скачать книгу бесплатно
Набираю номер Таси. Безрезультатно. Я по-прежнему в чёрном списке. И как, по мнению папаши, я должен с ней связаться? Подождём до завтра. Островский оповестит дочь о моей компании на всё время пребывания в России. Вариантов ни у неё, ни у меня нет.
Чувствую приближение больших проблем, и начнутся они с Таси, которой Парето позволил вернуться в этот город. Как по мне, она лишняя среди этой грязи. На месте Островского я бы сделал всё, чтобы девочка никогда не ступила на путь матери, пережившей слишком много, пока их с Парето судьбы не пересеклись. Жестокость жизненных уроков иногда ломает даже самых сильных, не говоря уже о девушке девятнадцати лет. В моих силах оградить её от всего, что способно ранить чистую душу или же эту самую душу искалечить.
Глава 3
Номер Таси недоступен, что затрудняет понимание, где мы встретимся. Аэропорт огромен, и искать в толпе одного человека задача не из простых. Неужели Парето не сказал, кто будет её встречать?
До посадки час, вполне успеваю доехать в назначенное место к положенному времени. Но глухой удар переключает внимание на синий минивэн, который знатно приложился сзади. Включаю аварийку и выхожу из машины, чтобы сразу наткнуться на орущего мужика, который бегает вокруг своей тачки и размахивает руками. Осматриваю повреждения, которых на моём джипе почти нет, и сбитую морду авто виновника. Нет времени делать всё по правилам.
– Разъедемся мирно? Я спешу.
– В смысле? – подскакивает мужик. – У меня вся морда смята.
– Виноват же ты.
– Я? Ты не показал, что останавливаться собираешься?
– Я, вообще-то, на светофоре стоял, как и ещё несколько десятков машин. Был красный. Ты куда лупился? – надвигаюсь на мужика, значительно превосхожу его ростом, что заставляет оппонента сжаться.
– Отвлёкся, – пищит.
– Вот моя визитка. Позвони, договоримся, – вкладываю в нагрудный карман бумажку и собираюсь двинуться дальше, но, как назло, рядом останавливается патруль для выяснения причин пробки, которая собралась из-за нас.
– Предпочитаю оформить всё по закону!
На этой фразе начинается двухчасовое представление с мольбами, криками и доказательствами. Оформление договора занимает долгое время, а я пытаюсь дозвониться Тасе, которая, скорее всего, уже приземлилась и ждёт меня. Надеюсь, что она позвонит отцу спустя какое-то время ожидания, но оповещения от Островского не поступает.
Прилетаю в аэропорт и узнаю, что самолёт сел больше часа назад. Поиски девушки ничего не дают, и я, словно сумасшедший, бегаю по залам ожидания, чтобы отыскать нужного человека. Спустя час и тонну потраченных нервных клеток решаюсь набрать Вику, к которой и должен был отвезти Тасю.
– Вик, Тася не приезжала? – Вероятно, мой голос сквозит тревогой, потому что женщина издаёт нервный смешок.
– Приехала только что. Сейчас наверху. Ты как её прозевал? Лена уже звонила, спрашивала.
– Хер какой-то в зад мне въехал. Проторчал почти два часа посреди дороги, доказывая, что виноват не я. Выдвигаюсь к вам.
Сердечный ритм приходит в норму, когда я понимаю, что всё в порядке и прямо сейчас девчонки весело обсуждают последние новости. Еду за город, представляя свою встречу с той, чей голос не слышал долгих пять лет. Когда-то близкая для меня, сейчас между нами пропасть, и её необходимо преодолеть, потому как вместе нам находиться месяц.
Ворота отъезжают, а охрана кивком приветствует. Я давно не работаю в этом доме, сменив старшего Аронова на младшего, а точнее, на его сына Роберта, который по примеру отца пошёл в политику и параллельно в бизнес.
– Привет, дядь Гриш. – Ромка налетает на меня неожиданно, заставив напрячься и приготовиться к опасности. Рука автоматически тянется к кобуре, но вовремя реагирую, чтобы не напугать его.
– Привет! Мама где?
– В гостиной. А ты знаешь, что Тася приехала?
– Знаю. – Хочу сказать, что я облажался и поэтому Тася добралась на такси, но пацану эта информация без надобности. – Где она?
