скачать книгу бесплатно
Против магов бунт бесполезен.
А король… Что король? Он ненавидит колдунов, значит, и он – с людьми. За людей.
Впрочем, я забегаю в своих записях далеко вперед. Тогда я об этом еще не думала, конечно.
Королевский дворец в Найреосе тоже не впечатлил: ни арок, ни башенок, ни иных изысков. Серая громоздкая цитадель, мрачная, как тюрьма. Внутри – промозглая сырость и та же вонь давно немытых придворных тел, конское дерьмо до самой парадной лестницы, крысиный помет по углам, клопы и блохи.
Комнаты, отведенные мне, мастер Рагар каким-то способом защищал не только от людей, но и от грызунов и насекомых. Сюда не допускался никто, кроме короля Роберт – слишком крупный кровопийца, так просто не изведешь.
Как-то перед сном я спросила наставника, как ему удается такая совершенная охрана.
– Нас же называют «снежными дьяволами», принц. Укройтесь одеялом, я покажу, – ответил он и, дождавшись, когда я укутаюсь одеялом до самого носа, вытянул руку. С ладони сорвался порыв ледяного ветра, мгновенно выстудивший комнату так, что зуб на зуб не попадал. Жуткий мороз так же быстро спал, но стало ясно, почему в спальне часто зажигали камин в мое отсутствие, хотя на дворе было лето.
– Здорово! – восхитилась я. – Я бы хотел обучиться такому умению.
– Вы же не вейриэн, ваше высочество, и никогда им не станете. И пока вы не маг. Даже если таковым станете, у вас будет другой путь.
Обидно слышать чистую правду, но я недолго дулась: Рагар действительно стал мне и наставником, и отцом, и матерью, и другом. Благодаря его охране и обучению, да еще матушкиному волшебству, меня не раскусили в первые же дни.
Рядом с покоями оборудовали комнату для мытья брезгливого наследника, не желавшего посещать королевскую купальню. Никаких пажей и служанок в свите, упаси Боже. Ну и что, что не по статусу. Принц же дикарь пещерный, в логове рос, привык к суровой жизни воина, угу. И в договоре сказано: мне служат только вейриэны. Извольте соблюдать.
Жизнь при дворе оказалась кошмаром. Особенно доставалось от сестер.
Когда принцессы выходили с папенькой к народу на огромный дворцовый балкон, чернь млела и рыдала от умиления, глядючи на розовощеких ангелиц с золотыми кудряшками и глазами всех оттенков синего. Куколки в бело-розовых платьицах, лентах и кружевах, рюшечках и цветочках. Пена и сопли. Три пары погодок: Адель и Агнесс, Берта и Беатрис, Виола и Виолетта.
Я портила богоугодную картину угрюмой бледной рожей, злыми зелеными глазами и прямыми черными волосами. Уродина, что и говорить. «Прелестный ребенок» – это не ко мне. К шести старшим сестрам. Вот они, о да, были прелестны. «Гаденыш» – это ко мне. Любимое прозвище. «Дикарь», «урод» – это тоже ко мне. Сестрички в моем восхитительном детстве меня иначе и не называли, когда папенька не слышит.
Ненавидели они меня люто. Впрочем, при дворе никто меня не любил. Да и с чего бы вдруг? Придворные подобострастно кланялись, а за спиной шептались про «ублюдка».
Ко мне тысячекратно вернулись пакости и насмешки, куда худшие, чем я позволила с Диго. Теперь на собственной шкуре узнала, каково это. Как и он, я молча сносила словесные шпильки, научилась у Рагара делать бесстрастную ледяную физиономию и повторяла в уме спряжения глаголов сложного языка северян и древние тексты айров.
Разбилась ваза, порвалось кружево, запачкалось платье – принц виноват, хотя меня и рядом не стояло. Я вытряхивала камни из сапог, колючки от роз или что похуже из карманов, расплетала завязанную узлом сбрую моей лошади – фантазия шести ангелочков была неистощима.
