и слабость духа, ненароком, превращается в отвагу. Вечернее и ночное довольство жизнью разворачивается в ночных клубах, барах, ресторанах, в квартирах, домах и даже на улице. Только навязанная алкоголем уверенность не исправит положения, – если ты был неудачником, им и останешься, если был трусливым, таковым приходиться и будешь, если не мог решиться на подвиг: принять важное решение, взяться за работу, не плакать о том, что ничего не получается, – так тому и быть. Алкоголь не был врагом для человечества, лишь в меру приемлемо его потреблять, а те, кто не мог устоять перед пьяным состоянием, и ему только это и спасает жизнь, остаются витать в миражах своих грез и страданий. Но существуют еще и наркотики – «кайф» номер один.
Август не был связан алкогольной зависимостью, лишь немногие его знакомые и друзья были утянуты трясиной в таком молодом возрасте предельной губительной привычкой. Но того они не замечали, – молодой организм, следовательно, здоровье позволяло много выпивать. В совокупности с куревом, алкоголь порождает свирепого зверя кутежа и разврата, приправленной крутостью чередования сигареты – из пальцев в рот, изо рта к пальцам. А как же ничтожно выглядят дамы, закуривая сигареты!
Как раз на веранду – больше на улицу – вышла одна особа покурить: левая рука согнута в локте и прижата к животу, как бы поддерживая небольшую грудь. Вторая рука нервно работает на немыслимое опережение чего-то непонятного: спешка в быстром подношение сигареты к губам, резком втягивании и выдохе дыма до четырех раз в секунду, и незамедлительном опускании руки, – каждое действие повторялось каждые четыре секунды. Это было «нечто»! Август Черков в этой мелочи нашел что-то диковинное, бестолковое, глупое: разве мог развитый человек страдать такой напастью, ведь он несомненно должен следить за своим поведением. Девушка, естественно моментально докурила сигарету и устремилась обратно в бар. Август постарался прочувствовать ее состояние, на сколько можно максимально: ему было интересно понять, почему молодая леди в разукрашенном в цветочек платье, в черных колготках, недурной внешности удручена такой паразитирующей манерой курить сигареты. В голове у него сформировался лишь один вывод – это от безделья, строгая зависимость себя занять чем-либо, ссылая все на успокоение нервов. Явно ей не о чем нервничать в таком молодом возрасте, а если и случилась какая трагедия, так незачем занимать себя пагубными привычками. Хотя, Август в голове провернул немало суждений, которые сам придумал, – не мог он судить, как лучше и правильней поступать в различных ситуациях. Он немного отвлекся на Андрейку, и пришел в себя, – вернулся в свое тело, продолжил дальше слушать повышающуюся в громкости музыку, у которой добавлялись децибелы, так как время перевалило за восемь вечера, и пора была завлекать народ на танцы и пьяные реверансы.
– Ты не против того, что я снял ботинки, – ногам жарко неистово?! – Без всякого смущения риторически произнес Андрюшка, уже сделав неизбежное. Умора!
– Да, что ты, – слегка ухмыляясь, произнес Август, – совсем нет, меня вовсе не смущает запах твоих носков… – Практически не сдерживая смеха, договорил Черков. – Ты явно произведешь впечатление на сидящих подле девушек. – Добил Август.
А запах, знаете ли, был с кислинкой – что-то нечто, уж очень воняли его потные ноги. Августу было до жути от этого весело и забавно, что он протрезвел от фантазирования и проникновения в души чужих людей, но еще больше в шарм «пьяной трезвости» привнесли запахи рабочие ножки Андрейки. Эта забавная ситуация отвлекла его на целое мгновение от замысловатых суждений, опрокинув в пучину юмора, светлости, простоты, просторности.
– Я одного не понимаю, – эти девушки собираются напиться, или так и будут сидеть серьезно, выкаблучиваясь, набивая себе цену?
– Скажу тебе так: они желают нюхнуть твоих свежих ножек! – И Августа прорвало. Смех так и лился наружу.
– Ну, ты и дурак, – еще бы громче сказал!
