День солнцестояния, или Возвращение Анаконды

скачать книгу бесплатно


Теперь она свято верила, что когда-нибудь обретёт свободу, о которой забыла мечтать. Три года, таков был срок наказания Бабули, пролетели быстро и оказались для Кандауровой лучшим временем, проведённым на зоне.

Так незаметно в привычном постоянстве строгого режима, при котором меняются только действующие лица, но не декорации, прошло десять лет.

***

Подполковник Олег Иванович Нестеров, начальник убойного отдела, по-прежнему недолюбливал форму, отдавая предпочтение свободной одежде. Но нынешний его статус не позволял облачиться, как прежде, в джинсы и свитер. По понедельникам ровно в 12. 00. проводилось совещание в Главном управлении МВД по городу Москве, поэтому сегодня он выглядел особенно солидно и строго, как и подобает начальнику. К понедельнику Инга готовила мужу форму: чистила, гладила, если нужно; проверяла пуговицы и погоны. Это было её святой обязанностью в воскресный день.

Сегодня был понедельник, 22 июня.

Без пяти минут девять дверь в кабинет Нестерова открылась, и друг за другом, словно птичий выводок, торопливо вошли сотрудники, приветствуя шефа.

Каждый занял своё место за столом. Так было заведено и при прошлом, вышедшем в отставку начальнике Куприянове, когда Олег был простым следаком. По правую руку расположился старший следователь Константин Рябцев. Он-то как раз обожал носить форму: она придавала ему солидности, и, пользуясь моментом, когда не нужно было выезжать в поля, непременно надевал её. Чёрная кожаная папка, обязательный его атрибут, была открыта, и в ней помимо документов лежал большой блокнот, в который Рябцев записывал самое важное.

По левую руку от Нестерова, напротив Рябцева, на краешке стула примостилась криминалист Лиля Вазихова. Это была её привычка – сидеть на краешке, будто в любую минуту она готова была вспорхнуть и улететь. Сегодня девушка была в белой блузке с коротким рукавом и синей юбке по колено. Русые волосы с небольшой рыжиной зачёсаны и собраны в тощий хвостик. Внешностью Лиля не выделялась и легко терялась в толпе, не привлекая внимания. Но характером была покладистая и безотказная и этим нравилась Косте, который в отличие от неё любил покомандовать. Лиля достала очки, обычные, ничем не привлекательные, нацепила их на нос и приготовилась слушать, сложив руки одну на другую, как примерная школьница.

Григорий Левин – эксперт, психолог, айтишник в одном лице – был настоящей ходячей энциклопедией и находкой для отдела. За стол он никогда не садился. У него был свой стул у окна, и во время совещания он созерцал окрестности. Могло показаться, что он никого не слушает, но все знали, что это не так. Каждая деталь занимала своё место на полочках его памяти и, когда было нужно, всплывала. Он был в светлой футболке-поло, джинсах и удобных мягких мокасинах. Планшет, который он брал на совещания и выезды на места преступлений, был настолько навороченный, что заменял и компьютер, и фотоаппарат, и записную книжку, и экран. Гриша установил планшет на подоконнике, сам же уставился на Лилины ноги, отчего та, уловив его взгляд, сразу упрятала их глубоко под стул, натянув юбку на колени.

– Ну что, братцы, надумали? Какие будут предположения? – Нестеров начал совещание без предисловий. – Мне сегодня докладывать… – и он поморщился от одного воспоминания о начальстве. Налил в стакан воды и выпил. Жара в это лето всех изрядно вымотала. – Левин, давай рассказывай про свой коловрат или как там его? Показывай, объясняй нам неучам!

Гриша вывел фотографии, сделанные вчера на берегу озера, и схему, которую обнаружил в одном из электронных учебников, на экран и начал:

– Я считаю, что этот знак на песке можно привязать к убийству, которое по всем признакам произошло в ночь с 21 на 22 июня, то есть в день летнего солнцестояния.