От этих покушений Рагар меня принципиально не защищал: разбирайся сама. Главное, чтобы колючки были без яда, за этим он следил, но из карманов не убирал, гад.
Старшие сестры А., особенно лютовали. Можно понять: брат лишил их матери, а одну из них – завидного северного жениха. Адель и Агнесс никак не могли решить, которую из двух. Обе мечтали о короне императрицы Севера.
Разве что младшие близнецы В. отличались тихим нравом и кротостью, но они боялись старших и ни в чем им не перечили.
Своих фрейлин принцессы тоже изводили.
Однажды, гуляя в парке, я наткнулась на рыдавшую в кустах девочку лет тринадцати из свиты сестер.
– Твари! Все в мать! Такие же ведьмы! – шептала она между всхлипами, думая, что ее никто не слышит – я научилась у Рагара ходить бесшумно.
– Неправда, не в мать, а в отца. Королева никогда никого не унижала, – сказала я. – И ее дочери не ведьмы, нет у них такого дара. Обычные стервы.
Как она перепугалась, та девочка!
– Не бойтесь, я никому не скажу, – я протянула ей платок. Она взяла, рукава соскользнули, обнажив запястья, испещренные синяками от щипков и даже следами зубов. А на ее шее и в порванном вороте платья виднелись продолговатые багровые пятна.
– Кто? – спрашиваю, коснувшись ее запястья. – Адель и Агнесс?
Она кивнула, всхлипнув. И вдруг ее глаза расширились от ужаса, а за спиной раздался визг:
– Что вы сделали с Лилианой, братец? А-а-а! Папа! Смотрите, что он с ней сделал!
Нас окружили принцессы с фрейлинами, выволокли полуобморочную Лилиану из кустов. Ко мне прикоснуться никто не посмел, я сама вышла на дорожку. Где-то позади маячил мастер Рагар, как обычно, не вмешиваясь в «дела лордов», а к нам уже приближался король со свитой подхалимов.
Роберт долгим взглядом прошелся по моему окаменевшему лицу, раскрасневшимся личикам принцесс, особенно старших, осмотрел пятна на шее Лилианы и, взяв ее руку, вынул из кулачка мокрый платок, глянул на мои вензеля и сунул за пояс.
– Объяснись, принц Лэйрин! – скучающим тоном приказал он.
Я сверкнула глазами, процедив:
– Щипаться – не мой боевой стиль. И я с девчонками не дерусь.
Какой-то оруженосец в его свите сдавленно хихикнул, а король, протянув ладонь, ожег мою щеку осторожным прикосновением пальцев. Я вытерпела, сцепив зубы.
– Чистый горный лед, – криво улыбнулся монарх. – Запомни, принц, женщины могут быть куда более опасными врагами. Гадюк надо давить.
– Если у гадюки вырвать зубы, она станет неопасна.
– Иные гадюки – сплошной зуб, – с этими словами король резко дернул рукав платья девочки, оборвав его, бедняжка вскрикнула, и все увидели ее руку, расцвеченную синяками от фиолетово-черного к желтому. – Напомни свое имя, фрейлина.
Девочка оказалась дочерью барона фьерр Холь, круглой сиротой.
– Мне не хотелось отправлять тебя в монастырь до замужества, – поморщился король, – но, вижу, даже там тебе будет лучше, чем здесь.
В глазах несчастной появилась такая обреченность, что я не выдержала:
– Ваше величество, могу ли я просить вас о милости?
Роберт удивленно воззрился на меня: впервые за месяц этой адской жизни при дворе я о чем-то его просила.
– Слушаю, Лэйрин.
– Прошу вас назначить Лилиану фьерр Холь фрейлиной ее величества, если, конечно, она сама не против, – метнула я на нее взгляд. Мало ли, ведьмы испугается. – Королева Хелина больна, меня рядом нет, а в предгорье, где вы позволили ей поселиться, у нее совсем малочисленная свита, недостаточная для ее положения.
Король гневно раздул ноздри.