– В жёлтой спальне, – показывает пальцем наверх. – Второй этаж.
– Понял. Спасибо.
С Викой объяснюсь потом, когда увижу дочку Парето, так упрямо не желающую со мной разговаривать. Иду по коридору, не зная, где, к херам, эта жёлтая спальня. Личный пунктик Виктории – комнаты в разной цветовой гамме, чтобы не путаться, но в итоге можно запутаться ещё больше.
Слышу тихую музыку и иду на звук, оказываясь в конце коридора. Толкаю дверь в комнату. На полу открытый чемодан, на кровати разложены вещи, а на тумбочке вибрирует телефон, мигая экраном. Таси не видно, поэтому иду на звук, который пробивается сквозь приоткрытую дверь ванной, и с осторожностью вхожу.
Сглатываю, когда взгляд скользит по обнажённому телу под струями воды. Осознаю, что передо мной Тася. Та самая, что висела на мне в детстве и просила посадить на шею, толкать качели сильнее и играть с ней в куклы, у которых очень красивые платья. Но то, что сейчас передо мной, походит на мираж, потому что всё мужское существо вопит о невозможности мыслей, прошибающих тело. С усилием отворачиваюсь так и не увидев её лицо и делаю несколько шагов назад, чтобы дождаться девушку на безопасном расстоянии. И теперь понимаю опасения Парето, потому как это тело может вызвать неконтролируемые порывы со стороны противоположного пола в считаные секунды.
– Привет. – За спиной раздаётся знакомый тонкий голос.
Обернувшись, попадаю в плен серебристого взгляда, который утягивает за собой. Передо мной прекрасная девушка: длинные светлые волосы собраны в смешной пучок, весело торчащий на макушке; пухлые губы приоткрыты, словно с них сейчас сорвётся нечто важное для меня; огромные серые глаза и тонкие пальцы, сжимающие полотенце, в которое замотана Тася. Одновременная знакомая и неизвестная для меня, распарывает пронизывающим взглядом, а затем добивает прикушенной губой и пушистыми ресницами, подрагивающими от каждого вздоха.
– Привет. – Голос хрипит в пересохшем горле. – Я попал в аварию. Опоздал в аэропорт.
– Авария? – На миг её дыхание перехватывает, и сквозь едва слышный всхлип просачивается тревога. – Ты не пострадал?
– Нет. Всё в порядке. Переживал только за тебя. Не мог дозвониться.
– Я… – Тася теряется, натягивая полотенце выше. – Я всё исправлю… – схватив телефон, быстро водит по экрану. – Всё. – Что означает, теперь она доступна для меня, как пять лет назад, когда имел возможность набрать знакомый номер в любое время и услышать её голос. – Я сейчас.
Скрывается за дверью ванной и появляется через несколько минут в джинсах и футболке. Светлые локоны раскинулись по плечам, делая её ещё более воздушной и нежной. Перекладывает вещи, не поднимая головы, а я молча жду, когда же серебристый взгляд вновь будет обращён на меня. Но тянутся минуты, а Тася не произносит ни слова.
– Тась? – негромко зову её, а дождавшись реакции, произношу: – Это я, Гриша.
– Я знаю…
– Тогда в чём дело? Не спрашиваю, по какой причине ты отказывалась разговаривать со мной долгих пять лет, но сейчас я здесь, перед тобой.
Взгляд предательски мечется, останавливаясь на чём угодно, только не на мне. Приближаюсь и поднимаю пальцами её подбородок, чтобы утонуть в бесконечной тревоге и сомнениях. То, что я вижу, не поддаётся объяснениям, потому что Тася не желает открываться и сейчас бесконечна далека для меня. Нет больше того восторженного взгляда, который сопровождал меня долгие годы, сейчас на меня смотрит запуганный зверёк, не способный никому доверять.
– Я не обижу. Ты ведь знаешь. Чего боишься?
– Тебя, – шепчет. – Того, каким ты стал.
– И каким?
– Очень взрослым. Когда я была маленькой, мне казалось, что мы друзья, но с годами пришло осознание, что человек, который старше на двадцать лет, другом быть не может.
– По этой причине прервала наше общение?
– И по этой тоже, – избавляется от моего прикосновения, отдаляясь вглубь комнаты и разбирая вещи. – А ещё ты женился. Не хотела, чтобы у тебя были проблемы.