– Ой, ой, кто это тут рассердился!? Ахаха! Ты даешь!
– Ладно, еще посмеемся, над тем, как я их охмурю! – Съязвил Андрей.
– Удачи, юный рыцарь, ты еще скажи, где ты работаешь, вот они обзавидуются и кинутся тебе на шею, – снова залился смехом Август.
Глава III
Свет. Камера. Мотор. Или не так – занавес открывается, и на танц-пол выходят разукрашенные блудницы. Впрочем, действительность такова, что все дамы любого заведения – чаще всего одинокие – зависимы от мужского внимания. Да, и одинокой быть не нужно, – в любом случае желания неизбежно порочны.
Августу была не понятна впоследствии атмосфера пустоты чувств между взаимоотношением людей в баре. Одна из девушек могла познакомиться с приличным количеством парней, и выбрать одного, лишь потому, что он оказался последним, был более активным или менее активным в отношении к ней. В принципе, все было бесчувственно, сухо, пустынно, – как перекати-поле безжизненное, обезвоженное, но в движении – живущее, под дуновением ветра медленно катится по раскаленному песку, минуя жаркие камни и булыжники. Именно так работает животный инстинкт, убивая в человеке эмоции и искреннюю любовь. Причем Август не обращал особого внимания на мужское отношение к девушкам, так как сам был мужского рода, да и несовсем понимал, как девушка может опускаться до аморального поведения, раздвигая ноги перед каждым встречным, да даже мимолетными поцелуями. Девушка, в его понимании, была сокровенным чудом, ореолом мечтаний, святым созданием: на практике все было иначе, и даже чересчур мрачно. Летчик, друг Черкова, порой задавался вопросом и восклицал, после подробного изъяснения Августа на тему распущенности: «Почему мужчина имеет право вести себя распутно, а у девушки такой возможности быть не должно?! Неправильно. Следовательно, прими все эти отношения между мужчиной и женщиной как должное. Если это женский пол, не значит, что ей не дозволено вести себя плохо». Август возражал: «Но будь девушка чуточку приличней мужчины, пусть это будет небольшое количество женщин, она была бы роскошным брильянтом, заслуживающим располагаться в самом видном месте мужского достоинства». И все по новой, – не могли они прийти к обоюдному решению, консенсусу: настолько разнились их взгляды, как и был разным характер.
Август, правда, начал вспоминать летчика, его звали Александр. Чуть выше его самого, жилистого, слегка сгорбившегося, с четко выраженными скулами и острым подбородком, приятной своеобразной внешностью лица. У Саши была вальяжность во всех повадках и действиях: он был легок в походке, не зацикливался на глупостях, в проявлениях грубости против него был чужд недалекому мнению обидчика, но и постоять за себя мог. В общем, Августу не хватало с ним общения и встреч, Саша служил в армии, пока, еще будучи курсантом, отдавая свои прекрасные годы жизни родине, паря, как в небе птица. Что может быть еще лучше!
Пошла стадия алкогольного опьянения, когда дурман и расслабление отпускают; вроде хочется выпить, а с другой стороны, вовсе нет охоты притрагиваться к алкоголю. Да и общение со строителем затянулось, – тот вовсе не интересовался состоянием Августа, ему важнее были собственные заморочки. Август глянул на него, увидел, как тот нелепо настраивается подойти и познакомиться с рядом сидящей девушкой, мимо которой прошло десять парней, знакомясь с ней. Андрюшка краснел, поворачивал голову, смотрел в ее сторону, отводил взгляд еще дальше, чтоб она не заметила его интереса, возвращал взгляд на свою кружку пива, гаркал горлом с закрытым ртом, явно, волнуясь. Так было смешно на него глядеть. Август решил поинтересоваться у Андрея на счет автомобиля: мысль посетила купить машину, а у друга она была. Так вот, его вдруг заняли мысли о цене, состоянии и качестве производства легковых автомобилей уже пройденного пробега.
