скачать книгу бесплатно
Мир перевернутых смыслов
Ангел со шрамом
Внезапно Аркадий проснулся среди ночи. Было тихо и как-то глухо. Во двор-колодец, куда выходили окна квартиры, не доносилось шума улицы. На столе в старинном канделябре горели свечи, призрачные тени бродили по стенам, увешанным старинными картинами. Однако, горящие свечи почему-то не удивили Аркадия, и то, откуда взялся этот канделябр и картины в позолоченных рамах, да и стол был не его, а с гнутыми ножками благородного красного дерева. И хотя обстановка была совсем не та, в которой он ложился спать, Аркадий знал точно, что это его комната. Не удивил его и сидящий в вольтеровском кресле незнакомый мужчина в красном камзоле, высоких сапогах со шпорами, на спинке кресла висела шляпа с перьями. А шпага?.. Где-то обязательно должна быть шпага. Ах, вот она стоит, прислоненная к подлокотнику кресла.
С виду был он не стар и не молод, лет около пятидесяти, но волосы на голове совершенно седые. Прямой нос с горбиной и прямой взгляд добрых глаз выдавал человека благородного, и только шрам на правой щеке выглядел зловеще. Гость смотрел на Аркадия и молчал. Аркадий, притворяясь спящим, сквозь прищуренные глаза некоторое время наблюдал за незнакомцем. <Ну, кажется, пора вставать>, -подумал он, сел в кровати и спросил то, что на его месте спросил бы любой, увидев в своей комнате чужого человека:
– Что вы здесь делаете? Незнакомец чуть помедлил с ответом.
– Да вот, друг мой, жду, когда вы проснетесь. Не обидно спать в такую прекрасную ночь? На небе полная луна, а вы спите – стыдно.
Аркадий посмотрел в окно и, правда, увидел на светлом небе полную луну, хотя никогда прежде луна не заглядывала так глубоко в их колодец, да и неба видно не было.
– Сейчас самое время для философских бесед при свечах, когда шум дня угас, и мысли текут медленно и вглубь. В такие ночи самые чистые мысли?
– Когда кругом темно, тогда в голове светло, – сказал Аркадий, хотя и не собирался этого говорить – само вырвалось.
– Совершенно с вами согласен, – незнакомец, протянув руку с перстнем на безымянном пальце, отделил от грозди в хрустальной вазе ягодку черного винограда и положил в рот. – Кстати, не хотите ли винограда? Виноград, особенно черный разжижает дурные мысли.
– У меня и мыслей никаких нет, разжижать нечего. А вы вообще-то кто? – набравшись смелости, спросил Аркадий. – Сидите тут у меня за столом, как родственник какой-нибудь, едите мой виноград. – хотя и знал, что винограда-то у него никого нет, да и мебель, и картины, и все прочее тоже не его, а незнакомец натащил все это, пока он спал.
– Я?! – искренне удивился незнакомец, и брови его поднялись вверх. – Я не родственник, я Ангел. Он проговорил это так обыденно, естественно и просто, как будто в этом не было ничего удивительного, как будто Аркадий по нескольку раз в день встречал Ангелов. Как будто Ангелы жили среди людей, и люди об этом знали. А может быть они действительно жили, но люди об этом не знали.
– Интересно, – сказал Аркадий, выбрался из кровати, сунув ноги в тапки, и, как был в трусах и футболке с цифрой тринадцать на спине, в которой он любил спать, подсел к столу. – А чем докажете?
– Ничем, – сказал гость. – Чем доказывать, давайте лучше чаю выпьем.
На столе действительно оказались две фарфоровые чашки с горячим чаем. Аркадий не чувствовал никакого неудобства от того, что сидя в трусах, пьет чай с незнакомым человеком, называющим себя Ангелом, что обстановка его комнаты вместе с набитой тетрадями полкой куда-то исчезла, на душе у него было как-то уютно и спокойно.
– Очень жаль, – вдруг сказал Ангел со шрамом, ставя чашку на блюдце и расправляя кружевной манжет белоснежной рубашки.
– Что жаль? – спросил Аркадий, пожав плечами.
