скачать книгу бесплатно
Надо сказать, при первом знакомстве Генка не произвёл на меня ровным счётом никакого впечатления. Щуплый, невысокого роста, застенчивый, в безумных очках-линзах. И в первый месяц учёбы, когда по закону формирования любого коллектива происходит разделение на группы по интересам, нас прибило к разным группам. Роль сыграло и то, что я был местный, а он – общаговский, кемеровчанин.
Но однажды, в начале октября, мы совершенно случайно пересеклись в городе и разговорились. Он рассказал мне про Горную Шорию, про Шерегеш летом, когда нет толп горнолыжников, облепляющих склоны днём и заполняющих битком кафешки внизу, вечером. Я тоже поведал ему про пару своих подвигов типа «пешком с одной ночёвкой по левому берегу Томи до слияния с Обью». Уже в ближайшие выходные мы предприняли вылазку на Синий Утёс с ночёвкой в палатке на высоком яру над вяло текущей рекой. И, что называется, понеслось. За пять лет на карте азиатской части России осталось не так много мест, где не ступала наша нога.
Месяц по озёрной Хакасии, по одному-два дня на каждое озеро. Солёное, пресное. Пресное, солёное… Финиш на Столбах в Красноярске, где Генка не рискнул, а я всё-таки забрался на Перья. Или по берегу Байкала от Култука до Селенги. Денег тогда нарочно взяли только на дорогу, так что я потом долго не мог смотреть на грибы в любом виде. Или Обь-Енисейский канал. Песня! Строившийся ещё в царские времена, но так и не законченный, совершенно не судоходный, с армадами комаров «с палец величиной», с вкуснейшей рыбой, был пройден за две недели двумя смертельно уставшими, но счастливыми идиотами…
После защиты диплома я остался в Томске, а Чернов укатил в Н-ск. Он ещё на четвёртом курсе выезжал пару раз в здешний научный центр на студенческие конференции. Его заметили, взяли в аспирантуру. Я тоже поступил в аспирантуру на своём физфаке. Тогда мне казалось это правильным. Хотя интерес уже пропал… Примерно в то же время я познакомился с Ингой, молоденькой практиканткой-учительницей в школе, где я когда-то учился, и куда меня каким-то ветром занесло в тот день. Взаимная симпатия быстро переросла в любовь, и спустя три месяца Инга стала Морозовой.
Поэтому вчера утром, увидев Генку в холле на регистрации, я искренне обрадовался. Он почти не изменился. Если не считать лысины, которая во времена студенчества уже начала проявляться, но с возмущеньем отрицалась под личиной «очень высокого лба». В облике теперешнего Генки присутствовали также модные очки-щёлочки и дорогой костюм. На пленарном мы сели рядом, и болтали, пока не объявили его доклад. Чернов вышел к трибуне и начал выступление. И я с белой завистью осознал, как он вырос. Выступать с приглашённым докладом на пленарном заседании международной конференции (за моей спиной щебетали китайцы, а чуть в отдалении грыз карандаш рыжий профессор-немец) – это тебе не хухры-мухры. Да и тематика, как я понял из доклада, была самая передовая. Молодец, Генка!
Закончив выступать и ответив на вопросы, два из которых были на английском и французском (ответы, соответственно, тоже!), он опять подсел ко мне, и мы договорились продолжить встречу у него дома завтра вечером.
– Сегодня я не могу, – с огорчением сказал Генка. – Важная встреча. – Он театрально вздохнул. – Но с возлияниями. Освобожусь поздно. А уж завтра мы с тобой…
– Не сопьёшься, Ген? – поинтересовался я.
– Ни в жисть, – засмеялся он. – Приходите, познакомишь с женой.
– А ты не женился?
Генка вздохнул и с серьёзным видом выдал каламбур поручика Ржевского:
– Мне не досуг.
3
Инга заявилась в шестом часу. Счастливая. С новой сумочкой.
– Ну как? – Два шага ко мне, разворот, два шага назад, улыбка до ушей. – Представляешь, на распродажу попала. Всего три рубля. У нас я такую за десять видела.
