скачать книгу бесплатно
Малкиэль взял еще одну запасную свечу и встал рядом с Аароном. Тот начал читать заранее заготовленный текст:
Владыка миров!
Ты основал землю, раскинул небеса, словно шатер,
Ты сотворил всех существ во славу Свою,
Верхние и нижние служат Тебе,
Малый и великий равны пред Тобой.
Даруй нам из обители святости Твоей
Свет, и мудрость, и силу, и всякое благословение…
Огонь свечи, которую держал Малкиэль, начал трепетать – вероятно, от голоса Аарона, который старался произносить каждое слово громко и отчетливо. Первые капли расплавленного воска стали стекать вниз, попадая на пальцы. Малкиэлю пришлось на несколько секунд опустить свечу. Он достал из кармана носовой платок и обернул вокруг руки. Когда свет пламени снова упал на бумагу с текстом, голос Аарона зазвучал еще выразительнее, чем прежде:
О, Причина всех причин,
Царь царей и Господь господ!
Укрой и защити нас от всякого зла,
Укрепи силы наши устоять перед всяким искушением,
И да не одолеет нас никакой враг.
И пусть трепещут демоны перед грозным и святым Именем Твоим,
И пусть склонятся перед тем, кто произносит его.
Ниспошли нам в помощь святых и чистых ангелов Своих,
Дабы оберегали и защищали они сей круг,
В коем пребываем мы, с каждой стороны…
Малкиэль закрыл глаза и всеми чувствами попытался прислушаться к тому, что происходит рядом. Нет ли поблизости каких-то ангелов или иных существ, которые слышат эту молитву? Быть может, демоны, притаившиеся в темных уголках пещеры, уже начали трепетать перед грозным именем? Конечно, он понимал, что присутствие ангелов или демонов едва ли проявится настолько буквально, и все-таки надеялся ощутить что-то необычное. Он не запомнил последние строки молитвы и то, как завершилось ее прочтение. Спустя несколько секунд, а может быть и минут, он очнулся от того, что Аарон слегка хлопнул его по плечу. Всем нужно было встать с разных сторон – каждому возле одной из горящих в песке свечей – и по очереди произнести короткие призывы, записанные на отдельных листочках.
У восточного края круга все это время пребывал Ицхак, который концентрировался на чаше с водой, и теперь оставался там же. Аарон встал на юге, а Эйтан – на севере. Малкиэлю, только что вышедшему из легкого транса, оставалось отойти к западной границе круга и постараться сделать то же, что делали остальные. Первым свою часть прочел Аарон. Было очевидно, что этот короткий текст он хорошо запомнил и мог бы произнести его, не глядя ни в какие записки.
Приглашаю тебя, ангел Михаэль,
великий князь и заступник народа Израиля,
приди и охраняй этот круг с южной границы!
Вслед за ним нечто похожее произнес Ицхак, в призыве которого содержалось имя Уриэля. Титул и характеристика каждого ангела отличались, как и сторона горизонта, которую его просили охранять, но суть самого воззвания была идентична для всех четырех направлений. Когда Эйтан закончил приглашать ангела Гавриэля, оставалась лишь западная сторона.
Приглашаю тебя, ангел Рефаэль,
помощник нуждающихся, целитель больных,
приди и охраняй этот круг с западной границы!
Произнося эти слова, Малкиэль воспринимал собственный голос, словно звучащий откуда-то со стороны. Еще никогда он не слышал себя так, как сейчас, – будто это не он, а кто-то другой говорил вместо него. Этот «кто-то» вкладывал в слова много энергии, и тем не менее голос дрожал, как у испуганного ребенка. Пожалуй, даже более того: звучание было таким, как если бы в компьютерной программе на обычный голос наложили странные звуковые эффекты. Через короткое время Малкиэлю даже показалось, что дрожит не только голос – сама атмосфера в пещере будто была наполнена вибрациями. Захваченный этим новым переживанием, он почти не слышал Аарона, который, снова вернувшись в центр круга, стал обращаться к демону:
Заклинаем тебя, Азаэль,
Ты, кто был изгнан в мрачные горы,
Явись перед нами в мирном обличии,
Без всякого обмана и злого умысла…
В какой-то момент он сделал жест рукой Эйтану, показав на чашу. «Сейчас!» Тот подошел и ударил по ней лезвием ножа.
– Что-нибудь видишь?
Ицхак, стараясь не отрывать взгляд от чаши, медленно проговорил:
– Давно уже вижу, что вода как будто потемнела, но из нее ничего не приходит.
И снова заклинания, и снова удар ножом по металлу. Звонкий, раскатистый звук, разлетающийся по всей пещере: словно музыкант выводит главную ноту из своего инструмента, по которой настраиваются остальные участники ансамбля. В этот момент в восприятии Малкиэля что-то изменилось, он стал замечать легкие танцующие тени где-то у стен за пределами круга.
