скачать книгу бесплатно
Сессия
Марат Арнис
Приключения группы студентов факультета журналистики во время сессии в Санкт-Петербурге. Трудности и перипетии студенческой жизни и первые шаги в профессии. Взгляд изнутри.
Начало. Философия
И тогда он сказал:
– Я знаю больше остальных, потому что знаю, что не знаю многого. А ведь, если бы я этого не знал, откуда бы я знал, что чего-то не знаю? Ведь это многое для начала нужно знать, чтобы его не знать. В противном случае я бы знал, что знаю все, на самом деле не зная ничего!
– Боже, чего он там не знает? – с искаженным лицом повернулась ко мне моя однокурсница и еле сдержала слезу. – О чем он говорит? Я ничего не понимаю! Что я пишу уже два часа? Может я дура? Почему он учит нас тому, что он чего-то не знает? И еще гордится этим!
– Простите, вы что-то не поняли? – заметив, что мы болтаем, прервался преподаватель философии. – Нет? Тогда записывайте. Все, что вы мыслите, не может быть мыслью, ибо мысль – вещь в себе и абстрактна, пока вы её не заключите в мысленную форму! Поэтому, если вы плохо мыслите, лучше не мыслите, а просто думайте.
Эти слова педагога оказались последней каплей на весах отчаяния студентки 4-го курса факультета журналистики одного из петербургских вузов. Философские умозаключения без остатка растворились в тумане сознания учащейся, которая с детства привыкла понимать все, что ей говорили её деревенские учителя. И в её голове никак не укладывалось то, что все её мысли не могут быть мыслями, но при этом она должна без этих мыслей умудряться думать и даже знать, что ничего не может знать, потому что учитель сам ничего не знает и этим гордится. Она опустила голову на парту, побагровела и расплакалась. Так началась очередная сессия заочного отделения, на которую в очередной раз съехались студенты со всех уголков обширного русского государства.
Публика на факультете была самая разношерстная. Об этом можно было судить хотя бы по нашей маленькой компании, которая успела сдружиться за предыдущие курсы. В неё входил вечно бедный аппаратчик по насасыванию диафрагм металлопрокатного завода из Поволжья сорокалетний Александр. Аниматор ритуальных услуг из поселка Сланцы, Ленинградской области, Никита. Юная девушка Роза из Ижевска. Финн Максим Ихолайнен из Эстонии. Серега Пальцев из деревни Заноги, Псковской области. И я – петербургский интеллигент Селиверстов Петр Германович.
Первые дни учебы, как всегда, протекали в обмене новостями, накопившимися за полгода разлуки. А также в вычислении одногруппников, которых мы к этому семестру потеряли. В просторной аудитории перед первым занятием снова образовались островки студентов по интересам. Терабайты информации на огромной скорости летали по помещению, дабы успеть вылететь из одних голов и освоиться в других до прихода преподавателя. В духе кочевой студенческой жизни некоторые студенты под партами прятали тюки с вещами, так как на занятия прибыли прямо с поезда. Один из них – наш Серега Пальцев. Важный парень, который всегда носил пиджак и галстук. При этом галстук всегда был, как будто пожеван заножской коровой, а костюм был усыпан катышками, измят и затаскан до блестящих пятен. Иногда под пиджак он надевал спортивные штаны, которые плавно переходили в остроносые черные туфли на каблуках. Часто из них пузырились почти белые шерстяные носки. Эта комбинация его гардероба смотрелась прямо-таки кричаще. Смелее его в дизайне одежды был только Ихолайнен. Долговязый, нескладный, худой блондин с голубыми глазами. Из-за нестандартных своих габаритов вся одежда была на нем короткая. Рукава пиджаков и рубашек сантиметров пять не дотягивали до запястий. А длина брюк позволяла прочитать «Adidas» на верхних краях его носков. Брюки и туфли он предпочитал носить черные, поэтому белые спортивные носки между ними смотрелись в этой композиции тоже очень смело, бросались в глаза. За это мы называли его иногда Майкл Джексон.
Ну, а в общем, модельный ряд костюмов, платьев, брюк и шляпочек в группе всегда соответствовал специфическим особенностям моды тех деревень и городов, откуда прибыли студенты.
Наша компания постепенно собиралась у моей парты.
– Оооо! Салют, Латвия! – приветствовали Заноги Прибалтику.
– Латтвия немного заппаднее, я из Эстонии, – без обид, с явным эстонским акцентом ответил Макс.
Почему-то всегда, когда речь была обращена к Ихолайнену, каждый студент считал своим долгом упомянуть его прибалтийские корни и обязательно вспомнить какой-нибудь анекдот про тамошних жителей.
– Слушай, Макс, а это правда, что девиз эстонской скорой помощи: «Время лечит!»? Ха-ха-ха, – разгоготался Серега, прикрывая желтые зубы пожеванным галстуком.
– Нет, не правда, – спокойно ответил эстонец, – думаю, это выдумки. Максим никогда ни на что не обижался. Он был очень умным и все шутки про Эстонию считал неизбежными спутниками своей жизни.
