banner banner banner
Что может быть лучше? (сборник)
Что может быть лучше? (сборник)
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Что может быть лучше? (сборник)

скачать книгу бесплатно


– И я люблю, – сказал я, вкладывая в это слово смысл, выходящий далеко за музыкальные пределы.

Когда урок закончился и я стал собираться уходить, Лиля встала и сказала Римме Львовне, что ей пора. Да и новая ученица уже ждала своей очереди.

Мы вышли вместе с Лилей в коридор. Сердце моё носилось по всему телу.

– Что ты так на меня смотришь? – игриво спросила Лиля.

– Ты очень красивая стала, – сказал я, глядя ей в глаза, пылая лицом.

– Ты тоже стал взрослым, – сказала она и добавила: – Почти.

Мы подошли к раздевалке, нянечки не было, она всегда уходила к концу дня.

Мы углубились в раздевалку, я нашёл свою куртку. Лиля сняла с крючка свою шубку и накинула на плечи. Вдруг я почувствовал её руку у себя между ног.

– Иди сюда, я тебя взрослым сделаю, – шепнула она и оглянулась, нет ли кого вокруг.

Она опустилась на колени, ловко расстегнула мне ширинку, вытащила из-под широких трусиков мой сразу вскочивший хуёк и взяла его в горячий влажный рай. В потолке раздевалки распахнулись небеса и божество дало мне вкусить его благости.

Эти ощущения, несмотря на огромность силы, по сути, не были новыми для меня, ибо я уже несколько лет занимался онанизмом. Чудо оргазма я про себя называл «ебеня», не будучи тогда знакомым с научной терминологией, но чувствуя необходимость дать ему название. Играя во дворе с ребятами, я нередко ощущал непреодолимую похоть и прерывал игру – я убегал в парадное, сбегал по пролёту лестницы, ведущей в подвал, куда никто в темноту не спускался, кроме дворника, вытаскивал свой хуёк и давал ему жару, а он – мне.

Некоторое время назад он стал выплёскивать семя, что меня поначалу удивило, а потом стало удручать неудобством его куда-то девать, чтобы не было мокро в трусах. Однажды я даже попытался, ожидая выплеска, зажать пальцем дырочку, не пуская семя наружу, но острая боль от распирающего канал семени заставила меня палец поскорее убрать и выпустить жидкость на свободу. Я попробовал её на вкус, лизнув палец, но вкусной она мне не показалась. И вот теперь в те божественные мгновения, когда Лиля вершила со мной чудеса, озабоченная мысль пронеслась среди наслаждения: как бы Лиля не отпрянула от меня в отвращении, когда выплеснется семя. Оно не заставило себя долго ждать и зафонтанировало в Лилин рот, который только ещё более жадно стал его засасывать. Двойное облегчение окатило меня.

Лиля поднялась с колен, облизывая губы и проверяя рукой лицо, не осталось ли что снаружи.

– Пошли отсюда скорее, – шепнула она и вышла из раздевалки. Я, всё ещё приходя в себя, с восторженной лёгкостью в теле выбежал за ней. Коридор был пуст, только в другом конце его, за дверью бывшего туалета, раздавались звуки пианино.

Мы вышли на улицу.

– Застегни ширинку, Славик, – указала глазами Лиля.

Я поспешно отошёл к углу дома и дрожащими пальцами застегнул пуговицы.

– Вот ты и стал мужчиной, – сказала Лиля и добавила: – Почти.

Она по-доброму засмеялась.

Мы шли к трамвайной остановке. Я чувствовал, что должен что-то сказать, но не знал, что в такой ситуации следует говорить, а точнее, после такой ситуации.

– Можно я тебе позвоню? – спросил я Лилю.

– Славик, я ведь замужем. Да и тебе нужно школу кончать.

Я никак не мог уловить логической связи между этими двумя предложениями.

Тут подошёл трамвай, и Лиля сказала:

– Мы с тобой обязательно увидимся когда-нибудь, будь хорошим мальчиком, – и побежала к трамваю.

