скачать книгу бесплатно
…Однажды, когда Елена в очередной раз ехала с загородной дачи после уже ставших необходимыми утех с Егорычевым, у нее вырвалось:
– Смотри, сколько домов стоит недостроенных! Ну почему одним все, а другим ничего?
– Ты про что? – удивился Егорычев.
– Одним даже лень достраивать, а другие живут друг у друга на голове! – воскликнула Елена про зияющие окнами новорусские кирпичные особняки вдоль дороги.
– Да не лень им достраивать… Просто кого-то пристрелили, кого-то посадили, кто-то разорился… Уж не до дома! – пояснил он. – А кто это живет друг у друга на голове?
– Ну, скажем, я, – сказала она и пожалела.
Очень не хотелось говорить об этом. Егорычев был для нее отдушиной, другая жизнь с другим ритмом, с другой интонацией. Встречаясь с ним, словно переключала программу телевизора, перейдя с издерганных новостей на бархатную интонацию французского фильма. Он иногда дарил ей парфюм и украшения, привезенные из других стран; но когда однажды деловито спросил: «Как у тебя с деньгами?» – жестко ответила: «Задавай эти вопросы проституткам, от которых ты устал. А мне не настолько плохо с тобой в постели, чтобы я брала за это деньги!»
Она любила подарки, но Егорычев был жутко состоятелен, и мысль о том, что вдруг ей нравится это, а не он сам, заставляла очень определенно очерчивать линию поведения. Кое-кто из недалеких подружек считал ее дурой набитой, но это не имело ни малейшего значения, поскольку Елена была личностно доразвитым экземпляром.
– Так что у тебя с жильем? – нахмурился он.
Елена коротко, но раздраженно поведала про Толика, Филиппа; про то, как Караванову была обещана квартира, как он ее продул.
– А чего раньше не сказала? – удивился Егорычев.
– Ты что? Жилищная комиссия? – спросила она уже совсем злобно.
– Слушай, Мальвина, думаешь, я твоего мужа не видел? Сразу после второй встречи с тобой вник в вопрос. И скажу тебе честно: лох – это судьба. Жена лоха – тем более… – усмехнулся он.
Елена выдернула ладонь из его руки.
– Извини, не хотел никого обидеть… – замялся он.
– Не уверена… – отвернулась к окну Елена.
Она сначала долго не могла привыкнуть к присутствию водителя в машине, а потом в одночасье вдруг стало все равно.
– Ты мне можешь пообещать одну вещь? – спросил он, притянув ее к себе и покусывая за ухо.
– Ну? – Обиду немного отпустило.
– Через неделю у Миронова день рождения. Твой должен подойти к нему и сказать: «Господин Миронов, в свое время у нас с вами была договоренность о квартире…» И все! Договорились? – Миронов был президентом компании, в которой работал Караванов, а Егорычев – совладельцем.
– Да он уже три раза ловил его на презентациях, Миронов говорил: «Хорошо, хорошо…» И забывал навсегда. А Караванов потом напивался в дым и выдавал сердечный приступ от унижения…
– Обещай мне, что заставишь его подойти. Дальше уже мои проблемы…
– Попробую, – отрезала Елена и спохватилась: – А как мы попадем на день рождения Миронова?
– Старым казацким способом… Твоему ненаглядному привезут приглашения.
И Елена вдруг поняла, что вопрос с квартирой решен. Но от этого стало не радостно, а муторно. Словно съела что-то нехорошее, а потом извалялась в грязи. И к тому же испугалась, что не знает, как себя вести теперь. То ли бесхитростно чмокнуть его в щеку, что делала, получая дежурный флакон духов или побрякушку. То ли промолчать… И, собираясь промолчать, неожиданно для себя проорала:
– В конце концов, вы просто возвращаете то, что у нас украли!