– Не, ну правда, Макс, – полушепотом, как шпион, продолжил Серега Пальцев, – а вы сами хоть знаете, что вы, ну это, что вас все считают тормознуттттыми? – пародируя прибалтийский акцент, поинтересовался Серега. Максим основательно подумал и ответил. – Нет, не знаем!
– Ну, хватит, – вмешался неожиданно появившийся Никита, – ты лучше скажи, Серега, ты Пальцев ног или рук?
– Да ну тебя, – обижено протянул для приветствия руку Серега, – как поживаешь?
Они пожали друг другу руки. Потом Никита протянул руку мне.
– Здорово, Петруччо! Как поживает питерская интеллигенция? Говорят, ваш город настолько культурный, что даже голуби над памятниками терпят.
Все засмеялись. Кто-то даже хрюкнул. Все посмотрели на Макса. Макс засмеялся и снова хрюкнул.
– Спасибо, живу, работаю, не покладая рук и ног, – ответил я.
– С приездом друзья! – торжественно произнес Никита. – А где наш насасыватель диафрагм?
– Сашка что ли? Он приедет завтра. Я с ним созванивался, – отчитался Серега.
– А Роза? Кто-нибудь знает, почему её еще нет? – продолжал делать перекличку Никита.
– Я здесь, – послышался её писклявый голос из-за моего плеча.
Очень смышленая девушка Роза была полноправным членом нашей гоп-команды лузеров. Её рассеянность затмевала все её интеллектуальные способности, и она, наравне с нами, каждую сессию боролась за свое место в университете. Это она придумала смеяться на парах, когда засмеётся преподаватель, чтобы не привлекать внимание. И зевать, пряча жвачку под языком, показывая, что во рту ничего нет, когда преподаватель начинает подозревать, что ты жуешь на его лекции. Правда однажды её выгнали из аудитории за то, что она часто зевала.
– Как дела Розенгрюншен? – радостно обнял её я.
– Да, нормульсон! Как вы, лузеры?
– Не лузеры, а аутсайдеры, – поправил Максим.
– Да какая разница, лишь бы ты учился хорошо! – засмеялась она. – Ну что, готовы порвать их всех, мальчики?
– Порвать? – удивился Ихолайнен.
– Да ну тебя, – не дал домыслить Максиму Серега и весело уселся на стол. – Ну что, братья по разуму, сессия началась?!
– Как могут люди быть братьями по тому, чего у них нет? – скромно пошутил я. – Ну, сказал бы хотя бы братья по несчастью.
– А я вообще сестра, а никакой не брат, – констатировала Роза. – Все! Закругляемся. Идет наш высший разум, давайте по местам.
– Здравствуйте, заочники, – раздался громкий голос преподавателя, и все сели.
– Встать! – вдруг крикнул он. – Вас что, не учили вставать, когда заходит преподаватель?! Безобразие! Отныне вы будете вставать каждый раз, когда я вхожу и выхожу! Понятно? – грозно осмотрел он аудиторию.
– Да, – покорно пророптала группа, поняв, что философия будет не самым легким предметом на курсе.
Преподавателей философии можно разделить на две категории. Одни рассказывают о ней, дают представление о предмете, обозначают какие-то ключевые аспекты и требуют от студентов академических знаний. Другие же приходят на лекцию тупо пофилософствовать. А что? Трибуна есть! Слушатели всегда в наличии! Особенно у таких философов, как наш. Аншлага на своих сеансах он добивался легко. Просто не допускал к экзамену за один пропуск. Кроме того, он пугал студентов участью Сократа, а если это не действовало, грозил судьбой Сенеки. Однако наш курс выглядел бесстрашно в обоих случаях, так как просто не знал, что это за несчастные иностранные студенты.
В первый день секретариат удостоил нас всего одной парой, дав время приезжим обустроиться в общежитиях. Серега и Никита поселились вместе в одной общаге. И даже в одной комнате. Максим во время сессии всегда проживал у своего дяди, Роза – у тети. По окончании лекции мы своей компанией решили отметить начало сессии. В кафе.
Наш факультет находился в самом центре города. Поэтому весь путь до места назначения был похож на музейную анфиладу. Слева Кунсткамера. Справа Дворцовый мост. Прямо Ростральные колонны. За ними – бликующий золотом шпиль Петропавловской крепости. Бесконечная панорама красивейшей архитектуры мира, освещенная утренним солнцем, вдохновляла, предавала нам прекрасное настроение.
Мы дошли до перекрестка и нырнули в подземный переход. Там, увидев маленьких собачек в коробочках с надписью «помогите животным», Роза ринулась им помогать. Мне стоило больших усилий её остановить.
– Ты что, Роза! Никогда не слышала про коробочников? – взревел я.
– Нет.