Но мы с ней больше не увиделись, и хорошим мальчиком я быть перестал, так как девочки заинтересовали меня значительно больше музыки. Впрочем, это, наверно, и значит – быть хорошим мальчиком.

Закончив седьмой класс, я ушёл из этой школы, и мои занятия музыкой прекратились. Приблизительно раз в год я случайно встречался на улице с Риммой Львовной, и мы минуту-две разговаривали об идущей жизни. Она рассказывала о музыкальных успехах своего сына, ставшего известным музыкантом. А я всегда успевал спросить, как поживает Лиля. Оказывается, она не забывала свою учительницу музыки и часто приходила к ней повидаться. У Лили родился мальчик, потом девочка. Римма Львовна каждый раз интересовалась, продолжаю ли я играть на пианино. И я действительно старался не забывать своих музыкальных навыков, а «Вальс» Хренникова никогда не выходил из моего репертуара.

Потом наступили долгие годы, когда я перестал встречать на улице Римму Львовну. Пришла пора эмиграции. Ходили слухи, что сын Риммы Львовны уже в Америке. Вскоре и я очутился на её благодатной земле. Первые пять лет новой жизни были плотно нашпигованы острыми впечатлениями и яркими событиями, однако я находил время ездить раз в месяц в университетскую библиотеку, где был большой фонд русских книг и периодики.

Однажды я сидел в журнальном зале, просматривая новые поступления, и вдруг мой взгляд остановился на узле волос на затылке женщины, сидевшей впереди меня. Этот низко уложенный узел, проткнутый шпильками, показался мне исключительно знакомым. Прямая спина тоже напоминала мне кого-то из детства. Я вышел из-за стола, зашёл сбоку и увидел гладкие волосы, укрывающие уши, и лицо, отчётливо знакомое.

– Римма Львовна! – воскликнул я.

Она обернулась, узнала меня и тоже воскликнула: «Славик, голубчик!» – и встала мне навстречу. Мы обнялись. Вокруг читатели оглядывались на нас.

– Давайте выйдем, – сказал я, понизив голос.

Она кивнула, светясь улыбкой, и мы вышли в холл.

– Какими судьбами! Как вы здесь оказались?..

Сколько вопросов мы обрушили друг на друга, сколько радости было увидеться с близким человеком на другом краю земли после двадцати лет разлуки. Да ещё осмыслить эту божественную случайность: оказаться обоим в том же городе, в той же библиотеке, в то же время. Римма Львовна мало изменилась, такая же стройная, высокая, с той же неизменной причёской, но поседевшей. Она приехала год назад к своему сыну, который, оказывается, тоже жил в нашем городе и преподавал музыку в университете. Она жила одна в двухкомнатной квартире неподалеку и приходила в библиотеку почти каждый день. Римма Львовна пригласила меня к себе. Квартира была на пятнадцатом этаже, из окна компактной гостиной открывался вид на сияющий даунтаун. В углу светился и бормотал телевизор.

– Я его только на ночь выключаю – пытаюсь научиться понимать разговорную речь, – пояснила Римма Львовна.

В комнате стояло пианино, а на нём лежала стопка нот. Над пианино висел портрет Моцарта, именно тот, что висел в классе-уборной. «Могучую кучку» взять с собой не удалось, как мне потом пояснила моя учительница. Пока Римма Львовна готовила чай, я стал перебирать ноты и наткнулся на «Вальс» Хренникова.

– Смотрите, что я нашёл! – радостно бросился я с нотами на кухню.

– Да, я помню, как тебе нравился этот вальс, – сказала Римма Львовна, взглянув на мою находку, – а ты играешь?

– Нет, давно уже не играл, – здесь у меня нет пианино.

– И очень плохо, – назидательно по-учительски сказала Римма Львовна.

Я сел за пианино, в надежде сыграть вальс, но пальцы у меня заплетались, и я уже забыл всё, кроме первых нескольких тактов. Удручённый, я встал со стула, а Римма Львовна села и сыграла мой вальс. И я вспомнил прошлое и Лилю в нём. Римма Львовна не виделась с Лилей последние годы перед отъездом и ничего не знала о ней.