– Жаль, что человечество, друг мой, пошло по неправильному пути развития. Когда-то у людей был выбор: идти по пути света или идти по пути тьмы, человечество выбрало середину. Этот путь устраивает многих, но не меня. Да я вижу: и вас тоже не устраивает, – Ангел внимательно посмотрел в глаза Аркадию, но тот ничего не ответил, и он продолжал. – Мы, Ангелы, избрали положение невмешательства – пусть люди идут своим путем, а мы смотрим на это со стороны и ждем, чем все кончится.
– Что вы имеете в виду? – Аркадий сделал глоток чая. – Я не избирал никакого пути.
– Разве?! – он поднял брови. – Впрочем, может быть, я ошибся, – некоторое время он молчал, поигрывая серебряной ложечкой. – Это нелегко объяснить, – продолжил он, глядя куда-то в сторону окна. – Как известно, дьявол заменитель смыслов. Он либо заменяет смысл на прямо противоположный, либо предоставляет лазейку, в которую втекает другой смысл, замутняя чистоту истины.
– Ну, допустим. но я все равно не понимаю, о чем вы говорите, и вообще, я, наверное, спать хочу, – зачем-то добавил он, хотя сна и не было ни в одном глазу.
– Сейчас попробую объяснить на примере, – не услышав или не пожелав услышать слова собеседника, продолжал Ангел со шрамом. – Никто не сомневается в том, что разбойники, врывающиеся в ваш дом, которые грабят и убивают ваших близких, заслуживают в лучшем случае изоляции от общества.
– Ну, допустим, это всем понятно. Аркадий сделал еще глоток чая.
– Да, это понятно всем, и никому в голову не приходит награждать этих убийц и грабителей, ставить им памятники, называть их именами улицы и города. Тогда объясни мне, почему люди считают обычным делом ставить памятники завоевателям? По всем разумным законам человечество должно проклясть Александра Македонского, Чингиз Хана, Наполеона, Петра Первого. Ведь это они вторглись в чужие земли, они погубили сотни тысяч людских жизней. Человечество должно выжечь и вытравить, все, что связано с напоминанием о них, чтобы кто-нибудь из будущих правителей не придумал совершить что-нибудь подобное.
Собеседник замолчал, глядя на Аркадия.
– Я в истории не очень, – признался Аркадий. – Остальные ладно. но Петр Первый, между прочим, Петербург построил, вон городище какой. да и принес культуру в Россию, уж об этом-то все знают.
– Правильно! – почему-то обрадовался собеседник и топнул каблуком в пол так, что зазвенела шпора. – Правильно вы говорите. Вот это-то и есть лазейка, через которую абсолютное зло пробирается в истину, замутняя ее чистоту, искажая смысл. Он, конечно, злодей и убийца, но он все же сделал что-то хорошее для себя и своего государства. А ведь разбойник, который пришел в твой дом, отняв у тебя и твоих близких, несет награбленное своим детишкам, больной матери, своим друзьям – разбойничкам, падшим женщинам, для которых он хороший. И для них не имеет значения, что для того чтобы стать хорошим для них, он ограбил и убил кого-то постороннего.
– Хорошо. А в чем тогда смысл? – пожал плечами Аркадий.
– В том, что человечество живет в придуманном, перевернутом мире. И все вокруг перевернуто вверх тормашками, но человек уже привык к этому и думает, что мир такой и есть на самом деле. Вы живете в мире перевернутых смыслов.
– Ну не знаю. – как-то неуверенно проговорил Аркадий. – Я привык.
– То, во что беззаветно верят люди сегодня, завтра они с легкостью проклянут и предадут анафеме. В любой момент может перевернуться весь смысл их существования, и они будут жить в другом мире и находить удовольствие в том, от чего совсем недавно приходили в ужас. И это происходит постоянно. Есть даже такие люди, которые переворачивают смыслы… Может быть, вы такой человек. Книга, которую вы пишите, перевернет какие-то смыслы. И в мире все станет не так.
Он отчего-то вдруг встревожился, полез в карман камзола, извлек оттуда золотые песочные часы с серебряными песчинками, внимательно посмотрел на них, потряс перед глазами и спрятал обратно в карман.
– Однако, пора.