– Животным ничего не достанется. Эти деньги заберут себе люди. Они специально подбирают бездомную животину и используют её для вымогательства денег. Они их даже не кормят. А когда те умирают, выбрасывают их на помойку. Это общеизвестно! Коробочники! Их так и называют! Давая деньги, ты пособничаешь им. У вас в Ижевске разве такого нет?
– Но они такие несчастные, – простонала Роза.
– Это они специально такие лица делают, – заверил ее я.
– Кто? – Роза вытаращила глаза. – Собачки?
– Какие, блин, собачки! Коробочники!
– Да мне на них наплевать. Я про животных!
Буквально под руки я оттащил свою однокурсницу от попрошаек, и мы догнали остальных. В кафе мы долго изучали меню, в уме высчитывая примерную смету праздника, сопоставляя со своим бюджетом. Все мы были бедными студентами.
– Слушай, Петр, а что это за «Салат Витаминный», – шепотом поинтересовался у меня Серега.
– Это? – вмешался Никита. – Это смесь витаминок на блюдечке. Ну, знаешь, Дуовит, Компливит, Аскорбинка. Пилюлей двадцать, не больше, – с серьезным видом пошутил он.
– А-а! Нафиг нужно!
Все рассмеялись. Кто-то хрюкнул.
Потом нам принесли самые дешевые блюда, и мы принялись есть.
– Блин, представляете, – начал возбужденно Серега, – у меня вчера сестра родила. Только я был в поезде и не разобрал по телефону, мальчика или девочку. Теперь думаю, дядя я или тетя.
– Да какая разница, дорогой! Главное, на свет появился еще один человек! Это прекрасно, – по-женски радостно воскликнула Роза.
– А я думаю, детей заводить сегодня невыгодно, – с полным ртом, лениво возразил Никита.
– Тогда заведи поросят! Это выгодно, – сердито сказала Роза.
– Прошу вас, не спорьте, – в роли рефери выступил я, – лучше попросим Никиту продекламировать какое-нибудь свое новое стихотворение!
Все возбужденно захлопали. У Никитоса были самые необычные стихи в мире.
– Ну, хорошо! Как раз недавно сочинил пару четверостиший, – с гордостью проговорил Никитос. Все замолчали.
Проколотая жвачка!
Порезанный нож!
Бедная черепашка,
Ей еще невдомек!
После паузы раздался взрыв смеха.
– Шедевр, ничего лиричней не встречал, – заявил я.
– Просто супер, – захлопала в ладони Роза.
Серега просто улыбался. Максим начал переваривать информацию.
– А вот еще, – вдохновленный успехом продолжил Никита.
Гордый орел,
Словно панцирь об уши,
Ах, зачем же цветут
Этой осенью груши!
– Маяковский отдыхает, – смеясь, выдавил я.
Роза уже укатывалась под столом. Улыбка Сереги стала еще шире. Максим напрягся окончательно.
– Прости, а первое стихотворение, – задумчиво спросил он, – про жвачку…м-м-м… не до конца понял.
– Можно подумать, ты понял остальное, – ухахатываясь, сказала Роза.
– Понимаешь, – начал объяснять Никита, – я его сочинил, когда познакомился со своей девушкой! На меня как бы обрушилась муза.
– Да, и, похоже, совсем проломила крышу, – вставил Серега.
– Не шути так, – возмутился Никита, – мы скоро поженимся. Она самая прекрасная женщина в Сланцах, – мечтательно вздохнул он.
– А что в ней такого, что тебя так поразило, – спросил я.
– О-о! – мысленно отправившись к любимой, произнес Никита. – У неё самые смешные подмышки в нашем районе! Обожаю!
– Хм… Любопытно, – как бы невзначай покосившись на свои подмышки, сказала Роза.
Остальные сделали то же самое. Кроме меня. Я знал, что подмышки – не самая красивая часть моего тела.
– Шутка, – сказал Никита, помолчал и добавил, – не в районе, а во всем городе!
Мы заржали как сумасшедшие.
– Если без шуток, просто влюбился и все, – уже серьезно сказал Никита.
– Ох, и творческие натуры! Никто вас не поймет, – успокоившись, резюмировала Роза. – Кстати о детях. У дочки моей питерской тети, у которой я всегда останавливаюсь, тоже родился ребенок! Только я, в отличие от Сереги, знаю какого пола. Мальчик. И я, независимо от этого, все равно остаюсь для него тетей.
– Поздравляю, – понимая, как трепетно относится к детям Роза, выпалил Максим.
– С чем? – недобро посмотрела на него Роза. – С моим переездом в ванну? Я же говорила, что живу с тетей, дядей, их сыном, внуком, дочерью и её мужем. В однокомнатной квартире. Все, мне крышка! Ребенок выдавил меня из семьи.
– Переезжай к нам в общагу, – предложил Серега.
– Видимо, так и придется сделать, – грустно констатировала Роза.
Тут в динамиках, развешанных по периметру помещения, запели Абба. После паузы Серега поднял кружку пива.
– А я тоже поэт, – торжественно произнес он. – Вот тока што сочинил стих про группу Абба!
Два мужик, два баба,