– А я соглашусь принять вашего оруженосца, хотя он мне совсем ни к чему, – деловито предложила я сделку, поняв, что откажет. Пажа мне король упорно подсовывал с первого дня, но до сих пор я отбивалась.
– Какие жертвы! – оценил он. – Хорошо, пусть будет так, если Лилиана согласна служить горной ведьме.
– Согласна, ваше величество, – прошептала девочка.
Умненькая – поняла, что лучше одна ведьма, чем шесть.
Присланный королем паж продержался до вечера. На прогулке его конь отчего-то вдруг понес, и мальчик сломал ногу, бедолага. Я потом его навещала, и мы почти подружились, по крайней мере, мне тогда казалось, что зла он не держал и был даже рад, что божьим промыслом избавлен от услужения «повелителю снежных дьяволов». Слышал бы Рагар о таком потрясающем титуле, каким меня наградили слуги.
В тот же день я написала матушке письмо, и наставник отослал его вместе со своим ежедневным отчетом, а Лилиану решили отправить, не дожидаясь окончания срока моего заточения во дворце. Я видела, какими глазами смотрели на уезжавшую фрейлину младшие сестры В. – они ей завидовали.
Бог с ними, с этими глупыми принцессами. Это вполне сносные неприятности. Нестерпимым было другое – сам благородный наш король.
Взять хотя бы одну из его любимых издевок.
Наставник поднимал меня рано, едва всходило солнце, и гнал на разминку. Во дворце еще все отсыпались после еженощного королевского разгула, но Роберт, если никуда не уезжал, всегда приходил понаблюдать и испортить нам с утра настроение, во сколько бы ни закончились его ночные похождения.
Как мастер Рагар ни скрипел зубами, выгнать государя не мог, и я вынуждена была приветствовать короля по заведенному ритуалу: опускаться перед ним на одно колено и прикладываться к руке.
– Да здравствует ваше величество.
Я касалась губами перстня на его пальце, но ни разу не успевала вовремя отдернуться – ладонь Роберта стремительно разворачивалась, и он, ухватив меня за подбородок, проводил большим пальцем по моим губам. Словно раскаленный прут прикладывал. Хотелось сплюнуть, но во рту все пересыхало от жара, гадливости и злости.
– Доброе утро, ваше высочество, – довольно скалился король. Его забавляла и моя ярость, и еле сдерживаемый гнев мастера Рагара, на миг терявшего лицо.
Надо ли говорить, что после этого я свирепела как берсерк, рубилась с утроенной силой тренировочным мечом и метала дротики в мишень с повышенной точностью, представляя, что убиваю – вот так тебе, так, и еще раз сдохни! – рыжую сволочь, навязанную мне в отцы?
Государь развлекался так лишь вне чужих глаз, назло не столько мне, сколько Рагару, которого терпеть не мог – мол, и что ты сделаешь со мной, вейриэн? – но я уже знала, кого король одаривал таким жестом. Только своих фаворитов.
Он не любил женщин. Вот почему Роберт Сильный так упорно не хотел думать о разводе и новой женитьбе ради наследника. Его вполне устраивала даже ведьма в супругах, но только в изгнании, подальше от супружеских обязанностей.
Поначалу король отдалил фаворитов, чтобы не сразу меня пугать – боялся, наверное, что сбегу по дороге. Но во дворце снова их приблизил, и за ужином, переходившим к ночи в непотребный разгул, всегда сажал кого-нибудь из юношей у своих ног. Детей Роберт удалял из зала не сразу, и я перестала есть и пить за общим столом. Сидела, не поднимая глаз, крутила в руках, чтобы чем-то их занять, нож или двузубую вилку, но ни крошки не поднесла ко рту.
Роберт бесился страшно, отлично поняв мое презрение, но сделать ничего не мог, равно как и я ничего не могла тогда, и мы молча посылали друг друга к демонам. Я голодала, глотая слюни, он сцеживал яд и развлекался.