Представив себе столь грандиозное событие в жизни любой женщины, и выразив обречённое одобрение фразой «тебе очень идёт», я велел ей собираться, так как Чернов ждал нас в шесть. Инга скрылась в ванной, но уже через минуту (!) – удовлетворённая женщина способна творить чудеса – вышла в полной боевой раскраске.
По дороге мы зашли в магазин и по настоянию Инги («он холостяк, верно? тогда не спорь») купили курицу, колбасу, хлеб, какие-то салаты, а также бутылку коньяка («и лимончик возьми под коньяк») и бутылку водки («теперь ты не спорь, или хочешь, чтоб побежали на ночь глядя?»). Опоздав всего на десять минут, мы зашли в подъезд Генкиного дома.
Поприветствовав меня рукопожатием, Генка переключил внимание на Ингу. Галантно представился:
– Геннадий Чернов.
– Инга Морозова, – в тон ему ответила жена. – Где у вас кухня?
– Прошу за мной.
Я прошёл в комнату. Присвистнул.
Небольшая однокомнатная квартира в стандартной многоэтажке выглядела очень даже ничего. Мягких тонов обои на стенах, неплохой ламинат на полу, двухуровневый потолок с круглым зеркалом в центре и модными лампочками-розетками по окружности. Шкаф-купе во всю противоположную от окна стену. Кровать-трансформер, кресло, компьютерный стол, гибкий TV-экран с диагональю эдак метра полтора. Мои подозрения о финансовом благополучии друга окрепли. Лаконично. Функционально. Холостяцкая нора. Нора-люкс, точнее сказать.
Из кухни появился обескураженный Генка.
– Меня выгнали.
– Правильно сделали. – Я крикнул жене: – Инга, мы пока по чуть-чуть.
Из кухни донеслось:
– Ага. Я лимончик режу.
Генка просиял:
– Золотая у тебя жена, Серёга.
Я вздохнул:
– Жениться тебе надо, барин.
…Через полчаса прозрачного стекла сервировочный столик стараниями Инги приобрёл вполне приятный глазу вид. Сидеть на кухне Генка наотрез отказался, и мы расположились в комнате. Он на правах хозяина занял кресло, а нам досталась его кровать.
Коньяк волшебным образом перекочевал в рюмки, и Чернов произнёс тост, оригинальней и остроумней которого человечество ещё не придумало:
– За встречу.
…Тара из-под неплохого дагестанского коньяка пылилась под столом, остатки водки – на столе. Чернов вальяжно развалился в кресле. Инга притомилась, и лежала, свернувшись калачиком, на кровати головой у меня на коленях. После пары рейдов на балкон курили в комнате. Салатница из-под корейского хе безропотно приняла участь пепельницы.
Все страницы совместной молодости были перелистаны, и повисла неловкая пауза. Я вдруг вспомнил про вчерашнее происшествие.
– Ген, с нами вчера такое приключилось… – И рассказал, как вечерняя прогулка по городу, знакомство с достопримечательностями, закончилась в лесопарке на мокрой траве с привидением.
Генка не смеялся, даже не улыбнулся, несмотря на то, что я бравировал, вставлял шуточки. Одним словом, пытался показать, что мы-де не лыком шиты, что нас привидениями не запугаешь.
– Занятно, – произнёс Чернов, когда я закончил.
– Занятно? Это всё, что ты можешь сказать?
– Ну-у… Ты хочешь, чтобы я расхохотался? Или запричитал «ой, вы, бедненькие»?
Я смутился.
– Нет, но…
– Знаешь, сколько я таких рассказов слышал? Мы же занимаемся этой тематикой.
– Так-так. С этого места подробней.
– Ты сначала налей, потом требуй.
Я посмотрел на Ингу. Она покачала головой. Мы же с Генкой выпили, закусили.
Чернов прожевал, откинулся на спинку кресла, закинул ногу за ногу и скрестил руки на животе.
– Начну издалека. Ещё до меня, лет семь… нет, восемь назад, научный центр выиграл грант по линии МЧС.