Славянский коловрат использовался жрецами для отправления культа богам. Старинное слово «коло» обозначает круг. Коловрат изображается в виде колеса с несколькими парными лучами, имеющими общее направление. Оберег скрывает в себе цикл четырёх времён года и четыре стихийных элемента: землю, огонь, воздух и воду.

А теперь обратите внимание на лучи. Посолонь или противосолонь? Эти два старинных славянских слова обозначают движение: по ходу солнца – посолонь, против хода солнца – противосолонь. Оберег с направлением лучей по ходу солнца был символически связан с миром светлых богов, давал их защиту и покровительство.

Оберег с направлением лучей против хода солнца был связан с потусторонним миром. Он способствовал раскрытию интуиции, магического дара, ясновидения и пророческих способностей.

Что мы видим на фото? Это противосолонь. Значит, здесь замешаны тёмные силы.

Количество лучей на символе несёт свою смысловую нагрузку.

Сколько лучей мы видим? Восемь! Так вот, восемь лучей символизирует силу солнечного огня.

– А причём здесь убийство? – Рябцев недоумённо посмотрел на «философа», так он в эту минуту про себя назвал Григория. – И вообще, убийство это или нет, мы ещё не знаем.

– Однозначно убийство! – Голос у Лили был низкий, что не соответствовало её подростковому росту. – Признаков утопления нет. Возможно, он наглотался воды, когда сделал предсмертный вздох. А то, что при нём не обнаружено ни документов, ни телефона, может говорить об убийстве с целью ограбления, например. Точные результаты биохимии будут готовы только к пяти часам.

– Если результатов ещё нет, тогда молча слушаем Левина. Гриша, продолжай! – Нестеров включил кондиционер и посмотрел на часы. – А жертвоприношения у них есть в день солнцестояния? И что они приносят в жертву? Что там про это сказано? – он вопросительно посмотрел на Григория. – Как же я не люблю эти поклонения богам, кто бы только знал!

– Солнцестояние, хоть летнее, хоть зимнее, а также весеннее и осеннее – это уже «высшая жертва» или «великое жертвоприношение Солнца», как они считают, – продолжал Левин, устремив взгляд сквозь Нестерова. – Сатанисты в эти дни приносят жертвы. Давайте вспомним 22 июня 1941 года! А сожжённую Хатынь 22 марта 1943 года! А пожар в «Зимней вишне» 25 марта 2018 года? А теракт в «Крокус Сити Холл» 22 марта 2024 года? Думаете, всё это совпадение? А сколько мы всего не знаем! Нам просто некогда искать в истории подобные «совпадения».

– Никогда не думал об этом! – воскликнул Рябцев. – Как тебе удаётся всё это объединять?!

– Ко всему сказанному выше хочу добавить, что у всех народов существуют поверья об очищающей силе воды в день летнего солнцестояния, – Левин будто не слышал Костиного возгласа, который одновременно был и вопросом. – Теперь подумайте, случайно ли труп найден у воды. Скорее всего, во всём этом есть взаимосвязь. Это всё, что я хотел сказать.

– Хорошо! – Нестеров хлопнул по столу ладонями и поднялся. – Лиля, жди результаты анализов, потом сразу ко мне. А пока проверь, не поступало ли заявлений о пропажи молодого человека. Левин, ты поройся в интернете и подними всё, что есть по этим сатанистам. Проверь все убийства на предмет совпадения с датами своего коловрата. Заодно поищи в соцсетях странички убитого. Рябцев, возьми фотографию трупа, покажи местным, особенно продавцам и бабкам, которые всё всегда знают, и допроси ещё раз рыбака. Не видел ли он кого по дороге. Всё! Выполняйте! Я на совещание!

– Есть! – по привычке за всех отрапортовал Рябцев, и опергруппа таким же образом, как и вошла, покинула кабинет.

Выпив по кружке горячего крепкого кофе и съев по пирожку с повидлом, испечённого Лилиной бабушкой, все молча разошлись. Начало недели обещало много работы. И это было плохим знаком: Нестеров вернётся с совещания дёрганый и потом задёргает всех остальных. Скорее всего, ему, как всегда, дадут на расследование сорок восемь часов, в которые ещё никому не удавалось уложиться. Если только раскрыть бытовуху. Но это явно была не она.