– Вижу какое-то существо, – внезапно воскликнул Ицхак. Его взгляд был по-прежнему прикован к чаше с водой.
– Говори… ну, говори же, как выглядит.
– Что-то не пойму… Он мрачный, то ли руки, то ли крылья по бокам…
Аарон не стал дожидаться полного описания и, видимо, решив подтолкнуть это существо к более полному проявлению, продолжил заклинать:
Явись, явись, явись,
Раскройся пред нами в своем истинном облике!
Именем Всемогущего Господа, Адонай Элохим,
Повелеваю тебе проявиться!
По пещере пробежал легкий ветерок, и три из четырех свечей разом погасли. Ицхак вскрикнул и отпрянул от чаши назад. Он едва не упал на спину, когда Аарон сделал шаг в его сторону и поддержал его.
– Похоже, ему плохо, помогите.
Но никто не понял, к кому конкретно он обращался. Малкиэлю от всего происходящего тоже стало как-то нехорошо. В ногах ощущалась слабость, а во всем теле странная воздушность и невесомость. Он словно потерял точку опоры и больше не обладал привычным весом. Чтобы почувствовать под собой хоть что-нибудь твердое, он присел на песок. На него накатились грезы – ему почудилось, будто он висит в воздухе среди гор. Эти горы сильно напоминали те холмы и возвышенности, по которым он совсем недавно гулял в окрестностях ешивы, но они были темными и зловещими, а на деревьях, словно обуглившихся после сильного пожара, не осталось ни листочка.
Издалека по воздуху приплыла фигура, напоминавшая ангела, но его кисти рук, выраставшие прямо из крыльев, оканчивались длинными когтями. Лицо его исказилось в хищной ухмылке. Губы стали двигаться, и откуда-то изнутри тела возник голос, напоминающий громкий шепот:
– Ты думаешь, я тебе все расскажу? Сначала прими то, что я несу!
Малкиэль не знал, что сказать. Вроде бы он ни о чем и не успел попросить, не задал ни единого вопроса. Что он должен принять? И что ему вслед за этим расскажут?
И однако же он вновь услышал голос, словно не принадлежащий ему самому, а звучащий откуда-то со стороны, который смело и уверенно ответил темному ангелу:
– Я должен узнать, где эта вещь находится! Покажи мне ее!
Малкиэль сам себя не узнавал. Неужели это он просит «показать вещь»? Но о какой вещи идет речь?
В этот момент он открыл глаза. Вокруг была все та же пещера, только теперь без света свечей она выглядела мрачнее. Даже с расстояния в пару метров было трудно разглядеть, что происходит, и все же он был уверен, что голоса раздаются очень близко. Буквально в следующую же секунду стало ясно, что, по меньшей мере, один из них принадлежит Эйтану:
– Ты покажешь мне, где это находится? – нетерпеливо спросил он.
Ицхак, оперевшись на руку Аарона, поднимался с земли.
– Он ушел, он не ответит, – слабым голосом пробормотал он.
– А вот и ответит!
Аарон достал из сумки наручные часы и посмотрел на стрелки.
– Скоро шаббат! Нам уже некогда продолжать. Ого, да сколько ж времени мы тут торчали!…
Он стал поспешно собирать сумку, выхватив у Эйтана нож и выплеснув воду из чаши в песок.
– Ладно, пойдем! – Эйтан не стал сопротивляться. Казалось, ему доставляло удовольствие обращаться к какому-то невидимому существу, которое то ли откликнулось на призывания, то ли нет. И все же он движением ноги бросил песок на оставшуюся горевшую свечу, чтобы затушить ее, и вместе с остальными пошел к выходу.
Уже через несколько секунд все четверо вдохнули свежий воздух. Деревья цветут в это время года, и тонкие ароматы раскрывающихся бутонов впервые показались Малкиэлю такими чудесными после спертой атмосферы подземелья, смешанной с дымом от свечей.
– Надо было изгнание провести, как положено. Мы слишком поспешили, – каким-то жалобным тоном заговорил Ицхак. Он словно еще не оправился после того, как едва не потерял сознание посреди ритуала.
– Да и свечи нужно было забрать, зачем оставлять-то их? – добавил Эйтан.
Они уже отошли на пару сотен метров от пещеры, которая скрылась за возвышенностью.
– Вы правы, но мы и так сильно задержались. Не понимаю, что у нас отняло столько времени. Вы видите, где сейчас солнце?
Солнце и в самом деле уже приближалось к горизонту. Примерно через полчаса должен был наступить шаббат, в это время в ешиве начнутся молитвы, и отсутствие каждого сразу станет заметным.