– Андрюх, скажи, вот какой бы автомобиль ты посоветовал взять мне на первое время маленькой стоимости, не сильно убитого состояния? – достаточно сосредоточенно, но пьяно промолотил Август, взирая на его округлое лицо.
– Не знаю даже. Вот эта девочка неплохая? Согласись? Думаю, подойти к ней.
– Да, она само совершенство, – расстроено, с обидой ответил Август, негодуя от безответности. – Так ты мне ответишь?
– Ты про машину?
– Да, да, про нее самую, приемлемой цены и состояния, можно ли подобрать?
Пусто глянув на Августа, удрученный своими интересами, отвечает:
– Можно поискать, но надо смотреть, – опять вертя головой, Андрюшка перемещает взгляд на разных девушек и на ту, к которой собрался идти. – Надо понять, чего ты хочешь. – Все, совершенно собирает всякую ерунду, даже слова в предложении становятся не связанными, интерес только в своем.
– Ладно, решу этот вопрос.
Андрей банально резко завел разговор на его волнующую тему. – Как тебе вот эта деваха? Ничего такая, согласись? – Опять со своим «согласись». Августу было смешно и уже не интересно разглагольствовать со своим приятелем, он от него устал.
– Попробуй, не сиди на месте, она тоже смотрит на тебя и улыбается порой. Кстати, у нее татуировка на половину руки, я не знаю, что это такое у нее изображено, но тебе нравятся девочки с тату. Уверен, она на тебя клюнет. – Проявляя заботу об Андрее, подбадривая его, интересуясь его положением, одобрительно подначивал к знакомству Август.
В этом весь он, герой произведения, – ему не было безразличны ни друзья, ни родные, ни те, кто был незнаком, если просили помощи или совета. Август открытая душа, с добрым сердцем. А такие как Андрейка были чужды впечатлений, состраданий, открытости, понимания, сопереживания, поддержки близкого. Эти люди окружены только своими проблемами, если они вообще были, только свое эго могло воссиять на грешной Земле. Если Андрею вдруг стало не все равно на тебя, и он соизволил обратить внимание на твой вопрос, или помочь в затруднении, то только при возникновении личного интереса, обсуждения, лишь себе во благо. Если, например, он занимался мотокроссом, то начав разговор про заинтересованности в этом виде спорта, и объясняя трудности в познаниях и неопытности выбора техники, ему волей-неволей хочется тебе помочь – его это завлекает, он этим жил и хочет жить. А как только тема касается финансов или космоса, извините – в одно ухо влетело, в другое вылетело. В основе всего выше обмозгованного и выраженного в речь заключается человеческая забота о ближнем. Эгоисты все, но из них девять десятых, или на девяносто процентов, эгоисты, следовательно, социум лживый, и только хитрость поддерживает его существование.
Август снова поражает своими возможностями мозга переключаться с одного действия на другое.
Его снова манила «она» – та красавица официантка. Он чувствовал – она непорочна. Алиса была невысокого роста, примерно метр шестьдесят пять, фигуристая – утонченной формы, как говорилось ранее – ее тело обладало изящной пропорцией. Она была мила и в тоже время серьезна. Самое забавное, ей, скорее всего, понравился Август, и только он проявил на нее впечатление. Как он мог это понять? А никак, снова чувствовал и верил в это чудо. Но удовольствия от беготни она не получала, ей было противно смотреть на пьяные рожы, а тем более общаться с пьяной массой. Августа она приятно смущалась. Внешний вид всех официанток был одинаков: волосы собраны в шишку, надета белая блузка, черная волнистая юбка (волнистая вертикально) по колено, объемно-приподнятая, серые колготы в чередующуюся плотную и неплотную полоски ткани, и черные балетки. Главная составляющая – бейджик. Длину волос у Алисы Август определил, когда та переплетала косу и сворачивала в клубок, так как предыдущая прическа распалась из-за суетливого образа работы. Она была очаровательна, и как только ей требовалось в очередной раз подойти и повторить заказ двух приятелей, Августу представилась возможность проявить внимание. Такая смелость в решительности проявилась на фоне выпитого алкоголя, – в другой ситуации, будучи трезвым, шанс на знакомство мог бы быть упущен. Он медленно настраивался на разговор, думал о первой фразе, дабы не разочаровать прелестницу. Смотря на нее и рассчитывая траекторию движения этой блистающей дивы, Август провернул несколько фраз в голове и начал:
– Алиса, первый вопрос: вы не замужем?