Я взял у Риммы Львовны ноты и скопировал их, теперь уже не через кальку, а на ксероксе. Я надеялся, что скоро куплю пианино, восстановлю былую подвижность пальцев и заново разучу вальс.

С тех пор мы встречались и перезванивались в течение двух лет, вспоминали прошлое, обсуждали настоящее. О будущем мы не говорили – Римма Львовна считала, что времени осталось ей немного, но тем не менее с лёгким кокетством жаловалась, что к ней привязывались какие-то мужчины, когда она шла в библиотеку – её вполне можно было принять за молодую женщину, глядя со спины на её стройную фигуру и лёгкую походку.

Однажды под Новый год я позвонил Римме Львовне, чтобы поздравить её, но ответчик сказал, что номер отключён. Я решил позвонить её сыну, номер телефона которого мне дали в справочном. Он узнал меня (его мама рассказывала ему о нашей встрече) и сообщил жутким голосом, что он похоронил Римму Львовну три дня назад. Я что-то ошарашенно пролепетал и повесил трубку, чтобы как-то осознать такое естественное, но в то же время невероятное событие. О, ужас!

В течение нескольких дней я старался уложить не вмещающееся в сознание. А память, в помощь неверию в случившееся, поставляла ясные зрительные образы прошлого, далёкого и недавнего. Мне захотелось получить на память какую-нибудь фотографию Риммы Львовны, чтобы взглядывать на неё время от времени.

Я снова позвонил её сыну и более связно выразил свои соболезнования. Он рассказал подробности о последних днях матери, извинился, что не пригласил меня на похороны – он никого не пригласил, боялся при всех разреветься. Но и приглашать-то было особенно некого: родственников у нее, кроме сына, не осталось, а немногочисленных знакомых, среди которых значился и я, приглашать показалось необязательным. Я попросил сына о фотографии на память и дал ему свой адрес. Он сказал, что фотографий мало, да и то только старые, но обещал отобрать и выслать.

Недели через две, вернувшись домой с работы, я вытащил из почтового ящика пачку писем, газет и рекламы. Открывая дверь, я на ходу просматривал конверты и нашёл среди них один от сына Риммы Львовны. Когда я открыл дверь, навстречу мне, с объятиями бросилась моя возлюбленная Вики, которой я дал ключи от дома, и она часто сюрпризом поджидала меня. Вики была в халатике, готовая к любви.

– Как я тебя хочу, – шептала она мне в ухо, совлекая с меня пальто, а затем пиджак. Я поцеловал её в шею, держа в руках письмо:

– Подожди секундочку, я хочу открыть этот конверт.

– Ты открывай, а я пока тебе пососу.

Вики опустилась передо мной на колени.

Я разорвал конверт.

Вики расстегнула молнию на моих брюках и привычно вытащила наружу источник её жажды.

Я вытащил из конверта фотографию.

Вики стала добывать влагу из моего артезианского колодца.

На чёрно-белой фотографии Римма Львовна склонилась над играющей Лилей в тёмном платье и белом передничке. Римма Львовна указывала пальцем в ноты, стоящие на пюпитре.

«Ебеня!» – назвал я про себя охватывающий меня восторг.

Напрасные дары

Впервые опубликовано в General Erotic. 2000. № 29.

Гостевая виза Юрия скоро истекала, и по закону следовало возвращаться. Юрий подал прошение на политическое убежище, но Джуди об этом не сказал. В качестве последнего выхода он готов был на ней жениться. Джуди работала секретаршей, жила в крохотной квартирке, еле сводя концы с концами, а Юрию хотелось богатенькой. А вот Джуди мечтала выйти замуж за Юрия – он ей нравился своей выносливостью в любовных делах, и она с радостью за ним ухаживала, стирала его бельё и, что самое главное, учила его английскому и обычаям жизни в Штатах. Юре нравилась её заботливость, и были моменты, когда женитьба на Джуди не казалась ему чем-то ужасным. Но эти моменты, как им и свойственно, долго не длились. Юрий для себя решил одно: возвращаться он не будет ни за что.