***

Вика Белякова, студентка второго курса МГИМО, проснулась поздно. Вчера они с однокурсницами от души потусили в «Заварке»: отметили успешное завершение летней сессии (это был действительно значимый повод, так как профессор Лукин никому ещё за всю свою преподавательскую жизнь не поставил с первого раза отметку «зачтено») и заодно обмыли Викин серебристый «Шевроле» – подарок отца на совершеннолетие. Этот акт небывалой щедрости не принёс ей радости, как, впрочем, и всё остальное, подаренное отцом. Она заранее знала, что с машиной теперь её ждут одни только заморочки: нужно будет сдавать на права, менять резину летнюю на зимнюю и наоборот, стоять в очередях на автомойках. Зачем ей всё это? Жила же спокойно, на такси ездила и горя не знала! Ну ладно, пусть пока постоит, а там видно будет.

Вика была младше однокурсников, потому что пошла в школу, ещё не достигнув шести лет. Восемнадцать ей исполнилось в начале мая.

В тот день в их компании появился Богдан. Он стоял в окружении ребят и что-то увлечённо рассказывал.

– Виктория, привет! – крикнул кто-то. – Хэппи бёздей! – Здесь все друг друга ради выпендрёжа называли полными именами или обращались по фамилии.

Богдан резко повернулся, чтобы посмотреть, кто пришёл. Вика несколько мгновений не отводила от него взгляда. Ей показалось, что прошло минут пять или гораздо больше, потому что за это короткое время она смогла внимательно рассмотреть его и запомнить.

Парень был не просто красив, а необыкновенно красив. Так она подумала тогда. Редко кого она наделяла такими комплиментами. Высокий, атлетически сложённый, он мог быть натурщиком у знаменитейших скульпторов Средневековья, и сейчас бы все любовались им наравне с Аполлоном в главных музеях мира. Тёмно-каштановые волосы спускались с макушки плавными волнистыми прядями, и ни один волосок не шевелился на ветру. Можно было подумать, что они покрыты каким-то средством с эффектом ламинирования. Шевелюра была густой и тяжёлой на вид, и Вика поймала себя на мысли, что с удовольствием запустила бы в неё руку. Богдан успел хорошо загореть, или, скорее всего, его кожа была от природы смуглой, что в купе с остальным, могло служить доказательством дальнего родства с молдаванами или болгарами. Густые, почти чёрные брови и ресницы напоминали длинноворсовый бархат. Да, да, скорее, им можно было дать определение плюшевые. Крупные, мягкие губы и синие-пресиние глаза…

– Я Богдан! – Он протянул руку для знакомства, и девушку затрясло, как будто небольшой силы электрический ток прошёлся по организму. – А ты Виктория? – Не дожидаясь ответа, он взял Викину руку, несколько секунд удерживал в своей, улавливая мелкую дрожь и втайне по-мужски наслаждаясь ею. – У тебя день рождения? Я правильно понял?

– Да, мне сегодня восемнадцать. Пойдёшь с нами? Я приглашаю, – Вика сразу поняла, что эта встреча не может быть случайной в такой особенный день. – Ребята, приглашаю всех! – как-то совсем по-детски взвизгнула она, наконец заметив окруживших её двенадцать человек, с нетерпением ожидающих дальнейшего развития событий. Все были представителями золотой московской молодёжи. Но к мажорам, которые вели беспечный и разбитной образ жизни, их причислить было нельзя. Все учились в престижных учебных заведениях, многие уже имели свой бизнес.

Шампанское лилось рекой, танцевали до утра. Подарки здесь преподносить было не принято: каждый считал себя самым дорогим подарком на этом празднике жизни.