Я удивлённо поднял брови:
– Грант МЧС?
– Не удивляйся. Тут как раз началась эта эпидемия, как мы её называем. Буйство полтергейста в массовых масштабах. Ни с того ни с сего горит одежда. Мебель и посуда начинают летать. Ночью по квартире бродит кто-то. Люди видят умерших и прочее-прочее. Посыпались звонки. А куда люди звонят? Правильно, в полицию: «у меня кто-то по квартире шастает», или пожарным, в МЧС то бишь: «хотела сесть на табуретку, а она как вспыхнет». В скорую почти не звонили. – Генка улыбнулся. – «Ко мне вчера муж приходил, он помер уж три месяца, как». Хватало у людей ума, понимали, какой диагноз будет. Но тоже, знаешь, случалось. Когда количество звонков достигло критической массы, чеэсники зашевелились. Напрягли Москву, нашли деньги. Надо ж как-то бороться. А чтобы бороться, надо сперва понять, что это такое. А тут под боком неслабый научный центр. В общем, конкурс был формальным. Забегая вперёд, скажу, что денежки мы отработали с лихвой. Вот ты говорил, что волосы шевелились, когда на траве валялся?
Я кивнул.
– Это называется высоковольтный пси-акцептор. В народе – ловушка. Но вернёмся назад. С чего начинается любое научное исследование? Со сбора данных по проблеме. Трудности возникли сразу. Научная литература, включая периодику, как само собой разумеющееся, в нашей ситуации отпадала по определению. Полтергейст, как известно, официальной наукой отрицается. Ну, или, по крайней мере, признаётся как нечто недоказанное. Пошли другим путём. Обратились к уфологам, к их вменяемому меньшинству. Они занимаются не только тарелочками, как я думал, но и барабашками, привидениями и прочей нечистью. Ребята, как оказалось, накопили много информации. Всё собирали, отсеивали явные фальшивки (девяносто шесть из ста), пытались анализировать (безуспешно) и складывали в архив. Вот этим архивом мы, с их любезного согласия, и воспользовались.
Много интересного узнали. Например, всплеск активности полтергейста наблюдается вблизи мест массовой гибели людей. И проявляет он себя, в большинстве случаев, негативно по отношению к человеку. Не в смысле физической агрессии, а по-другому. Работает вербально, давит на психику, сводит с ума, подталкивает к суициду. Или другой пример. Полтергейст невозможно увидеть прямым зрением.
– То есть?
– То есть боковым зрением – пожалуйста. Промелькнёт что-то – ты вроде и не видишь, а мозг фиксирует. Фототехника берёт, и цифра и плёнка, особенно широкоаппертурные объективы. А человеческий глаз… Увидеть можно, видеть не дано.
– Природу разгадали?
– Погоди, не перебивай. – Генка сейчас был на трибуне и перебивать его действительно не стоило. – Вторая часть исследования – методика эксперимента. Каким инструментарием, скажи на милость, познавать непознаваемое? Нет, скажем мягче – непознанное? Как аборигену Центральной Африки измерить радиоактивность изотопа урана? Счётчика Гейгера априори нет. Есть абориген, одна штука, шоколадный и в перьях. Есть куча земли, вынутая из рудника, она же ураносодержащая руда. Мы с тобой знаем, что куча сильно «фонит». Сумели втолковать аборигену, что она испускает невидимые смертельные лучи. И ставим ему задачу: измерь-ка, братец, нам эти лучи. В чём измерять? В чём хочешь: в кокосах-бананах, в лунных циклах, в сезонах дождей… Мы столкнулись с такой же проблемой.
– Не утрируй.
– Ничуть. Призракометров и упыриографов у нас не было. Счётчиками-датчиками, осциллографами с вольтметрами мерить нечисть?
Я пожал плечами. Мой друг продолжал сверлить меня взглядом. Я сдался:
– Правда, не знаю. Попробовать можно.
– Поздравляю, коллега. На безрыбье сам знаешь что. Так и сделали. Гамма-лучи в попугаях стали мерить. И знаешь, как ни странно, получилось! Взять к примеру этот ВВ пси-акцептор. Случайно ведь получилось…
Я снова прервал его:
– Что за «пси»-то?