– Нет, – с улыбкой на лице отвечала она.
– Я бы хотел узнать ваш номер телефона. Мог бы я рассчитывать на такие привилегии? – робко продолжил Август.
– А что, если у меня есть парень? – с такой же милой улыбкой на лице задавала слегка замысловатый вопрос Алиса.
– Тогда я бессилен вас задерживать, такого себе позволить не могу. – Весьма расстроившись, понурился он.
Она тихо начала смеяться, приложила аккуратно сложенное запястье ладонью ко рту, культурно прикрывая проявление радости, нанося юморное поражение обольстителю.
– Знаете, я пошутила, – выпрямив тело и вытянув руки вдоль него, она продожила – парня у меня нет, и телефон с удовольствием оставлю. – Развернулась, преисполненная радости, и помчалась к своим коллегам на рабочее место за баром.
В полумрачное заведение вдруг ворвалась на вид слегка буйная компания из пяти человек, время было около часа ночи, и, как назло, обслуживать их вызвалась олицетворяющая солнца свет Алиса. По закону подлости – а для Августа это было именно тем моментом – именно его любовный ореол размывался, становился пеленой в его взоре над действительность происходящего, – ему стало страшно видеть, как они – зверье – раздирали своим взглядом лоно гладкого тела безгрешной красы. Стервятники!
Именно такое представление сложилось за секунду до подхода официантки к группе вышеупомянутой, «слегка буйной», группе парней. Августу эта девушка уже была не безразлична, поэтому интуитивно он оборонялся, ревностно ловя безумные взгляды мужского влечения к девушке. Записав в маленький блокнот предпочтения группы энергичных молодых модников, всех достаточно крепких и дерзковатых, Алиса направилась прямиком к Августу и аккуратно положила на стол своими легкими, нежными пальцами сложенную в два раза бумажку, вырванную с того самого блокнотика. На бумаге был написан номер сотового телефона и еще раз афишировано имя прелестницы. Ему стало так тепло и невероятно радостно, – он никогда себя не чувствовал одиноким, а теперь ему это определение было и вовсе чуждо. Август глянул совсем пьяными глазами в сторону своего дружка: за это время к нему подсела та грудастая и совершенно невзрачная особа, сидевшая за соседним столиком, и они нежно о чем-то ворковали. Скорее всего оно так и было: речь шла о заманчивом предложении Андрюшки устроить продолжение их знакомства в другом месте, лучше всего у него на квартире, а еще лучше у нее. Весь диалог был направлен на получение как можно больше абсолютно ненужной информации друг о друге, чтобы как можно больше и на долгое время скрасить нелепость животного знакомства.
– Август! – Совершенно нескладно и пьяно сказал Андрей. – Мы направляемся к Наталье домой, она с подругой, и подруга, ой, прошу прощения, мадам, – он икнул, а она рассмеялась, прильнув к нему и чуть не проглотив слюнявым поцелуем-укусом, – ну так вот, на чем я остановился…
– Ты говорил, малыш, о том, чтобы твой друг с нами вместе поехал, – «малыш»! Ха-Ха-Ха! Малыш! Господи, так назвала его, будто прожила с ним года два совместной жизни, а на деле знакомы две минуты. Август почти не засмеялся, почти, но смех лился из его ушей невидимой струей радуги, высмеивая глупость и простодушность двух напротив сидящих персонажей.
– Простите, но я, пожалуй, откажусь! – Весьма спокойно и без запинок ответил Август, но подружку друга это возмутило, и сам того не ожидая, он услышал.
– А тебя никто и не звал, – отвернула взгляд, и как бы на публику, – ему предлагают, а он отказывается, – снова переключается на Августа, – да ты видимо боишься, девственником и останешься на всю жизнь… – Она пробормотала еще что-то невнятное и бесполезное.