– Я, Лена, ничего не крал ни у тебя, ни у трех твоих мужей. Которые все вместе не пожелали заработать себе на угол, а предпочитали тянуть с бабы… А налоги я не платил так же, как и вы, – вдруг дернулся он. – Я же не виноват, что вы это время зарабатывали три копейки, а я – три миллиона. И не бумажки в кабинете перебирал, а ежедневно рисковал жизнью всей семьи. Ты думаешь, у меня просто так инфаркт был?
Стало еще муторней. Получалось, что после трех малахольных мужиков ей попался нормальный, и она мстит ему за их несостоятельность…
…А вскоре случился день рождения Миронова. И Караванов получил приглашения. Было не очень понятно, почему он, когда не пригласили его начальника. Но Караванов всегда был жутко невнимателен.
Елена сбилась с ног, покупая подарок. Знала, что в таких ситуациях имениннику вручается жутко дорогая бессмыслица. Объездила все художественные салоны и купила не ударяющую в грязь лицом картину. Пошла в парикмахерскую, приобрела расшитый блестками вечерний костюм.
День рождения проходил в понтовом местечке с фонтаном посередине. Доехали, поймав битые «Жигули», и охрана посмотрела на них с изумлением. Гости подплывали на «мерседесах», долго вынимались из них, сияя смокингами и голыми плечами. Потом торжественно несли и складывали в фонтан букеты, огромные и разряженные, как новогодние елки. Это были депутаты, министры, бизнесмены и звезды шоу-бизнеса. Со своей охапкой алых роз Елена чувствовала себя нищенкой на паперти. И, хотя знала половину присутствующих, потому что брала у них интервью, поняла, что они с Каравановым выглядят как дети из детского дома на кремлевской елке.
Возле фонтана стоял микрофон, и поздравляющие зачитывали адреса и стихи, исполняли песни под минусовку. Миронов, улыбаясь, пожал руки Елене и Караванову. И в глазах у него проскочило короткое, но уверенное знание о том, почему они оказались на этом приеме. Потом он занял место в центре стола, и к нему потоками потекли поздравители-просители. Только тут Елена поняла, что факт попадания на праздник и близость к телу Миронова – это, ох, какая крупная пайка; и половина присутствующих долго прогибалась, чтобы что-то ухватить с поздравления этого именинника, почти олигарха…
Это называлось «список рассылки». И ей было противно попасть в рассылку через постель. Но другой дороги туда у журналиста не было, разве что сидеть на кегебешном сливе информации или писать джинсу на конкретного хозяина.
Появился Егорычев с супругой. Она была моложава, улыбчива и ухожена. Такая среднеарифметическая жена богатого, отполированная массажистами и не тронутая руками мужа.
Елене даже показалось, что она рассматривает жену как соперницу, но, усмехнувшись, поняла, что ей все равно… да, ей приятно проводить время с Егорычевым, но она не влюблена в статного роскошного Егорычева. Она любит маленького растерянного полнеющего Караванова, который вместо того, чтобы знакомиться с нужными людьми, с идиотским выражением лица выковыривает креветки с огромного серебряного блюда, полного морских гадов.
Егорычев с супругой подошел, поцеловал Елене руку, представил ее жене как известную журналистку. Жена скользнула надменными глазами, поблескивающими от линз, и не выразила ни малейшего интереса. На Елене были «не те» шмотки; «не то», точнее, нулевое количество массажа, косметических процедур и часов в спортзале; «не те», хотя и привезенные Егорычевым, кольца… Елена была в ее понимании ровесницей без «знаковой» экипировки, а значит, неудачницей.
– Ну как тебе моя? – спросил Егорычев глазами.
– Суперкрасавица, – солгала Елена ответным взглядом.
И подумала про себя: «И чего эти несчастные бабенки так на ушах стоят, если их даже собственные мужья не трахают?»
На секунду представила, как все это облитое смокингами мужское население зала час трясется в машине, чтобы где-то на чужой загородной даче обцеловывать других женщин и шептать им на ухо другие слова… Это на секунду отвлекло ее от основной задачи. Но только на секунду.