– Придется вернуться на исходе шаббата и забрать свечи. Лучше будет, если никто не узнает, что мы здесь делали. И помните: если начнут спрашивать, где мы были, никто ничего не знает.
«За слово – монета, за молчание – две!» Все, включая Малкиэля, гордо повторили девиз их маленького тайного общества. Обратная дорога до ешивы показалась короткой, и вот уже через несколько минут из-за деревьев появились знакомые здания за железной оградой.
Малкиэль лишь успел подняться вместе с Эйтаном в их комнату. Он хотел обсудить произошедшее в пещере, но не представлял, с чего начать. А между тем времени ни на что не хватало: надо было срочно переодеться и идти в бейт-мидраш. Шаббат в ешиве встречали все вместе, с песнями, а иногда и с танцами, после чего, вслед за вечерней молитвой, всех ожидало застолье. Ничего из этого не хотелось пропускать, да и не подобало с первых дней отрываться от общего коллектива товарищей. Если рава Бронаверта не будет, Омер, оставленный за главного, наверняка потом расскажет ему, как вел себя каждый.
Малкиэль надел белую чистую рубашку, вышел из комнаты и поспешил в главное здание ешивы.
Часть вторая
«Соприкоснувшись с магией, я подумал, что в ней неизбежно присутствует нечто театральное. Это лишь способ манипулировать чувствами и вниманием людей. Но иногда, надевая маски, актеры снимают с себя другие маски, под которыми привыкли прятаться в жизни. Тогда начинаешь видеть истинные лица тех, кого считал друзьями».
– из личных записей Малкиэля Гринфельда
Глава 1. Шаббат
В том, чтобы встречать шаббат в такой дали от цивилизации, когда на километры от тебя тянутся леса и холмы, и во всем этом пространстве почти не видно признаков человеческого присутствия, есть что-то романтическое. Ты словно становишься факелом, освещающим сгущающиеся сумерки – островком божественной святости посреди океана дикой природы. Именно таким ощущал себя Малкиэль, когда молился в этот вечер вместе со своими товарищами по ешиве. Наверняка он был не единственным, кто испытывал нечто подобное. После нескольких псалмов, которые традиционно читают перед наступлением шаббата, они стали петь «Леха Доди». Их молодые, звонкие голоса раздавались в зале, вылетали из окон, поднимались к небесам.
Окружающий мир оживал. Звуки этих песен, прославляющих Бога за его доброту, сливались с порывами ветра, который разносил их по округе. И вот, казалось, уже сами деревья своими листьями шелестят друг другу те же слова, а птицы выкрикивают их в вечернем воздухе. Природа отзывалась на порыв человеческой души и тихим оркестром аккомпанировала ему, а человек с удивлением открывал для себя, что она вовсе не дикая и не мрачная, но сама полна света незримого, пропитана божественной благодатью, щедро разлитой рукой Создателя по бескрайним просторам мироздания.
Завершив молитву, ребята перешли в столовую, где для них уже была приготовлена трапеза. Омер, которого назначили за главного, следил, чтобы на столах стояла вся необходимая посуда. Впрочем, посуды на этот раз много не требовалось: чтобы восемь человек, оставшихся в ешиве, могли сидеть рядом и общаться, в центре были сдвинуты вместе два самых больших стола, а остальное пространство расчищено. Кухней заведовал Самир – он был арабом и жил в соседней деревне, приходя в ешиву с утра на работу, а вечером возвращаясь домой. В шаббат, поскольку огромная часть привычных действий по законам Торы евреям запрещена, на Самира возлагались особые задачи: он включал и гасил свет, занимался плитой, разрезал упаковки, мыл тарелки, чистил столы и убирал мусор.
Все еще чувствуя себя не совсем привычно в компании малознакомых людей, Малкиэль подошел к Ицхаку:
– Может, познакомишь меня с остальными, кто остается в ешиве?
– Я бы с радостью, – начал тот, – но я как-то неважно себя чувствую. После нашего дела у меня голова болит.
– Что конкретно с тобой произошло? Я видел, как ты упал на песок.
– Давай в другой раз об этом поговорим, – без особого энтузиазма ответил Ицхак.
Пока рядом находились другие люди, он старался натягивать на лицо улыбку и желал всем «хорошей субботы», но вид у него был бледноватый и слегка страдальческий. Впрочем, Малкиэлю не пришлось долго оставаться одному – на помощь к нему пришел Эйтан:
– Можем за столом вместе сесть, если ты не против.
Это было очень кстати. Прочитав кидуш над бокалом с виноградным соком, который в ешиве предпочитали пить вместо вина, и произнеся благословение с двумя хлебами, все стали накладывать еду себе в тарелки. Буквально через пару минут кто-то стал разговаривать, другие подхватили, и в компании из восьми человек началось оживленное общение. Атмосфера была непринужденной, и каждый говорил, с кем хотел.