Эту тридцатилетнюю особу, а может и того большего возраста, отвратную на вид, но с формами настоящей самки, которые влекли его друга, задело ее самолюбие, – остался осадок после отказа молодого красавца составить компанию ей и ее не более привлекательной подруге. Таким образом, она аффективно набросилась на Августа и решила унизить совершенно бездарным образом, назвав его неопытным в сексуальном характере парнем. В этом вся женская и мужская тупость, бестактность, безграмотность, – лишь бы собирать все, что в голову придет. Дура безмозглая! Более Августу помыслить было нечего. Но от части его это задело, – не потому, что он действительно таким являлся: нет, в этом отношении у него все было в порядке, – а потому, что его заткнула за пазуху нерадивая бестыжница, совсем не блещущая умом, считающая себя разумной дамой, выкаблучиваясь.
Август приподнялся со стула, медленно подтянулся к Андрею через весь стол, нахмурил брови, приняв самый недовольный вид в его репертуаре, поманил его пальцем и сказал так, что и дурында услышала прекрасно:
– Давай, поднимайся с места своего, подхватывай свою подружайку, и что бы духу ее здесь не было, пока я по-другому не заговорил.
– Ты чего такое говоришь, Август!
– Я тебе все сказал.
Август в действительности разъярился, сдерживаться он больше не мог, и, конечно, не без его удивления, эта девушка начала вставать и уходить. Андрей потащился за ней, накинул по пути спортивную ветровку, и обернулся к Августу (его ветровка, опуская серьезность ситуации, была из ряда вон выходящим одеянием в мире моды, и, хотя, в этом городе развитие отставало во всех ответвлениях сферы жизни, спортивная одежда безвкусного подпольного производства никак не смотрелась на классической одежде).
– Друг, так не делается, с дамами так не разговаривают, я понимаю, что тебе обидно…
– Прости, что сделал, может быть, что-то не так, но я не наглел, ты сам все прекрасно слышал.
– Как знаешь, на меня не обижайся потом.
Собственно, никому не нравился такой исход событий: Август через минуту стал прокручивать варианты его действий, не будь он таким резким и невежественным; Андрей не думал ни о чем, но покинул своего приятеля с желчным осадком в душе, сделав вывод для дальнейшего общения. Стоп! Никакого общения, больше они не друзья, и точно не следует рассчитывать на его поддержку.
Трудно было понять намерения, цели, отношение к разному роду людей, – наш герой отличался тяжелым характером, скверным нравом, терпким цинизмом, завуалированностью мыслей, сложностью выражения эмоций: всем тем, что мешает обычной или одаренной личности понять чувственное состояние создаваемого персонажа. Он сам, порой, не понимал, чего хотят люди; о чем они думают. В этом взгляды и мнения не сходились, – в этом он копался без конца. Никто, по-видимому, не имел понятия чего желают окружающие, но у него была, все же, добрая душа, ему был каждый не безразличен, – на деле, маленькая промашка или отмашка в его адрес, достаточно весомое – для его восприятия – пренебрежение к его мнению, полное отрицание и не согласие с его решением, давали одобрительные действия для извержения вулкана. Будь то друг, будь то враг, ничего не исправишь, раз ты задумываешься только о себе. Августу, по истине, не хватало честности и откровения в людском воплощении светлости. Он не считал себя правильным, наоборот, он был чересчур самокритичен, ненавидел в себе ханжеских наклонностей, корчился от своей жеманности. Любой другой вселял в себя уверенность, ничтожно проявляя свою сущность, доказывая непревзойденность в беспорядочном вбрасывании лживых фактов и сочиненных на свой лад историй.
Как же спутывало сознание постоянное отвлечение на анализ своего поведения и поведения контактируемых с тобой. Слепо представляя себе надежность дружеских связей, в очередной раз смех прорывался сквозь сознание. Август постепенно – с каждым глотком пива – уходил от негатива, настраиваясь еще ближе познакомиться с новой спутницей любви. И да, он еще оставался сидеть за тем же столиком, поражая свой организм алкогольной зависимостью.