Всё это Вика вспоминала, нежась и не желая вылезать из мягкой постели, хотя перевалило далеко за полдень. Голова после выпитых коктейлей не болела, но в теле ощущалась некоторая слабость. Поэтому захотелось полежать ещё немного. На два часа дня у неё была назначена консультация по курсовому проекту. А вечером можно будет встретиться с Богданом. Он знал, что девчонки в воскресенье будут оттопыриваться в клубе, поэтому не звонил в выходные. И она ему не звонила.

Выпитая таблетка аспирина сняла недомогание, и через час девушка стояла под прохладным душем. В свои восемнадцать лет она уже набрала женственности и особого соблазнительного шарма. Стриглась под короткое каре, потому что не хотела тратить драгоценные минуты утреннего сна на сушку и укладку волос. Они высыхали сами по себе, пока она пила кофе и наносила макияж. Глаза с изумрудным оттенком, который усиливался в солнечную погоду, она унаследовала от матери. В пасмурные дни глаза казались серо-зелёными. Чёрная подводка и тушь делали их огромными. Когда про Викины глаза говорили «в пол-лица», то ни капли не преувеличивали: они действительно были такими. И в хорошую погоду, и в пасмурную они всегда были особенными: то печально-задумчивыми, то маняще-интригующими. Когда она злилась, в глазах появлялся нездоровый блеск, словно тысячи чёртиков с факелами пытались выпрыгнуть из них. Всё в ней было хорошеньким: и складная фигурка, и молочного цвета чистая, без изъянов кожа, и гордая посадка головы, и покатые плечики, и тонкие пальцы, и маленькие ладошки, и узкие щиколотки. Но глаза чудесным образом перетягивали на себя внимание собеседника или любого встречного. Даже если бы всего этого не было, всё равно она пользовалась бы таким же бешенным успехом у мужского населения. Её боготворили, оберегали, тайно желали. Но никто не смел подступиться ближе дозволенного, боясь получить резкий отпор или грубый отказ. Никому она не позволяла нарушать личные границы. Между собой её называли дерзкой и непокорной. Иногда в сердцах могли сказать: «Коза!», не более, и то так, чтобы она не слышала.

Мужчины такое отношение со стороны слабого пола очень болезненно воспринимают, поэтому, чтобы не чувствовать униженными и оскорблёнными, заводят отношения с непритязательными женщинами. Зачем лезть на верхушку яблони, когда на нижних ветках яблок видимо-невидимо, и можно вдоволь наесться. А ещё больше упало на землю. Но до такого эти не опускались. Хотя кто их знает… И всё-таки, несмотря на это, некоторых почему-то тянет покорить вершину. И они карабкаются.

Все знали, что Викин отец – крупный в строительной отрасли бизнесмен. Что она окончила спецшколу с каким-то уклоном. Что она победила в телевизионной интеллектуальной игре «Умники и умницы» и поступила в МГИМО без экзаменов. Сама Вика никогда не показывала какого-либо превосходства над другими, но держала знакомых и друзей на расстоянии. Поэтому многие считали её зазнайкой и гордячкой. И тем не менее вопреки всему она была среди них королевой. Не снежной, конечно, но неприступно-отстранённой.

Никто не догадывался о том, какие внутренние психологические катаклизмы происходят в этой уверенной на первый взгляд и недоступной красотке. Она часто была подавленной и грустила, отгораживаясь от реальности, но окружающие воспринимали это за некую холодность и даже бесчувственность. О матери Вика вспоминала тайно, чтобы никто не знал.

Тот день, когда Анна исчезла из её жизни, она старалась забыть, но так и не смогла. Её маленькая жизнь в одночасье разбилась о невидимую скалу.

– Теперь ты будешь жить с нами, – сухо сказал отец. – Собирай вещи и поехали.

– А где мама? – Анна часто оставляла Вику с Игорем на несколько дней, но всегда предупреждала, когда вернётся. Но не в этот раз. Она исчезла внезапно, ничего не сказав. – Когда она приедет?

– Викуля, кажется, не скоро… – отец старался подобрать нужные слова, но не находил их. – Я потом тебе всё расскажу. Когда ты подрастёшь.