Королевские любимчики быстро поняли, что мои ужасные «дьяволы», от которых все шарахались, защищают только мое тело, но не душу. Держались они нагло и развязно, заставляя трепетать всех, кроме короля, и ненавидели меня не меньше, чем принцессы. А ведь я тогда еще ничем не могла им помешать: ни их разбоям в королевстве, ни воровству в казне, ни жадности к королевским подачкам в виде золота, поместий и титулов. Даже на дуэль не могла вызвать за оскорбления.
Впрочем, когда один из фаворитов зашел слишком далеко, король поставил на место всех остальных.
Случилось это через месяц после моего приезда в Найреос, на пиру после очередной охоты – их, как и турниры, Роберт обожал. В тот вечер за столом у ног короля сидел его тогдашний любимец, которого он выделял из всех – такой же рыжеволосый, но зеленоглазый, разряженный в шелка, с золотыми кольцами и браслетами на руках, тяжелой цепью на груди, какую не каждый герцог мог себе позволить. Прозвище у него было Рыжик. Силой и буйством он мало уступал покровителю. Видела я, как он с мечом управляется на поединках – подраться фаворит любил и задирал всех.
В одной руке король держал кубок, второй ерошил шевелюру фаворита и, отпив из кубка, запрокидывал его голову и целовал в губы.
– За наследника! – провозглашен был очередной тост.
– За наследников! – гаркнул Рыжик, двумя пальцами поднимая свой кубок. – Ты ведь всех, кто ни попросится, берешь в сыновья, мой король, даже приблуд. Усынови и меня, я тоже хочу поносить после тебя корону.
Вот тут я не выдержала. В тот же миг кубок вылетел из его руки и покатился по каменному полу, вино выплеснулось. У меня осталась только двузубая вилка, и я, как ни в чем не бывало, бороздила ею соус в тарелке. Скорость, ловкость и меткость, угу. А на таком расстоянии промахнуться грешно.
Рыжик поднял с пола серебряный нож, выбивший сосуд с вином, оторопело покрутил в руках и вытаращился на меня. Ну да, трудно не узнать малую корону кронпринца, выгравированную на черенке.
Пирующие замолкли разом. Государь и не взглянул в мою сторону, поставил свой кубок на стол, не пригубив, ласково улыбнулся, погладил Рыжика по щеке.
– Усыновить? Почему бы и нет? С радостью, драгоценный мой друг, с радостью.
Запустив пальцы в его волосы, Роберт запрокинул ему лицо, глядя с нежностью в лукавые глаза любимца, а правой рукой выхватил короткий меч и рубанул по открытой шее. Удар был почти без замаха, но нечеловечески мощный. Тело упало, а голову король продолжал держать в руке, и нежное выражение его серых глаз не изменилось.
– Но только посмертно, – с печалью сказал он. Бросив меч на стол, взял кубок, выпил и поцеловал отрубленную голову в губы, перепачкавшись еще стекавшей кровью. Обвел зал похолодевшим взглядом. – Кого еще усыновить?
Присутствующие затаили дыхание и потупились в полном безмолвии. Уронив мертвую голову, глухо стукнувшую о пол, король устремил взор на полуобморочных принцесс.
– Запомните: все блудливые языки, оскорбляющие короля, кронпринца и корону, буду вырывать вместе с головой.
Тогда я не оценила его жертвы. Тогда я еще ничего не знала о любви и не видела, как плакал Роберт, когда хоронил своего любимца.
Король после того пира видеть меня не мог, так и сказал. Но, когда я с радостью предложила отправить меня к матушке, скрипнул зубами и сам отправился куда-то с отрядом стражи, никого не взяв с собой из обычной своры.
Тогда и случилось первое покушение на меня.
Произошло оно в День благодарственных молитв, случавшийся раз в седьмицу. Такое уж чувство юмора у заговорщиков.
Официальная религия Гардарунта, пришедшая в эти земли с запада, была чужда мне и непонятна, хотя я выучила основные догматы веры в Безымянного бога, отразившегося однажды в мировых водах и наказавшего древних айров за неверие. Он, как утверждали верующие, убил и развеял айров, чтобы освободить землю для нового посева и создать существующий мир. Вот за это деяние его и благодарили люди в тот особый день.