Конечно, черт побери, сомнения в ее увлеченности им крылись в отголосках трезвости, но пьяный ум нагнетал больше азарта в победоносности любовного чуда. Август, допивая свой – точно решив – последний бокал за сегодняшнюю ночь, начал медленно собираться, явно понимая, что она еще не скоро освободится. Алиса начала подходить к нему, видя, как он пытается выбираться на выход.
– Извините, – вопросительно сказала она. – Я вижу, ваш друг ушел, а за счет оставил платить вас? – С маленьким сожалением, без высмеивания поинтересовалась она. Август в действительности ее чем-то зацепил.
– Да… Да, нагло как-то вышло с его стороны, я тоже не цветочек, конечно… Нет, он не нарочно, я оплачу. – Достаточно сильно перебрав, долго и отрывисто произносил Август.
– Тогда рассчитать вас придется за весь стол.
– Все верно, – абсолютно пьяно проговорил он.
– С вас три тысячи двести восемьдесят три рубля.
Август, обладая хорошим математическим умом, и округляя всегда в большую сторону до большего целого выходивший счет, автоматически проецировал на карточку банковского счета эту сумму, и понимал, что на карте остается больше ста рублей: следовательно, удастся оплатить целиком не принадлежавший наеденный и испитый список меню бесчестного бара. Цены любого заведения были завышены в десять и даже в двадцать раз больше от себестоимости продукта. Если быть честными, то и в магазинах существует такая же тенденция инфляции цен, – не важно, продуктовый это магазин или отдел с одеждой, везде действует одна политика заработка, – заработка бизнес-гуру, которые принимают все блага общества, разъезжая на дорогих автомобилях и живя в виллах. Нет, все верно, каждому свое – жить в захолустной «хрущевке» или в чахлом частном доме, еле-еле сводя концы с концами, убивая горе бутылкой спирта, купленной деньгами, заработанными неблагодарной работой. Напротив, пробовать выживать: строя великую пирамиду накруток, занимая высокие престижные и авторитетные должности, конечно, также убивая горе алкоголем, но пятизвездочным, и коньяком. Классовое неравенство Август не отрицал – оно всегда было, и будет существовать, невзирая на то, что Маркс и Энгельс научно обосновали вершину существования человечества – социализм, – который посещал историю нашей страны.
Август, выходя из бара, уже об этом не размышлял – это были его ранние раздумья, – так как в его сегодняшнем уже ночном состоянии нельзя было о чем-то думать, моментами он ничего не помнил – настолько опьянел.
Выходя из дурно пьянящего места осуществления греховных желаний, оставляющего горький осадок впечатлений под конец вечера или ночи, головную боль развивающего фиктивно престижного, с надетой обложкой фатовства и фарса заведения, Август кадрами отслеживал свое местоположение.
Дверь… После: провал в памяти – темнота, мозг отключен, и это явление научно не объяснить, нет никакой теории обоснования сна, отключения мозга при пьянстве или обмороках, – пустота. Следующий эпизод, это то, как он плетется по брусчатке тротуара, шагая змейкой, вяло передвигая обмякшее тело, прозревая от каждого шага. В голове сохраняется стойкость, и, будто, трезвость находит его сознание. Картинка становится отчетливее, и он старается разглядеть исполнение кирпичного фасада домов, точнее, по подобию кирпичной кладки заштукатуренные строения серого и бурого цвета. Виден асфальт автомобильной дороги, разметка на ней, как мел на школьной доске; бордюр, колодцы, деревья на земляных островках между домами и тротуарами, – все отпечатывается в мутном состоянии. Август понимает: он прошел достаточно много, выйдя из бара, – уже не были слышны вопли пьяных разбойников и жеманных блудниц. Именно так их мягко следует охарактеризовать, а, на самом деле, некоторых хотелось назвать еще оскорбительней. Но его мозг был удручен другим: ему было необходимо протрезветь, так как Август понимал, болеть ему позже не хочется, а похмеляться для него было верхом унижения – мерзость!
