Великий Трезвенник

Артём Хамзаев

Великий Трезвенник

1

Христос с тобой, великий каверзник!

Стакан с тобой, великий трезвенник!

Любовь с тобой, великий пакостник!

(с) гр. АлисА

«Всё живое – все мертво. Одновременно».

Почему-то именно эти слова пришли ко мне в голову, когда я распластался возле прогнившей лавочки где-то на окраине города. Той самой, где не горит ни один фонарь, ни одно окно, не проезжает ни одна машина, а неподалёку безнаказанно лают бродячие псы. Но мне повезло. Один всё-таки горел, причем где-то в метре от меня, и скорее всего, кое-как сооруженный нелегально местными жителями. Но сейчас это не важно. Самое смешное то, что я даже не помнил, кто высказал это философское умозаключение и высказывал ли вовсе, или быть может, эти слова сами собой всплыли в моей пьяной голове? Неважно. Я смотрел на свет и повторял одно и то же:

«Всё живое – все мертво. Одновременно».

Ещё я помню снег.

Когда открыл глаза и сконцентрировался на фонаре, чтобы в глазах перестало двоиться, я увидел тысячи и тысячи снежинок, лениво падающих с абсолютно чёрного неба, но всё же скомпрометированные светом уличного стража. На юге снег редкость, особенно такой густой, и без единого порыва ветра, поэтому он легко впечатлил такого как я – пьяницу, прибывающего в полном неведении, что происходит вокруг и как он сюда попал.

Белые хлопья падали на лицо и тут же таяли, теплыми каплями стекая по щекам и шее. Я неуклюже провел рукой от лысой макушки до подбородка и взглянул на ладонь. Сфокусироваться получилось не сразу – перед глазами было видно лишь какое-то красное пятно. Прикрыв правый глаз, стал видеть еще хуже, а вернее сказать совсем ничего. Тогда мне даже не удавалось понять, что мой глаз заплыл, как и добрая часть левой стороны лица, а снег смешивался с кровью из носа и рта. Но я ничего не понимал, а просто смотрел вверх, как снежинки медленно спускаются ко мне, словно на невидимых парашютах, заботливо созидая для меня пушистое одеяло.

Вокруг ни души. Тишина. Даже псы перестали лаять. Я оказался где-то сбоку совсем крохотного пятачка, окруженного невысокими, приблизительно по пояс, облысевшими кустами. В другое время это место могло стать отличным убежищем, пристанищем для всякого рода размышлений в трудный час. Наверняка. По крайней мере, тогда мне это казалось так.

Через какое-то время идиллия надоела, и я попытался подняться, но с первой попытки это не удалось. Как и с нескольких. Лишь только сделав переворот на правую сторону, закинув одну ногу и подтянув под себя другую, я смог, согнувшись в позу эмбриона и очутившись на коленях, принять нечто отдаленно напоминающее сидячее положение, упершись головой в тыльную сторону ладони. Слегка переведя дух, пытался помочь себе руками, натыкаясь на мусор, разбросанный тут и там возле скамьи, резал пальцы, надавливая на битое стекло, припорошенное снегом, но не уверен, что чувствовал боль.

Поднявшись, сел на край лавки и достал чудом уцелевшую сигарету. Закурил. Дым густой струей, словно небольшой ураган, вырвался изо рта. Табак смешался с запахом крови, но мне было всё равно. Как и на снег, который так утешал меня ещё несколько минут назад. Я одной рукой неуклюже собрал пригоршню вместе с землей, какой-то травой и приложил к глазу. Мало-помалу ко мне начало приходить понимание, что произошло, хотя осмыслить это в полной мере пока было невозможно.