Ангел, звякнув шпорами, поднялся, снял со спинки кресла шляпу, в другую руку взял шпагу. Аркадий с интересом наблюдал за его действиями.
– Приятно было познакомиться, – сказал Ангел со шрамом, чуть улыбнувшись одними губами.
Аркадий тоже поднялся. Должно быть, глупо они выглядели со стороны: один – в трусах, шлепанцах на босу ногу, в выгоревшей порванной на боку футболке, заспанный, растрепанный; и этот -расфуфыренный, напомаженный господин в старинном камзоле, высоких дорожных сапогах со шляпой в одной руке и шпагой в другой.
– Ну что же заходите. или залетайте.
Ангел улыбнулся снисходительно и, положив на стол шляпу, протянул для прощания руку, безымянный палец ее украшал массивный золотой перстень с черным камнем, на котором был выбит какой-то профиль.
Аркадий, не пожимая ее, как зачарованный смотрел на перстень: было в нем что-то притягательное и загадочное.
– Вам нравится? – проследив за его взглядом, спросил Ангел. – Я привез его из Александрии, на этом камне вырезан профиль Александра Македонского. Раньше в нем хранился яд, и с этим перстнем связана одна престранная история. Может быть, в другой раз я вам ее расскажу. Однако прощайте.
Рука Ангела оказалась на удивление холодной..
– Что такое?.. – растерянно проговорил я, оглядываясь по сторонам.
За окном было светло, я стоял посреди комнаты в трусах, шлепанцах и футболке,.. протягивая руку в пустоту. Было такое ощущение, что я только что, мгновение назад, пожимал чью-то руку – ладонь была холодной, ноги заледенели, я весь продрог. На цыпочках пробежал к кровати и залез под одеяло. Свернувшись калачиком, долго согревался и, наконец, уснул. и только правая рука моя еще долго хранила ледяной холод рукопожатия – весь следующий день.
Глава 3
Старуха с корытом
Я вздрогнул, открыл глаза, резко сел на кровати. В дверь позвонили, значит, звонок мне не почудился. Холодной, словно бы не своей рукой, я взял с пола будильник, поднес к глазам. Было двенадцать часов дня, надел тапки и, накинув халат, пошел открывать. За дверью никого не было. Заглянул в лестничный пролет, прислушался. Тишина. Странно. Закрыл дверь и с тревожными мыслями пошел готовить завтрак.
От завтрака меня отвлек телефонный звонок.
– Это Кирилл, – услышал я в трубке радостный голос друга. – У меня тут новая информация о твоих коллегах появилась. Оказывается, их собирают для того, чтобы силой мысли преобразовывать образы в материальные ценности. Собравшись в одном месте, они направляют энергию мысли на какой-нибудь предмет.
– Например, на старуху и ее разбитое корыто.
– И мощной струей энергетики.
– Превращают ее в столбовую дворянку струей своей.
– Точно! – продолжал горячиться Кирилл. – Это, только представь, какие перспективы открываются. Это ж нанотехнологии. Нигде в мире такого нет. Ну, здорово придумали! Конечно, а кого же для создания мыслеобраза собирать, естественно писателей самых крутых.
– Помнишь концовку истории с корытом?
– Да, брось ты! – возмутился он. – Прорвемся! Россия, вперед! Главное применить научные технологии раньше американцев. Это даже покруче торговли нефтью. Собрались вместе, подумали о том, что основной валютой стал рубль, и завтра весь мир рассчитывается рублями. Даже китайцы.
Я положил трубку. Может действительно все не так скверно, ведь если бы писателей убивал маньяк-графоман, все бы давно об этом знали, а так – они канули в неизвестность. нет, пожалуй, <неизвестно куда канули> – так лучше.
Днем я созвонился с психиатром Алексеем Алексеевичем, и мы договорились встретиться завтра прямо в больнице, чтобы, так сказать, в их естественной среде ознакомиться с бытом сумасшедших. До самого вечера я обдумывал вопросы, которые буду задавать врачу.