И Вика поняла, что произошло что-то ужасное. Об этом шептались соседи, а родители Ирины, новой жены Игоря, так и вовсе не стеснялись в выражениях. Особенно, если Вика им огрызалась или не слушалась – так ведут себя подростки, даже если в их жизни ничего не меняется. По законам природы с детьми периодически происходят метаморфозы. Но если они отягощены чем-то ещё, можно кричать «караул»! Поэтому девочка стала для новой семьи отца настоящим бедствием.

С Ириной у Вики вообще никаких отношений не сложилось. Долгожданный новорождённый сын занимал всё время новоиспечённых родителей, требуя повышенного внимания, поэтому Вику никто не старался замечать. Она жила в своей комнате на втором этаже огромного коттеджа, как моллюск, высовывающий лишь одну только ногу, да и то только для того, чтобы ненадолго переместиться на другое место и поесть. В основном только по утрам или вечерам на кухне она пересекалась с остальными домочадцами (скорее, даже не пересекалась, а проскальзывала мимо, так как площади всех помещений были настолько велики, что пересечься в них было практически невозможно). В остальное же время она просто существовала в одиночестве. О чём думала, о чём переживала, чего хотела эта девочка, лишившаяся одновременно матери и брата (правда, всего лишь единокровного по матери, но зато старшего и заботливого), никто не знал и не удосуживался спросить. Она, конечно, имела всё, о чём только мог мечтать любой из её сверстников, но тем не менее была глубоко несчастной. Ничто в мире её не радовало. Многочисленные подарки отца и Ирины не могли осчастливить ребёнка. Купить любовь, как и продать или откупиться за любовь, невозможно.

Так прошло десять лет. За это время Вика усвоила простую истину – сидящая мать всё равно что мёртвая. А если матери сидеть четверть века, то лучшее средство не вспоминать о ней – похоронить. Так она и сделала – «похоронила» Анну в потайном отсеке своего шкафа и редко навещала «могилу». В шкатулке, которую она забрала с собой десять лет назад из родного дома, хранилась одна-единственная фотография и несколько шёлковых шарфиков, которые очень любила мать и которые у Вики с ней ассоциировались. Иногда она доставала один из них, прижимала к лицу, пытаясь насладиться неуловимым запахом, и засыпала, перебирая в руках.

Девочка выросла, по мнению Ирины и её родителей, дерзкой, холодной и бесчувственной, как мать. К тому же, неблагодарной.

После того, как Викторию Белякову одну из первых зачислили в МГИМО, она единственный раз позволила что-то потребовать у отца. Что же это было? Как думаете? Она решила, что пора отделиться от взрослых, и тут же получила желаемое – квартиру в центре. Это была небольшая студия, но очень уютная, с современным ремонтом и со всем необходимым для жизни. Игорь, кажется, радовался больше всех: ему за десять лет порядком надоели недовольные взгляды, поджатые губы и нелицеприятные реплики жены и дочери.

Так моллюск расширил границы существования, получив отдельное жильё. Вике не пришлось самостоятельно строить и обустраивать его, впрочем, как и всё остальное в своей недолгой несчастливой жизни. Но этот самостоятельный шаг дал возможность глотнуть свежего воздуха свободы, и впервые ей захотелось приоткрыть створки перламутровой ракушки, служившей надёжным убежищем, и впустить кого-то в свою жизнь.

И этим человеком, неожиданно нарушившим её привычно одинокий мир, был Богдан Наумов.

***

Егор Волчков подъехал к московскому дому Нестеровых, как обычно, в половине восьмого. Было свежо. Дворник уже навёл порядок на территории жилищного комплекса и гремел вёдрами, складывая инвентарь в тележку. Олег после вчерашнего совещания пребывал в нормальном расположении духа. Его доклад прослушали вполуха, так как все службы готовились к большой совместной операции по задержанию группы особо опасных преступников на окраине столицы, которая занималась угоном и перепродажей дорогих автомобилей.

– Здравия желаю, Олег Иванович! – поприветствовал Волчков.

– Доброе утро, Егор! Как дела? – Нестеров сел на заднее сиденье, открыл окно, и водитель понял, что шеф не против поговорить.

– Всё хорошо! Вчера разговаривал с родителями. Свинья недавно опоросилась, и теперь они возятся с приплодом. Отец пилит дрова и варит самогон на зиму. – И он всю дорогу рассказывал о житье-бытье обычного среднестатистического российского села.

Сам он был родом из Белгородской области, приехал в Москву на заработки, так и остался. Сейчас его волновал только один вопрос – как живут и как в дальнейшем будут жить родители. Их село граничило с Луганской областью, и там было по-прежнему неспокойно. У родителей в собственности полтора гектара земли, из которых гектар они сдают в аренду в обмен на сахар, подсолнечное масло и зерно, а полгектара обрабатывают сами. У них растёт всё, начиная с картофеля и заканчивая арбузами. Сажают много, этим кормят и себя, и животных. Куры, утки, индюки и пара свиней всегда есть в хозяйстве. На зиму животных рубят, замораживают или варят в автоклаве и отправляют с оказией сыну. Посылки всегда очень большие, в обязательном порядке присылают копчёного гуся, солёного сала, две-три пятилитровые пластиковые канистры пахучего масла, две двухлитровки самогона, несколько банок варенья, мёда, утиной и свиной тушёнки и смалец.

Волчков с каждой посылки выделял гостинец для Инги. Она принимала, так как знала не понаслышке, что сельским отказывать нельзя – обидятся. Потом всю зиму пили чай с белгородским мёдом и вареньем, хотя своего было завались. Но у всего деревенского особый неповторимый вкус.

– Ну а вообще, что рассказывают? – спросил Нестеров, когда они припарковались, и Егор понял, о чём он.

– Пока у них всё спокойно, но в погребе всегда стоит запас продуктов и воды на всякий случай, ну и тёплые вещи, конечно, – Егор сказал это и мысленно помолился, чтобы так и оставалось. Перевезти родителей в Москву было нереально: сам жил на съёмной квартире, да и они бы не бросили дом с хозяйством. «Здесь прожили, здесь и помрём», – каждый раз осаживали сына, когда он заговаривал о переезде.

Олег Нестеров получил звание подполковника вскоре после раскрытия дела Анаконды. Тогда его карьера стремительно взлетела. Куприянов ушёл в отставку и порекомендовал на своё место Олега. За это время он заматерел, раздался в теле. Короткий ёжик стриженных волос посеребрила седина, особенно это было заметно на висках и короткой бороде, которую он намеренно отрастил, чтобы не бриться каждое утро. Зато теперь раз в неделю ходил на приём к цирюльнику, который придавал растительности на лице идеальный вид. Несмотря на все внешние изменения, Олег был предан делу, как и прежде.

С Денисом они встречались редко. Друг по-прежнему жил уединённо в лесу, лишь раз в год наведываясь к Нестеровым на дачу в день рождения Олега. Привозил много дичи, грибов, лесных ягод и трав, настоек и наливок, которые сам делал. Варили наваристый шулюм, выпивали, до ночи вели разговоры. Квартира, оставшаяся от деда и бабушки, так и стояла закрытой. Внаём её было жалко сдавать, а продавать рука не поднималась. Да мало ли что могло случиться в жизни. Уже пятьдесят не за горами, а семьи всё нет. Не на белках же жениться! Ему и поговорить-то особо не с кем. Верный пёс Миша умер, на смену ему пришёл Блэк – умный и преданный, купленный щенком в питомнике по разведению немецких овчарок. Выбрал чёрного, как ночь, и кличку дал соответствующую. А глаза у пса, на удивление, были светло-янтарными. Живыми, выразительными. Так и жили вдвоём.

Олег ждал Дениса со дня на день. Друзья должны были пересечься в Москве. «Надо не забыть купить продуктов после работы», – подумал Нестеров и набрал номер Волчкова.

– Егор, напомни мне заехать в «Пятёрку», надо затариться. Друг обещал заехать, а у меня в холодильнике мышь повесилась от голода.