Любимым развлечением для Юрия и Джуди были гуляния в парках, вокруг озёр, пикники на природе. Джуди аккуратно приготавливала ланч, укладывала еду в пластиковые коробочки и клала их в переносную холодилку. Но она категорически отказывалась брать с собой хотя бы пиво, не говоря уже о вине или о чём покрепче.

– Это запрещено законом, – настаивала Джуди, что звучало для Юрия абракадаброй, хотя эту английскую фразу он хорошо уже понимал. По дорожкам часто проходила парковая полиция, и Юрий не хотел в своём неустойчивом положении гостя нарываться на неприятности. Он щурился на солнце, яркий свет которого он с трудом переносил после жизни в городе, над которым почти всегда было либо облачное, либо дымное небо.

Джуди припасала пиво дома в холодильнике и заботливо наливала его в запотевшую пивную кружку, которую предусмотрительно держала в морозилке.

Юрий и Джуди познакомились на вечеринке, устроенной американским знакомым Юрия, по приглашению которого он приехал. Джуди, как увидела Юрия, сразу захотела его, а Юрий в то время хотел любую. Они встретились на следующий день, Джуди повезла его смотреть достопримечательности города, главной из которых в тот вечер оказалась сама Джуди. Через неделю она перевезла Юрия с его чемоданом к себе на квартиру.

Близилась годовщина со дня их знакомства, которую Джуди тревожно и радостно поджидала. Ей очень хотелось выйти замуж ещё до знакомства с Юрием, но после знакомства с ним это желание стало обуревать её с огромной силой. Она старалась как можно более дипломатично выяснить о намерениях Юрия, и при складывающихся обстоятельствах у неё создавалось впечатление, что намерения эти – серьёзные. Юрий чувствовал, что происходит проба пера, которым Джуди хотелось бы расписаться в американском загсе, и он не хотел лишать её надежды.

Юрий совершенно забыл о надвигающемся юбилее, вернее, не придавал ему никакого значения, но накануне Джуди невзначай напомнила о нём. Юрий стал копаться в своём чемодане, думая, что бы ей подарить. Все привезённые сувениры он уже давно раздарил, а что мог – продал. Денег тратить на неё он не хотел – не так уж и много их оставалось. Но в боковом кармашке чемодана он нашёл колечко, которое купил перед отъездом на родном базаре. Юрий совершенно забыл о колечке, но вот оно пригождалось теперь как нельзя кстати. Оно было позолоченное со стекляшкой, сверкающей на солнце.

Джуди постаралась справить юбилей как можно торжественней. Она приготовила обильный обед, поставила на стол свечи, купила шампанское и стеклянную фляжку смирновской водки, так полюбившейся Юрию. Бутылку она решила не покупать, чтобы вечер не был испорчен излишним количеством горячительного напитка. В начале вечера Джуди вручила Юрию открытку, которую она попросила его прочесть вслух и перевести. Текст полнился изъявлениями Любови и намёками на долгую счастливую совместную жизнь. После этого она вручила Юрию коробочку, тщательно завёрнутую в красную бумагу. Юрий взялся было её распаковывать, но решил, что сначала нужно дать Джуди колечко. Коробочки для него не было, и он просто вытащил колечко из кармана, потёр стекляшкой о свою рубашку и вручил его Джуди. Она подпрыгнула от радости, примерила кольцо на соответствующий палец, и оно ей точно подошло. Юрий, стесняясь дешёвости своёго подарка, сказал, что это его последний сувенир, но из-за несовершенства его английского получилось, что это последняя его ценная вещь. Джуди бросилась его обнимать и целовать, в полной уверенности, что это обручальное кольцо. Юрию же было невдомёк, что он ввёл в заблуждение Джуди, и он недоумевал, чего это она так радуется ерундовому колечку – небось старается вежливо показать, что ей и дешёвый подарок от него ценен. Так думал Юрий, распаковывая подаренную коробочку. В ней лежали очки от солнца. Юрий примерил их – они показались ему слишком тяжёлыми и тёмными, но он и виду не подал, что они ему не понравились.