– Ты проблемой никогда не была, – переубеждаю её, словно могу вернуть потерянные пять лет, который провёл без задорной девочки, освещавшей мою мрачную жизнь одним лишь своим щебетанием. – К тому же мой брак продлился недолго.
– Почему? – выпрямляется, сосредоточенно ожидает ответа, который я и сам до конца не сформулировал за два года.
– Иногда бывает так, что люди изначально не подходят друг другу, но соединяются, чтобы доказать обратное в первую очередь себе. У нас не получилось. Ей не хватило мудрости, мне терпения. Да и особенности моей деятельности примет не каждая женщина.
– Мама ведь приняла, – пожимает плечиками, не поднимая головы.
– А что ты знаешь о том, чем занимался Островский? – интересуюсь, потому как Тася вряд ли посвящена в неблаговидные нюансы прошлого Парето.
– Всё, – отвечает уверенно, вскидывая взгляд и убеждая в своей осведомлённости.
Неужели Парето открылся ей, поведав грязные и самые мерзкие истории, в которых под раздачу пошёл не один человек? Просто пешки, которых Островский одним щелчком смахивал с доски, не уделяя внимания искалеченным судьбам, оставшимся после каждого хода.
– Тась, скорее всего…
– Гриша, всё. – Голос наполняется стальными нотками, вмиг напоминая Парето и показывая, кто её растил последние пятнадцать лет. – Самое отвратительное и поганое. То, о чём даже одно упоминание вызывает тошноту. Мне известно даже то, что он не рассказал маме.
– Зачем? – Этот вопрос необходимо адресовать Островскому, который вылил на девочку всё дерьмо, которое сожрал за долгое время ведения дел.
– Я просила. В тот момент это нужно было нам обоим. Ему необходимо было избавиться от тяжкого груза, ядовитого и уничтожающего, а мне понять, что в жизни есть куда большие потери, чем пьедестал и медаль на шее. Меня это спасло, папу, думаю, тоже.
– Хочешь сказать, если кого-то притащат с дыркой в теле, беспомощного и жалкого, ты не задумываясь будешь обрабатывать раны, слушать хрипы и помогать ходить в туалет?
Словно по щелчку, передо мной картинка трёхлетней давности, когда меня, еле живого и пускающего слюни, притащили домой и скинули на пороге, как куль. Но Мила лишь позвонила в скорую, чем подкинула множество проблем, и не прикоснулась ко мне до самого приезда врачей. Лишь через неделю, когда я стал адекватно воспринимать реальность, явилась в больницу под видом сочувствующей жены. В тот самый момент я поставил точку. Больше её не видел.
– Если этот кто-то мне небезразличен – да. – Ответ Таси настолько уверенный, что на секунду подвергаю сомнению тот факт, что ей девятнадцать лет. – Если ты о ситуации, когда мама выхаживала отца после огнестрельного ранения, то знай, я бы поступила так же.
– Ты слишком самоуверенна. Рассказы и реальность – штука разная. Иногда картинка настолько тошнотворна, что даже врачи отворачиваются. А ты ранимая маленькая девочка, – улыбаюсь, чтобы скрасить наш разговор. Не с этого нужно было начинать, не об этом беседовать, не это вспоминать.
Но Тася выпрямляется, откидывает вещи на кровать и уверенно приближается, не отводя взгляда.
– Я давно не маленькая, Гриш. Та смешная белокурая девочка, которую ты катал на шее, в прошлом. От неё ничего не осталось, кроме цвета глаз. Сейчас перед тобой человек, который вполне самостоятелен, наделён значительными способностями и готов строить свою жизнь так, как он того желает. Знаю, папа приказал за мной приглядывать, но давай договоримся: я делаю то, что считаю нужным, и ты с советами не лезешь. Только так я приму твоё нахождение рядом, только так у нас обоих не будет проблем.
Тася чеканит каждое слово, уверенно вскинув подбородок и расправив плечи, чтобы я не смог усомниться в правдивости каждого. Она больше не та, кто подчиняется чужому вздоху, беспрекословно исполняя указы. И сейчас мои представления последних пяти лет надломились и осыпаются мелкими осколками, потому что от Таси, запечатлённой во мне, ничего не осталось. И это плохо. В первую очередь для меня. Потому что после её слов передо мной больше не ребёнок – женщина, знающая себе цену.