Поклоняться богу-убийце казалось мне странным. Но, как кронпринц, обязана была. Да и мне ли привыкать к лицемерию, если каждый день моей жизни обречен был на сплошное притворство? Следом за королем я посещала молельни, благочестиво осеняла перед трапезой лоб священной водой, а в дворцовом парке под бдительными взглядами придворных делала вид, что читаю жития чудотворцев, в которых сразу заподозрила магов, притворявшихся людьми, как моя матушка. В нашем-то мире гордиться чудесами… Если таков критерий, то и Хелина – не ведьма, а святая.
Помню, когда я первый раз вместе с вейриэнами заявилась в главный храм Безымянного бога, скандал получился изрядный. Все прихожане повалили вон, не дожидаясь окончания службы, а пузатого кардинала чуть удар не хватил. А как же, ни молитва, ни кропление святой водой не подействовали на наглых «дьяволов». Авторитет церкви пострадал, догматы пошатнулись и все такое.
С тех пор мне позволено было совершать молебен отдельно, в крохотной часовне посреди заброшенной рощи, чтобы никто не видел, как туда входит «нечисть».
Эта часовенка и без того не пользовалась доброй славой: поставлена она была в память о жертвах давнего страшного пожара, на пустыре вогкуг нее никто не селился, и он буйно зарос молодыми вязами и ракитой с чертополохом. После того, как мы с белыми вейриэнами облюбовали эту часовню, она прослыла в народе как Черная. Неисповедимы пути человеческих ассоциаций.
Напали на нас при выходе, человек двадцать. Богобоязненные это были люди, право же: дали нам очиститься от грехов перед смертью. Даже не профессиональные наемники – сущий разбойный сброд. Оружие плохонькое, рожи пропитые, рваные кольчуги и кожаные куртки вместо лат.
Через несколько минут от них остались кровавые ошметки и перстень на память, снятый кем-то из вейриэнов с пальца главаря.
Знакомое колечко, на одном из фаворитов раньше красовалось – лучшем, кроме самого короля, друге Рыжика. Беленький такой был красавчик по прозвищу Светлячок, цвет рыцарства папенькиного королевства. Барон Анир фьерр Гирт, холеностью, надменностью и белокуростью напоминавший мне лорда Наэриля, но, в отличие от горца, не слишком умен, хотя тоже отменный боец.
О бойне у часовни Роберту донесли сразу, как он вернулся, или даже гонца послали, потому что заявился он во дворец в тот же вечер.
Солнце уже зашло, мы с Рагаром сидели при свечах в моих покоях, играли в новую игру, купленную наставником у заморского купца: доска в клеточку и фигуры, вырезанные из кости. Куда лучше деревянных солдатиков. На том же столике валялся трофейный перстень.
Король ворвался к нам, не скинув дорожный пыльный плащ и не сменив сапог в ошметках грязи. Хорошо, не на коне въехал, а мог бы. Его огненные волосы слиплись от пота и потемнели, лицо в красных пятнах, искажено гневом, глаза багровые. Остановился в дверях – большой, страшный. И пьяный вдребезги, судя по густому винному запаху – видно, Рыжика поминал.
– Ты цел, Лэйрин? – прохрипел. – Не ранен?
– Цел, ваше величество, – мы встали при его появлении, поклонились.
– Кто напал? – косой взгляд на Рагара.
– Наемники, как обычно в таких случаях, – ответил вейриэн.
– Кто нанял, выяснил?
– Не имею таких полномочий, сир.
– Отныне они у тебя есть. Ты отвечаешь за безопасность кронпринца не только перед горной ведьмой, но и передо мной. Допрашивай всех, кого понадобится, невзирая на титулы. Нужно золото – дам, нужен палач – будет. Я должен знать, кто их нанял. И кто еще может нанять.