Остаток вечера прошёл в особо приподнятом настроении – Джуди каждые две минуты вытягивала руку, на которой блестело кольцо, и любовалась им. Потом подбегала к Юрию и целовала его. Затем просила его ещё раз примерить очки и подводила его к зеркалу, чтобы он удостоверился, как они ему идут.

Через два дня Юрий получил извещение, что ему дали статус беженца.

А ещё через месяц Юрий нашёл хорошую работу, снял квартиру и завёл себе новую girlfriend[1 - подружку (англ.), часто в смысле «любовница».].

Когда та увидела на Юрии очки, подаренные Джуди, она восхитилась ими и сказала, что такие очки стоят не меньше трёхсот долларов.

Откуда было знать Юрию, что Джуди два месяца экономила деньги, чтобы купить ему лучшие очки знаменитой фирмы.

Чтобы покончить с прошлым и поправить свой бюджет, Джуди решила продать кольцо. Она поехала к ювелиру, который, посмотрев на камень, казавшийся ей бриллиантом, сказал, что оно может стоить от силы десять долларов. Она взяла эти деньги, полагая, что это лучше, чем носить такое дешёвое кольцо. Откуда было знать Джуди, что в то время за десять долларов она смогла бы купить в России настоящее золотое кольцо с хорошим бриллиантом.

Однако ювелир внимательно изучил глазами не только кольцо, но и Джуди. Он поинтересовался, где изготовлено это ювелирное изделие. Джуди ответила, что в России, но не стала рассказывать об обстоятельствах, при которых она его получила.

Завязался разговор, который продолжился совместным обедом в ресторане. Время, проведённое вместе, произвело на обоих такое сильное впечатление, что они стали любовниками, а через полгода мужем и женой.

На помолвку жених подарил ей два кольца: одно, обручальное, чтобы носить всегда, не снимая. А второе – на память, кольцо Юрия, которое стало причиной их знакомства.

Когда Юрий узнал, что подаренные очки такие дорогие, он воспылал к ним любовью и надевал их всякий раз, когда погода становилась по меньшей мере с переменной облачностью, а в солнечную погоду он носил их просто не снимая. Но когда он рассорился со своей возлюбленной и та выехала из его квартиры, очки с роскошным футляром исчезли. Бывшая возлюбленная настаивала, что их не брала, а что Юрий их сам потерял.

Юрий погоревал и купил себе другие очки от солнца. Большие деньги тратить на них ему было жалко, и он купил пластмассовые за десять долларов.

Вытекающие последствия

Нам ли, брошенным в пространстве,

Обречённым умереть,

О прекрасном постоянстве

И о верности жалеть?

    О. Мандельштам. 1915

Впервые опубликовано в General Erotic. 2001. № 34.

Виктор был женат со всеми вытекающими оттуда последствиями. Главным из них было развившееся за пятнадцать лет брака полное безразличие к жене как к женщине. Тем не менее он её нежно любил и глубоко уважал. И двоих сыновей обожал и заботился о семье изо всех сил. Да и жена была добра и хороша собой – мужчины сворачивали шеи, оборачиваясь. Хорошая семья была, образцовая.

Лет десять жизни Виктора заняло, чтобы осознать и принять, что нет никакого противоречия в сосуществовании, казалось бы, взаимоисключающих вещей: красивости жены и безразличия к ней, а также желания других женщин и в то же время – любви к своей жене.

Почти столько же времени ему потребовалось для того, чтобы убедиться, что посещение проституток или мимолётные связи вовсе не угрожают браку, а лишь укрепляют его, ибо, не будь их, Виктор бы давно полез на стену от отсутствия свежих ощущений и, неизбежно свалившись со стены, раздавил бы брак всмятку. И вовсе не потому, что у Виктора был большой вес, а потому, что брак – существо хрупкое.