Было два часа ночи. Как-то незаметно для себя я уснул в кресле и, внезапно проснувшись, сразу вспомнил о пропадающих писателях – меня охватило беспокойство. Внизу хлопнула входная дверь. Встав, погасил настольную лампу и подошел к окну. Из парадной вышел мужчина, в слабом свете ночного фонаря его было не разглядеть. Длинный плащ, кепка. Он остановился, прикурил сигарету и, подняв воротник плаща, направился к подворотне, но вдруг, передумав, развернулся и пошел назад в парадную. Я отпрянул от окна, сердце учащенно забилось. Ну, вот – началось. Дверь хлопнула. На цыпочках подкрался к входной двери, приложил к ней ухо. На лестнице тишина. Я, стараясь не шуметь, закрыл дверь на все замки и вернулся в комнату.
<А что собственно нервничать?.. Ну, подумаешь, мужик какой-то в парадную зашел. Если писателей выкрадывает кто-то, почему и меня должны выкрасть?>
Я знал – ночные мысли и чувства обманчивы. Можно всю ночь пугаться каждого стука и скрипа, но это лишь миражи ночи, которые не будут ничего значить утром.
<Нет, нужно ложиться спать, – решил я. – Тем более, завтра меня ждут в сумасшедшем доме>.
Глава 4
Сумеречный город грифонов и ангелов
Второе явление Ангела
– Это опять вы?
Аркадий отогнул одеяло и, щурясь на свет, приподнялся на локте, глядя на гостя.
Ангел сидел за столом красного дерева, в канделябре горели свечи, по стенам – старинные картины в золоченых рамах. Хотя нет, так только показалось спросонья: не было никаких картин в золоченых рам и тем более стола красного дерева, а была бедняцкая лачуга со столом, накрытым замызганной клеенкой, заставленным посудой с объедками, и свеча горела на столе… свеча горела. не в канделябре, а поставленная на блюдце, полное окурков (в этой хибаре даже света не провели), и сидел гость вовсе не в вольтеровском кресле, а на крашеной табуретке, обшарпанной и грязной. Да и одет он был не в средневековые одежды, а в лохмотья, настолько живописно разорванные и засаленные, что им не позавидовал бы самый распоследний бомж, живущий на помойке. Он держал в руках железную миску, из которой поедал что-то с аппетитом руками, не оглянувшись в сторону проснувшегося и уже несколько минут наблюдавшего за ним хозяина комнаты.
– Вас что, ограбили? – спросил Аркадий, спуская с дивана ноги и надевая тапочки.
Ангел со шрамом ел, не обращая на него никакого внимания. И хотя лицо Ангела было в тени, Аркадий точно знал, что это он – просто некому было больше. В тапках на босу ногу, в трусах и футболке с номером тринадцать на спине он подошел к Ангелу, наклонившись, заглянул в его лицо. но тут же отшатнулся, сделал шаг назад. Перед ним сидел мужик с перевязанной грязным шарфом щекой, одутловатым лицом и набухшим синяком под левым глазом. Аркадия вдруг охватила паника и ужас. Да это не Ангел! Что же тогда этот бомж делает в его квартире?
– А где Ангел? – в растерянности, делая еще шаг назад, еле слышно проговорил он.
Но мужик не удостоил его внимания, продолжив трапезу. Аркадию сделалось страшно, панически страшно. Он хотел закричать, но почему-то не смог. Бомж вдруг есть перестал, поставил миску на стол, неторопливо и старательно облизал пальцы, поднял голову и посмотрел на него ясными глазами.
Это был Ангел. И почему Аркадий не узнал его сразу?..
– Фу ты! – он положил руку на сердце и уселся на свободную табуретку напротив гостя. – Я вас сразу не узнал. Смотрю какой-то бомж тут жрет, думаю, чего он ко мне-то притащился, ел бы у себя на помойке. Вас что – ограбили? – он обвел взглядом убогую обстановку жилища Ангела, хотя и знал, что никакое это не жилище Ангела, а его собственная комната.
– Да нет, – пожал плечами Ангел со шрамом. – Трудно ограбить того, у кого ничего нет и не будет, просто такое настроение. Я прихожу всегда в разных обличиях, как приходит Ангел смерти. Кстати, я еще в прошлый раз спросить хотел. А где ваши крылья? Крылья-то должны быть, раз вы Ангел, – полюбопытствовал Аркадий, ставя собеседника в тупик, но собеседника не так легко было поставить в тупик.