– Как здорово, что нас сюда позвали, – мурлыкнула Елена, прислонившись к Караванову.
– Мне нравятся креветки. Никогда не ел таких крупных, – ответил он с набитым ртом.
– Сейчас отличный случай, чтоб подойти к Миронову и напомнить о квартире…
– Да ты что? Он мне ее пять лет тому назад обещал, – развел руками Караванов. – Меня небось сюда и позвали именно из-за того, что с квартирой кинули. Чувство вины… понимаешь…
– Мне кажется, что Миронов все помнит и именно поэтому мы здесь. Ты видел, как он пожал тебе руку? Ты должен подойти к нему…
– Не пойду я к нему. Сто раз уже ел эту кашу! – напрягся Караванов и потащил новую гроздь креветок с фуршетного стола.
– Да отложи ты эту дрянь! Ты сюда жрать, что ли, пришел? – чуть не запустила в него тарелкой Елена.
– Не только, – сделал ехидный жест Караванов. – Еще и выпить на халяву.
– Послушай, ситуация ложится нам под ноги, звезды выстроились в нашу пользу. Ты должен подойти! – жарко зашептала Елена, потому что за ними уже изумленно наблюдали официанты.
– Отстань! – зашипел Караванов. – Я пошел за виски, тебе что-нибудь принести?
– Принеси квартиру! – Она стояла в небанкетной позе «руки в боки».
– Непременно, сейчас пойду и налью… Вон из той бутылки, – улыбнулся Караванов и направился в сторону бара.
– Ты должен подойти к нему! Ты просто обязан! – бубнила Елена, шагая за ним. – Если тебе нисколько не стыдно передо мной, то пожалей Лиду! Ради тебя она мучается в одной комнате с этой старой сволочью! А ты сидишь целый день в офисе, а приходишь под вечер, и все перед тобой пляшут!
– В конце концов, ты можешь меня выгнать! – взмахнул руками Караванов, не поворачиваясь. – Я соберусь ровно за десять минут. В следующем браке тебе повезет больше.
– Ага, ты хочешь, чтобы мой следующий муж расхлебывал твою несостоятельность? Ну уж нет! Не выйдет! – Она забежала вперед и перегородила ему дорогу прямо перед барной стойкой.
– Дай я пройду к напиткам! – с интересом смотрел на нее Караванов, пытаясь понять, что у нее заготовлено на следующее блюдо.
– Ты знаешь, что я способна на все? – напомнила Елена, физиономия у нее пылала.
– Увы… – развел руками Караванов, продолжая игру в волка и зайца.
– Видишь микрофон? – На них смотрели, но Елене было уже все равно; это был последний и решительный бой.
– Вижу! – вежливо кивнул Караванов.
– Сейчас я подойду к нему, поздравлю Миронова, а потом сообщу, что ты козел и я с тобой развожусь! Веришь?
– Верю! – кивнул Караванов, прищурившись. – За тобой не заржавеет. Я совершенно не против… Мне кажется, это даже украсит тусовку. «Что за свадьба без битья, пьянка, да и все…» Правда, они не поймут, кто мы с тобой такие. Не тот уровень. Но зато будет весело…
– Это не все, что я скажу! – Елена набрала воздуха в легкие. – Это будет только пролог. В основной части я скажу, что разочарована в Миронове. Что он дешевый кидала, что договорился с тобой о работе под квартиру, работу получил, а квартиру зажал. Вот будет хохота…
– Ты этого не сделаешь! – побледнел Караванов.
– Я? Легко! А своему главному завтра скажу, что напилась в дым и ничего не помню. Он только посочувствует. Да и Миронова он не любит. – Елена достала из сумочки пудреницу и начала подкрашивать губы и поправлять волосы. – Как я выгляжу? Волосы ничего лежат? На, держи сумку. Не попрусь же я к микрофону с сумкой… Ну все, пойду повешу на него всех собак!