Чернов вдруг замолчал, словно споткнувшись о что-то. Затем опустил глаза и тихо спросил:
– Серёга, у тебя какой допуск?
– ДСП, а что?
Он замялся и извиняющимся тоном объяснил:
– Я подписывал… Гриф, понимаешь?
– Та-ак… – я откинулся на кровати.
Лектора, особенно любящего свою работу, трудно заставить прервать лекцию. Генка нашёл выход.
– Я тебе в общих словах, без деталей. Ладно?
– Валяй.
– Четыре вида взаимодействия: электромагнитное, гравитационное, сильное и слабое, – Генка загнул четыре пальца. – Так?
– Допустим.
– ?!
– Да так, так. Не тяни.
– Четыре. Было известно. Сейчас пять.
Он жадно смотрел на меня, ожидая эффекта. До меня доходило медленнее, чем до жирафа. Мой друг плюнул.
– Гравитационное отдыхает: такие траектории фиксировали, мама не горюй. Сильное и слабое тоже не работают: любой материальный объект прошивается, не замечая. С электромагнитным были сомнения, но разобрались: не то. Хотя именно на сильных полях работает «ловушка».
– Ловушка? – в душе я улыбался. Ох, не выдержит душа поэта, выложит Генка всё, что знает. Но нет…
– Понимаешь, она не ловушка никакая. Именно акцептор, приёмник. Но в народе прижилось – и ладно. Пси-энергию, как бы это сказать… – Чернов постучал пальцами по столу. – …она притягивает, интересует, манит. Не надолго, к сожаленью.
– Не изолирует? – я вспомнил спасателя Юрия.
– Какая, к чёрту, изоляция?! – возмущённо прыснул Генка. – Время локализации от минут до суток.
– Манит, интересует… Как это всё по-людски, Гена. Подходим к главному?
Мой друг вздохнул.
– Я тебя понял, Сергей. Я – физик, как и ты. Души нет. По крайней мере, её существование не доказано.
– ?!!
– Пси-энергия, как я уже сказал, всего лишь пятый вид взаимодействия.
– Да-а, Чернов. Ты мне напоминаешь Колумба, открывшего Америку, но так и оставшегося в неведении о сим факте до конца своих дней.
– Повторяю. Души нет. Есть новый вид энергии, который, по предварительным данным, – Генка поднял указательный палец, – связан с человеком. Точнее, со смертью человека.
– А как же клиническая смерть, яркий свет, туннель, вся жизнь, как на киноплёнке?
– Бред. – Чернов рассмеялся. – Я конечно не специалист, но беседовал с одним очень уважаемым нейрохирургом. Сергей, посмотри на солнце пару секунд и закрой глаза. Вот тебе туннель. Органы зрения, как, впрочем, и других чувств, кроме осязания, расположены близко к мозгу. Поэтому при клинической смерти, когда сердце уже не бьётся, мы видим, слышим, даже вкус чувствуем той пластмаски, что нам в рот пихают для искусственной вентиляции лёгких. А роговица, хрусталик отмирать начинают по периферии, отсюда и яркий свет в центре. А вся жизнь как на плёнке… Знаешь, тот нейрохирург за рюмкой чая мне признался, что чем больше мы узнаём о мозге, тем больше мы его не знаем. Так-то вот.
Я молчал, не зная, что сказать. Мой друг продолжал:
– Смерть есть ноль на выходе. Безжизненное тело, как ни печально. Другое дело массовая смерть. Вот тут и появляется пси-аномалия, – Чернов грустно ухмыльнулся. – Знаешь, в МЧС придумали, как идентифицировать пси-всплески. Даже базу завели на умерших людей. Гоняются с нашими ловушками за душами неупокоенных…
Я вдруг понял, что слушаю друга вполуха. Что на языке давно вертится вопрос. Что-то очень важное, связанное со мной и с Ингой, со вчерашним ночным происшествием. И с теми откровениями, что я услышал от Чернова.
Вспомнил:
