Электрическое королевство

скачать книгу бесплатно

У себя в облачном королевстве я нажимаю кнопки, меняю настройки. А когда во мне волной вздымается ощущение творца, я напоминаю себе, что свет – порождение света. Моя сила создавать его – лишь часть более великой силы, возможно, даже величайшей. Силы солнца.

На фоне песни разрушения мой Дом на Солнечных Скалах – как выживание на бис. Я научилась быть благодарной за повторение. Знойное лето сменяется долгой зимой, и когда ты в комнате – ты просто одна; зато когда тебя попросту нет, когда ты достигаешь дна и пустеешь, это уже одиночество. Я научилась любить себя, свое общество. Поняла, что ненавидеть жилище можно лишь до тех пор, пока избегаешь фундаментальной истины: ты же сама назвала его домом.

Даже сейчас, в своей сто шестидесятой Жизни, я узнаю? что-то новое.

Все это, чтобы не забыть, я заношу в Красные книги.

Нико

Дыры

За три дня до того, как наткнуться в лесу на шкуру и кости, оставшиеся от оленя, Нико сидела в библиотеке Сельского Дома у гаснущего огня в камине и чувствовала, как угасает вместе с пламенем.

– Все хорошо?

Она подняла взгляд на отца. На его впалых бледных щеках темнела грязь и засохшие потеки пота. Ее собственное лицо, наверное, было не чище.

– Что?

– Я спросил, у тебя все хорошо?

Сколько они так просидели, Нико не знала. Она бы, может, и хотела провалиться в сон или просто забытье, но у нее даже не было сил чего-то хотеть. Нико не помнила, ответила ли она отцу вслух, однако нет, все было плохо.

– Давно мы тут сидим? – спросила она, снова уставившись в камин.

– Не знаю. Сидим и сидим…

Не вставая с ветхого дивана, Нико погладила по голове Гарри. И не ощутила ничего. Вот какой стала ее жизнь – она превратилась в пустой сосуд, съемную комнату, бездонную канаву.

– Похороним на улице? – предложил отец.

Нико взглянула на потолок, представила захламленный чердак, маленькую дверь, ведущую на балкончик и к Колоколу, – это было ее любимое место, где она провела бесчисленное множество часов, обозревая километры нью-гэмпширских лесов вокруг и воображая, будто Сельский Дом посреди глуши – это на самом деле маяк в океане.

Мама частенько отзывалась о доме как о старухе. Бывало, наступит на скрипучую половицу и скажет: «О, артрит у бабушки разыгрался», или, когда зимой дули сквозняки: «Кровь у старушки остывает». Старуха или нет, а дом решительно уберегал своих обитателей от внешнего мира: окна были заколочены, заднюю дверь заложили кирпичом, ванную выпотрошили и с почестями перенесли во флигель на сваях. Раз в день Нико выпускали погулять в пределах небольшого участка между передней верандой и лесом. Время от времени она помогала сажать или собирать кукурузу на поле за домом, влезала на яблоню за труднодоступными плодами или ставила по периметру дома ловушки, но в основном сидела внутри.

– Нет, – сказала она. – Она бы хотела остаться в доме.

Внезапно пронзительно заверещала сигнализация. Отец вскочил и, хромая, подошел к небольшому, мерцающему красным огнем щитку на стене. Щелкнул выключателем, и в доме снова стало тихо.

– Дыры – противоположность электричества, – произнес он.

– Что?

Папа немного помолчал, глядя на щиток. Питаемый единственной панелью солнечной батареи на крыше, «Электроник» срабатывал дважды в день: вскоре после рассвета и чуть погодя после заката. Давным-давно сигнализация оповещала о том, что пришло время лезть на чердак и звонить в Колокол. Нико подозревала, что отец не отключил ее (а в Колокол уже давно не звонили) потому, что она напоминала о старом мире, в котором было полно «Электроников» и каждый из них имел собственное имя.

– Или… «противоположность» не совсем верное слово, – сказал папа. – Просто отсутствие электронов… или, скорее, электроны перемещаются в одну сторону, а дыры в другую. Я стал забывать.

Нико уже не могла игнорировать тревожные звоночки. Все повторялось.

Сперва мама. Теперь папа.

– Надо бы ужин приготовить, – сказал он, отворачиваясь от щитка и глядя на собранную сумку у двери.