Караванов машинально взял сумку. Бросил на Елену сломленный ненавидящий взгляд, который, видимо, бросал на родителей в переходном возрасте, протянул сумку и хрипло сказал:
– Хорошо, я подойду к Миронову. Но ты об этом пожалеешь!
Отошел от нее, хлопнул стакан виски. Елена забилась в угол зала и, поглядывая оттуда, гипнотизировала его. Караванов сделал несколько кругов вокруг именитого стола, за которым, сменяя друг друга в очереди, сидели спортсмены, артисты, политики и даже один лама из Бурятии со всеми ламскими причиндалами – эдакое безумное чаепитие… Потом встряхнулся, как птица, собравшаяся взлететь, и рухнул на освободившийся стул.
«Только бы не сбежал, только бы не сбежал, только бы слова выдавил, господи, дай ему силы, Толик мразь, Лидочку жалко, что ж я, такая дура несчастная, мужиков одного к одному выбираю, подсел, улыбается, господи, что за улыбка, он же пьян в задницу, когда успел, ага, это стакан виски после креветок, хоть бы сожрал чего толковое перед этим, ну что за дурак, Миронов улыбается ему, коньяк наливает, только бы потом до машины его донести, встал, неужели уже, идет ко мне, улыбается, ой, неужели получится, ну, Егорычев, просто зайчик…» – галопом неслось у нее в голове.
– Пошли выпьем, – предложил Караванов многозначительно.
– Конечно, – проворковала она, не смея задавать вопросы.
Караванов взял себе еще стакан виски, ей «Бейлиса», пьяно улыбнулся и изрек:
– Собственно, мы с ним закрыли вопрос. Через неделю будет однокомнатная квартира.
– Караванов! Ты – гений! – бросилась она к нему на шею, стараясь звучать не слишком фальшиво.
– Я ненавижу слово «гений» в твоих устах! – поморщился он. – Просто Миронов оказался человеком, держащим слово и помнящим, что эту квартиру я заработал.
…Толик собирал вещи своей матери с большим неудовольствием. С одной стороны, радовался куску; с другой– уж больно лихо ему сунули в морду эту квартиру с выражением лица: «А теперь, чтобы твоих химических следов здесь не было!»
Он не знал, к чему прицепиться, собирал в материн скарб какой-то хлам, никогда ей не принадлежавший. А потом дико орал на Лиду про какой-то желтый телефон, полагая, что его снова надули и обобрали. Оказалось, что речь шла о сломанном коричневом телефоне, который Лида подарила Елене уже при Филиппе. Но Толик назначил телефон своим, как массу старых неработающих вещей, и долго орал, и в истерике даже пытался что-то швырнуть в сторону Лиды. Лида побледнела, но не посмела ответить ему.
Караванова не было дома. При нем Толик никогда не позволил бы себе такой мерзкой истерики. У Елены мелькнула странная мысль запустить в него чем-нибудь. Он может не сдержаться, и ударит ее, чего никогда не делал в браке. И тогда с холодным носом освидетельствовать побои и посадить его, потому что никаким другим способом нельзя рассчитаться с человеком, который столько лет обирает собственного ребенка, да еще и пытается выглядеть в этой роли обиженным. И никто, ни друзья, ни мать, ни общество его не осуждают…
А ведь когда-то был красавцем, состоящим из мышц и острот. Она любила его, гордилась его успехами, считала себя счастливо вышедшей замуж. И вот перед ней состарившийся чужой неухоженный мужик с белыми от ярости глазами, пытающийся отыграться на собственной дочери за то, что от него избавляются навсегда.
– Мама, давай уйдем, пока он тут будет… – сказала Лида, и было слышно, что ей и страшно, и стыдно, и противно видеть отца таким.