Вот так просто: один монолог – и меня выкрутило в другую сторону. Иллюзии прошлого развеяны в тот момент, когда в голосе девочки Таси проскользнули стальные нотки, остудившие меня. И если я решил, что будет просто, то ошибся. Нихера не будет!
– Я тебя услышал. Информацию к сведению принял. Просьба не блокировать меня и отвечать на звонки. Договорились? – Протягиваю ладонь, чтобы скрепить договор.
Тася делает ответный жест, и тонкие пальцы тонут в моей руке. Неожиданно всхлипывает, и сквозь слетающую, словно шелуха, уверенность пробивается испуганный зверёк, сосредоточенный на простом касании. Замирает, не одёргивая руку и сжимая ладошку, а я не смею тревожить, жду, пока она сама решит, что достаточно. Несколько секунд – и Тася, спохватившись, разрывает контакт, чтобы вернуться к чемодану.
– Документы, – протягивает увесистую папку, которую я ждал. – Папа сказал, ты знаешь, что делать.
– Ты их смотрела?
– Зачем? – пожимает плечами, равнодушно занимаясь раскладыванием вещей. – В нашем доме есть правило: если папа сказал «передать», значит, никаких иных действий не требуется. Ему не нужно уточнять, что смотреть нельзя, это и так понятно.
– Люди очень любопытны, – усмехаюсь, вспоминая, что терпение и Тася в детстве были несовместимы. – Особенно женщины.
– Я умею придерживаться правил, если иное не оговорено. Несмотря на то, что я женщина. Просто помни об этом.
Запомню. Однозначно. Тем более после того, как Тася незаметно для меня самого отчитала, словно мальчика. Папаша постарался на славу… Если у кого-то и были сомнения, что она не родная дочь Парето, то после пары таких замечаний и они рассеются.
– Твои дальнейшие планы?
– Завтра в десять встреча с Воропаевой, директором спортивной школы. Моё резюме она уже изучила, сделала выводы и пригласила, чтобы познакомиться лично. Если по итогам завтрашнего собеседования меня примут, значит, въеду в городскую квартиру отца и официально стану тренером. – Прикрывает глаза, делает глубокий вдох, и я замечаю, как трясутся руки Таси, которая, очевидно, очень переживает перед завтрашним собеседованием. Для неё это бесконечно важно, о чём говорят нервозность и тот страх, что проскальзывает в глазах. – В общем, всё зависит от завтрашней встречи.
– Я отвезу, – не жду ответа, в этом случае принимая лучшее решение. Она не знает города и привычек людей, проживающих здесь. – Можем взять вещи, если всё пройдёт гладко, поедем сразу по адресу.
Тася не спорит, молча соглашаясь, и сейчас явно просматривается то, о чём сказала ранее – правила. Понимает, что я буду маячить рядом по приказу Парето, поэтому воспринимать в штыки каждое моё слово не станет. Беседа не клеится, и я, схватив документы, собираюсь покинуть спальню, провожаемый внимательным взглядом девушки.
– Останешься здесь на ночь?
– Да. Займу коттедж на одну ночь. Кстати, – задерживаюсь в дверях, – тот самый, где всё началось у Лены с Островским. Могу провести экскурсию. Если тебе интересно, конечно.
– Интересно. Но я лучше с Викой, – мнётся, опустив глаза в пол. – К тому же я обещала спуститься и поболтать с ней, рассказать новости и вручить подарки.
– Посиделки только для девочек. Понятно.
Меня технично отшили, выбросив из компании и запретив приближаться. Тася вроде и рвётся ко мне, но в то же время сторонится, соблюдая только ей понятную дистанцию. Странные эмоциональные качели. Словно она пока не определилась с манерой поведения в отношении меня, прощупывая и наблюдая реакцию.
– До завтра? – шепчет, всё же одаривая меня взглядом исподлобья.
– До завтра.