Он ошибался, если думал, будто Нико не видит, как он скрытно собирает вещи и бормочет что-то о дороге на юг. Впрочем, сейчас это было не важно. Он ни за что не оставит ее тут одну, и вообще, он внезапно охромел на левую ногу, а его крепко сбитая кукушка дала течь сразу в нескольких местах. Все то немногое, что Нико знала о лесе, она почерпнула у человека, которому теперь там совершенно не место.

Никуда он не пойдет. Если придется, она удержит его силой.

– Надо бы ужин приготовить, – повторил папа, словно заглючивший робот.

– Хорошо, пап.

Свет пламени в камине отражался в корешках книг, будто очаг был солнцем, а тома на полках – мелкими ненужными планетами. Нико закрыла глаза и постаралась припомнить ощущение маминых объятий, шелест тонких страничек ее Библии, ее лучащиеся добротой глаза, но эти воспоминания уже таяли, утекали, точно последние песчинки в часах.

– Надо бы ужин приготовить.

Нико открыла глаза и взглянула на папу. Тот смотрел на щиток, и она подумала: сколько же песчинок осталось в его часах?

Дома

За ужином горела свеча. Одна, как обычно.

Папа набил рот крольчатиной с кукурузой и произнес:

– Дочь.

– Чего?

Слабая улыбка.

– С днем рождения.

В памяти возник образ: год назад они втроем сидят за этим столом и улыбаются. Мама состряпала подобие печенья из воды, яблочного пюре и хлопьев с бурым сахаром из герметичных пакетиков. Получилось нечто тестообразное и сладкое.

Нико задула свечку, понимая, что надо загадать желание, однако чего желать, не знала.

– Двадцать восьмое октября, – сказал папа. – По-прежнему твой день, дорогая.

Она уставилась в тарелку, пытаясь постичь мир, в котором ей было нечего желать.

– И тебе уже восемнадцать. Ты совершеннолетняя по законам Нью-Гэмпшира.

– Значит, можно купить пиво?

– Нет, это только с двадцати одного.

– Ну, три года еще подожду как-нибудь.

– О, я все продумал. Приметил в местном алкогольном магазинчике упаковку из шести банок пива с односолодовой водкой. – Папа отхлебнул воды и улыбнулся из-за кружки, и все бы хорошо, старая шутка зашла бы, но Нико слишком отчетливо помнила, как еще недавно в библиотеке он легко и быстро из любящего и остроумного отца превратился в глючного робота с пустым взглядом. – Но чтобы два раза не бегать, можно заодно прихватить и бутылку сливочного вина.

Нико слабо улыбнулась и набила рот едой, чтобы ничего не говорить.

– Нико. – Папа отложил вилку и нож. – Послушай…

– Давай потом? – Что бы он ни собирался сказать – даже если это касалось сумки у двери или его ранних симптомов той же хвори, что забрала маму, – Нико хотела, чтобы ее поддержали ночной воздух, лес и Колокол – воплощение надежности. – Может, сперва приберемся и выпьем чаю на чердачном балконе?

Снова слабая улыбка.

– Заваришь мой любимый?

Ему нравилось пить чай с четырьмя таблетками сахарозаменителя.

– По-другому я и не умею, – ответила Нико.

После ужина, когда отец мыл посуду, она натаскала ведрами воду из насоса в прихожей. Они сложили в мешок косточки кроликов, жир разлили по банкам, а шкурки развесили. Нико была благодарна за эти чисто механические действия, во время которых не нужно было думать.

– Средство для мытья посуды почти закончилось, – сообщил папа.

– Скоро у нас День доставки. – Нико бросила косточку Гарри, который потом убежал в свое логово под лестницей. Там он, довольный, грызя кость, просидит час или дольше.

– Знаешь, о чем я подумал? – Намыв тарелки, отец принялся раскладывать их на полотенце на стойке. – О нашем первом доме, в Уэст-Лон. Помнишь, ты еще хотела собаку? Управдом не разрешал держать питомцев, и ты контрабандой пронесла того малыша… Кто же это был? Терьер. Правда, он громко тявкал, и скоро о нем прознал весь дом.

– Пап?

Отчасти Нико, конечно же, хотела дать ему договорить, подыграть: да, мол, я помню, – но сделать этого она не могла. В глазах отца застыли ужас и понимание. Даже не грусть или смятение, но взгляд человека, вошедшего в дом и заставшего семью на дне ямы.