…Когда квартира освободилась от Толиковой матери и возможности возникновения Толика на пороге, Елена расцвела и запорхала. Караванов тоже словно стал выше ростом и крупнее жестом. Лида начала переделывать комнату под себя, но все равно долго не чувствовала себя в ней хозяйкой и старалась толкаться на кухне и в большой комнате.
Все эти годы с бабушкой под носом она словно топталась на месте. Неудачно училась, неудачно вышла замуж, неудачно развелась, горевала о коротком неудачном замужестве, делала вид, что собирается работать… На деле ничего не происходило, и Елена не мучила ее назиданиями, понимая, что девочка пытается прийти в себя после трех маминых браков.
Караванов любил Лиду, при том что совсем не занимался собственными детьми. Он называл это: «К сожалению, я воспитываю их только материально…» Правда, позиционировался возле Лиды не в роли отца, а в роли старшего брата, мгновенно бросающегося вместе с ней к обороне против Елены.
Его дочь все никак не могла устроить личную жизнь, а сын топил одиночество в алкоголе… Елену потрясало безразличие Караванова по отношению к собственным детям, пока она не поняла, что он их просто боится, как большинство мужиков, рано расставшихся с женами и не сумевших сохранить человеческие отношения.
– Вот теперь начинается нормальная жизнь, а то была подготовка, – сказала себе Елена с освобождением квартиры. – Наконец у меня есть все для счастья: любимая дочь, любимая работа, любимый муж и любимый дом.
– Чё ты там на бумаге пишешь, коханая моя? Неужели еще не разучилась писать ручкой? – спросила Катя.
– Список претензий к Караванову, – хмыкнула Елена.
– Поругались?
– Да нет, психолога вызвали.
– Чтобы морально помастурбировать?
– Да он после деловых игр как с цени сорвался. Впечатлительный оказался…
– И ты на это обращаешь внимание? – удивилась Катя. – Лен, у тебя надрыв – главное свойство организма. Облегчать надо эмоцию, облегчать и раскрашивать…
– Ага. Вот сейчас напишу и раскрашу…
Она писала список претензий. Ой, как это было странно. Открыла историю ежедневной переписки с Каравановым в программе «аська» и еще больше разозлилась на Карцеву. Переписка с Каравановым состояла из дурацких нежностей и кокетливостей. Она писала ему из дома на работу, что печет его любимый пирог с корицей, он отвечал милые колкости. Она зазывала его домой пораньше, а он ее к себе на работу.
Она думала: «Какие у меня претензии? Да, пожалуй, всего одна. Предательство с квартирой… но… какое большое, длинное, многослойное, многоэтапное… В нем и неспособность честно сказать: я обещал, но не смог. И сюси-пуси с Толиком. И деланье вида, что все в порядке. И упрекание меня в хамстве к свекрови после всего того, что я вынесла из-за него. А главное, эта способность мгновенно убедить себя, что это ему дали квартиру… столько лет не давали, а тут, бац, – и дали. Это претензия номер один.
Номер два – это то, что Караванов редко, но публично напивается. Конечно, его дело. Но если мы вместе, то вечер у меня отравлен брезгливостью.
Номер три. Он совершенно безынициативен. Как тряпичная кукла. Куда посадишь, там и сидит. Выделывается только по мелочам: капуста не так порезана в супе, шампуни и гели ты забыла в ванной после мытья поставить на нужные полочки, на кухонном столе все не так стоит… И час гундит по этому поводу».
Так делают ее родители, всегда считала гунденье признаком старости и мелочности. У Караванова это появилось внезапно, но по большому счету… Ей вообще не понятно, как можно жить и чувствовать так нудно, как Караванов. Она по натуре была легкая, праздничная: могла делать сразу десять дел, легко переключаться и держать уйму всего в зоне внимания. Когда Караванов шел с ней в магазин, это была взаимная пытка. Он спрашивал:
– Что нужно купить?
Она искренне отвечала: