скачать книгу бесплатно
Отодвинула засов – и отпрянула так резко, что чуть не упала. На пороге возвышалась впечатляющая фигура: долговязый матрос, перетянутый пулеметными лентами. За плечами – винтовка, на поясе – кобура с револьвером и две «бомбочки»[13 - В описываемое время так обыватели называли гранаты-лимонки.]. За спиной матроса маячили какие-то фигуры, одетые с бору по сосенке. Они производили бы комическое впечатление, если бы не их угрюмые рожи с густыми бородами и усами, да если бы не были буквально увешаны оружием. Именно такими описывал заполонивших Одессу анархистов отец.
– А ну, подымите руки выше плеч! – скомандовал матрос.
– Здравствуйте, – пролепетала моя вежливая даже в полубессознательном состоянии мама, поднимая дрожащие руки, однако матрос в ответ рявкнул:
– Во-первых, буржуи, без шума и пыли давайте сюда ценности и деньги, не то положим всех на месте и сами возьмем.
– А во-вторых? – растерянно спросила мама.
– А во-вторых, вам шо, не нравится во-первых? – подбоченился матрос и открыл кобуру.
Мама, взвизгнув, подскочила со стула и, схватив нашу «денежную суммочку», протянула ее матросу:
– Вот. Берите. Это все, что у нас есть. Берите и уходите, пожалуйста!
Тот охотно сцапал сумку и сунул ее под мышку.
– Это все, что у нас есть? – передразнил с издевкой. – Расскажите это своей бабушке!
– Шо, даже к столу не пригласите, мадам Иванова? – ухмыльнулся невысокий носатый анархист в низко нахлобученной на лоб фуражке. Козырек был такой большой, что почти закрывал его лицо. – Мы еще не собираемся уходить. Я бы не прочь пожрать вашего супешника. Но прежде всего начинаем обыск, товарищи! Товарищ Микола, держи их на мушке, – приказал он матросу. – А мы с товарищем Стаховым в комнате пошарим.
Он сделал приглашающий жест худому человеку в низко нахлобученной шляпе и в больших очках. Одет он был в старую солдатскую шинель с поднятым воротником.
Почему-то меня резануло по сердцу, что какой-то мерзавец носит эту фамилию. Это я – Елена Стахова! Так меня назвал Инсаров!
Ни за что я не могла называть его Тобольским, ни за что!
Просто удивительно, какая чушь может лезть в голову в такой жуткий момент!
– Да ладно, товарищ Комар, шо тут с ними чикаться? – шагнул вперед устрашающе косматый черноволосый парень в каком-то лапсердаке с длиннющими рукавами и в атласных фрачных брюках, заправленных в футбольные бутсы. Эти бутсы были удивительно грязными, перепачканными чем-то фиолетовым, вроде чернил, да еще густо припорошенными рыжей пылью. – Щас все будет тип-топ!
И он проворно взбежал по лесенке, ведущей на чердак.
– Ах! – громко воскликнула мама, отчаянно взмахнула руками и начала валиться с табуретки. Я кинулась к ней, подхватила. Она была в обмороке.
– Помогите! – крикнула я. – Помогите мне отнести ее в комнату, положить!
Незваные гости глянули на меня мельком и с места не сдвинулись. Никто! Я сама кое-как уложила маму прямо на кухонный пол. Главное, что она не упала и не ушиблась.
Я с ужасом всматривалась в ее бледное лицо. Хотела брызнуть в лицо водой, чтобы привести в сознание, но передумала. Пусть лучше лежит в обмороке и не видит этого кошмара.
Что будет дальше? Деньги уже у грабителей. Что они надеются найти на чердаке? У нас нет совершенно ничего ценного, кроме столового серебра и маминых «мехов», которые привез отец из города. Если им этого будет мало, что они сделают с нами? Застрелят?
Если застрелят, пусть мама хотя бы не узнает об этом!
На чердаке послышался топот, потом анархист в чумазых бутсах сбежал по лесенке, потрясая… тем самым суконным жакетом, который привез отец!
Я вытаращилась на него, не веря глазам.
– Во! – радостно воскликнул анархист. – Под крышу запрятала, а шо толку? Я ж все видел!
«Как это он мог видеть?» – тупо подумала я.
– А ну покажь! – скомандовал тот, кого называли товарищ Комар: носатый, в фуражке.
Он взял жакет, рванул край подкладки, тряхнул над столом…
Я потрясла головой. Думала, мне мерещится: из прорехи посыпались на стол золотые монеты, жемчуг, какие-то кольца… Зажмурилась, открыла глаза, надеясь, что морок исчезнет, но нет – все было на месте: золото, жемчужины, кольца!
Так вот где родители хранили ценности, на которые мы все время жили! Вот почему отец привез жакет на дачу! И что из этого вышло?!
– Ага! – с удовольствием протянул матрос. – А подняла какой хаёшь: нету ничего, нету! Глядишь, хорошо пошарим, еще чего-нибудь найдем.
– Надо уходить, – вдруг хриплым, ломким голосом сказал анархист в шинели. – Хватит с нас, пошли!
– Ладно, пошли, – согласился товарищ Комар. – Но супешника мы все же пожрем.
Он поднял крышку с кастрюли, схватил поварешку, зачерпнул суп, с шумом отхлебнул, но вдруг уронил поварешку, закашлялся, сплюнул на ладонь – и я увидела среди мелко нарезанной капусты и картошки одну из маминых серег. Бриллиант ярко сверкнул в свете лампочки.
– Так вот какие вы супчики варите? – протянул товарищ Комар и принялся резво шуровать поварешкой в кастрюле. Через миг он выудил и вторую серьгу, стряхнул с нее лепестки капусты и протянул серьги анархисту в шляпе: – Держи, товарищ Стахов! Сгодится!
Очкарик сцапал с его ладони серьги и сунул в карман.
Боже ты мой! Черт же дернул меня бросить серьги в кастрюлю! Чтоб этой мадам Волчок пусто было!
– Боже мой… – раздался вдруг мамин стон. – Они забирают все, что мы получили за Надю!..
Стоявший рядом анархист в грязных бутсах испуганно попятился:
– Чи сказилась тетенька?
Я тоже не понимала, о чем она говорит, да и не о том думала. Я смотрела на эти бутсы. И вдруг вспомнились слова этого грабителя: «Под крышу запрятала, а шо толку? Я ж все видел!»
Его бутсы, перепачканные в чем-то фиолетовом… Шелковица напротив наших ворот, растоптанное фиолетовое месиво под ней…
Этот анархист следил за нашей дачей! Он забрался на шелковицу и следил за нами! Чердачное окно находится как раз напротив – он видел, как мама прятала жакет! А потом спрыгнул, передавив ягоды, и удрал, чтобы привести своих сообщников.
Может быть, если бы я вернулась с берега чуть раньше, я бы его заметила!
Что-то мелькнуло у меня в голове… почти черные руки парня, который чуть не сшиб меня на горе, эти испачканные бутсы…
Но я не успела связать воедино эти образы: дверь распахнулась, и на пороге появился… Инсаров с револьвером в руке.
Никогда не видела у него такого грозного, устрашающего выражения лица!
Мама испустила пронзительный крик и снова распростерлась на полу без сознания.
– А ну пошли отсюда! – взревел Инсаров, наставляя револьвер на матроса.
Тот растерянно пробормотал:
– А шо, твой шпаер[14 - Так в Одессе в описываемое время называли револьвер.] правдашний?
Инсаров чуть опустил ствол и выстрелил. Пуля вонзилась в пол у самых ног матроса.
– Да ты шо, спятил, товарищ?! – взревел тот и ринулся к двери, толкая своих сообщников, которые, впрочем, тоже понеслись прочь из дому. Инсаров успел выхватить у Комара жакет, из которого продолжали сыпаться монеты и драгоценности, но грабителям уже было не до них. Прогрохотали их шаги по крыльцу, завизжал песок на дорожке, хлопнула садовая калитка – и они исчезли.
Инсаров отмахнул со лба черную прядь, взглянул на меня исподлобья:
– Здравствуйте, На… Елена.
Я только и могла, что молча кивнуть. Сердце колотилось в горле, меня била дрожь, слезы вот-вот готовы были прорваться, но я не смогла бы понять, были это слезы запоздалого облегчения, что мы спасены, или счастья, потому что именно он нас спас.
– Успокойся, – мягко сказал Инсаров и шагнул ко мне.
Сейчас он обнимет меня… я чувствовала это… но мама тихо застонала на полу, и мы отпрянули друг от друга.
Инсаров нагнулся, легко поднял ее на руки и сказал мне:
– Я отнесу ее в комнату, уложу, а вы соберите всё это, – он кивком указал на разбросанные ценности. – Вовремя я появился, ничего не скажешь!
– Храни вас Бог, – простонала мама, которая пришла в себя и сообразила, что случилось. – Мы вас отблагодарим! Отблагодарим!
– Вы успокойтесь, – усмехнулся Инсаров и унес ее в комнату, а я торопливо собрала все то, что раньше было зашито в жакет, кое-как его скомкала и пошла следом.
В голове шумело, мысли метались вразброд: как здесь оказался Инсаров, да еще так вовремя? Откуда у нас столько ценных вещей? Что значили мамины слова, будто они это получили за Надю? За меня? От кого получили?! Но все это захлестывало ощущение огромного счастья: Инсаров! Он здесь! Он спас меня, как тот, настоящий Инсаров спас Елену в романе «Накануне»!
Мама что-то бормотала, всхлипывая, никак не могла прийти в себя. Я смешала с водой изрядное количество валериановых капель, дала ей. Мама было успокоилась, но вдруг вскинулась:
– Они вернутся! Что, если они вернутся?! Надя, мы должны немедленно собираться и уезжать!
– Трамваи уже не ходят, – сообщил Инсаров. – К тому же грабители вас могут подстерегать около дома. Но вы не волнуйтесь. Сюда они не осмелятся сунуться, потому что я останусь здесь до утра, а если вы захотите утром уехать, я вас провожу.
– Благослови вас Бог! – прошептала мама. – Наденька, накорми господина… то есть, извините… товарища?…
– Моя фамилия Тобольский, – сказал Инсаров, от чего у меня, конечно, упало сердце, а он продолжал, обойдя, впрочем, молчанием вопрос, господин он или товарищ: – Не волнуйтесь, я не голоден. А вам бы лучше уснуть сейчас.
Мама встревоженно взглянула на загадочный зеленый жакет, я подложила его ей под подушку. Накрыла маму пледом, и она мгновенно уснула – как была, не раздеваясь, даже не сбросив растоптанные туфли, которые носила на даче. Я стащила их с нее, подоткнула край пледа ей под ноги.
Когда разогнулась и обернулась, Инсарова в комнате уже не было.
Не оказалось его и на кухне.
Неужели ушел?! Но ведь он обещал остаться!
И все же паника одолела меня. Я выскочила на крыльцо…
– Я здесь, – раздался голос из кромешной темноты, воцарившейся в мире. Мерцали только звезды в небе да цветы белого табака, «табачки», как их называли здесь. Облако их чудесного аромата незримо реяло над садом. Цикады – их здесь называли коники – стрекотали упоенно, порой до оглушительного звона!
Я различила смутный силуэт Инсарова, сидящего на садовой скамеечке.
– Иди сюда, – сказал он. – Посиди рядом со мной.
Я неуверенно приблизилась, неуверенно села. Чувства разрывали сердце. Любовь, радость, страх, недоверие…
И он словно бы почувствовал мое смятение, мой душевный трепет.
– Успокойся, – тихо сказал он. – Все кончилось, успокойся.
Осторожно обнял меня, привлек к себе, погладил по голове. Шепнул:
– Распусти волосы. Легче станет.
Я расплела косу – и впрямь, головная боль немного отступила.
Инсаров гладил мои волосы, перебирал их, что-то шептал… Мне послышалось, он шепчет мое имя!
Я в смятении повернулась к нему, он склонился к моему лицу… Внезапно старенькая скамейка покосилась, и мы оба оказались на траве, но едва ли заметили это, потому что Инсаров целовал меня – задыхаясь, жадно, неистово, перемежая поцелуи жарким шепотом:
– Я люблю тебя… люблю! Будь моей женой! Жизнь тебе отдам!
Безумная радость помутила мне голову, я была готова в это мгновение на все, я бы тоже сейчас жизнь ему отдала, а не только ту малость, которую он отыскал между моих ног и которую сначала ласкал рукой, а потом, рывком распахнув мой халат, вторгся туда напряженной плотью. Я едва ли понимала, что он делает, сознавала только, что теперь принадлежу ему навеки. Боль пронзила меня, но я готова была терпеть эту боль, потому что Инсаров не оставлял меня, задыхался, трепетал, бился в меня телом – и вдруг…
Вдруг он с силой придавил меня к земле и выдохнул:
– Царевна моя! Люблю тебя! Анастасия! А-на-ста-сия…
Мне показалось, что нож вонзился… не в тело мое, а в душу.
Инсаров сполз в сторону, пытаясь отдышаться.
Вдруг мне послышался испуганный мамин крик.
Я подхватилась, бросилась в дом, морщась от боли, брезгливо ощущая, что ноги мои влажны, уповая, что мама ничего не заметит.
Свет включать не стала, представляя, какой ужасный у меня вид.
Но мама спала. Видимо, мне и впрямь послышалось.
Я посидела рядом, пытаясь успокоиться.
Наконец набралась храбрости и снова вышла в сад.
Что сказать ему? Что он скажет мне? Объяснит что-нибудь?!
Яркие звезды светили так же, как раньше, так же благоухали, сонно белея в ночи, «табачки», так же тихо, таинственно шуршал листвой сад, но я почувствовала, что сейчас одна здесь… он ушел.
Я плюхнулась на крыльцо, закрыла глаза.