После долгого пути проб и ошибок в деле оптимизации своих сексуальных радостей вне брака Виктор нашёл-таки идеальную схему. Виктор был человеком небогатым, и, как обычно, это усложняло достижение целей, особенно женских. Так, он не мог себе позволить покупать проститутку достаточно часто и достаточно надолго. Для полного удовлетворения ему нужно было хотя бы три раза в неделю по два часа, а денег у него еле-еле хватало на полчаса раз в месяц. Виктор был ответственным семьянином и не хотел подвергать страданиям семейный бюджет. Кроме того, все проститутки настаивали на презервативах, а это удручало Виктора принципиально, хотя он и признавал необходимость этого приспособления при общении с женщинами-профессионалками.

Однако заниматься поиском любительниц и их соблазнением у него абсолютно не было времени. К тому же он не был ни знаменитым, ни красавцем, ни чем-либо ещё в свои 45, чтобы женщины сами бросались на него и тем самым экономили его время. Заводить какую-либо постоянную любовницу он тоже не хотел, так как долгое общение с одной и той же женщиной тоже быстро бы лишилось свежести ощущений да и представляло бы угрозу возникновения чувств, выходящих за пределы сексуальных, а все прочие чувства были полностью предназначены Виктором для семьи.

Вот такую сложную задачу приходилось решать Виктору.

В процессе её непростого разрешения он часто повторял про себя фразу из песни: «Money for nothing, chicks for free»[2 - «Деньги ни за что и бесплатные девицы» (англ.) – песня британской группы Dire Straits 1985 года.]. «Вот она чёткая формулировка универсальной мечты мужчин, большинство из которых даже не осознаёт её», – размышлял Виктор.

Так как он не был жаден и о больших деньгах не грезил, а лишь хотел не тратить своей зарплаты на женщин, то такая мечта вполне могла стать реальностью.

Виктор работал в компьютерной фирме, и весь его рабочий день проходил перед монитором. Начальство за ним не следило, и он мог путешествовать по Интернету без ограничений. Это не значило, что он пренебрегал своей работой, просто он успевал всё. Часто ему приходилось ездить в местные командировки для настройки оборудования у заказчиков. Таким образом, он легко мог выкроить пару часов в середине дня для удовлетворения своей похоти.

Сначала Виктор поместил объявление в Интернете о поиске любовницы и сам отвечал на объявления женщин. Из всего этого с трудом отсеялось несколько встреч в гостиницах. Это было прекрасно, но нерегулярно и дорого. Женщины явно не влюблялись в него, а потому повторные встречи возникали редко и приходилось заново уговаривать, находить удобное для обоих время. Ситуация знакомства из раза в раз оставалась прежней, и поэтому для экономии времени он заготовил стандартные ответы и предложения, так как мог уже предвидеть большинство вопросов женщин и почти все их ответы.

Значительная часть женщин была не замужем и мечтала о стабильных отношениях, такие не хотели встречаться с женатым мужчиной. Им он лгал, что разведён, и вообще говорил всё, что им хотелось, лишь бы они согласились на встречу и хотя бы разок развели ноги.

Другая категория женщин была замужней, и потому они часто предпочитали женатых мужчин, с которыми они чувствовали себя безопаснее и надёжнее, но и среди них находились такие, которые планировали развод и присматривали себе нового мужа.

Если Виктор предлагал женщинам оплатить номер гостиницы хотя бы пополам, женщины, как правило, оскорблялись. Те же, что соглашались, потом уже не хотели встречаться повторно. Бывали, конечно, исключения, которыми Виктор и жил. Но ему хотелось не исключений, а правила – надёжности и регулярности удовлетворения похоти.

Бывало, женщины приглашали его к себе домой. Но либо жили они далеко, и те час-два, которыми располагал Виктор для свидания, ушли бы на поездку, либо Виктор опасался приходить к малознакомым женщинам: придёшь – и в самый интересный момент явится муж или любовник. Нет, самым безопасным и нейтральным местом был отель в пяти минутах от его работы.