– Может, я сам сгоняю? Товарищ подполковник, вы мне список сбросьте, что купить, – предусмотрительно предложил Волчков, – я всё равно пока без дела.

– Хорошо, спасибо! – обрадовался Нестеров. Он давно забыл, что такое ходить по магазинам. Все заботы по обеспечению продовольствием их семьи, состоящей из двух человек и парочки ярких неразлучников, без ума влюблённых друг в друга, взяла на себя Инга, а в последнее время и она стала пользоваться доставкой.

Олег назначил совещание на после обеда. «За это время у ребят уже обязательно что-нибудь будет, – размышлял он. – Они у меня молодцы». Сам же включил компьютер и стал просматривать сводки за ночь.

Старший следователь Рябцев, криминалист Вазихова и эксперт Левин, наскоро пообедав чем Бог послал, а послал он, как всегда, пирожки от Лилиной ?би, на этот раз с ливером, перекинулись парой слов и поспешили к шефу. Нестеров тоже обедал в кабинете, хотя на первом этаже была столовая. Но Инга постоянно твердила, что домашнюю пищу не заменит никакая другая, и приучила его есть то, что давала с собой. Он с удовольствием съел зажаренную куриную ножку, варёное яйцо и запил компотом. В кабинете остался запах специй, и Нестеров вынужден был широко распахнуть окно. Жаркий ветер ворвался в помещение, зашелестел документами на столе, покружил вокруг стола и вылетел обратно.

– Ну что там у нас? – спросил он, когда опергруппа заняла свои места. – Давайте по старшинству. Докладывай, Рябцев!

– Я съездил в посёлок. Рыбак ничего не помнит, он от страха, по-моему, забыл, как его зовут. Так что от него я ничего нового не услышал, кроме как «подъехал к берегу, увидел тело, вызвал полицию». А вот бабульки, которых я выцепил в магазине, рассказали много интересного. – Все внимательно слушали, а Лиля что-то записывала в блокнот. Костя продолжил, в подробностях передавая разговор с местными пенсионерками, и даже разыграл его по ролям.

– От этих проклятых наркоманов вообще житья нет! – кричала толстая, но очень подвижная тётка. – Куда я только не звонила. Никакого толка. Летом невозможно на озеро с внуками прийти, весь берег загадили.

– А почему вы решили, что это наркоманы? – спросил Рябцев, встав третьим в очередь. Удостоверение он намеренно не показывал, чтобы бабки выложили начистоту всё, о чём знали.

– А кто же ещё! – тётка окинула его подозрительным взглядом. – Приедут, накупят всякого, спиртного тоже… и пошли на берег. Там почти голые ходят. Срамота!

– Точно! – поддакнула ей худая бабулька с корзинкой, в которой лежал хлеб, пакет молока и пряники. – Настоящие наркоманы. Гитары у них, бренчат, песни поют до утра…

– Да нет, это обычная молодёжь, – вступилась рыжая продавщица. – На наркоманов они непохожи.

– Если они тебе выручку делают, это не значит, что не наркоманы? Не надо их тут выгораживать! – шикнула тётка, и продавщица замолчала. С этими бабками лучше не связываться, это она давно усвоила.

– А в субботу вы кого-нибудь видели на берегу? – Костя обратился ко всем, одарив милой улыбкой.

– А тебе зачем? – толстая тётка приняла устрашающую позу и двинулась на Рябцева, выставив вперёд огромных размеров грудь. – Ты кто такой?

Ничего не оставалось делать, как доставать из кармана удостоверение. Тётка впялилась в него долгим взглядом, потом рассмотрела Константина с ног до головы, одобрительно кивнула остальным, что означало «всё в порядке».

– В субботу тоже были. Человек восемь. Девки и парни. Приехали часов в шесть вечера. Сидели, выпивали, ржали, как кони, бегали друг за другом и в воду прыгали так, что озеро из берегов чуть не выплеснулось. Потом костёр разожгли, через огонь сигали по очереди.

– Так они, наверное, Ивана Купала отмечали, – предположила бабка с корзинкой. – Господи, что за молодёжь пошла! Ничего толком не знают о народных обычаях и туда же!