– Сложены, – с грустью вздохнул он. – Крылья даются для того, чтобы летать.
– А зачем вы спустились с неба? – продолжал интересоваться Аркадий.
Он снял с ледяной ноги тапочку и поджал ногу под себя.
– Я живу на земле, ведь я плод человеческой фантазии. Ангелы, живущие на небе, и созданы на небе, а я создан на земле. Оглянитесь вокруг. В этом городе множество львов, грифонов, сфинксов.
– И ангелов, – догадался Аркадий.
– И ангелов, – подтвердил гость.
Аркадию вдруг все стало ясно. Ну, конечно! Он всегда подозревал, что этот город наводнен существами из потустороннего мира. Каждый раз, выйдя поздним вечером на набережную Невы, он изумлялся мрачной загадочности этого величественного города. Не обманывали яркие, переливающиеся огни реклам, отутюженные новенькие здания из стекла и бетона, выраставшие вдруг посреди города: они выглядели здесь скорее случайными туристами из заморских стран. И Петербург за цветными вывесками, движущимися картинками на огромных рекламных щитах, перемигиванием разноцветных огоньков всегда пасмурен и хмур. Прошлого не спрячешь, оно выглядывает из мрачных подворотен, дворов-колодцев, из-за облупившихся углов, из темных окон и вонючих парадных. Прошлого не вернешь, но и не скроешь.
И за этими яркими рекламами, и за холстами с нарисованными домами, которыми закрывают реставрируемые и разрушаемые здания. за ними грифоны и сфинксы, монстры. и Ангелы. Это только с первого взгляда Петербург нарисован светом и красками, а еще тьмой. Нет. Суть его – сумерки. Люди ходят по улицам странного города в сумерках – словно бы сами в сумеречном состоянии – и, щурясь, вглядываются сквозь свет реклам, в дворцы и мосты, окна и подворотни.
– И Ангелов, – снова повторил Аркадий, глядя на гостя.
– Город полон Ангелов, только нужно увидеть их на кладбищенских памятниках, на церквях и дворцах… Мы – в этом городе, и город – в нас, и мы – этот город.
<Почему так холодно? – подумал Аркадий, обхватывая руками плечи. – Почему холодно? И изо рта пар идет.>
Изо рта действительно шел пар, нужно накинуть что-нибудь на плечи, но Аркадий был уверен, что когда он отвернется за халатом, который висел возле кровати, гость исчезнет.
– Случается, что влюбленные превращаются в Ангелов, – продолжал гость. – И остаются в этом городе навсегда.
– Мне это не грозит, – сказал Аркадий, улыбнувшись грустно. – Я не знаю, что такое любовь. Страсть – это да, женщин я люблю. А любовь? – он пожал плечами. – Наверное, никогда и не узнаю.
– Вы ошибаетесь, вы найдете свою любовь. Очень скоро найдете.
Аркадий удивленно вскинул брови.
– Откуда вы знаете?
– Ее зовут Анжела, она моя давняя знакомая, и я рад, что она выберет именно вас.
– Что за Анжела? Аркадий пожал плечами.
– Вы скоро познакомитесь с ней, – улыбнулся Ангел. – Она в доме скорби.
– Какой скорби? – Аркадий насторожился. – В тюрьме, что ли.
– В сумасшедшем доме. И вы будете там лечиться, – сказал Ангел, почесав завязанную шарфом щеку.
– Я что, сойду с ума? – с ужасом проговорил он, почему-то веря каждому слову ночного гостя, ну, если и не веря, то не сомневаясь ни в одном из них.
– Вы уже сошли, только еще не знаете об этом. Иначе я бы к вам не приходил.
Несмотря на ледяные руки и ноги, Аркадий смахнул со лба мгновенно выступивший пот.
– Теперь и я знаю, – трагическим голосом проговорил он. – Теперь и я знаю, что я сумасшедший.
– Нет, – покачал головой ночной гость. – Вы проснетесь и не будете ничего помнить. А сейчас мне пора. – Он поднялся и протянул холодную руку. – Прощайте.