– Расскажешь мне про людей, которые с нами сидят? – спросил Малкиэль.
Эйтан слегка наклонился к нему и стал негромко, чтобы не привлекать внимание тех, о ком шла речь, перечислять:
– Тот, что справа от остальных, – Моти Шейнберг. Он у нас, наверное, самый молодой. Пока не пришел к нам, был членом организации Арахим. Я его не особенно близко знаю. Но здесь, в ешиве, он учится неплохо. Пару раз я с ним садился за Гмару, но для меня он какой-то скользкий. Говорит то одно, то другое – не поймешь его. Мне надо, чтоб все конкретно было.
Человек, о котором они говорили, был поглощен дискуссией с другим парнем и совершенно не замечал направленных на себя взглядов. Овальное лицо с ямочками на щеках производило впечатление чего-то мягкого, однако в голосе его чувствовалась напористость. Несколько расстегнутых пуговиц выдавали невнимательность к одежде.
– А тот, с кем он разговаривает? – спросил Малкиэль у приятеля.
– Это Яаков-Цви Лифшиц. Мы его кратко зовем просто Цви. Ты к нему можешь обращаться, если что-то понадобится, он обычно отзывчив и любит всем помогать. Хотя я с ним мало общаюсь, он часто начинает болтать без умолку, так что не знаешь, как его остановить. Хочешь о нем больше узнать – лучше спроси у Ицика, они дружили еще в Хошене.
Цви был высоким и тонким, со светловатым оттенком волос. Практически забыв о еде, он целиком сосредоточился на том, чтобы отвечать Шейнбергу, тогда как тот успевал между своими бойкими репликами активно засовывать в рот ложку с салатом.
– А сам-то ты до этого где учился? – поинтересовался Малкиэль у Эйтана, коль скоро беседа коснулась других ешив.
– Да так, одно маленькое местечко, ничего особенного… Скажем так, бывают ешивы, где кроме Гмары есть и другие вещи. А так все как у всех.
Столь явное нежелание рассказывать о своем прошлом озадачило Малкиэля. Однако его сосед совершенно не почувствовал какой-либо неловкости от того, что предпочел скрыть подробности о себе. Он перевел взгляд на третьего парня, сидевшего левее, и продолжил говорить:
– Пинхаса ты уже видел, когда в комнате у Аарона сидели. У него родители раньше были далеки от религии, но потом отец вроде стал соблюдать. Ну и в итоге сын тоже последовал за ним. Во всяком случае, это то, что я знаю. А сам он довольно умный, но иногда просто совсем не догоняет, что ему говорят.
– Тебе, по-моему, вообще никто не нравится, – возразил Малкиэль, – один скользкий, другой болтает много, третий не догоняет…
– А что? – равнодушно отреагировал Эйтан, – я предпочитаю быть объективным. Лучше сразу знать слабые стороны.
– Может, что-нибудь хорошее лучше скажешь?
Тот постучал пальцами по столу, напрягая память:
– Ну, если хочешь хорошее, могу сказать, что Пинхас два раза обыграл меня в шахматы.
Сам Пинхас в этот момент обменивался фразами с Аароном, сидевшим напротив него с открытой книгой на столе. Даже на трапезе он не мог расстаться с учебой. Омер Мазури, расположившийся рядом, тоже иногда вставлял отдельные замечания.
– А про Омера что скажешь? – снова обратился Малкиэль к своему соседу, – он тоже тебе чем-то не угодил?
– Омер – сефард[13 - Сефарды – потомки испанских евреев, расселившихся на Ближнем Востоке и севере Африки, в основном, в арабских странах. Ашкеназы – потомки евреев из общин Германии и Восточной Европы.], – ответил Эйтан, – я вообще удивляюсь, что его взяли в ешиву.
– Так что, по-твоему, если сефард, то уже не может в ешиве ашкеназов учиться?
– Может, – решительно ответил Эйтан, – но с трудом. У нас тут, кроме него, почти нет сефардов. Вряд ли он в прошлом много учился. По-моему, его родители из Беэр-Шевы, отец держит там какую-то мастерскую. Вот и Омер в итоге больше по хозяйству помогает.
Малкиэлю захотелось самому познакомиться с этими новыми для себя людьми. Однако он не успел обратиться к ним, как кто-то предложил спеть «Радость и покой», и все затянули куплеты знакомой песни. После этого Самир подкатил металлическую тележку с порциями риса и жареной курицы. Некоторые из ребят встали из-за стола, чтобы взять тарелки или налить напитки. Ицхак, пожаловавшись на плохое самочувствие, покинул компанию и отправился к себе в комнату.
Затем к Малкиэлю подошел Омер:
– Ты нормально устроился? Тебе всего хватает? – спросил он.