Покидаю комнату, а меня рвёт на части и тянет обратно, словно я недоговорил, недопонял, недосмотрел нечто важное и решающее. Только сейчас понимаю, что меня потряхивает, а по спине стекают капельки пота. И такого рода реакция мне несвойственна, особенно касательно женского пола. Но Тася – иное: нечто родное, тёплое, тянущееся мягким шлейфом из прошлого и укутывающее душу. И одновременно незнакомое, далёкое и пугающее, потому как то, что я сейчас чувствую, испытывать не должен.
Глава 4
Тася
– Доброе утро, – приветствую Гришу издалека, чтобы, подойдя ближе, не попасть в плен тёмного взгляда, от которого у меня подкашиваются ноги.
– Доброе.
Забирает из рук чемодан, а при случайном касании моё сердце подскакивает к горлу, перехватывая дыхание. Я упорно настраивала себя на встречу с тем, кто жил в моих мыслях последние пять лет, не позволяя забыться и переключить внимание на кого-либо другого. Воспоминания – мой личный ад, в котором я сгорала каждый день в надежде когда-нибудь оказаться рядом с ним.
Вчера, открыв дверь ванной, едва не потеряла сознание, когда увидела высокую фигуру в свете солнечных бликов, пробивающихся сквозь окно. Идеален. Он стал ещё лучше, заматерел, покрылся налётом брутальности и жёсткости, которую я наблюдаю в отце. Упрощённая версия Парето на шестнадцать лет младше.
Тёмные волосы, которые, кажется, раньше были светлее; острый взгляд, приправленный сеточкой морщин в уголках; идеальная фигура, облачённая в классическую рубашку стального оттенка под цвет моих глазах. Тот Гриша, который запомнился мне, был мягче. Или же в четырнадцать лет мы всё воспринимаем иначе?
Молча сажусь на заднее сиденье, словно он мой водитель и лишь ожидает приказа от хозяйки, но он и так в курсе маршрута. Это я здесь новая, не своя, приехавшая в надежде начать иную жизнь, упиваясь прошлым, не принадлежащим мне. Он часть этого прошлого, в котором мне было хорошо, светло, мягко, будто в объятиях мамы. Странное сравнение, но именно так я могу охарактеризовать те рваные моменты, всплывающие в памяти и приносящие умиротворение.
А пока наблюдаю за Гришей, переключающим правой рукой передачи и сжимающим ручку так, что костяшки белеют. Он нервничает. Вот только по причине того, что придётся возиться со мной, или же он, как я, напряжён и озадачен? Скорее, второе. Я лишь маленький нюанс, неспособный вывести его из равновесия. Временная трудность, ставшая обузой по приказу Парето. Надежды маленькой Таси рушатся, словно карточный домик, рассыпаясь бесшумно у ног, когда за время пути Гриша смотрит куда угодно, только не на меня.
– Приехали.
Прилипаю к стеклу, изучая огромный комплекс, окружённый значительной территорией. Серое небо прибавляет унылости этому и без того волнительному дню. Через десять минут решится моя судьба, и, возможно, уже вечером мне придётся покинуть этот город, страну и Григория Ярова, который сейчас сосредоточен на мне. Ждёт, когда я выйду из машины и перестану быть его проблемой, убравшись обратно под крыло отца.
Тёплые отношения, связывавшие нас продолжительное время, были подобны нити, которая в определённый момент натянулась, вызывая болезненные позывы, и разорвалась, сделав нас ненужными друг другу. Возможно, стоило сохранить эту связь, чтобы сейчас не испытывать неловкость в присутствии друг друга. Но иного выхода не было. Я хотела, чтобы Гриша почувствовал разницу через много лет и увидел во мне не ребёнка, но женщину. Мне хватило силы воли не набирать знакомый до боли номер, упиваясь образами, выжженными на сердце. Зря. Потому что по мне гуляет пустой и холодный взгляд, которым удостаивают лишь тех, кто не способен потревожить душу.
– Подождёшь?
– Да. Сколько потребуется. Удачи, Тась. – Такое мягкое, шелестящее произношение моего имени заставляет вздрогнуть и мысленно простонать.
Всё, как много лет назад, когда он всегда произносил: «Привет, моя Тасенька». В такие моменты сердце ухало куда-то в желудок, а на глаза наворачивались слёзы. Сейчас реакция аналогична, и, чтобы Гриша не заметил, открываю дверь и выхожу из машины, мгновенно вдыхая морозный воздух и принимая порцию отрезвляющей свежести.