– А что было дальше, вы видели? – Костя прервал, не дав бабке перемыть кости подрастающему поколению.

– Видела. Я всё всегда вижу! – гордо ответила тётка. – Я больше любого участкового знаю! – Она снова выпятила вперёд грудь и заняла половину места за прилавком, отодвинув бабку и её корзинку. – Потом они уехали, но не все. На берегу осталась парочка. Сидели, обнимались, ну и всё такое прочее… Сами понимаете.

– Вы их рассмотрели? – Рябцев уже было обрадовался, что сведения сами идут к нему, но рано.

– Я в кустах засаду устроила, поэтому видела их только со спины, – с сожалением ответила тётка. – Значит так, пацан был в красных шортах и белой майке, а девка в сарафане цветастом. На голове у неё венок из цветов был… или это ободок такой, точно не могу сказать. Они голые на берегу сидели, на пацанячьей куртке. А вещи свои на песке разложили, чтобы не помялись. Вот я их и разглядела. Там же и кроссовки стояли, две пары. А когда они ушли, точно не знаю. Спать я пошла.

– Сколько было на часах, когда вы спать легли? – допытывался Рябцев.

– Полпервого, кажется, или около того. Мне минуты три до дома. Я ещё чайку попила перед сном… – тётка пыталась что-то рассказать, но Костя перебил её.

– А вот этого парня вы на берегу не видели? – И он выложил на прилавок фотографии обнаруженного рыбаком трупа. Тётка шарахнулась в сторону, бабка перекрестилась. Обе замотали головами. – Его не было среди отдыхающих? Вы уверены? – уточнил Рябцев.

– Нет, не было. Он и одет по-другому. Брюки, туфли, рубашка. А эти все в шортах и майках были.

Рябцев сунул в руку продавщице свою визитку на случай, если что-то всплывёт, купил бутылку воды и вышел, оставив в магазине тему для новых разговоров.

– Не густо, – задумчиво промолвил Нестеров. – Лиля, что у тебя по токсикологии?

– Токсикология по крови ничего не дала, – Вазихова вытащила из папки результаты углублённой токсикологической экспертизы, – а вот в тканях обнаружены следы сильнодействующего яда растительного происхождения, который очень быстро разлагается. Кониин называется. Очень сильный яд, достаточно нескольких миллиграммов. Это не утопление, как я и говорила. Парня вначале напоили спиртным, в который подмешали яд, и положили так, чтобы голова была в воде. Делая судорожные вздохи, он мог нахлебаться. Озёрная вода есть и в лёгких, и в желудке. Так что некоторое время он был жив. Но в любом случае умер именно от отравления. Смерть наступила между двумя-четырьмя часами 22 июня. То есть, если бы рыбак приехал чуть раньше, то мог бы застать убийцу на месте преступления. Но именно в это время все люди крепко спят. Товарищ подполковник, – обратилась она к Нестерову, – как вы велели, я проверила обращения граждан по пропажам. Ничего по нашему случаю нет.

– Понятно, что ничего не понятно, – Олег потёр висок, – но всё-таки… Ну а теперь послушаем Левина. Думаю, он нам приготовил что-нибудь интересное, остросюжетное.

– Вначале о личности убитого, – было заметно, что Григорию не терпится выложить всё, что он нарыл ночью, блуждая по всемирной паутине интернета, но он терпеливо ждал своей очереди. – Я идентифицировал его по фото. Это некто Станислав Белозёров, двадцати двух лет, курьер по доставке заказов богатым клиентам. У них в компании униформа как у офисных работников, и получают они хорошо. Сами понимаете, что доставлять могут всё, что только пожелают клиенты. Поэтому на нём были брюки и белая рубашка. Видимо, всё произошло сразу после работы. По соцсетям я вычислил, что в Москве он живёт в съёмной квартире. Кроме него ещё двое, таких же курьеров. Сам родом из Кировской области, из села с красивым названием Лебяжье. На фотографиях в соцсети каких-либо родственников нет.